Глава 8 Сладкая жизнь
Вчера в компании проводили тестирование сотрудников. Ремарка из заключения по психологическому портрету руководителя департамента внешнеэкономической деятельности. То есть меня.
« … присутствуют лидерские качества, которые проявляются скорее под давлением внешних обстоятельств и в целом не типичны для характера»
Во как. Лидер поневоле. Порисуешь кружочки, повыбираешь цвета и ответы на дурацкие вопросы и вот он, портрет личности.. Свой среди чужих. Чужой среди своих. Разве не универсальная формула одиночества? Да, хорошо, что меня раскусили так поздно и тесты начали проводить тогда, когда уже входишь в пятерку топ менеджеров и шеф смотрит на них как на развлекательное чтиво. А может, и не читает.
Мой кабинет, пусть и небольшой, но свой, примыкает стеной к храму Вознесения, в котором пару лет назад мы проводили мебельную выставку. Кампания выросла, около ста человек. Одних торговых представителей, которых по укоренившейся русской традиции зовут менеджерами более пятидесяти. Родина разбита на пять зон, от Улан-Уде до Брянска, в каждой из которых вахтовым методом работают, кочуя из города в город, по нескольку ребят. Торгуем турецким кондитером, шмотками, датскими консервами и прочим импортом. Оборот в полсотни миллионов долларов, почти пять сотен полноразмерных фур только с турецкого направления разгружаются на нашей базе, уже подумываем сделать гостиницу для водителей. Я езжу на работу на машине с водителем. С пластиковым самсонитовым дипломатом и здоровенным сотовым телефоном, больше похожим на устройство спутниковой связи. Таких в городе пока немного. У солидных бизнесменов и бандитов. Чтобы пользоваться им, необходимо иметь специальное разрешение от столичного МТС. Ну и считай, от ФСБ. Родина пока не готова фиксировать и контролировать диалоги всех своих сограждан. Удел избранных. Аппарат стоит примерно две тысячи долларов. Зато какой вызов общественности. Это тебе не Tissot или рейбановские очки. Статус виден сразу, как только ставишь его на стол в ресторане. А уж если делаешь звонок стоимостью три с половиной доллара в минуту, то буквально чувствуешь, как волна обожания с соседних столиков захлестывает тебя.
Два года назад в Стамбуле мистер Кин поставил вопрос ребром, узнав, что мы пытаемся найти альтернативные источники товара: «Вы здесь мои гости, работаете только со мной». На следующее утро мы съехали из его гостиницы.
Перебрались, устроились за пару кварталов в таком же отельчике и стараемся не светиться. Опасаемся мести и неприятностей со стороны закадычного друга. Исследуем рынок. Ведем подробнейшие записи. Фиксируем все: и сколько турецких лир потратили на туалет и такси, и объемы выпуска халвы на начинающем набирать силу турецком бренде Koska Helvacisi (которую мы, конечно, зовем Кошкой), и стоимость пары джинс в оптовом центре в Мертере*. Вечерами проводим совещания с заместителем шефа Димой. Он усилил нашу стамбульскую группировку. У него аналитический склад ума, вальяжные манеры барина в третьем поколении и желание много зарабатывать.
С Димой у нас пакт о ненападении. Я признаю его выдающиеся управленческие способности. И не стою у него на пути. Путь его – оставаться правой рукой шефа. В ответ он закрывает глаза на мой гуманитарный склад ума, отсутствие спекулятивного опыта и желания быть его правой рукой. Предоставляет свободу действий в организации ВЭД. Пакт был подписан, когда Дима, уловив опасность в моих близких отношениях с шефом, вызвал меня на прямой разговор. Еще бы. Ходим в гости, дружим семьями. С того момента, как жена представила меня моему будущему работодателю, у нас установились хорошие отношения. Видимо, разведка донесла. С шефом у Димы отношения еще со студенческой скамьи, он его ученик. И место свое терять не намерен. Принял меня за конкурента.
Мне малоинтересен карьерный рост. Всегда ощущал себя одиноким игроком. Никогда не любил командные виды спорта. Прав, прав был психолог в своих выводах. Расслабил я Диму. Убаюкал его бдительность. А через несколько лет ушел и увел с собой всю команду менеджеров. Пятьдесят пять человек. Весь цвет компании, сколотивший шефу состояние и сделавший ее первой в городе. Дима тоже покинул шефа несколько лет спустя. Уже теряя влияние и тихо ненавидя – шеф начал вводить в управление компанией собственного сына, а тот – своих друзей. Уходить надо вовремя.
Шеф сумел создать команду. Мы работали на результат самозабвенно. Не было чувства, что на «дядю».. Из этого времени я четко усвоил две мысли. Информация внутри компании на каждом уровне допуска должна циркулировать свободно. Все важные моменты и проблемы, пусть даже не касающиеся напрямую конкретного подразделения должны обсуждаться немедленно между руководителями. Каждый должен иметь право высказаться по проблеме или внести свой вклад в решение. Как только этот поток начинает застаиваться, замедляться, синергетический эффект уходит. Река начинает делиться на энное количество ручьев, проток, болотец, луж. Застой и постепенное умирание процесса. Ведь открытое обсуждение – это и элемент доверия между людьми, делающими одно дело. А может быть и между двумя людьми, создавшими семью это правило действует?
Вторая мысль сформировалась после десятков «черных» понедельников, вторников и остальных нехороших дней недели, коими так богата история каждой российской компании. Да и всего бизнеса в целом. На каждый черный понедельник есть свой чистый четверг. Никогда не нужно падать в обморок при поступлении первой негативной информации. И принимать скоропалительные решения. Завтрашний день принесет новые шансы и новые открытия. Да и информация может оказаться, после уточнений, не настолько плохой. Как минимум любая катастрофа дает новый шанс проявить себя.
Наша недавняя наработка – турецкие шоколадные батончики. Вкус у них так себе, скажу вам. Но цена. Цена хороша, ибо производят их в городке Адапазари. Что-то типа нашего Урюпинска. Значит низкая, нестамбульская себестоимость. Но даже не цена обеспечивает успех этой шоколадки на российском рынке, на небосводе которого еще только появляются братья Сникерс и Марс, эти Серп и Молот мирового капитала. Взмах серпом – и нет российской фабрики. Удар молотом - и нет кондитерского цеха. Без пощады и толерантности. Не покупайте Отечественное! Основной тренд девяностых. И мы в тренде.
«Йебак» и «Супер Йебак», наш самый скандальный импортируемый бренд в России середины девяностых. По моему, это переводилось с турецкого как «Ешь и смотри». Лучше подойдет «Смотри, что ешь» или «Не жри, что попало». Соевая масса с вкраплениями какао. Ничего, имеющего отношение к потенции батончики не содержат, но успехом пользуются необычайным. Клиенты спрашивают их у нас еще года три после того, как мы прекращаем этот эротический марафон, основанный на ассоциативном мышлении возбужденных масс.
Еще раз убеждаюсь, как филолог, насколько важно название бренда при выходе на новый рынок. Недавно прочитал, что китайцы собираются назвать свой новейший крейсер по имени популярного у них морского рачка. В произношении эти иероглифы будет звучать как «пи-пи-ся». В принципе, нам, русским, все равно, пока этот орган плавает где-то в Японском море сам по себе. А если он решит нанести нам международный визит или, паче чаяния, поучаствовать в совместных учениях? Представляете? «Пипися» вошел в нашу гавань. « Адмирал Макаров» с «Пиписей» провели совместные стрельбы…
Эти батончики вывели нас на новый уровень бизнеса. Протестировали рынок и вышли на крупнейшего производителя, компанию «Улькер». Несколько крупных фабрик, дистрибьюторская сеть по всей Турции, экспорт в большинство мусульманских стран. Говорят, что даже сам Эрдоган некогда имел отношение к дистрибуции улькеровских батончиков. Немудрено. Владельцы компании из бывших крымских татар, всегда поддерживали происламские партии, которые, меняя имена, по сути сохраняли идентичность: Партия Процветания, Партия Благоденствия.. Не знаю, к какому процветанию ведут эти ребята свой народ, но в настоящий момент, судя по отзывам знакомых бизнесменов, дела идут не блестяще. А все начиналось с малого. Пока там, в девяностых, начинают запрещать пить пиво на открытых площадках кафе и ресторанов. Ушлые турки наливают его в бумажные стаканчики для чая или колы. Женщины на рекламных плакатах надевают платки. Закрываются казино и игровые залы. Исчезают с улиц сутенеры. Третья по многочисленности сервисная группа после чистильщиков обуви и продавцов жареных каштанов. Ох и доставали!
- Слюшай друк, девишка, румынка, малдаванка хочишь? Пятнадсать доллар!
- Я член свой в гостинице оставил, - Дима вгоняет секспосредника в когнитивный диссонанс, оставляя стоять с открытым ртом посредине бурлящей и озабоченной вечерней улицы. Одобрительно хлопаю в ладоши. Ловко отшил.
У «Улькера» аж три мечети на территории фабрики. Во время молитвы рабочие отходят от машин, рассаживаются на коврики или подстилки и отдают Богу божье. Даже во время переговоров то один, то другой из руководства покидает переговорную комнату. Молитва. Понимаю. Уважаю.
Я быстро сошелся с этими людьми. Вторыми, третьими лицами в компании. Хожу обедать с ними в их фабричную столовую, отказавшись от традиционного ресторана. К чему терять время? Я неприхотлив. Да и понимаю, что это оценят. Наверное, это моя не слишком хорошая черта, но мне редко присущи порывы от чистого сердца. Всегда кто-то второй наблюдает со стороны. Анализирует. Иронизирует. Подсказывает, что принесет пользу, а что нет. Другое дело, что материальная польза стала со временем иметь для меня все меньшее значение. Но не тогда. Не в те времена.
Что-то рецензент молчит. Самое время ему выступить и прокомментировать. Молчит.
В один из визитов в Стамбул со мной отправляется настоятель Вознесенского храма отец Юстиниан. У них с шефом завязались отношения, шеф помогает.. Узнав, что мы часто бываем в Константинополе, батюшка попросил взять и его. Очень хочет посмотреть на Святую Софию, святыню для всех христиан. Во время поездки мы и подружились. Отец Юстиниан необыкновенный человек. Вдумчивый, ироничный. Властный. В темно-карих глазах светится пытливый ум. Обликом похож на грека. Через два года после нашего знакомства он будет крестить меня и моих детей. В реке. Сам войдя в воду, задрав рясу и лично, дланью, окуная нас с головой. Чтобы не осталось незащищенных мест. Ахиллесовой пяты или древесного листа, прилипшего к телу и погубившего Зигфрида. Когда общаюсь с такими людьми, живущими на грани двух миров, невольно испытываю чувство преклонения. Понимаю. Уважаю. Черный священник. Ни семьи, ни детей. А еще через полгода он уедет по приказу своего Верховного Главнокомандующего епископом в Приднестровье. Больше я о нем двадцать лет ничего не услышу.
- Отец Юстиниан, а в церкви есть люди неискренние?
- Остаться равнодушным в церкви невозможно. Такие люди долго здесь не выдерживают.
- Видел недавно батюшку. Стоит в водительских кожаных перчатках, а старушки ему «Ягуар» намывают. Как то по разному все служат.. Как может такой человек быть наставником и призывать к воздержанности и смирению?
- Когда ты приходишь к врачу, ты не спрашиваешь, какой он отец, муж или сын, хороший он или плохой человек... Ты приходишь за помощью, и если получаешь ее – врач хороший.
Потрясающий урок функционального мышления. Что важнее: Форма или содержание? Ты приходишь на концерт и слушаешь певца или гитариста. Приходишь в класс и внимаешь учителю. Садишься в салон самолета и доверяешь свою жизнь пилоту. Кто они? Насколько богат их духовный мир? Финансовые дела… Совершенно неважно. Нравится или нет. Усвоил или забыл. Взлетел и приземлился. Аплодисменты. Кстати, пилотам хлопают наиболее искренне и от души. И всегда.
По жизни я парень душевный. Шефу кто-то из нужных людей порекомендовал родственника, молодого человека. Хорошее образование, знание английского. Провожу собеседование. Одна проблема. Нет левой руки. Протез. Шеф хочет устроить его ко мне в отдел. Смотрю ему в глаза и говорю:
- Нет. Руки принципиально важны.
Знаю, сколько мы таскаем сумок и чемоданов с образцами по гостиницам и аэропортам.
Шеф секунду размышляет, глядя на меня, будто видит впервые. Он в душе тоже мягкий и чувствительный.
- Согласен.
Люблю свою Компанию. «Ничего личного» всегда в цене. Но я помню этот эпизод всю жизнь.
А в Стамбуле своя веселая жизнь. Живем уже в пятизвездочных отелях. Ренессанс, Хайятт.. С утра приезжает водитель. Нашли постоянного перевозчика под наши объемы. Ни одного свободного вечера. Рестораны, рестораны. Как они достали! Катаемся по ночному Стамбулу. То по шесть-семь человек в машине, так, что водитель вынужден наполовину вылезти из окна, потому, что кто-то сидит у него на коленях. То пьяные за рулем, открывая люк и стреляя из пистолета в воздух. Пьем на спор раки – турецкую анисовую водку. Кто больше выпьет и не упадет. Причем мы то с Димой пьем pure, не разбавляя. Как крутые ковбои виски без содовой. А турки кидают по два-три кубика льда, отчего раки мутнеет и превращается в полное дерьмо. Но и градус падает. Дима встает, идет в туалет и грохается со ступеней. Народ ржет: один – ноль. Дима кричит, что запутался в шнурках. Пьянка продолжается. Сам я тоже садился за руль. После полбутылки раки. Новенький Вольво. Подарен туркам в качестве бонуса за покупку восьмидесяти грузовиков. Объединились и взяли пулом. Молодцы, так и надо. Сейчас несусь по ночному Стамбулу. Просторные улицы, машин почти нет, почти два ночи. Заезжаем в какой-то бар. Догоняемся по пиву. Выпиваю полстакана. Назад в машину меня уже ведут под руки. Финиш.
Иногда тормозит полиция. У нашего друга-транспортника удостоверение полицейского чина. Или какого-то местного дружинника. Ну все как у нас. И всегда заветная фраза наготове:
- С нами иностранцы. Йебанджы.
Нас, русских, от этого слова коробит. Есть в нем что-то унизительное.. Но для полиции туристы, а тем более бизнес-партнеры-иностранцы – это святое. Фонарик бегает по нетрезвым лицам. Кивок. Езжайте. Iyi geceler! Доброй ночи, Стамбул. Кто куда, а я – спать.
Над городом ночь. Слабый свет луны едва пробивается сквозь тучи. Но света достаточно. Тысячи костров пылают вокруг. Лагерь турок гудит, как потревоженный улей. Иногда можно различить смех, крики. Иногда плач и завывания. Блеянье овец. Ветер доносит глухой рокот барабана с противоположной стороны Золотого Рога. Я не спал уже почти сутки. Страшно устал, болит левое плечо, задетое сегодня турецкой пулей. Турки за это время трижды пытались преодолеть стену в районе Месотихиона. Два часа долбили ее из пушек, потом полезли. Сначала толпа башибузуков, бешено завывая беспорядочно пыталась перевалить через стену, откатилась, завалив ров трупами. Потом пошли анатолийские пехотинцы под прикрытием лучников. Большого урона их стрелы не наносят, достигают стен уже на излете, большинство наших в металлических доспехах. И все же несем потери. Каждый человек на счету. По нашим сведениям у Мехмета до двухсот тысяч пехоты. Нас вместе с генуэзскими наемниками, венецианцами, гвардией Константина и городским гарнизоном и ополчением едва десять тысяч. Было. Сейчас, спустя месяц осады едва наберется половина. Пока, несмотря на подавляющее превосходство в численности и мощные осадные орудия османам не удается прорвать линию обороны. Полная блокада с суши и с моря, а город держится. В бухту недавно прорвались четыре генуэзские галеры, буквально растолкав турецкие суда, пытавшиеся взять их на абордаж. Доставили запас пороха, провизию, большая часть экипажей сошла на берег и присоединилась к осажденным. Вот только новостей хороших не принесли. Флот до сих пор стоит в трех днях хода. Не могут принять решение. Не придет, не поддержит - не удержим город. Распри, интриги. Стены не остановят османов, если нет единства среди защитников. Падет град Константина…. Такое чувство, что поднадоела кому-то некогда могущественная Византия… Не спешат на помощь братьям по вере латинские монархи. Горько.
«Алла бесмилла иль рахим..» - крика муэдзина режет уши. Я просыпаюсь. Атака? На меня молчаливо смотрят полуразрушенные стены Великого города с притулившимися лачугами нищих, загонами для овец, покрытые копотью разводимых тут же костров, заваленные мусором… Купола византийских храмов с взметнувшимися ввысь стрелами минаретов.
Они уже здесь.
Чем бы была Турция без контроля над Босфором? Не зря. Ох не зря рушил эти стены Фатих Султан Мехмет. Буквально головой пробил их, завалил трупами, но взял. Мост, соединивший Босфор, назван в честь этого великого человека. Как рассказывал мне один знакомый советский десантник, чеченец по национальности, в случае начала боевых действий со странами НАТО его батальону ставилась задача десантироваться на него и удерживать любой ценой в течение двух часов. А потом подорвать.
Вчера с Писателем прошлись по ночному Городу. Удивительное чувство равновесия в природе. Просто гомеостаз. Погуглите, кто не знает. Тихие ночные улицы. Не тепло. Не холодно. Нигде никаких окурков, отбросов. Чисто. Подозрительно чисто. Может быть мы попали на съемки тарантиновского фильма или очередной серии «Зловещих мертвецов»? Когда в нашей стране все так спокойно и хорошо, это поневоле вызывает подозрения.. Сейчас полезут изо всех щелей тени. Но тени спят. Блики фонарей отражаются в окнах домов. Здания подсвечены. Удивительно. Мы переглядываемся. Писатель фотографирует, чтобы запечатлеть этот Город. Неопознанный летающий Город. А нам казалось, что мы знаем о Нем все. Чувство нереальности происходящего не покидает нас. Мы достигаем пешеходной зоны. Здесь оживленно. Витрина бара. Негромкая музыка. Алкоголь. Кто-то пытается подняться. Кто-то – не упасть.. Сюрреализм улетучивается. Реализм рулит. Доброй ночи, Город.