Оболонь – это море травы и света, огромные пространства лугов и холмов, «где не ступала нога человека», обнесённые изгородью. Как же здесь хорошо! Ни шума машин, ни посторонних людских голосов, только изредка пролетают самолёты, оставляя в небе кучерявый светящийся след. Только плывут облака, пролетает ветер, и зеленные волны пробегают по траве от одного края до другого, сколько видит глаз. Здесь хозяин – ветер, и он гуляет по крутым холмам, пригибая эту нехоженую траву, и она шумит, как волны моря. Так бы сидеть, не шевелясь, забыв обо всём, и следить за этими волнами, иногда отпуская взгляд в бесконечную синеву неба, и не думать ни о чём.
Не думать. Не вспоминать. Не предугадывать.
Ничего нет. Ничего не надо. Ничего не жаль.
Я никуда не рвусь, никуда не устремляюсь. Я живу здесь и сейчас. Я сижу в траве, а вокруг летают стрекозы и бабочки, и одна из них легкомысленно (или доверчиво?) садится мне на колено, на рукав.
Славик Д-н в зелёном расшитом галунами и бляшками казацком костюме с саблей на боку на миг закрывает весь обзор. Его бляхи и оружие звенят и сверкают на солнце. Но вот его богатырская фигура проходит мимо, тень ползёт по траве и покорно ложится у ног остановившегося хозяина, и снова – голубое и зелёное, зелёное и голубое.
– Да Таламара, Таламара я! – слышится в отдалении голос другого бравого казака. Это Б-ко репетирует свою коронную фразу.
Потом мы сидим на холме и ждём, пока бедный Таламара с огромным бревном за спиной в очередной раз взберётся «на точку» – на другой дальний холм. Да, вид прекрасный! Но бревно-то – настоящее, не бутафория! Бедняга! Впрочем, пусть, благодаря его длинным проходам эти минуты полны покоя. Все ждут.
Только два сорванца – один режиссёрский сын Андрей, второй Олег, сын таксиста (крепыш, весь в своего папашу) портят идиллию: они ловят ящериц, которых здесь пруд пруди и с утра до ночи пугают меня ими (или их – мною?)
За нашими спинами расположились машины: скромный серенький камерваген, мощная осветительная и зелёная пиротехничка с красной чертой на боку. За рулём – С-тин. Рядом с машиной в песке играет его дочка Ирочка, как две капли воды похожая на Олега.
Чепа, герой-любовник, помешан на камасутре. Опять лежит в пиротехничке с книжкой в руках, только длинные ноги торчат из машины. Что-то они мне вчера такое пели с Д-ным в автобусе, точно сговорились. Мы снимали в лавре. Сегодня здесь. Завтра – опять съёмки допоздна. Хотят всё успеть до Миргорода. На обратном пути Чепа уселся рядом со мной, а Славик сзади. У него такие спокойные, немного задумчивые глаза. Пожалуй, он единственный, кто нравится мне из всей этой пёстрой актёрской братии. Ну, и не мудрено, по основной профессии он – каскадёр. Всё в нём такое большое, сильное, могучее и при этом – красивое. Что-то есть в его глазах от этих бескрайних полей.
Чепа и Славик решали кроссворд. Я смотрела в окно, думала о своём и совсем их не слушала, так что даже не поняла: с чего это и как они заговорили обо мне. Я помню с того момента, как Чепа начал говорить: «Женщина проходит в своём развитии несколько ступеней: девочка, девушка, женщина, – и потом, обращаясь ко мне, заявил: – Тебе осталось пройти только две ступени.
– Каких? – спросила я. Славик свесился с сидения и заглядывал мне в лицо с таким интересом, точно хотел сделать научное открытие. Ну, и как? Удалось?
– Замужество и рождение ребёнка.
Вероятно, они ждали комментариев. Но я ничего не ответила. Просто отвернулась и опять стала смотреть в окно. Это им интересно, не мне. Я и так знаю. Хотя и непонятно: ну, почему мне нет дела до их личной жизни и её секретов, а им надо всё знать? Чепа не понял, что пора отвалить, и начал приставать дальше:
– Неужели тебя не интересует любовь в её физическом проявлении?
Допёк меня, и я ответила резко, но правду:
– Интересует, да только не с тобой!
Нарвался на грубость. Сам виноват.
Они с Д-ным многозначительно переглянулись и снова занялись кроссвордом, а меня оставили в покое. Мы ехали с Подола до студии почти через весь Киев. Я смотрела в окно и любовалась моим городом. Какой он всё-таки красивый, какой мой и как я его люблю – невыразимо! Я, кстати, подсчитала на днях: число имени Кидан и число названия Киев – одинаковое, 41. Что бы это значило?
Народ по-прежнему выходил на протяжении всего пути, – кто на Подоле, кто возле «Арсенальной», – так что автобус часто останавливался. Мне, конечно, пришлось ехать на студию, из-за реквизита. Ну, Капа смылся, а Василий Яковлевич поехал со мной. Потом, когда всё уже разложили по местам, что в кабинку, а что в его кабинет, мне надо было зайти в группу.
Подхожу к лифту – радостная встреча, Женька К-ков. Увидел меня и как закричит на весь базар:
– Когда на свадьбу с негром пригласишь?
Я прямо сомлела (там было ещё человека два-три возле лифта, ну, и в холле народ, как всегда). Говорю ему тихо:
– Женя, ты чего орёшь? Ты с ума сошёл?
– Ничего я не сошёл, – уже не так громко, но и не так, чтобы тихо, – Я вас видел. Он такой высокий, выше тебя.
Это когда мы встречались возле «Одессы» в воскресенье, а он как раз мимо на троллейбусе проезжал. Наверное, чуть шею себе не свернул! И, конечно, теперь надо оповестить об этом открытии всю студию!
Ай, не хочу ни о чём думать! Я просто смотрю, как качается трава и медленно-медленно движутся в вышине величественные облака, каждый миг меняя рисунок неба, и теряя свои первоначальные очертания и форму, уплывают за горизонт. Человек – часть природы, но почти уже забыл об этом, замотанный, отравленный «цивилизацией». Поэтому нам всем сейчас так хорошо здесь. Все спокойны, никто не кричит, не ссорится, не волнуется. Все ждут.
Таламара-Б-ко (он такой забавный!) наконец-то взобрался на гору и машет рукой. Всё, сейчас начнётся.
– Приготовились! Мотор! Камера!
– Кадр 12, дубль три!
– Таламара, пошёл! – кричит режиссёр в рупор и для надёжности машет рукой.
Ну, вот, опять съёмки до самой ночи. Сегодня. И завтра.
Я позвоню тебе вечером.
WANDERER - "Пришелец", глава из первой части романа