Мальчика в этот город привезли родители в 1947 году. Город назывался Станислав (сейчас Ивано-Франковск) и был основан в ХУII веке польским графом Потоцким. При освобождении его в 1944 году от немецких захватчиков были бои, и город, в основном его окраины, пострадали.
Поселили семью в уцелевшем домике на окраине, на улице Хриплинской. Вокруг ещё кое-где лежали руины разрушенных домов, и мальчик пристрастился проводить там время. Ему было интересно бродить по запущенным дворам и комнатам, в которых ещё оставались остатки от быта недавно живших здесь людей. Брошенная мебель, различная рухлядь; особенно много осталось фотографий, и мальчик любил их разглядывать. «Где теперь эти усатые дяди, разодетые тёти и их красивые и счастливые дети? – думал он. Может, умерли здесь в войну, а может, как говорит папа, бросив всё это, бежали в Польшу?»
Старший его брат Гена, который уже ходил в школу, сделал ему на 7 Ноября отличный подарок. «Чтоб ты никого не боялся, – сказал он, - дарю тебе рогатку, ходи всегда с ней, как с пистолетом, и грози или стреляй, если кто нападёт…» Теперь, вооружённый ею, он ходил один по всему городу и никого не боялся. Но здесь, в этих руинах было пусто: ни людей, ни собак, ни кошек. Только иногда прилетали вороны. Тогда он доставал свою рогатку – и они, не довольно каркая, улетали.
Но в этот декабрьский день, когда солнце уже садилось за город, и он засобирался идти домой, его вдруг насторожили шорохи за его спиной. Он оглянулся – никого. «Значит не собака, - подумал он. – Собака бы зарычала или залаяла». Достав рогатку и зарядив её камушком, он, спрятавшись, изготовился к встрече, уверенный, что это должно быть одна из крыс, которые здесь хозяйничали. Но шум раздался с другой стороны, в закутке той руины, в которой он сам притаился. И тогда, не мешкая, он выстрелил туда.
- А! А-а-а-а! – раздался тут же пронзительный женский вопль и через мгновение оттуда, на ходу надевая на себя штаны, выскочила разъярённая толстая тётка:
- Псякрев!!! – орала она. – Заморыш! Русский негодяй! Стрелять в польскую женщину!.. Я узнала тебя, я знаю, где ты живёшь, маленькая бандюга!..
Подобрав на земле увесистую палку, она кинулась на мальчика, - но он, не раздумывая, дал от неё дёру, - и вслед ему полетели только её проклятия.
Конец этого злосчастного дня и ночь прошли спокойно, но рано утром на следующий день в дверь дома, в котором жил мальчик, постучали. На стук вышел его отец и спустя несколько минут, вытащив сынишку из постели, поставил его перед визитёром – тёткой, которую мальчик сразу узнал.
- Он? – обратился отец к женщине.
- Он, он! – возбуждённо закричала она. – Смотрите, какую рану он мне нанёс! – и она, повернувшись к ним задом, задрала платье…
- Бандит у вас растёт! Подстерегает и стреляет в польских женщин из рогатки, - продолжала между тем она. - В милицию на вас заявление буду писать...
- Не нужна нам, гражданка, милиция. Я всё вам компенсирую. А сына я сам накажу, - строго сказал отец. – Иди домой, - грозно обратился он к сыну.
Расплатившись с женщиной, он вернулся домой. Испуганный сын лежал в постели. Рядом с ним сидела встревоженная мать... Попросив её отойти, отец, достав ремень, немедля принялся за расправу.
- Я думал, что там крыса… Он не нарочно, – стали наперебой говорить они, но отец их не слушал.
- Мне на работу идти, а ты мне такой подарок преподнёс, сукин сын, - закричал он. – Я тебе покажу, как стрелять из рогатки в женщин!
На этот раз отцовская порка была жестокой – удары ремнём были жгучими. Сын, бегая по комнате, увёртывался от ударов, закрывался руками, но они доставали. Тогда, спасаясь, он выскочил на улицу и побежал к руинам. Там, на кирпичах, усевшись на корточки, он, наконец, тихо заплакал... Выпавший ночью снег обжигал голые ноги, от ремня горело всё тело, но он плакал больше от обиды, от отцовской несправедливости.
- Ведь я не нарочно стрелял в эту тётку, а думал, что там крыса, - шептал он. - Вот замерзну, умру здесь, но домой, не пойду. Пусть потом поплачут на моей могиле…
Между тем, до него всё явственнее доносились тревожные отцовские крики:
- Валентин! Валя! Сынок! - где ты? Выходи, а то замерзнешь! Но он не отвечал на них, решив сидеть здесь до конца.
- Ах, вот ты где! – раздался над ним обрадованный голос отца. – Вставай – и пойдём домой. Снег же здесь, а ты босиком и в майке. Замерзнешь!
- Замёрзну, но с тобой не пойду, - плача, твердил сын в ответ, но сильные руки отца уже обхватили его, подняли и понесли домой.
Прижавшись к тёплому отцовскому плечу, мальчик на миг снова доверился ему, но обида его не проходила. Она прошла потом, кода отец, так и не позавтракав, убежал на работу, а мать, утешая его, согревала его горячим чаем, гладила по голове и всё повторяла:
- Сыночек, отец же наказал тебя за дело: нельзя из рогатки стрелять в людей. Надо было бы подождать, получше посмотреть, – и ты бы увидел, что там не крыса, а человек – женщина. А ты сразу - пулять… Не делай так больше, сыночек.