В этот период времени внезапно не только они, но и многие жители Академгородка тоже захотели «коммунизма с человеческим лицом». Поэтому они нашли довольно большую поддержку в Академгородке.
Разница между нами и ими была в том, что мы занимали определённые посты и могли в установленных рамках де факто проводить свою линию, и сильно продвинулись в этом направлении,
Они же своими методами избрали протесты: письма (индивидуальные и коллективные), надписи на стенах и демонстрации. Для свободомыслящего Академгородка именно эта деятельность, увы, имела немедленные негативные последствия, прошедшие разрушительной волной по всему фронту наших достижений.
Борьба властей с этой группой была достаточно жёсткой вплоть до исключения из комсомола и партии, прекращения преподавания в НГУ, увольнения с работы в ФМШ и некоторых институтах, исключения (студентов) из НГУ, выдавливания из Академгородка.
Но она разрушила и многие из наших достижений. Прежде всего, она ограничила свободы и привела к усилению контроля за умами.
Многие научные сотрудники СО АН, включая крупных учёных и даже директоров институтов испугались тогда, что власти вообще разрушат созданное в Академгородке научное сообщество, пользовавшееся значительной свободой, поэтому выступили против протестных акций, осуждая тех, кто протестовал, хотя по своим взглядам они прежде ничем не отличались от протестантов, пытаясь сохранить эти свободы, включая свободу научных исследований.
А,Н. Горбань, прочитавший этот текст в рукописи пишет о неизбежности наступления реакции:
«Наивно было бы думать, что оазис Академгородка, убежавший вперёд на волне оттепели, устоит против волны реакции. Ни наличие или отсутствие данных надписантов и подписантов, ни примерное поведение (если бы оно было возможно) ничего не могло изменить. Не вы и не мы создавали эти волны, а история, и не нам их было останавливать. Противостоять - можно и нужно (хоть кому-то), а вот остановить - нет. Академгородок как тихая заводь, как интеллектуальный заповедник был обречён. Должна была появиться морда и сказать сакраментальное: «Ты виноват лишь тем...».
Я согласен с тем, что рано или поздно наши свободы прикрыли бы тем или иным способом.
К 1968 году, ещё до всех событий, мы уже понимали, что с нами ведут борьбу. Мы уже старались лишь подольше сохранить достигнутое, оттянуть неминуемое.
После акций надписантов и особенно подписантов это сделать уже было невозможно.
Тем не менее, ведущие учёные ещё сохранили во многом относительную свободу в научных и кадровых вопросах, правда, ценой жесточайшей самоцензуры. Последняя точка, знаменовавшая окончательную победу Горячева и обкома КПСС в его непрекращающейся борьбе с академиком Лаврентьевым была поставлена в 1975 году.
Тогда академик Лаврентьев не был переизбран Председателем СО АН. Он был заменён академиком Г.И. Марчуком, всегда с большим пиететом относившимся к партийным органам. Райком стал послушным орудием Обкома КПСС. Быстро поднялся по ступенькам партийной иерархии Р.Г. Яновский, сыгравший ключевую роль в событиях 1968 года. А научное сообщество даже раболепно избрало его член-корреспондентом АН СССР (видимо, с испугу, другого объяснения я не нахожу).
Но Дух Академгородка 60-х годов живёт, он с нами и в нас, эта фраза А.Н. Горбаня мне близка и понятна. Далее он пишет:
– И этот дух создавали мы вместе, все три группы.
Я бы сказал, что не создавали, а проявили.
Не было бы свободолюбия, – не появилось бы «письмо 46», – это главное. Лично я всегда относился и отношусь теперь с огромной симпатией к надписантам и подписантам и далёк от мысли винить их в стремительном наступлении реакции. Более того, считаю, что тогда они в своём стремлении к свободе продвинулись дальше таких, как я, дальше большинства многих свободолюбивых жителей Академгородка.
Они не могли иначе и сделали то, что посчитали нужным. Честь им и слава!
Здесь я впервые употреблю изречение философа Боконона из книги Курта Воннегута «Колыбель для кошки»:
Что должно было случиться – случится!»
Но закончу начатую мысль о группах людей в Академгородке. Теперь об усилении самоцензуры научных работников, преподавателей НГУ и некоторых руководителей институтов.
Это ярко проявилось на характере обсуждения подписантов в различных институтах СО АН, НГУ и ФМШ. Где-обсуждение прошло с большим накалом, обвинениями в антисоветской деятельности и завершилось суровыми мерами. Где-то было формальным, и подписанты даже не были наказаны.
А в НГУ начались проблемы с защитами студентами-историками дипломных работ. Они выразились в том, что некоторые профессора выступили добровольными цензорами дипломных проектов из боязни привлечь внимание всемогущих «деятелей» науки, – историков, проповедующих искажённую историческую правду, и биологов, последователей лысенковщины.
Эти профессора, увидев, что материалы дипломных проектов студентов НГУ идут вразрез с официальной точкой зрения, убоялись новых гонений со стороны властных структур, что, по их мнению, могло негативно отразиться на положении генетиков и историков Новосибирского научного центра.
Их «чрезмерная» самоцензура, несомненно являлась следствием прошедших событий, в частности, разбирательства подписантов и их осуждения на собраниях в институтах.
Некоторые учёные (генетики и историки, в частности) в результате встали на позиции уступок доминирующим точкам зрения на явления жизни общества. Они начали перестраховываться, боясь привлечь излишнее внимание к своей научной деятельности в СО АН и НГУ.
Возможно, на них произвело впечатление бескомпромиссное поведение трёх подписантов – докторов наук историка М.М. Громыко, биолога-генетика Р.Л. Берг, изгнанных из Академгородка и математика А.И. Фета, изгнанного из Института математики (выдавить из Академгородка его не сумели).
Разумеется, были и «идейные» противники, которые в ряде институтов, в НГУ и ФМШ задавали тон. Особенно выделялся академик А.А. Трофимук, директор института геологии и геофизики. Не сильно отставал от него и член-корреспондент Окладников, директор Института Истории, филологии и философии. В НГУ И ФМШ на таких же позициях стоял проректор по учебной работе Биченков, курировавший физматшколу и обладавший большим влиянием в НГУ. Эти люди сомкнулись с партийными бюро институтов и НГУ, выполнявших указания райкома и обкома КПСС. К сожалению, на их позиции встали не единицы, а десятки людей, поднявших руки за осуждение подписантов. Впрочем, мой читатель, ты сам скоро увидишь всё и сумеешь оценить все события, о которых прочтёшь здесь.
Когда я только начал собирать материал об этих событиях, информация о них была скудной, но потом она хлынула мощным потоком – появились документы и воспоминания участников, а потом статьи и книги. Встречалось довольно много противоречий и искажений. Были предприняты попытки обобщений, часто неудачные.
Я не претендую на истину в последней инстанции и понимаю, что не застрахован от ошибок. Я видел свою задачу в том, чтобы всесторонне изложить события, свидетелем которых был 50 лет назад, и представить читателю моё понимание этих событий, и не более.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/04/14/217