Доброе утро спокойной ночи

      
        – Что-то опять не поделили? – с вкрадчивой издевкой спросила теща, имея в виду нас с женой, когда я ворвался на кухню с багровым лицом.
        – Вас, Людмила Борисовна... – ответил я многозначительно.
        – В каком смысле? – польщено опешила она.
        – В очень простом: мы не поделили Вас на день и ночь...
       
        Теща ложилась, когда петухам снилось, что они прочищают горло для пения, и вставала с первым, сомневающимся в себе, лучом солнца. Вопрос, как ей хватало энергии на столь продолжительное бодрствование, не интересовал меня. Я истосковался по временам, когда мог наслаждаться виртуальным одиночеством в квартире, пока все уже спали или еще не проснулись. Но, главная проблема заключалась в том, что теще нужно было желать «Спокойной ночи» и поздравлять с «Добрым утром».
        Моя жена не отличалась излишней общительностью, но по утрам она была некоммуникабельна даже по собственным меркам. С пробуждением, растерянная улыбка (когда жена еще не разобралась, где находится, и что ей предстоит, и что мгновением ранее трезвонил будильник, а не пронеслась мимо русская тройка с заливистыми колокольчиками) – эта заблудшая улыбка быстро сползала с ее лица, как запоздалый мартовский снег с поверхности земли. Лицо каменело в мучительной гримасе Медузы-Горгоны, увидавшей себя в зеркале. Ни о каком «добром утре» в таком состоянии не могло идти речи. В лучшем случае, сквозь стиснутые зубы, наружу исторглось бы утробно-грозное «Добрутр». С другой стороны, мои нервы достигали предельного напряжения к вечеру, когда любые звуки – включая едва уловимые шорохи (преимущественно воображаемые) и мой собственный голос – вызывали во мне боль, ярость и позывы к агрессии. Поэтому мы решили разделить причитавшиеся теще почести: я буду приветствовать ее вполне бодрым «Добрым утром», а жена провожать миролюбивой «Спокойной ночью».
        Но тут у меня остановились наручные часы. Я решил сменить батарейку сам и обзавелся инструментарием заправского часовщика, совершенно не задумываясь о том, что моего терпения не хватает не только для того, чтобы согбенно сидеть над хитроумным устройством с лупой в глазу, но даже рисовать  подобную картину в своем воображении. Меняя батарейку, я неловко подцепил механизм пинцетом и оборвал стрелки. Я попытался приделать их обратно и разбил стекло циферблата. Тут я сказал себе: значит, не судьба... (Рано или поздно любой вменяемый человек должен произнести эту фразу. Вся хитрость в том, чтобы сделать это вовремя.)
        Нужны ли в цифровой век механические часы? Мой мобильный телефон показывал время с точностью до секунды (стоило только нажать на кнопку, освещавшую экран). Вот только теперь мне приходилось постоянно убеждаться в том, что мне никто не звонил.  (Забыли, наскучили мною, погрязли в собственных заботах, или я сам отринул обузу утомительных связей?)
        11:45 Новых сообщений нет. Новые звонки отсутствуют.
        1:13 Новых звонков нет. Сообщений, естественно, тоже.
        1:37 Новое сообщение! Реклама? Она самая.
        И тут, после поломки часов, со временем начали происходить странные вещи. Утро от вечера я еще кое-как отличал, но дни недели уже с трудом. Например, мне казалось, что сегодня Среда, а на самом деле был Понедельник. Я радовался, что уже Пятница, а в действительности едва начинался Четверг (светало, Аврора чесала розовым перстом за ухом всклокоченной тучи). Или я собирался уходить с работы, – приводил в порядок стол, укладывал папки в портфель и застегивал его, – но тут выяснялось, что уйти невозможно, так как я только что пришел на службу. Дезориентация во времени зашла настолько далеко, что внезапно я ощущал себя совсем молодым – парнем хоть куда! – но, сверяясь с отражением в зеркале, убеждался, что это не совсем так. Или наоборот: чувствовал себя ветхим стариком, но когда, шаркая, сутулясь и откашливаясь, подходил к зеркалу, оттуда на меня презрительно и осуждающе взирал мужчина среднего возраста.
        Видно эта путаница негативно сказалась на моей адекватности. Поскольку на заключительном этапе переговоров с женой, когда оставалось лишь утрясти детали, я вдруг напрочь отказался приветствовать тещу «Добрым утром!» и только соглашался желать ей «Спокойной ночи».
        – Но, – жестикулировала жена, – это совершенно невозможно! Во-первых, ты прекрасно знаешь, что мне не по силам провозглашать «Доброе утро!» с восклицательным знаком по утрам. Во-вторых, ты сам никогда не справишься со «Спокойной ночью». Ты хоть когда-нибудь видел себя со стороны в одиннадцать вечера? Ты похож на убийцу-рецидивиста... Кто сможет спать спокойно после твоих пожеланий? По крайней мере, не моя мать! 
        – Ладно, – уступил я, – давай я буду говорить «Спокойной ночи» утром, а ты «Доброе утро» вечером?
        – Я не позволю издеваться над мамой!
        Тогда я отказался и от «Доброго утра», и от «Спокойной ночи», и жена запричитала, что я снова перекладываю все дела на нее. Что я ужасный муж. Что со мной совершенно невозможно жить, потому что я уклоняюсь от обязанностей и ответственности за их неисполнение. Так мы ни на чем не порешили, и я убежал на кухню в разгорячено-взволнованном состоянии, чтобы выпить воды и посмотреть на часы.
       
        – А этого никак нельзя избежать? – выпытывала теща с испугом.
        – Нет. Мы пытались. Нельзя, – я был предельно лаконичен, не оставляя ей надежды выведать подробности.
        Теща являлась противоречивой натурой. Например, утром она могла часами перебирать тряпки на распродаже в дешевом магазине, и потом восторженно утомлять окружающих своими впечатлениями, но к вечеру в ней распускался цветок ленивой и чуждой суеты восточной мудрости.
        «Пускай, – смирилась она. – Они станут разделять, а я – властвовать. Если обернется хуже, уеду к себе; мне вообще здесь уже порядком надоело. Но вдруг это означает подарки от каждого в отдельности, вместо совместных от обоих? Время покажет. Как говорится, утро вечера, утро вечера...»
       
       
        12 июля 2017 г. Экстон.