Была поздняя весна в тот год. Я вышла из метро Кропоткинаская к Храму Христа Спасителя, чтобы, как всегда, идти на работу в Малый Знаменский.
Но в этот раз было что-то особенное: теплый ветер сразу обнял меня за плечи, воздух был пропитан каким-то неизвестным мне прекрасным ароматом, напоминавшим смесь запахов только что раскрывшихся листьев, прощального талого снега зимы, ароматом прогретой солнцем влажной почвы, и немого того особенного запаха, что бывает в церквях. Что удивительно, в этой атмосфере, казалось даже шум машин и города ушел на задний план. Природа казалась тихой и умиротворенной.
“Боже! Какая благодать!” - думала я пересекая Волхонку по своему обычному маршруту, и как бы вторя моим мыслям, подал свой бас колокол на Христе Спасителе. Медлительный, полный какого-то старинного достоинства, он размеренно и глубоким басом начал свой благовест:
Бооооом!.. Бооооом!... Боооооооом!....
Я уже свернула в Колымажный переулок, как ему ответил заливистым звонким перезвоном своих малых колоколов Святой Антипа, а потом и старший колокол присоединился дополнил их Благовест.
А через Знаменку уже присоединялся к хору голосов Святитель Николай в Старом Ваганькове всеми своими колоколами большой звонницы сразу.
“Господи! Хорошо-то как!” - думала я идя по Малому Знаменскому.-“Это же целая цепочка получается. По всей Москве! А куда же дальше пойдет это радостное пение?”
И я представляю как, вот прямо сейчас, в эту самую минуту, пономарь в Романовом переулке стоит в ожидании колокольного звона, начиная раскачивать в педаль главного колокола, чтобы при первых звуках вступить в Благовест и передать его дальше. И там на Арбате, и на Никитской, и на Поварской, и еще дальше, и еще, пока все Сорок Сороков по всей Москве не будут Славить Господа на все голоса.
Душа моя переполнилась, и воскликнула вместе со всеми: и с Христом Спасителем, и со Святым Антипой, и с Николой в Ваганьковом, и со святой Татьяной и со всеми-всеми, такое радостное: “Христос Воскресе! Воистину Воскресе Христос!”.