Дневник мстителя

Владимир Прудаев
      Часть первая. Начало
   По какой бы то не было причине, часть записей мне пришлось утаить от этого мира. На то не было веских оснований, увы, я даже не могу объяснить это самому себе. Вышло это интуитивно.
   Ещё в детстве мне нравилось представлять себя пиратом и прятать сокровища – свои безделушки. Удивительно, но часть из них я находил лишь спустя время, и они играли определённую роль в моей жизни: порой служили мотивацией к чему-либо, порой подталкивали на шаги, до которых я никак при своём уже взрослом, сложившемся уме не мог додуматься. Вполне возможно, теперь пришло время и данным отрывкам моего дневника.
**
   Всё началось ещё до похищения девочки Леси, задолго до данного происшествия. Помнится время, когда я был ещё вхож в свою семью. Недовольство мной, «замкнутым отшельником» (в их понимании), было чересчур сильным, давящим, но мною всё-таки терпимым. И тут в газетах печатают статью про дело о лжеполицейском. Та ещё комедия, нужно сказать; с неё-то всё и началось. Отступлюсь от сути и поясню это для лучшего понимания происходящего.
   Двоюродная сестра, являющаяся дочерью моего родного дяди, неровно дышала ко мне в силу своей творческой натуры. Она отлично писала картины, у неё был дар. Я же являлся для неё чем-то вроде символа таинственности и непостижимости, а это, в свою очередь, всегда и всюду страшило и вместе с тем привлекало людей. Так вот, в кои-то веки дядя завещал немалую сумму моей сестре. Оформляя после его смерти наследство, последняя обратилась в одну юридическую контору, пользующуюся у богатых весьма популярным спросом. До сих пор помню, где она находилась, особенно скрипучая, дырявая дверь врезалась в память как что-то отвратное, напоминающая людей с гнилым нутром. В общем, тут-то всё и началось. По окончании всех бумажных оформлений её начал преследовать следователь, курирующий дело гибели её отца.
   Как оказалось в последствии, его отравили, причём – забегу вперёд – руками следователя. Дело нехитрое – немалое сбережение вскружит голову любому. Через несколько дней после оформлений всех бумаг он стал караулить её в переулках, запугивать, даже избивать. Чего хотел этот хмырь – дело понятное. Но побои сестра тщательно скрывала, маскируя одеждой, макияжем и нелепыми объяснениями. В конечном счёте её отговорки возмутили меня настолько, что я стал следить за ней. Непристойно следить за женщиной, не так ли? Но это того стоило. Через некоторое время я застал её в обществе упомянутого следователя, угрожавшего изуродовать её лицо охотничьим ножом. Надеюсь, не стоит пояснять, что это означает для любой женщины? Если шрамы порой украшают мужчину, то с дамами всё намного сложнее.
   Шёл дождь, тот самый, что бывает осенним вечером. Тёмный переулок, моя сестра, хмырь, поблёскивание ножа при разрядах молний. Надеюсь, Мольеру не приходилось видеть подобных сцен наяву. Не могу сказать наверняка, что снизошло на меня. Помню лишь, что страх отступил, как и полное понимание моих последующих действий. Я изуродовал его, он уже был при смерти. Он лежал, истекая кровью, и не подавал признаков жизни. А мы… мы же в объятиях своих отдались самой страсти, не отдавая себе в этом отчёта. Страсть, порождённая насилием?.. Кажется, и этому можно найти объяснение в медицине. Но никто из нас не задумывался об этом. С утра она отправилась в отделение, написала заявление, дала подробное описание нападавшего, упомянула о неком спасителе, чьё лицо она якобы не запомнила.
   Не могу сказать, что это доставило мне удовольствие, но очередная статья про это дело поставило на мне клеймом дурную славу. После всего произошедшего я начал скрываться от людей, я понял, что моё присутствие, моя близость всегда привлекает страдания. И самое главное – я принимаю участие в этом, даже если не по своей воле.
   Удивительно, но чем больше люди обсуждали меня – таинственного мстителя, скрытного защитника невиновных, – тем сильнее меня презирали, даже не представляя, как нуждаются в моей помощи в минуты отчаяния. С той же самой стороны я всё сильнее избегал людей, потому как их склонность поносить каждого – пусть даже в угоду своей неосведомлённости – дурманит их разум, ослепляет их заблудшие души. Как и зачем началась охота за мной, никто толком не мог объяснить. Однако молва людская была всё же хорошим информатором, и как-то довелось узнать, что полицейские вряд ли по своим личным соображениям начали гоняться по моим следам. Скорее, они делали это неохотно, даже с некой брезгливостью к приказам сверху. Кому-то не понравилось, что я выполнял их работу, работу, которую никак не должна меня касаться.
**
   С некоторых пор всё, что меня некогда окружало радостью, вдруг обратилось чем-то омерзительным, чем-то, что извращало саму мораль общества. Вдруг наружу выплеснулись все пороки, все нравственные проблемы, изувеченные лица и бордели, некоторые из которых чуть ли не в открытую предоставляли услуги каждому, кто проходил мимо. Вообще этот мир докатился до того, что вся наша жизнь походит больше на сточную канаву, нежели на сады Эдема. Наша жизнь – сточные воды, несущие нас в ту самую пропасть, от которой нас так воротит, от которой все так стремительно пытаются бежать галопом. Но, сами того не замечая, мы лишь добавляем в данную канаву всё больше ненависти, желчи, разврата и насилия, сами же топим друг друга в этой бурлящей жиже ради своих похотей, ради скудных обеденных перерывов, изнурённых язвой желудков и нездорового пьянства. Мы всё сильнее разбавляем всё это месиво своими эгоистичными требованиями, и, пытаясь сопротивляться всему этому потоку, гребём всё это под себя, на себя, лишь бы не  досталось кому-то ещё. Мир извращён ровно настолько, насколько мы позволяем, ровно настолько, насколько извращены сами. Нет, о каком же может идти речь благословении небес, о каком же поиске других цивилизаций и о какой же гармонии, если мы – люди – так испоганили всё вокруг? Человек – это олицетворение всего самого ужасного, что может быть с нашим хрупким миром. И когда вся смесь безразличия, вся масса разврата, жажды наживы и разложения устоев придушит это существо, называемое человеком, своего хозяина, сотрёт с его озверевшего лица этот дикий, омерзительный оскал, уничтожит все его помыслы и бездушные деяния, только тогда всё придёт в норму, всё восстановится в первоначальном замысле.
   Так и с моим появлением начался бардак. С моим появлением люди озверели, доселе молча пережёвывая всё своё гнилое нутро. С моим появлением люди тут же показали свои оскалы из-под масок, окрысились за моё выполнение их работы. Так бывает часто, мир слишком жесток с теми, кто с душою и безвозмездно дарует миру то, на что сам он не способен. Этот мир – инвалид, парализованный своим нежеланием устранять свои же ошибки, отрубивший свои конечности ради бездействия, придушивший свои добродетели ради того, чтобы кто-то действовал за него.
   В общем, по той или иной причине мне пришлось уйти из семьи. После этих статеек мои родственнички заподозрили во мне склонность к насилию, и сперва даже наняли психиатров из местных богаделен, однако спустя время я сбежал, обрубив все мосты. Нет, я не считал себя полноценным для существования в обществе, но также я не был столь больным, чтобы отдаться на растерзание купленным врачам-мозгоправам. Семья недолюбливала моё стремление к борьбе за справедливость. Обращение же к врачам спровоцировало меня, тогда я понял, что не семья нуждается во мне, но я нуждаюсь в борьбе. Хотя – должен признать – в последствие эта борьба переросла в нечто большее, она стала частью меня и велась уже не за справедливость, а против зла. Она стала чем-то личным для меня, даже сокровенным, и казалось, нет человека, которому я мог доверить это. Возможно, потому и записали меня в изгои и параноики, в социопаты и психически неуравновешенные. Что же, на небе потом разберутся, так ли уж и правы были те, кто осуждал меня.
**
   Какое-то время я блуждал по городу, пытаясь понять бренность своего положения. Я пытался разобраться, в чём отличие между мной и бродягами, ищущих в подворотнях забегаловок и у мусорных баков хоть что-то, что мог переварить желудок. Но чем дальше наблюдал за жизнью вне стен, тем отчётливее осознавал, что я не был столь уж отсталым. Я просто был инородным телом в мире, живущем своею изощрённостью, похотью, жаждой наживы, насилием. Мне не было места в этих рамках, я не вписывался ни в какие правила, и потому оказался отторгнутым. Семья оказалась примером, ведь со мной не могли ужиться даже родственники. Они ставили себя выше лишь по причине богатства, пусть даже скопленного нечестным путём. Но те деяния, которые совершают люди, говорят об обратном. Люди губят себя, и оттого становятся злее, оттого сильнее зарывают себя в пучину низости. Прискорбно, что люди не умеют в этом признаваться, куда легче и удобнее винить других. Смотря на это омерзительное человечество, порочащее всю суть человечности, в конце концов, я рассмеялся, я понял, что беды людей вовсе не в их нищете или голоде. Их беды заключены в них самих, и покуда наша цивилизация существует, так будет продолжаться всегда. И пусть в корне невозможно изменить ситуацию, но я попробую, ведь кто-то должен бороться, даже если нет выхода. Иначе я стану таким же, а это в свою очередь означает гибель моих взглядов, моих принципов, меня самого.
**
Мне пришлось смириться с тем, что нет пути обратно. Но теперь есть множество способов достичь цели. Искоренить всю мерзость из этого мира, изогнуть несгибаемое, выпотрошить всё гнилое нутро – лишь так я смогу добиться результата. При этом я понимаю, что придётся решаться на ужасные поступки, и они святым меня не сделают. Но мне неведомы иные пути, поскольку на одних убеждениях не прекратить весь бардак, учинённый людьми. Нельзя словами исцелить маньяка, это въевшаяся в мозг патология; нельзя с метлой удалить горы хлама – она слишком мала для этого; нереально прощать без наказаний – деяния вновь повторятся. И мне придётся взять за оружие то, против чего я намерен бороться. Неужели люди одичали в своих помыслах настолько, что приходится становиться таким же ради их спасения, излечения, исправления и наказания? Этот мир не будет идеальным никогда, покуда хоть один человек бродит по планете.
   Пускай же люди мнят себя безупречными. Наступает момент, когда открывается истинный вид человека. Так случится в своё время и со мной. Но чтобы выводы обо мне не были поспешными, я начал вести записи в  дневнике. Многие занимаются этим и по разным причинам. У меня же цель куда банальнее – оправдать свою борьбу с гниющими внутренностями общества. Обидно только, что людям порой не нужна справедливость, им необходимо зрелищность, насилие. Они так и жаждут лицезреть зрелище расправы, чтобы как-то оправдать и возвысить себя за счёт иных. Странность в том, что после наказания виновных они спокойно расходятся, словно ничего и не случилось вовсе, словно ожидая следующего концерта. Почему лишь немногие сознают надобность в дальнейших пресечениях подобных ситуаций? Большинство спокойно обедает, хотя могло бы поработать над этим, чтобы в следующий раз инцидентов с их жертвами не было. Бездействие – весьма убийственная штука, лишённая всякой морали, даже самого права на существование. Но… люди предпочитают молчать, пока трагедия не касается их.
**
   А на что будут способны эти записи? Какую силу они будут иметь в случае, если что-то произойдёт? Я верю, что среди масс найдётся хоть один здравомыслящий человек, кто сможет оценить их трезво и вынести на суд людской всё описанное, если виновность моя в чём-либо будет доказана несправедливо. К этому моменту меня, скорее, уже не будет в живых, но потомки будут знать и хотя бы для себя решат, был ли я прав. В конечном счёте, важен результат – если мои действия изменят что-либо к лучшему, значит, всё было не напрасно.
**
   Спустя время после дела со лжеполицейским появились новые статейки местного журналиста о мстителе. В этот момент я работал в пригороде, помогая сиротам разобраться с шайкой хулиганов. Дело было нетрудное, но слава мстителя вечно преследовала меня в лице блюстителей порядка. Им не нравилось, что я выполнял их работу, к тому же без права на это. Впрочем, я понимал, к чему могло всё привести. Пришлось выяснить адреса всех репортёров, навести справки. Всего трое из них могли освещать мои похождения, и то со слов тех, кому я помог. Но толком никто ничего не знал, моя личность оставалось загадкой, и полицию это нервировало.
   Почему лишь немногие способны действовать? Почему основная масса занимается чем-то иным, но не прямыми обязанностями? Сковывая себя предрассудками, закрывая глаза перед действительностью, прикрывая свою несостоятельность нелепыми законами и правилами, люди винят во всём тех, кто пытается выполнить их же работу. Лицемеры и трусы – других слов не найти. Подвластно ли нам изменить мир, если свою сгнившую натуру скрываем даже от себя? Мы привыкли к бутафории, к искажению истины – так проще, так спокойнее. Смешно! Люди, эти омерзительные существа, вечно жаждущие улучшить свою жизнь путём ухудшения чужой, бояться увидеть своё отражение.
   В кабинетах стоит смрад от дешёвого одеколона, пустая бутылка на столе со следами блуда, помады и отвратного поила, посеревшая сорочка от пота и табачного дыма… эти офисные булкожуи мнят себя всезнающими, властными людьми, но кроме жалости ничего к ним нет.
   В скромных квартирах нашествие тараканов. Да и сами жители попрятались в затхлых чуланах подобно им, скрываясь друг от друга, поедая странное месиво из каши, ненавидя тех, кто не подал им монеты на икру. Под ненавистным им взором соседа выходят на улицы осрамить себе подобных, избавляясь от того последнего, что делало их людьми.
   В ночных барах полно молодёжи. Но это уже атрофированные, пустые оболочки, тела, наполненные алкоголем и другим дурманом. Они получают удовольствие от своей похоти, развратного поведения, не понимая, что уже не живут. У них нет будущего, нет завтра, даже самого понятия о потраченном впустую времени. Это лишь бальзамированные тела, бесцельно трясущиеся, бесперспективно живущие за счёт нищей старухи и отца-инвалида.
   Нет, этот мир, похоже, уже умирает. Последние конвульсии издыхающего, сгубившего самого себя, человечества скоро пройдут, и всё – занавес. Только зрителей нет, аплодировать никто не будет. Лишь в театре актёры умирают наигранно, здесь же, в реалии, такое невозможно. Мир, который известен нам, погибает. Жизнь груба, жестока, часто несправедлива, но даже ей не удаётся полностью оспорить это право у человека. Страшно, что люди не хотят признавать этого, не хотят увидеть в своих деяниях монстра, творящего хаос, бесчинство, разрушения. Мы как заноза, которую необходимо срочно удалить с сей планеты и утилизировать безвозвратно. Иначе мы сгубим оставшееся.
**
   Так вот, как уже говорил, служители порядка были обозлены моим участием в их делах. Самое на тот момент интересное заключалось в чьей-то выгоде из всего этого. Мало того, им пришло на ум повесить на меня все нераскрытые преступления. Логично – в одночасье озолотиться на поимке одного человека, пусть даже не имеющего никакого отношения к их невыполненной работе. Но я всегда был на шаг впереди, благо сам думал головой, являясь до недавнего времени блюстителем закона и имея хорошие связи. К слову, моё начальство весьма лестно отзывалось обо мне, да и у коллег был на хорошем счету. Но вопрос-таки в том, что никто и понятия не имел, чем теперь занимаюсь я. Хорошо, что есть люди, готовые помочь мне там, где обычными соблюдениями правил не обойтись. Вот в этом вся соль и заключается. Что же, мне посчастливилось познакомиться с одарённым сплетником, чьё упорство в собирании слухов вызывало искреннее восхищение. Назвавшись от нечего делать Образом Тени, он с лёгкостью доставал любую информацию. Надо отметить, ему приходилось общаться со всеми – и это в короткие-то сроки. По крайней мере, весьма кропотливая работёнка доставляла ему удовольствие. Но кроме информации мне порой нужна помощь и иная, физическая. В полной мере реализовать данное помогал мне другой ценитель грязных дел – пятиборец Денисов. Наперёд думать ему не нравилось никогда, но помахать кулаками – первоклассный мастер. Вынужден сознаться, доходило до этого не раз. Но в своё оправдание скажу, что все деяния мы творили в защиту невинных, чьи души не искушены пороками. В остальном же осудят меня небеса, ибо суду людскому верить нельзя. Только вот во что же остаётся верить? В сладкие обещания лидеров, чьё бездействие убийственнее всяких катаклизмов? Верить в силы невиновных, не способных никогда защищать себя, даже перед угрозой конца света? Нет правды в Правом деле, нет святости в мычании священников, нет веры в палачах. Эти немые истины всегда были, всегда будут. И именно мы – люди – допустили это. Не может король обогатить бедного только по причине бедности последнего. Не станет солдат воевать лишь по причине своего рода занятий. Не будет солнца на небе лишь из-за того, что оно там было. Вся наша вера – лишь надежда на то, что хотя бы после нас будет лучше, чем при нас. И этот факт не должен искушать умы и настаивать на бездействии. Мы привыкли не обращать внимания на действительно важные вещи, ограждая себя от реальности рутиной, мелкими заботами, никчёмными проблемами. Всё это превратило нас в бездушные машины, циклично выполняющие одно и то же. Мы стали пустыми, обездушенными, без представления о морали и ценностях, о том, что на самом деле мы делаем и для чего. Нет целей, значит, нет движений, а без движения мы умираем. А раз умираем, то ничего не остаётся. Бессмысленное, скупое зрелище, жалкое существование, глупая пародия на наше же отражение. Мы скупы даже по отношению к себе, вечно обделяем себя в надежде на что-то лучшее в будущем, однако в итоге наш разум, оскудев, уже привыкает к нищенскому положению нас самих. Страшно, что мы даже не осознаём этого, срываясь на тех, кто пытается нам что-либо подсказать. Смешно, смешно до дрожи. Люди – извечный паразит, изъян, мнящий себя хозяином планеты, но не способный позаботиться о себе. Нет, этот мир никогда не будет идеален, если мы не излечимся от всех своих пороков.
**
   Блуждая по городу, я видел многое из того, на что способен человек. Печален город, ибо пропах он отвратными деяниями. Всюду топь, зловонный смрад, окутавший улицы. И во всём этом – молодёжь без цели, с дешёвыми духами, развратно одевающаяся; во всём этом – ночные бабочки по обочинам, а за ними сточные канавы, разящие несварением, грязью, развратом и нуждами горожан. А на пьедестале воссели те, кто считает этот город садами Эдема. Окраины города были чище, но там умели молчать обо всём, что происходит. Лишь облезлый кот, жмущийся к подъезду, чем-то напоминал заблудившегося путника, в ночной дождь пытающегося найти пристанище. Скупое освещение работало с изобретательной способностью отключаться в неподходящий момент. Так отказывает механизм при поломке, но в целом – виноваты люди. Мы перестали следить за собой, перестали справляться со своими обязанностями. Отсюда и получилось то, что есть сейчас. Полное разложение общества неминуемо приведёт к разрухе. Мы одичали, стали забывать свои же принципы, приоритеты, свою работу, даже самих себя. Воплотившись в омерзительное подобие цивилизации, наше существование напоминает мёртвое тело погибшего под колёсами пса, ещё тёплое, но уже не живое. А ведь так хорошо начиналось…
**
   В один прекрасный день вышла новая статья, освещающая анонимную благотворительность. И опять – моя личность. Так и хотели они моего визита, думалось мне. Всего-то пришлось пожертвовать мне кучкой денег ради сирот, пусть даже и появилась эта кучка после разборки с грабителями банка. И да, пришлось наведаться в редакцию. Это оказалось моей единственной ошибкой, после которой моя жизнь изменилась. Я повстречал её, она была обворожительна! Всего несколько минут, и она околдовала меня. Столь доброе создание, и пребывает в этом мире? Я не мог поверить, что она оценила мой поступок и даже предложила обменяться письмами. Это было совсем не так, как мне виделось. Совсем не так пошло и после. Теперь я понимаю, что есть надежда у этого мира, пока есть такие, как она.
   Почему среди тысяч и тысяч человекоподобных особей, мнящих себя творцами, живут они? Этим созданиям не место в нашем угрожающем мире. Её глаза были наполнены искренней радостью за мой поступок, словно я был спасителем. От неё исходила забота и понимание, и складывалось впечатление, будто она знает обо мне всё. Это мне непонятно. Мне невыносима мысль, что самое светлое существо на планете признательно за мои деяния. По сути своей я тоже являюсь порождением насилия. Мало того, сам приношу насилие ради защиты от остального мира, полного ненависти и искажёнными нравами.
   После этой встречи мой мозг взорвался, он противился осознанию того, что мои дела могут импонировать кому бы то ни было. Меня охватил пожар, я горел всем своим существом. Какое право было у меня давать ей повод гордиться мной? Да и вообще, почему я позволил себе прийти к ней относительно какой-то статейки? На что я надеялся? Кажется, моя личность постепенно превращается в нечто инородное для всего общества, пусть и прогнившего полностью. Но мне нет места среди людей, я опасен своими мыслями, своим образом жизни. Нельзя подпускать её близко к себе, это лишь навредит ей. Но боже, она так прекрасна!
   Несколько дней спустя я написал ей. Навряд ли мне могло прийти в голову что-то стоящее, однако мой интерес всё-таки переборол меня. Мне хотелось знать, что именно я представляю в её глазах. Человеку с моим складом ума должно оставаться одному. Право, знал бы наперёд дальнейшее развитие событий, в сей час увёз бы её отсюда. Будь что будет!
**
   Какого же было моё удивление, когда она ответила мне. Неестественным образом сложилась судьба. Складывается ощущение, будто сплю. Но почему именно так, а не иначе? Почему сейчас и именно со мной? Ответов нет, да и вопросы риторические. Это мне отвечает само мирозданье, которому я некогда бросил вызов. Теперь моё время защищаться от нападков судьбы. Я не просил у неё ничего, быть может, стоило. Она написала мне, и всё перевернулось. Мои представления начали меняться, с каждой секундой приближая к чему-то. Мне не были известны те утехи, которым предаются семьи. Но что со мной? Мои ноги несут меня по воздуху, пылает грудь. Чувства? Смешно. У такого, как я, не может быть ничего, кроме апатии к людям. Видимо, я слишком болен, и за работой не заметил симптомов. Нужно пересилить себя и заняться тем, чем умею. Но моё существо противиться, заставляя браться за новый конверт. Нет времени на себя, на нужды, лишь бы вновь увидеть её почерк, её трогательное приветствие в следующем послании. Лишь она способна так затрагивать мою душу.
   Почему мне так важно получить её ответ? Может, я ищу что-то родное в ней? Её взгляд помнится мне так чётко, словно мы виделись только что. Это ненормально. Пальцы на руках немеют… я умираю? Хуже – жив и здоров. Наверное, она не понимает кому пишет. Возможно, она несколько не в себе, раз считает меня благодетелем. Нет, понять её не сложно, а вот себя – уже и не знаю. Ладно, вложу нашу переписку в дневник, будет время, перечитаю и подумаю над происходящим.



               Часть вторая. Блокнот
«Моя милая Александра!
Первая встреча оставила весьма противоречивое послевкусие. Этот город, пропахший потом, ложью и серостью, подарил мне тебя. Но столь чудесное создание не должно обитать в закоулках мира; невозможно представить, что тебе угораздило обитать именно здесь, а не в более нормальных, пригодных к комфорту уголках Вселенной. Ещё больше поражает меня твоё страстное влечение ко мне, ибо я – лишь тень общества, того общества, что разрушает прекрасное. Нет мне оправданий, ведь личность моя точно также порочит других, даже охотится на себе подобных, пытаясь искоренить извращённую мораль. По сути своей я тоже являюсь изъяном, хотя и действую во благо неискушённых похотью, грабежами, разрушениями всего святого. И может быть, ты находишь в моём образе романтику, горсть опасности, приключения, однако я должен предостеречь тебя. Со мной никогда не будет спокойно, меня не переубедить даже перед концом света – я всегда буду искать тех, кто уродует этот мир. Наверное, такова моя участь, таков смысл моего пути. Чем же мне удалось привлечь тебя? В твоём кругу найдутся люди весьма почтенные, умные, удачливые, одарённые во многих сферах… И тут появляюсь я, разрушив всю эту гармонию, ураганом перевернув всё вверх дном, внеся в твою жизнь смуту, страх и вместе с тем надежду. Надежду на то, что в открывшейся правде о мире, наполненном вовсе не идиллией, всё же есть те, кто ограждает таких, как ты, от всех напастей. Неужели всё дело в этом? Неужели твои дивные глаза из всех мужчин на планете разглядели что-то родное и нужное именно во мне? Мой силуэт явно вызывает у других нечто неопределённое, несколько отвратное, пугающее, неизбежное. Но при этом с каждым мигом мои мысли всё сильнее мчатся к тебе, и я понимаю, что и ты что-то изменила в мире. Меня манит к тебе, и причины этому мне пока не найти. Очевидно только то, что теперь я не могу так беспечно рисковать собой, ибо чувствую, что ты пытаешься оспорить мои права на меня же. А данный факт меня пугает и вместе с тем влечёт.
   Твой скрытный друг. Вторник, тринадцатое.»

«Мой таинственный и скрытный друг!
Когда же нам была уготовлена встреча, я и понятия не имела, что существуют те, кто мог так заинтересовать меня. Твой образ жизни, без которого тебя не существовало бы, меня пугает и завораживает. Каждый миг я пытаюсь понять тебя, пытаюсь изучить ход твоих мыслей. И с каждым мгновением всё больше вопросов возникает в моей голове. Я боюсь этого, боюсь того, что всё это – реальность. Неужели и вправду краски – лишь прикрытие серости и безразличия мира? Неужели мы действительно столь одиноки и беззащитны перед губительным оскалом монстра под названием «человечество»? Мне страшно от осознания, что твои деяния так необходимы. Твои помыслы чисты, но ведь люди этого не поймут и не простят. Невозможно постоянно бороться с тем, чем является мир, – слишком сложная работа для одного человека. Вместе с тем я ощущаю в этом некую романтику, ощущаю твою борьбу с изъянами как единственную возможность твоего бытия в мирозданье. Меня влечёт твоя личность, но мне страшно видеть ту сторону, которую тщательно скрывают люди. Мне больно видеть, как ты борешься с дичайшими грехами людей, пренебрегая своими нуждами. Как вообще можно существовать, зная, что никогда ты не будешь наслаждаться дарами, ещё не сгубленными нами?
   Твоя кареглазая Александра. Четверг, пятнадцатое.»

«Моя милая Александра!
Прошу тебя не пытаться понять этот сгубленный мир, опороченный, осквернённый даже тем фактом, что существует человек. Нет святости во многом, что творимо его рукой. Изуродовано и разрушено многое из того, что было создано не нами. Что говорить, если даже к себе подобным мы относимся с презрением и ненавистью. Наш род людской изначально был наделён ошибочной идеей о лучшей жизни. Всё вокруг омрачено присутствием людей. Этот хрупкий, чувствительный ко всему шарик звенит, но не от праздности. Он взывает о помощи, он вопит о мерзких деяниях людей. Я не могу спокойно и отрешённо смотреть на это. Если что-то возможно изменить, я предпочитаю это делать, пусть никто и не одобрит. В конечном счёте, большинство случаев исправляются теми же способами, какими были совершены. Вопрос в том, кто именно будет исправлять. И в этот же миг начинаются неуместные дебаты, придумываются нелепые правила, смешные до безрассудства, заточения и помилования по этим же правилам. И в итоге происходящее назовут гуманностью, весьма отчётливо разящую безумием. Лишь безумцы способны разорять великие творения и при этом сажать на кол умирающего с голода мальчугана за украденный кусок хлеба. Нет, никаких договорённостей и компромиссов здесь быть не должно. Этот угрожающий мир неуместен с тем, который был до нас. Это мы, озверевшие люди, делаем его таким. Мы, а не газетные выдержки с плакатами на витринах. Газеты не убивают себе подобных, не бросают детей и не грабят ночами, поджигая дома.
Прошу простить, если всё это звучит дико и печально, однако иным мир я не лицезрю.
   Твой скрытный друг. Воскресение, восемнадцатое.»

«Мой друг исполненный заботой!
Я и представить не могу все изъяны, что видятся тебе в обществе. Да и не желаю знать, что наш злобный мир ужасен именно настолько. Мой разум противиться, отказывается верить в это. Ты считаешь, мы погрязли в пороке и лжи. Но разве всё так безнадёжно? Каждый ли из нас повинен в разрушении ценностей нашего бытия? Ещё нужно понимать, что имеется в виду под ценностями. Культура общения? Богатство? Быть может, книги? Мне кажется, постижение нас самих – вот ценность. Лицезрение и охрана чудес природы – ценность. Помощь в беде, даже если сам страдаешь – тоже ценность. Но ты же борешься не за это, а против мерзких качеств нашего вида. Я осознаю, что твоя работа должна выполняться, но тогда, по сути, она тоже является пороком. Она чиста лишь в своих помыслах оградить мир от мрака и хаоса, что учиняют люди. Я прошу тебя остановиться и рассудить, так ли уж необходимо твоё участие в этом.
   Твоя Александра. Понедельник, девятнадцатое.»

«Моя милая Александра!
Сегодня я навещал мальчугана. Его глаза были наполнены страхом перед этим, угрожающем на каждом шагу, миром. Его волосы от дожей превратились в странное месиво, чем-то напоминающее половую швабру. Его руки черны от грязи, в которой возимся мы все и которую называем лучшей жизнью в городских условиях. Мы испачканы той самой грязью, что проела наши души и разумы. Мы пусты по натуре своей, безразличны ко всему, брезгливы к просьбам иных. В нужде своей мы стремимся насытить лишь свои желудки и кошельки, опорожняясь от ложного недержания мимо сточных канав. Наши разумы поражены неизлечимой болезнью наживаться на том, что кому-то плохо. Единственная цель человека – улучшить своё положение – достигается всё более изощрёнными способами, извращая мораль. Само понятие морали уже не истина, а мнимая правда, которой прикрываемся от чужих поучений. Мы сменяем на лицах множество гримас, но всех объединяет звериный оскал, напоминающий в зеркалах по утрам, что следующим днём мы превзойдём самих себя. Мы совершенствуем способность быть бездушными существами, ублажающими себя своей похотью. Мы оспариваем друг у друга быть первыми на пьедестале мрака. Этот мир требует, чтобы пришли такие, как я, он просит вакцину от себя же. В одиночку мне не под силу справиться, но бездействовать мне не дозволено. Я продолжу свою работу, ведь что-то ещё в моих силах изменить.
   Твой скрытный друг. Вторник, двадцатое.»

«Мой таинственный друг!
В очередной раз прошу тебя оглянуться и вспомнить, было ли хоть однажды что-то светлое в твоей  жизни. Что же могло послужить причиной твоей ненависти, понять мне не суждено. Вполне возможно, ты видел самые жуткие деяния людей, и оттого так зол на весь свет. Но право же, есть и прекрасные стороны нашей жизни. Иногда стоит отвлечься от постоянной борьбы с оплошностями остальных и взглянуть на свои страхи. Нет ничего идеального, не спорю. Быть может, и сама природа ошиблась, создав нас такими. Однако мир по-прежнему наделён иммунитетом, чему подтверждениям служат великие. Их единицы, но они есть и также меняют мир в лучшую сторону. Меня смущают твои мысли, я не могу верить, что мир столь жалок. Одно только осознание твоей правоты губит желание любить свою жизнь. Это страшно! Но страшнее существовать с такими мыслями. По природе своей люди разрушают, чтобы в последствие создавать более грандиозное, совершенное, достойное почтения. Это ли не замысел небес? Постигать мирозданье путём совершенствования самих себя – достойно всякого почтения. Испокон веков происходили войны, буйствовала чума и голод, процветали богатые семьи и волочили ноги с проказами остальные. И всегда находились те, кто всё-таки делал мир лучше. Проходя через лишения и горе, они обретали величие в своих деяниях, не заботясь о себе, о своём достатке и памяти в веках. Нет, ты явно знаешь об этом, мой странный друг, ты точно не взираешь на трудности! Но что движет именно тобой? Апатия к кошмарным злодействам или нечто большее, поселившееся внутри сознания в результате давней несправедливости? В любом случае это печально и дико. Прошу тебя со всей любовью к тебе, будь осторожен в своих побуждениях и береги себя, хотя бы в знак того, что тебе дорого наше общение.
   Твоя Александра. Пятница, двадцать третье.»

«Моя милая, любезная Александра!
Ещё никто не беспокоился обо мне доселе. Чем я мог заслужить эту награду? Твои переживания согревают мою душу, и всё сильнее я ощущаю нужду в твоём присутствии. Мне были неведомы столь тёплые отношения, теперь же ощущение чего-то прекрасного не покидает меня. Для меня же странно твоё отношение ко мне, к отшельнику, чьи взгляды на происходящее в корне отличаются от остальных мнений. Моё существование было пустым и бессмысленным без тебя. Сейчас я понимаю, что мои деяния не пропадут впустую, мне есть за кого сражаться, кого ограждать от любой напасти. Твои доводы разумны, в них здравый смысл. Но ты права и в том, что мой образ жизни – единственная возможность чувствовать себя нормальным человеком, быть личностью, но не пустотелой оболочкой среди тысяч таких же. Они называют себя обществом, соблюдают законы, прибегают к медицине. Их медицина лишь бутафория, эксперимент: изобретая вакцину, они тут же придумывают новую болезнь, после которой ещё больше людей выложат состояния ради лечения. А их законы охраняют только их и только от нас. Общество, основанное на лжи, сгниёт заживо, каждая составляющая начнёт жрать другую ради выживания. Это и называется сменой правления. Лицемерное поглощение одних интеллектуалов вторыми. А в итоге получается то же самое, лишь в последствие называют себя иначе. Перерождение, результатом которого становится не прекрасная бабочка, а нечто жуткое. И затем они ловят тебя, хотя и повода для этого нет. Ловят и предлагают договориться. Это называют они компромиссом, якобы направленным во благо нам. И ты вынужден согласиться, иначе попадёшь в лапы таких же палачей. Нет, милая Александра, я не могу отстраниться от всего этого. Не могу позволить, чтобы этот мир, полный разврата, грязи, неминуемых страданий, поглотил тебя. Уж лучше я потеряю последнее, что есть у меня, чем лишу тебя нормальной жизни. Никаких договорённостей даже перед лицом конца света.
   Твой таинственный друг. Суббота, двадцать четвёртое.»

«Мой странный и вместе с тем дорогой мне друг!
Мне трудно описать, что твориться на душе, когда читаю твои строки. Это смешанное чувство страха и покоя сводят меня с ума. Я впервые встречаю человека, чьё рвение противостоять миру сталкивается с бережным отношением к человеку. Твоё внутренне побуждение оградить меня от того, что мне ещё не ведомо, заставило меня будто растаять. До сих пор не понимая тебя, я осознаю, что ты нужен мне. Не могу найти причин этому, не могу найти причин твоему мировоззрению, но что-то притягивает меня к тебе, и с каждым днём противиться этому получается всё меньше. Что же ты делаешь со мной? По сути, мы никогда не встречались, и знакомы лишь благодаря мелкой статье в газете. Так почему твои письма заставляют меня поскорее увидеться с тобой, прикоснуться к тебе, словно это может быть сном? Получая твои письма, я забываю обо всём и веду себя, словно девчонка. Твои мысли о бренности нашего мира должны отталкивать от тебя, как защитный механизм. Со мной же происходит обратное. Словно неизведанные глубины океана, ты столь скрытен, что за всю нашу переписку я не познала и десятой части тебя. Даже первая встреча, призванная дать хоть малейшие представления друг о друге, не помогла. Но при этом я отчётливо осознаю, что ты нужен мне. Эта нужда исходит из глубин сознания, словно мы созданы быть единым целым, словно мы всегда были рядом, и лишь по случайности именно в этом мире разделены. Что же я пытаюсь объяснить в этом письме? Похоже, это лишь очередная попытка убедить себя в твоей реальности, в реальности наших побуждений, желаний и взглядов. Надеюсь на скорейшую встречу и жду ответа.
   Твоя и только твоя, Александра. Понедельник, двадцать шестое.»

«Моя чудесная Александра!
Я весьма озадачен твоим ответом и извиняюсь за столь позднее письмо. Наряду со мной в этом грешном мире живёт множество достойных мужчин, с кем ты могла успешно связать свою жизнь. Однако твоя душа рвётся ко мне, как и моя – к тебе. Я озадачен тем, что моя жизнь, наполненная серостью, чужими бедами и даже кровью, не оттолкнула тебя, наоборот, ты переступила через это отвратительное месиво и сделала шаг навстречу. Это бесценно для меня! Ещё ни один человек не делал больше для меня, чем ты за время нашей переписки. Твоё милое красивое лицо после нашей минутной встречи я запомнил надолго. Твой взгляд – бальзам, и я с нетерпением жду последующих встреч. Знать бы наперёд, чем обернётся моя судьба, я мог бы обещать спокойную и счастливую жизнь до конца времён. Но мне страшно, как и тебе. Я боюсь навредить своим способом существования, и это разрывает меня на части. Что я могу дать тебе? За столько лет одиночества привыкаешь к нему настолько, что уже от него не избавиться. Ты должна понимать, что моя жизнь – сплошная неразбериха. Меня часто не сыщешь дома, и я занимаюсь такими делами, за что иных бы упекли за решётку или в лечебницу. Меня выручала лишь моя голова да значок полицейского. Но право, кому нужен полицейский, переступивший закон ради того, чтобы самому разбираться с нарушителями?
   Я не хочу пугать тебя, но хочу оградить от подобной жизни в волнениях и незнании. Прискорбно, что мы имели возможность познакомиться многим позже, чем всё дошло до такого. Быть может, ничего и не было бы, и я был бы отличным семьянином с престижной работой и красавицей-женой. Прошу тебя ещё раз обдумать свой выбор прежде, чем мы увидимся. И если ты всё же не изменишь решения, буду ждать твоего письма. А пока наберись терпения, моя Александра, моя уже путеводная звезда, и вскоре всё переменится.
   Твой таинственный друг. Суббота, первое.»

«Мой любезный друг!
Право же, все твои речи про этот мир отталкивают, даже кому-то покажутся возмутительными. что же касается меня, я всё сильнее желаю познать тебя, хочу определиться с тем, кто ты есть. Наша встреча тогда, как бы не была скоротечна, оставила неизгладимый след. Что-то есть особенное в тебе, и ты нашёл лишь этот способ скрывать от посторонних свою уникальность. Ты видишь мир не таким красочным, как я, не таким порядочным, как остальные, но именно истинный мир. Он наполнен вселенской печалью, и лишь немногие способны это прочувствовать. К этим немногим относишься и ты, мой дорогой друг. Но я жду с нетерпением, когда ты освоишься с мыслью, что теперь ты не один. Я буду счастлива назвать тебя не просто другом, но че-то большим. Помоги мне в этом, приоткрой завесу хоть немного, перебори себя и позволь мне быть тем спутником, которого тебе не хватает. Тебе страшно не из-за нависшей угрозы разложения общества, теперь я понимаю. Ты боишься, что при любом исходе тебе некого будет оберегать. И потому всеми силами ты пытаешься защищать невинных, пока они не стали иными. Откройся мне, своей милой Александре, прими тот факт, что и о тебе может кто-то позаботиться, пусть даже повседневными житейскими методами. Я не могу жить по твоим правилам, но и нарушить их в нашем с тобой тесном кругу не смогу.
   Любящая тебя, твоя Александра. Воскресение, второе.»

«Моя милая Александра!
Когда-нибудь я привыкну к твоей близости и постепенно откроюсь. На данный же момент есть работа, которая не позволит сделать этого. При этом я сознаю, что ты готова ко встрече со мной, к более длительной, чтобы узнать меня лучше. Твои слова каким-то образом вселяют веру в лучшее. Я весьма признателен тебе в этом и готов увидеться. Прошу лишь об одном: пусть все наши поступки, слова и письма с этих пор будут тайной для остального мира. Он слишком жесток, чтобы безрассудно говорить ему о нас, слишком эгоистичен, чтобы были счастливы лишь отдельные люди. Но мне кажется, ты и сама знаешь это. Если тебе будет удобно, я жду тебя в парке, в семь вечера возле кафе. Приходи именно с той фотографией, что я дал тебе для статьи. До встречи через два дня, моя прекрасная Александра.
   Твой скрытный друг. Вторник, четвёртое.»

«Милый, таинственный друг!
Сегодня был удивительный вечер. Сегодня я поняла, что обрела не только верного друга. Представь человека, кто в одночасье обретает то, что не надеялся получить долгие годы. Веление ли небес, случайность ли, но наша встреча состоялась. Я чувствовала, что ты поражён моим стремлением, чувствовала твоё неловкое волнение. Естественно, волновалась и я, ведь это ответственный шаг. Тем более, мне впервые довелось общаться с тем, кто столь резко настроен по отношению к миру в целом. Возможен ли в дальнейшем наш путь? Скорее, риторический вопрос, но не даёт мне покоя наша взаимность. Во мне нет сомнений, я уже всё решила для себя, но готов ли ты? Постоянно смотреть на окружающих через холодную призму презрения, и вдруг появляюсь я. Твой взгляд был наполнен теплом и заботой, на которые способны очень и очень немногие. Мне удалось прочитать в твоих глазах желание, страстное желание быть рядом. Это меня взбудоражило и осчастливило. И хотя я начала хохотать как девчонка, это говорит лишь о том, что меня переполняли радостные эмоции от нашей встречи. И знаешь, мне без разницы, борешься ли ты с миром или с отдельными его частями. Главное, что это происходит ради нас двоих. Благодарю тебя за то, что ты есть!
   Твоя Александра. Пятница, седьмое.»

«Моя милая Александра!
Я признателен тебе за всё. Пусть так же радуют тебя и последующие дни, лишь бы вновь слышать твой дивный смех. Пусть я был не слишком разговорчив, однако со временем я привыкну к нашим отношениям. Мой дальнейший путь будет теперь сложнее, но всё-таки неразрывно связан с тобой. Я надеюсь, что смогу заботиться о тебе должным образом, ведь мои взгляды на мир порой мешают думать здраво. Спасибо, моя Александра, благодарю за столь чудесную встречу!
   Твой странный друг. Суббота, восьмое.»




Конец