Бременский купец Фердинанд Айхель в сопровождении сына и дочери, стараясь не привлекать ничьего внимания, покинул бал. Люциэль со своим адъютантом и советником Астериэлем уже находился в харчевне при гостинице «Якорь» и с нетерпением ожидал остальных демонов. Вскоре все «тёмные силы» собрались за одним столом.
— Ну что, коршуны мои, — лицо вожака стаи светилось как полная луна, — итогами первой части операции «Благие намерения» полностью удовлетворён.
Дуэт Фаллетто и Бастет великолепен. Василиск, вы начали исправляться. Теперь подробнее. Фаллетто, приятно удивлён. Несколько отцов семейств серьёзно задумались о том, чтобы пристроить за вас своих дочерей. Хотя среди них нет аптекаря, но это пока не входит в наши планы. Теперь Бастет. Голубушка, что за маскарад вы устроили и с какой целью?
— Босс, всё под контролем. Прямое и откровенное соблазнение только отпугнуло бы подопечного. Следите за мыслью. Среди присутствовавших на балу дам я была самой красивой. Ум я приберегла на потом. Сначала — внешность На которую взгляды мужчин слетаются как мухи на мёд. Да, я отошла от образа приманки, то есть, Катарины. Главное — результат. Лукас не сводил с меня восхищённых глаз.
— Скромнее, Бастет. И ближе к делу, — натянул поводья Люциэль.
— Извините, босс. Что ж, скромнее и по делу. Первый шаг — приковать внимание — сделан. Следующий шаг — иллюзия доступности. Улыбочки, стрельба глазами, лёгкое, как бы случайное, прикосновение, общение «на ушко». То есть, визуальный и тактильный контакт. Визуальный — разведка. Тактильный — огневой удар из всех видов оружия. Самые мощные — дыхание и поцелуй. Милый такой, безобидный. В щёку. Кто-то прокалывается на первом шаге. Большинство на втором. Но для самых крепких, вроде Лукаса, эстетов и праведников одновременно. предусмотрен маскарад, о котором вы меня спрашивали.
— Интересно, интересно, — Люциэль как-то загадочно оглядел свою команду.
— Называется он ложным подъёмом самооценки и создаётся следующим образом. Берётся некто, с которым на виду объекта организуется молниеносный контакт. При этом обязательно должно быть соблюдено условие: объект должен быть полным профаном в теме проводимого контакта. Мне подвернулся незнакомец, прекрасный танцор. После контакта, то есть, танца, он исчез. Я осталась с Лукасом. А дальше начался собственно маскарад. Такое впечатление, что я влюбилась. Как бы не так! На этом этапе иллюзия доступности более сильная. Настолько, что объект захвачен идеей превратить иллюзию в реальность, для чего достаточно будет проявить свои таланты.
— И в чём же ложность?
— В том, что самооценка объекта и сам объект отделены друг от друга. В том, что его самооценка как процесс становится внешне управляемым. Босс, ваша монография «Метафизика порока».
— Благодарю вас, Бастет. Теоретически вы подкованы. Посмотрим, как будут обстоять дела на практике. Скажите, а незнакомец, «прекрасный танцор», не показался ли он вам чем-то странным, не вызвал ли у вас подозрения?
— Никакого. Мужчина средних лет. В прошлом, красавец. Скорее всего, остепенившийся ходок, удачно женившийся на приданном.
— Себя он как-нибудь назвал?
— Отрекомендовался адвокатом Вильфридом Штайнбергом из Любека.
Люциэль взглянул на своего помощника. Тот уже теребил пуговицу на дублете, сигнализируя, что располагает информацией не для ушей остальных членов группы.
— Ладно. Всё равно это ничего не говорит, — Люциэль решил закончить совещание. — А мы поступим следующим образом. Фаллетто и Бастет остаются в «Якоре». Скоро сюда должен прийти Лукас. Василиск, отправляйтесь в «Парадиз» и присмотритесь к новому главе гильдии художников Маттиасу Ледерштрумпфу. А я и Астериэль будем там чуть позже.
Фаллетто и Бастет остались дожидаться Лукаса. Остальные демоны покинули «Якорь». Когда Василиск исчез, Люциэль вопросительно глянул на адъютанта.
— Босс, такого адвоката в Любеке нет и никогда не было.
— Значит, это кто-то из ангелов. Если сопровождающий, то ему Бастет не раскрыть. А если хранитель, то на раз плюнуть. Спасибо, дружище.
— Перекодировка или замена?
— И то, и другое пусть и недолгий, но выход из игры, что нежелательно. К тому же, ввод в курс дела нового сотрудника тоже потребует некоторое время. Перекодировать... Астериэль, отзывайте Фаллетто в «Парадиз». Перекодироваться будут все, кроме Бастет. Ей режим невидимости.
Вернувшись в «Якорь», Лукас обнаружил господина Мюллера, как и надеялся, бодрствующим. Но тот был настолько загружен работой, что не сразу подошёл к своему постояльцу. Наконец, трактирщик присел на минутку к Лукасу. Слуга, поставив на стол перед юношей пару блюд и кружку пива, сразу же удалился. Господин Мюллер, отдуваясь и вытирая потную лысину, сказал молодому художнику, что сегодня в «Якоре» свой бал.
— Пока мастера важничают и пускают пыль в глаза друг другу, их подмастерья, держа на коленях подружек, пьют пиво и горланят песни, от которых черти в аду крестятся. Только не подумайте, что псалмы. Кот со двора — мыши в пляс. Да и господин Беккер отпустил матросов погулять. Кстати, он и сам здесь.
— Да, я вижу его, — Лукас поприветствовал капитана поднятой кружкой. Вскоре морской бродяга, держа за руку пышную блондинку, пришвартовался к столу, за которым сидели трактирщик и художник.
— Добрый вечер, господин Беккер. Ещё вчера днём на этом же месте мы поминали госпожу Готтесгабе, а сегодня...
— Добрый вечер, господин Кранц. Не ищите здесь никакой морали. Сегодня я обнимаю красотку, а завтра, кто знает, меня будут обнимать русалки. Вот, собственно, и вся правда суровой дамы по имени Жизнь. Но эта дама свою суровость компенсирует безграничной щедростью, предлагая брать от неё всё. Да, маленькая? — Обратился капитан к своей спутнице. Та, чмокнув его в щёку, положила голову ему на плечо. — Мне всё равно, как её зовут. А завтра в объятиях другого она не вспомнит обо мне. Мы квиты. Оба довольны сейчас и не думаем о том, что будет после. Но моя философия вам, господин Кранц, не очень-то и нравится, не так ли?
— Господин Беккер, я абсолютно не горю желанием участвовать в диспуте по философии. У меня не выходят из головы события последних дней.
— И что же произошло? Расскажете?
— Охотно бы это сделал, но мне придётся упомянуть об одной девушке, с которой... которую, — Лукас густо покраснел.
— Понятно. Которую вы любите, но не уверены, что ваш рассказ будет уместен в присутствии, — капитан посмотрел на блондинку, — моей дамы. И напрасно, юноша. Никто не знает, откуда придёт помощь...
— Вот и я то же самое говорил вам, господин художник, — поддержал морского волка трактирщик — Слово в слово.
— Спасибо, старый черпак, — господин Беккер похлопал друга по плечу — А кто знает о любви больше, чем женщина трудной судьбы? Правда, Лизхен?
— Истинная правда, милый. Только я не Лизхен, а Гретхен. К тому же, возможности нашей сестры безграничны и неисповедимы как пути Господни.
— Хорошо сказала, — капитан поцеловал спутницу, притянув её к себе за полную талию. — Побудь до утра Лизхен. Давай, парень, выкладывай, мы ждём твой рассказ.
Лукас поведал новому знакомому и его даме о стремительных событиях, произошедших за последнюю неделю.
— Госпожу Готтесгабе не вернуть. Мой наставник сам принял решение покинуть Город. Стало быть, ушёл из моей жизни добровольно. Чего нельзя сказать о Катарине. Её закрыл в монастыре отец, редкий самодур. А аббатисой там его старшая сестра. И я уже имел несчастье с ней познакомиться. С господином Мюллером мы думали о том, как вызволить Катарину из монастыря, но ни к чему не пришли.
— А монастырь — святой Фортунаты? — поинтересовался капитан.
— Да, он. Вы его знаете? Вы сможете помочь? — оживился Лукас.
— Слышал о нём. И о настоятельнице тамошней, Гертруде Пиль, тоже. Что тебе сказать, юноша милый? Придётся разочаровать. Оттуда возврата практически нет. Хотя... Если только Лизхен поможет.
Подружка капитана посмотрела на художника так, что ему стала понятна вся иллюзорность покинувшей надежды.
— А сегодня на балу я познакомился с дочерью бременского купца Луизой Айхель.
— И что? —спросили в один голос трактирщик и капитан. Блондинка многозначительно усмехнулась.
— А то, что я только о ней и думаю. Только расстались, и я уже с нетерпением жду встречи, которая состоится совсем скоро. Завтра.
— Господин художник, я ничего не понимаю. Зачем же тогда ломать голову, как вытащить из монастыря Катарину? — сбитый с толку трактирщик поднялся с места. — Извините, я вас покидаю. Работа. Если понадоблюсь — позовёте.
— В самом деле, парень. Кто же тебе нужен и для чего? — проводив глазами друга, обратился капитан к Лукасу.
— Господин Беккер, я сам себя с трудом понимаю. Ещё сегодня днём, до бала, все мои мысли были о Катарине. Я и пришёл на бал, чтобы увидеть её или что-нибудь узнать о ней. Вспоминал подробности каждой нашей встречи. Как создавались её портреты. Из без малого сотни почти все были написаны по памяти. А когда я работал над ними, я слышал её голос, ощущал её дыхание. вкус поцелуя.
— А в перерывах между написанием портретов тешил себя разговорами с господином Мюллером об освобождении Катарины из монастыря. Но вот грянул бал, и куда всё подевалось? А что — купеческая дочка настолько красивее аптекарской, что всё связанное с ней исчезло, будто и не было?
— Да, она красивее Катарины. Но красота Луизы на поверхности и самой высшей пробы. Красота Катарины больше внутренняя. Она как бы пробивается наружу. Скажу как художник. Красота Луизы идеальна и доступна. Красота Катарины тайная и видна далеко не всем. Вполне вероятно, что только мне одному. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться.
— Господин художник, а если всё проще? Освобождение Катарины связано с непреодолимыми трудностями. А Луиза — вот она.
— Так может показаться на первый взгляд. Я хочу использовать возможности Луизы для освобождения Катарины.
— Что ж, дорогу осилит идущий. Извини, Лукас. Я с твоего позволения прерву нашу дискуссию о красоте. К чему о ней теоретизировать, когда есть возможность употребить её на практике? Лизхен, засиделись мы, однако, пора размяться. Кстати, Лукас, отвлекись на минутку от сути эстетики и сопоставь два факта: приглашение на бал — тебя, ученика — и встреча с Луизой.
Господин Беккер, сопровождаемый спутницей, встал из-за стола и направился к лестнице, ведущей наверх, в комнаты. Лукас остался наедине с последними словами капитана. «Что же получается? Внезапный арест, молниеносное следствие, отъезд Учителя из Города, казнь госпожи Готтесгабе, заключение Катарины в монастырь — несомненно, звенья одной цепи. Теперь к ней добавляются ещё два: бал и встреча с Луизой?. Связаны ли два последних события между собой и с предшествующими? Я так и не ответил на вопрос о приглашении на бал. Встреча с Луизой выглядела случайной. Может быть, она и была такой?». Мысли молодого художника сплетались в невообразимый клубок. Не в силах ни распутать, ни разрубить его, Лукас предался метаниям от апатии к возлиянию. Спустя некоторое время слуга господина Мюллера, подхватив юношу на руки, отнёс его спать. Ангелы, выйдя из капитана и блондинки парой теней, вернулись в харчевню. После того, как слуга сопроводил бесчувственного Лукаса комнату, хранитель обратился к помощнику.
— Брат Паисий, вы не будете против смены обстановки? Видите ли, я не переношу шума и оргий. Как вам ризница в Соборе Святого Михаила?
— Вполне подходит.
Оставив клокочущую харчевню, ангелы погрузились в тишину и уют.
— Друг мой, прошу покорнейше меня простить за то, что отдавил вам ногу. Но про пути Господни вы упомянули весьма некстати.
— Принято. Хотя я очень переживал, не перегнул ли я палку с предлагаемыми обстоятельствами.
— Вот с ними-то как раз всё отлично, — улыбнулся старший ангел — Теперь о бале. Мне удалось вычислить одного из халдеев. Того, кому поручено в женском облике соблазнять Лукаса.
— Мои поздравления, шеф!
— Пустое, брат Паисий. Воспользоваться этим я вряд ли смогу. И вот почему. Обычная практика противника в таком случае — перекодировка или замена. Это очень затратные по времени операции. Предполагаю, что демоны оставят обнаруженного халдея. А рядом с ним в качестве прикрытия будет сам командир группы. Идея такая. Мы следим за их проваленным агентом, а они за нами. При этом все остальные члены группы будут на перекодировке. Но всё это, дорогой мой, мышиная возня, самый большой плюс которой в том, что демоны на некоторое время будут заняты собой, а не Лукасом.
— Хоть что-то. Шеф, а как вам последнее заявление нашего подопечного? Он фактически отказывается от Катарины.
— Скажем так, он выбирает между Катариной и Луизой. Хотя до бала такой выбор невозможно было и представить.
— Но ведь Луиза — демон. А за ней придут и все остальные.
— Так и будет, можете не сомневаться. Придут и соблазнят.
— А мы, что же — будем на всё это спокойно смотреть и ничего не делать?
— А если неспокойно и кое-что всё-таки делать?
— Это как?
— Вы помните, я говорил вам, что наш успех — это приход человека к Богу?
— Конечно, помню. Вы ещё говорили, что лучше всего, ещё при жизни. И что этот путь чем более тернистый, тем более верный.
— Так вот. Тернистость пути обеспечат наши партнёры-противники, а мы будем только направлять стопы Лукаса.
— Каким образом?
— Раскрывая истину. Если кратко, то добродетель самодостаточна. Порок либо её тень, либо часть, выдаваемая за целое.
— Тень — это противоположность?
— И так тоже может быть, но чаще «благородный» заменитель. Например, не чревоугодие, а гурманство.
Паисий задумался. Фотий не стимулировал его наводящими вопросами, а терпеливо ожидал, пока практикант соберётся с мыслями. За недолгое время совместной работы «по Лукасу» ангел-наставник выделил в своём ученике инициативность и интуицию, которые задумал соединить с расчётом. И ученик торопился оправдать надежды учителя.
— Луиза вместо Катарины. Стало быть, страстью подменить любовь, — рассуждал Паисий, явно беря пример со старшего по званию, — Брат Фотий, а что, если провал одного из халдеев — провокация? И все остальные демоны переключатся, скажем, на гильдию художников?
— Дорогой мой, не увлекайтесь детективщиной. Всё намного проще. Провокация или нет — абсолютно всё равно. Насчёт подмены вы полностью правы. Как, впрочем, и в отношении художников. После утраты госпожи Готтесгабе и господина Шёневельта Катарина и художники — номинально близкие для Лукаса люди. Отсюда, скорее всего, демоны и будут действовать.
— Согласен. А семейство Кранцев? А господа Мюллер и Беккер?
— О господине Мюллере мы уже говорили. Господин Беккер скоро уходит в море. Кстати, русалок он упомянул не ради красного словца. Вновь обретённая семья на грани разорения. Но самое главное не это. Цель демонов — Лукас. Чтобы им завладеть демоны могут выбирать любое направление. Понимаете, Паисий, любое, в том числе, если не в первую очередь, не связанное ни с кем из перечисленных людей.
— Тогда нам следует ориентироваться на реакцию Лукаса.
— Скорее, на изменения в его поведении, характере. Всё правильно, брат. Заключительная на сегодня информация. Первое. Кто такие демоны? — Спросил Фотий и сам ответил, — падшие ангелы. Мы тоже ангелы, но не падшие. Для пославших их и нас человек ценнее, поскольку состоит их духа и плоти. Второе. Мы работаем по приказу свыше, который является ответом на просьбу человека о помощи. Иногда, в экстренных случаях, опережая его обращение. Они же работают по собственной инициативе, иначе им грозит смерть. «Хочешь жить — умей вертеться». Их правило. Поэтому и лезут, куда не просят. Ладно, Паисий, отбой. Новое утро принесёт новые заботы. Или, кто знает, поможет уладить старые.
Гостиница «Парадиз» слыла местом престижным. Практически центр Города. Ратуша, Собор Святого Михаила, рыночная площадь, торговая палата, адвокатские и нотариальные конторы — всё находилось в непосредственной близости от неё. Соответственно и одноимённая харчевня «держала марку». Владелец гостиницы и харчевни всегда имел в запасе пару комнат и пару столов для важных персон. При том, что публика, жалующая его заведения, аттестовала себе, не иначе как сливками общества. Больше половины посетителей относились к числу завсегдатаев. Немного меньше от числа первых — посетители от случая к случаю. Встречались и новички, которые незамедлительно попадали в поле пристального интереса приютившего их «кормильца». Пара дюжих слуг зорко следила за порядком. Обслуживающий персонал подбирался исключительно по экстерьеру, главным критерием которого была внешняя привлекательность. Среди прачек, работавших при гостинице, имелись также владевшие «смежной специальностью», состоявшей в том, чтобы украшать визиты гостей. Всё это вкупе с мастерством поваров привлекало посетителей. Провести вечер в «Парадизе» считалось показателем успешности и собственной значимости.
Вот и сегодняшний вечер один из таких. Маттиас Ледерштрумпф отмечал здесь своё избрание главой гильдии художников Города. Но праздник, не смотря ни на кухню, ни на обслуживание, ни даже на усилия «весёлых прачек», уверенно шёл ко дну. Коллеги-мастера, словно соревнуясь, произносили дежурные тосты. Ученики развлекались разглядыванием смазливых служанок и попытками заигрывания с ними. Демоны, оставаясь какое-то время невидимыми, давили зевоту. После того, как Люциэль опросил Василиска о Маттиасе, было принято решение легализоваться, представившись художниками из Кёльна. Гости, быстро навели контакт с хозяевами, упомянув общих знакомых, прежде всего, господина Шёневельта. Имя наставника послужило магнитом, притянувшим друг к другу гостей и хозяев. Когда один из кёльнцев вспомнил о Лукасе, у виновника торжества перекосило лицо как от зубной боли. Оконфузившийся сразу же извинился, и его ошибку быстро забыли. Торжество стремительно набирало обороты. Ближе к полночи с дистанции сошли ученики. Кто знает, может, сделать этот шаг им настоятельно рекомендовала субординация? Потом хозяева потеряли господ Штайнера и Брайткопфа. Перепивать главу гильдии они благоразумно сочли недальновидным. Затем настала очередь гостей «уходить наверх», то есть, наполнять гостиницу. Оставшиеся одни Маттиас и старший группы кёльнцев уже еле шевелили языками и несли околесицу. Уступать явно никто не хотел. Наконец, в поединке была признана ничья и скреплена брудершафтом. Заплетаясь языками и ногами, они поднялись по лестнице и по стенке разошлись по комнатам. Закрыв за собой дверь, Люциэль стал трезв и свеж словно горный рассвет. Отыграв спектакль, «кёльнская труппа» приняла деловой вид и ожидала своего руководителя.
— Всем спасибо за работу. Василиск, в общем и целом ваши выводы по главе гильдии художников верны. Подождём Бастет, и подумаем над планом дальнейших действий. Астериэль, у вас есть, что предложить?
— Да, босс, но только в общих чертах. Я с вами полностью согласен. Мнение Бастет нельзя не учитывать. Но встреча нашей боевой подруги с Лукасом только завтра... хотя уже сегодня, в три дня. Босс, вы скажете о Бастет?
— Без этого никак. Это касается всех. Братья, нашу сестру вычислил противник. Никакой паники, — Люциэль поспешил успокоить халдеев. — Она может быть для них каналом информации только в том случае, когда работает одна, без прикрытия. Её прикрытием буду я. Ангелы к нам не приблизятся. Хранителю меня не раскрыть, а я сопровождающего смогу. Так что, дождёмся Бастет.
Наступившее утро выдалось хмурым. Монотонно серые облака не пропускали солнечный свет, и время в Городе остановилось. Лукас впервые в жизни испытывал состояние, неразрывно связанное с перепоем. Два вопроса «Что же было вчера?» и «Как привести себя в порядок?» соперничая, вносили разлад в и без того обострившиеся отношения между головой и желудком. Первая для восстановления картины прошедшего вечера нуждалась в пище, а второй не воспринимал ничего, кроме пива. В дверь постучали. Получив разрешение, на пороге комнаты оказался молодой пышущий здоровьем человек. Назвавшись Вильгельмом Айхелем, братом Луизы Айхель, с которой Лукас познакомился вчера на балу, он сразу перешёл к активным действиям.
— Лукас, вы произвели на мою сестру сильное впечатление. Но видела бы она вас в эту минуту.
— Вот как! И чем же?
— Об этом она сама скажет. А сейчас вам необходимо восстановиться. Сегодня же у вас встреча. Не забыли?
— Нет, конечно.
— Тогда доверьтесь мне и не задавайте вопросов.
Проявив удивительную сноровку, внезапный визитёр помог Лукасу привести себя в относительный порядок. Затем предложил перед плотным завтраком пойти к морю и нагулять аппетит. Пожалев о данном обещании не перечить, Лукас подчинился судьбе в лице брата Луизы. Но тот хоть и жёстко, но выполнил взятое обязательство. Сильный ветер и холодный морской воздух прогоняли хмель, бодрили тело и дух. Шаг за шагом, слово за слово Лукас восстанавливал картину прошлого вечера. Бал. Знакомство с Луизой, сразившей красотой и манящей близостью неизвестных до этого отношений. Если между ним и Катариной стояли её отец и монастырские стены, то между ним и Луизой не было ничего. Лукас вспомнил сказанное капитану Беккеру о том, что рассчитывает использовать возможности Луизы для освобождения Катарины из монастыря. Но как это сделать, он представлял крайне смутно. Луиза закажет портрет, возможно, что и не один. И на эти деньги он как-то устроит побег Катарины. Или всё рассказать Луизе и попросить её о помощи. Снова, как в перед балом, Лукас чувствовал себя в тупике из вопросов, не имевших ответа. «Значит, снова игра в жмурки с ожиданием, чем она закончится»,— пришёл он к неутешительному выводу.
Вильгельм, брат Луизы, молча наблюдал за озабоченным Лукасом. И вскоре убедился в том, что процесс восстановления почти завершён. К возвращению в гостиницу в комнате Лукаса был накрыт шикарный стол. За время, прожитое в «Якоре», он не видел ничего подобного. Заметив беспокойство юноши, Вильгельм сказал, что это его заказ и он уже оплачен. Затем он, сославшись на неотложные дела, откланялся и предложил вместо себя разделить завтрак с господином Мюллером, чем очень удивил молодого художника. Лукас и сам этого хотел. Он уже тяготился обществом Вильгельма и обидой, нанесённой трактирщику вчера после бала. Лукас встретил господина Мюллера, стоя у окна и надеясь услышать слова, ставшие признаком особого к себе отношения. Какие бы изысканные кушанья ни стояли на столе, без привычного «Приятного аппетита, и мои уши к вашим услугам» они показались бы черствым и заплесневелым куском хлеба.
— Доброе утро, Лукас! Мне передали, что вы просили меня зайти к вам.
— Доброе утро, господин Мюллер! Да, это так. Я очень хочу... Мне бы очень хотелось, — волнение сбивало юношу с мысли. Взяв себя в руки, он решительно закончил сказанное. — Мне крайне необходимо поговорить с вами.
Проходите. Присаживайтесь. Позавтракаете со мной?
— Спасибо, Лукас. Пока готовил, напробовался. Но ради беседы, в которой вы испытываете острую нужду, почему бы и нет. Приятного аппетита! Продолжать не буду,
— А я так ждал. Но и за это спасибо. Господин Мюллер, я приношу вам свои извинения за обиду, причинённую...
— Господин художник! — прервал трактирщик Лукаса. — Какая обида? О чём вы?
— Я подумал, что вы обиделись на меня из-за того, что я познакомился с Луизой, и поэтому Катарина перестала меня тревожить.
— И всего-то! Дело молодое. Сегодня Катарина, завтра Луиза, послезавтра... Какая разница! А вот соус можно было бы и поострее... А если серьёзно, Лукас, то я не понимаю. Да, отношения с Катариной безоблачными назвать нельзя. Но препятствия не между вами, а снаружи. И тут, вдруг откуда ни возьмись, Луиза. Стоило появиться трудностям, вы переключаетесь туда, где их нет. Из чего можно сделать вывод, что отношения с Катариной — приятное времяпрепровождение. Я не знаю, что из себя представляет Луиза, но Катарина... Да, она дочь своего отца. Это для неё уже испытание. Но она ещё и племянница Матильды, женщины, которую я любил. А это говорит о Катарине много, если не всё.
— Господин Мюллер, после того, как вы ушли вчера, я сказал вашему другу, капитану Беккеру, и сейчас говорю вам, что хочу использовать возможности Луизы для освобождения Катарины.
— Лукас, вы настолько хорошо знаете Луизу, чтобы обращаться к ней с такими просьбами? Или вы хотите воспользоваться её возможностями без её же ведома? Как вы себе это представляете?
— Написать портрет. Наверняка, она ещё кого ни будь порекомендует. И на эти деньги организовать побег Катарины из монастыря..
— План хорош. Но вы не учитываете очень важные детали. Первое. Он мог бы сработать, если бы ваша Луиза была моей ровесницей. И к тому же старой девой, помешанной на рыцарских романах. Вы можете о ней так сказать?
— Нет, но...
— Второе, — переступив через возражение Лукаса продолжил трактирщик — вы не знаете планов самой Луизы относительно вас. Расскажите, желательно подробно, как произошло ваше знакомство?
— Она привлекла мое внимание, Такая женщина не может оставить равнодушным ни одного мужчину.
— Это не подробность, а лирическое отступление. Пропускаем. Она привлекла ваше внимание. Что дальше?
— Я смотрел на неё, когда она танцевала со своим братом. Потом, когда танец закончился, они подошли к отцу. Он о чём-то разговаривал с отцом Катарины. Потом она украдкой посмотрела на меня и что-то сказала брату. Потом они вместе подошли ко мне.
— И что? Вы представились друг другу и разошлись?
— Нет. Её брат хотел вызвать меня на дуэль из-за того, что я, по его словам, смотрел на его сестру с вожделением. Луиза уладила это недоразумение. Вот и всё.
— Это вам кажется. Ваше знакомство было заранее спланировано и тщательно скрыто за так называемым недоразумением. Я могу поклясться чем угодно, что на балу она знала о вас даже то, что вы сами о себе не знаете. Помните, перед балом я вас предупреждал о странности приглашения? И что получается? Вы знакомитесь с женщиной, которую вы не знаете, но которая знает о вас всё. При этом вы ничего не можете сказать о её планах относительно вас — информация, собранная о вас, нужна ей, точно, не ради любопытства — и хотите обратиться к ней за помощью другой женщине. Поверьте, Лукас, ваша случайная знакомая до встречи с вами знала, что вы художник, что вы любите Катарину, с отцом которой, кстати, она познакомилась до вас. И что отец Катарины против ваших отношений. Настолько против, что запер её в монастыре. Поэтому Луиза вполне логично предположила, что вы, зная только то, что она дочь купца, попытаетесь... как вы говорили? Использовать её возможности для освобождения Катарины? Если это так, то она провоцирует вас занять у неё денег. При том, что вы не знаете её планов относительно вас. Лукас, вам это ничего не напоминает?
— Ничего, — беспечно ответил юноша, отправляя в рот кусочек отбивной. — Хотя, — продолжил он, задумчиво жуя. И проглотив, заключил. — Нет. Ничего.
— Какая же у вас, господин художник, память короткая! Неужели вы забыли о странном господине из Эльзаса? Мы еще тогда коснулись неприличности денег, Помните?
— Прекрасно помню. Ситуации где-то похожие, но чтобы одинаковые...
— Никто не говорит, что одинаковые, — вновь трактирщик не дал договорить Лукасу.. — Но в обоих эпизодах незнакомец ... Надеюсь, вы не будете возражать против незнакомки в последнем из них? Так вот, незнакомец сам проявляет к вам интерес. Первый из них предлагает вам деньги, второй или вторая точно знает, что вы будете просить денег. Или попытаетесь их заработать. Осталось только узнать, что потребуется взамен.
— Да ничего не потребуется! Мне заказывают портрет. Я его пишу и получаю деньги. Вот и всё, господин Мюллер!
— Я очень бы хотел, чтобы так и было. Когда у вас встреча?
— В три пополудни.
— В таком разе, не смею вам более докучать. Позвольте откланяться.
С уходом трактирщика аппетит Лукаса пропал. Насытившийся желудок словно говорил голове: «Ты получила, что хотела. Вот и работай». Но та работать не спешила. «Трактирщик и капитан связали воедино приглашение на бал и знакомство с Луизой. С приглашением, согласен, — размышлял молодой художник, — что-то нескладное выходит. Ни одного внятного объяснения. Но причём тут Луиза? Если только допустить, что она сама подкупила господина Шенкеля, чтобы познакомиться со мной. Даже, если и так, то — зачем? Что ж, резвимся дальше! Луизе срочно захотелось иметь свой портрет работы самого Шёневельта, но тот внезапно уехал. Другие мастера её не интересовали, и она выбрала меня как лучшего ученика мастера. Не следовать же ей в Дрезден». Не удовлетворившись собственной версией, Лукас подумал, что лучше иметь хоть какую, чем никакой. До встречи с Луизой, а, значит, до решения этой головоломки, оставалось уже немного времени. Впервые за все посещения «Парадиза» Лукас шёл туда, точно зная, что его ждёт. Всю дорогу в его душе спорили Катарина и Луиза. Впрочем, первая больше молчала, уступая натиску противницы. Молчание Катарины только приносило боль, которую Лукас как мог залечивал оправданием и обещанием, что эта боль — последняя. Хмурое утро медленно превращалось в солнечный день. Подойдя к «Парадизу» раньше назначенного времени, Лукас рассчитывал внутренне собраться для предстоящего разговора. Но внезапно появившийся на пороге харчевни слуга лишил его этой возможности, сообщив, что известная художнику дама ждёт его и просит пожаловать к ней немедленно. Лукас подумал, что так даже лучше. Поблагодарив слугу, он решительно направился к лестнице на второй этаж и через минуту уже стоял перед дверью, за которой жила Луиза. Решительность Лукаса покинула так же внезапно, как и появилась. Некоторое время он колебался, постучать или нет. Внезапно дверь распахнула сама Луиза.
— Господин художник, ну что вы застыли на пороге? Проходите же скорее, присаживайтесь
— Добрый день, госпожа Айхель.
Лукас прошёл в комнату и увидел накрытый стол. Тем лучше, подумал художник, еда разговору хорошая компания. Молодые люди быстро освоились друг с другом, сократив расстояние между собой переходом на «ты». Но Луиза, непрестанно щебеча о всякой всячине, так и не обмолвилась о причине приглашения. Сначала такое поведение Луизы раздражало Лукаса. Он уже подумывал о том, чтобы извиниться и, сославшись на неотложные дела, уйти. Потом взяло верх любопытство. Ведь ради чего-то она пригласила. К тому же, прервать визит означало лишить себя хоть какого-нибудь ответа на свои же вопросы. Когда Лукас от щебета Луизы почувствовал лёгкое головокружение и прилив неги, он понял, что надо брать инициативу в свои руки.
— Луиза, связаны ли между собой моё приглашение на бал и наше знакомство? — спросил напрямик Лукас.
— Да, — так же прямо ответила Луиза, чем очень озадачила Лукаса. Он предполагал, что женщина начнёт выкручиваться и сочинять небылицы, в которых и запутается.
— Ты, что же, ещё до бала знала обо мне? И с братом разыграла представление?
— Да, знала,— Луиза, отвернувшись к окну, долго смотрела вдаль. Взглянув на Лукаса, она продолжила. — От господина Шёневельта.
— Звучит интригующе. Можно подробнее?
— Конечно. Мой отец знаком с мастером ещё до того, как тот обосновался в Городе. Ты разве не знал, что мастер прежде жил в Бремене? Ну, так вот. Когда отец стал здесь представителем торгового дома Эттингеров, он возобновил старое знакомство. Во время одной из наших встреч господин Шёневельт рассказал о тебе.
— Пока всё гладко. Почти гладко. Я знаю, что господин Шёневельт одинок. О семье он ничего не говорил. Эта тема всегда оставалась под запретом. О друзьях он тоже молчал. Наверное, потому, что их не было. А знакомые...
— И тем не менее, Лукас, это так. Вижу, что не веришь. Ты, получив приглашение, наверное, сильно удивился. Почему вдруг тебе? Но ты удивишься ещё больше, если я тебе скажу, что господин Шёневельт сам об этом ходатайствовал. Так как он не может посетить бал по причине срочного отъезда из Города. И вместо себя просит пригласить на бал тебя как лучшего своего ученика.
— Такого подарка я от наставника не ожидал. Он и похвалой-то старался не сорить. Ладно, почти убедила. А представление со знакомством на балу? И братец твой ошарашил меня, заявив, что я произвёл на тебя сильное впечатление. Признайся, ты его прислала?
— Да. Я попросила Вильгельма зайти к тебе, чтобы напомнить о нашей встрече.
— Допустим. А насчёт сильного впечатления? Он обещал, что ты сама об этом расскажешь. Да и о сегодняшней встрече хотелось бы услышать.
— Лукас, ты бывал в доме мастера? Хотя о чём я спрашиваю. Наверняка, он показывал тебе свои картины. Он и нам их тоже показывал. Потом ты прекрасно знаешь, что мастер позволял ученикам дополнять свои работы. Кстати, среди учеников он особенно выделял тебя. У него дома была твоя картина. Единственная, заметь, из всех учеников и членов гильдии.
— Да, «Ярмарка». Он увёз её с собой.
— А когда такой мастер говорит о ком-то как о лучшем своём ученике, это само по себе производит впечатление и вызывает желание познакомиться. Но господин Шёневельт очень досадовал, что у такого талантливого художника заказов раз-два и обчёлся. На что я предложила отцу стать меценатом и уладить твои проблемы. Он согласился. И господин Шёневельт сказал, что теперь он за тебя спокоен.
— Вот оно как.
— Да, Лукас. Так всё и было. Потом бал. Наше с Вильгельмом представление. А сегодня я хотела бы предложить тебе тему для твоей будущей серии картин.
— Серии? Интересно. И что за тема?
— Названия пока нет, но идея начинает прорисовываться. Мир эмоций, чувств. Мир человеческой души, в общем, — Луиза встала у окна и принялась оживлённо жестикулировать. — Изобразить страх, уныние, радость,. А сколько оттенков у любви! Как тебе такое? Согласен взяться?
— Идея отличная. Конечно же, я берусь её воплотить. Но было бы неплохо выяснить некоторые технические детали?
— Так в чём же дело? Или мы ограничены во времени? — Луиза вновь заняла своё место напротив Лукаса. Он видел, как в её глазах отражался ранний осенний закат. Зажжены свечи. Дрожат на стенах комнаты тени. «Технические детали» давно выяснены, но Лукас не торопился уходить. Как трудно ему это сделать, глядя на Луизу! Наконец, не сказав ни слова, он энергично встал, чтобы направиться к выходу. Уже у порога — открыть дверь и выйти — женщина его догнала. Одной рукой она обняла художника за талию, другую запустила ему в волосы. Лукас попытался избавится от этого наваждения поцелуем в щёку, но Луиза, крепче обняв его, подставила губы. Вырвавшись из её объятий Лукас быстрым шагом, почти бегом, покинул гостиницу.
Ему совсем не хотелось возвращаться к себе возбуждённым. Чтобы успокоиться, Лукас решил побродить по Городу. Бесцельно прошатавшись два часа, он открыл дверь «Якоря». Лучше показаться уставшим, думал юноша, чем озабоченным. Как до встречи с Луизой он мечтал о разговоре с трактирщиком, так после желал незаметно прошмыгнуть в свою комнату и чтобы на некоторое время все о нём забыли. На расспросы господина Мюллера Лукас в нескольких обтекаемых фразах ответил, что всё прошло так, так он и предполагал. Предложение перекусить он отклонил, извинившись за то, что в «Парадизе» хорошо поел. Оставшись наедине, Лукас посвятил остаток дня подведению его итогов. Договорённость о большом заказе, несомненно, означало получение больших денег. Лукасу не давали покоя слова трактирщика об услуге за них. «Получается такая схема, — рассуждал он. — Мне заказывают работу. Я беру за неё плату. Вроде бы, всё понятно. Но заказ большой и мне, ученику. Вот здесь и начинается то, что господин Мюллер назвал бы услугой. Знать бы за что». Внезапная догадка привела Лукаса в смятение. Поцелуй! Он мог обозначать только отказ от Катарины. «Да, я согласился с предложением Луизы. Хотя это всего лишь предлог, чтобы... дать мне денег за предательство? Итак, либо деньги, либо Катарина. А если попробовать соединить несоединимое? А что, если всё это выдумки господина Мюллера? Тогда ответы Луизы на мои вопросы — чистая правда, а поцелуй не более, чем задаток. Осталось только самому в это поверить». Мучимому сомнениями Лукасу снилось, как он висит над пропастью. Катарина держит его за руку и пытается вытащить. На мгновение он посмотрел вниз и увидел на дне пропасти много денег. И сорвался. Лукас проснулся. Его встречала заря нового дня,