Оборотень

Любовь Янина
Реальность этих событий для меня достоверна, а читателю – по любознательности и вере.
В десятом классе я стала учиться в одном из забайкальских сёл – живописном месте среди сопок, покрытых разнообразными деревьями и причудливыми цветами: богдойки, саранки, волчьи саранки, спички и прекрасные белые пионы – «Марьины коренья», покрывающие склоны сопок на солцепеках. Чистота и открытость одноклассников покорили меня, и во время больших перемен они собирались вокруг меня и на местном диалекте описывали мне красоты своего края. «Зимой у нас такие морозы – плюнешь, и пока слюна летит до земли, превращается в ледышку». «А небо у нас голубое-голубое и белые заснеженные сопки».  Я неоднократно пыталась переводить их речь на литературный язык, но напрасно – они гордились своими древними словечками. Это предыстория для понимания того, что представляют собой люди из забайкальской деревни с бревенчатыми темными избами и прорубями по реке, куда зимой жители водили своих коров на водопой, а заодно обменивались новостями. И вот, по весне, когда молодежь стала прогуливаться по вечерам, я услышала очередную байку, когда до уроков мы собрались в своем классе.

«Послушайте, паря, чё Сашка мне сегодня рассказал, пока мы с ним шли в школу! Проводил он свою Натаху и пошел домой. Уже подходя к своему дому, услышал за спиной шаркающие старческие шаги». В то время  улица освещалась только светом, струящимся из окон домов, но так как ночь близилась к рассвету, были предутренние сумерки и ни одного огонька – деревня спала! «Оглянулся – никого не увидел, а лишь шла за ним большая белая собака. Сашка продолжил следовать к дому, но тут услышал чисто человеческое чихание и старческий кашель, и шарканье ног не прекратилось. Оглянувшись, он опять увидел только эту собаку, и ему стало как-то жутко. И тут он услышал молодой голос, идущий от собаки: «Сашка, ты с Натахой не дружи, ты со мной дружи! Знаешь, какая я ласковая!» Сашка бросил в нее камень, попав в правую лапу. Собака заскулила от боли, а Сашка на большой скорости вбежал в свой дворик и скрылся в летней кухне (дощатое укрытие с печкой, где летом варили еду и обедали, чтобы в дом не летели мухи и отопление не мучило спящих). Здесь на кухне у Сашки был оборудован свой спальный уголок – топчан, где он никому не мешал после гуляний, отсыпался перед школой или летними работами. Усевшись на топчан, стал смеяться над собой: «Надо же, такое послышалось»! Но тут услышал заунывный вой, и собака стала делать подкоп, потом грызть доски и, наконец, отчаявшись от бесполезности своих трудов, запрыгнула на крышу. Сашка приготовился обороняться, вооружившись кочергой и кухонным ножом. Но вдруг запел петух, затем другой, и собака с громким человеческим плачем молодой девушки спрыгнула с крыши, и звуки ее присутствия прекратились.

«Послушайте, паря! Я сегодня утром зашла проведать Дионисиху, и у нее была перевязана полотенцем правая рука. «Что случилось?» – спросила я бабку, а она: «Вчера вечером шла по двору и упала, вот руку-то и повредила!» Ирина была нашим комсоргом и считала своим долгом заботиться об одинокой старушке. Мы посмеялись над Сашкиными выдумками и забыли. Но слухи о белой собаке еще долго будоражили молодежь.

И вот в один из летних вечеров, когда я одна возвращалась домой после просмотра фильма, идя по деревянному мостику, проложенному через речку (метров пятьдесят), услышала шарканье старческих шагов и смущенное покашливание. Оглянувшись, я увидела белую собаку. Мне стало как-то не по себе: в области солнечного сплетения неудержимое щекотание, сердце стало биться гулко и ритмично, ноги отяжелели.  Я продолжала идти по мостику размеренным шагом, не показывая своего страха и заодно подтрунивая над ним. Собака держалась на расстоянии, время от времени издавая звуки: «Хо-хе!» Пройдя мост, я свернула налево, чтобы минуя редакцию, выйти на свою улицу. Обычно я ходила через огороды, пройдя на улицу прямо от моста. Через наш огород протекал небольшой ручей и впадал в речку. На берегу реки, в месте соединения ручья с речкой, росли три больших тополя. А по эту сторону от ручья на улице в маленькой избушке жила согбенная старушка: спина ее была выгнута дугой, а голова почти над коленами. Ее-то и звали Дионисихой. Я присмотрелась к ее дому без страха, ибо я была уже около своего дома и нас разделяли огороды и ручей. И тут я увидела над трубой старушки клубок белого облачка. Облачко постепенно меняло свои формы, и тут я замечаю белый силуэт согбенной старушки, а затем он превратился в стройную прекрасную девушку и растаял. Я вошла домой, скорее – спать, но не спалось: сердце гулко и ритмично билось, а в голове сплошные противоречия между мистикой и атеизмом.

Прошло лето, я поступила в пединститут на физмат, и благополучно закончив первый семестр, приехала на зимние каникулы. На одной из школьных вечеринок я встретилась с этой старушкой – она оказалась родственницей моего одноклассника. Она приблизилась ко мне и, глядя из-под спины, всматривалась в мое лицо и задавала мне вопросы обычные, ради знакомства, но  всякий раз касалась моей руки и нежно поглаживала. Я с ней разговаривала весьма вежливо и почтительно, по сути своей другой манеры разговаривать с пожилыми людьми я не имела. Впоследствии я стала замечать за собой способность к разгадыванию снов и гаданию на картах. Подруги домогались ко мне со своими просьбами, а я относилась к этому спокойно, не испытывая ни азарта, ни наслаждения, но все-таки старалась не вовлекаться в это загадочное мероприятие.