Нас никто нигде не ждёт

Виктор Калашников2
Виктор Калашников
«Н А С  Н И К Т О  Н И Г Д Е  Н Е  Ж Д  Ё Т…»
Рассказ-быль

Пережившие большевицкие гонения потомки кубанских казаков, как известно, рассеяны по Северу, Уралу, Сибири. Лишь некоторые из выживших вернулись на родину. Куда возвращаться если хаты  были разорены или в них поселили привезенных из центральных областей России, тем не менее, мыслями своими они на Кубани. Один из могикан – Иван Титович Показанников, старолинеец.
В девяностом году, съездившая в отпуск, как обычно, на родину отца дочь, привезла ему кубанские газеты. В одной из них был напечатан Устав вновь образованной Кубанской казачьей Рады. Озадачивал подзаголовок газеты – орган крайкома КПСС. Получалось , что коммунисты пропагандировали возрождение загубленного ими же казачества. С чего бы это вдруг?.. В смешанных чувствах сомнения и надежды Иван Титович написал письмо другу детства, после выхода на пенсию вернувшемуся в станицу и ставшему  местным краеведом. Тот объяснил происходящее просто: известный кубанский писатель опубликовал книгу о жизни до революции казачьей верхушки. В крайкоме партии эту книгу прочитали и, видимо, решили использовать идею казачества в своих целях. Умные из них уже понимали, что власти их приходит конец, и решили побороться за нее с помощью возрожденного казачества.
Судить по жизни казачьей верхушки о жизни рядового казачества все одно, что по жизни дворянства судить о жизни народа. Отец Ивана Титовича в престижном Его величества императорском конвое не служил, даже против красных не воевал в гражданскую – их в первую мировую войну направили в так называемый «персидский» поход. Оттуда его привезли домой уже после гражданской в тифозном беспамятстве. Многих тогда подкосил тиф, но он выжил и в первое советское десятилетие, когда коммунисты еще заигрывали с народом, укрепляя свою власть, завел разрешенное законом хозяйство. А работать он умел! В тридцатом они же выслали его за это хозяйство в североуральскую тайгу – семью с девятью, мал-мала-меньше детьми!.. Сегодня из всего рода в живых осталось лишь двое: Иван Титович (в глубине души он полагал, что дожил до 80 лет благодаря клюкве, которая в несметных количествах росла в окрестных болотах), и младшая сестра Нюра – ее при высылке удалось оставить в станице у родителей матери. Хитроватых, надо отметить, хохлов, задолго до революции убежавших на Кубань от польских панов. «Откупимся!» - храбрился дед Гаврила, прослышав о высылке, но  выходцев с Украины не высылали. Померли старики в голодном тридцать третьем. Два старших брата не вернулись из заполярных лагерей, три младших брата погибли на фронте, самый младший брат погиб от ножа в разгул бандитизма пятьдесят третьего года. Иван Титович тоже не избежал посадки в тридцать седьмом – тогда добирали всех переживших лесоповал и ставших к тому времени совершеннолетними детей казаков. Следователь, тоже молодой еще уральский кугут, неистовствовал на допросах: «Признавайся, ты поджег склад!» Бил рукояткой пистолета по голове, лицу. Иван Титович и не слыхивал ни про какой сгоревший склад….Кончилось это тем, что Иван Титович как-то не выдержал, увернулся и дал сдачи наглецу – молодой тогда был отчаянный. Его избили до потери сознания, но больше ничего подписать не требовали. О том, что дали пять лет он узнал лишь когда вводили в лагерь: спросили статью, срок. Статью он знал, 58-я, а срок, мол, не знаю. Сказали и срок.
Глумление большевиков над казаками их станицы началось с приходом красных. Впоследствии прославленный Кочубей поставил на степной околице батарею и в упор расстрелял разбросанные на косогорах подворья. Обезумевшие от страха женщины (среди них и мать Ивана Титовича) похватали детей и побежали с ним в спасительные горы…Позже наиболее пострадавшую от обстрелов улицу новые власти назвали именем Кочубея.
Да, был когда-то и у них свой сад. Иван Титович хорошо помнил его в белом цвету. Сад их новые хозяева-колхознички вначале запустили, а после извести. Сейчас на том косогоре пустырь. Впрочем, запах станичных яблочек и груш не только являлся Ивану Титовичу в сладких снах – дочь привозила их подарком от сестры каждый год из отпуска. Но в девяносто первом году она вдруг вернулась без фруктового ящика, который он предусмотрительно-привычно сколотил ей в дорогу, загрузив уральскими подарками сестре.
Оказалось, что на железнодорожном вокзале в райцентре, появившиеся там казако-комсомольцы отбирали, ссылаясь на решение крайсовета о запрете на вывоз за пределы края продуктов питания сверх того сколько, по их мнению, требовалось на дорогу. Причем, делали это столь бесцеремонно, что протестовать было бесполезно. «Сколько не объясняла им, не совестила – все забрали!- рассказывала дочь.- Поезд-то наш ночью отходил – пожаловаться некому. А там еще краевые власти купоны ввели – все продукты только по купонам продают. А их выдают тем, кто прописан в станице. Так мало им показалось купонов, давай еще и отбирать…»
«А ты говорил, казаки добрые»,- уколол деда внук (дочь брала с собой пятнадцатилетнего сына).  «Те казаки были добрыми»,- только и смог возразить дед. Действия новоиспеченных казаков больно напомнили ему высылку тридцатого года, когда разрешили брать с собой лишь то, что можно было унести на руках.
Еще через год дочь вернулась из отпуска с новостью, что и в их станице образовалось казачье общество. У Ивана Титовича невольно вырвалось: «Неужели и землю дают?» «Про землю разговоров пока нет»,- разочаровала его дочь. Оказалось, что общество организовал председатель колхоза Лазарев. Писарем стал бывший парторг, а в состав вошло правление колхоза в полном составе, ну и еще какие-то активисты-горлопаны, какие всегда водились по станицам.
«В форме ходят, как ряженые,- рассказывала дочь.-Жара, а они в папахах, сапогах. По вечерам на центральной  улице патрулируют, где начальство живет». «Из вернувшихся кто-нибудь вступил?» «Не слышала. Точно знаю – с нашей улицы Колесниковы и Тимошенки не вступили. А твоего друга почетным казаком сделали!...»
Иван Титович знавал деда этого председателя. Тот в гражданскую служил у Кочубея, и по станице болтали, будто это он был наводчиком в той батарее, которая расстреливала станицу, потому-то, мол, и пострадали в основном подворья наиболее крепких казаков…
В привезенных дочерью краевых газетах привлекала внимание дискуссия о возвращении Краснодару прежнего названия. Многие были против. Иван Титович не удивился этому: конечно будут против – ведь там сейчас большинство привезенных и отставников. И им на самом деле новая власть подарила казацкие хаты, земли. Не случайно же Кубанскую область после коллективизации переименовали в Краснодарский край – после того как казаков высылали целыми станицами. Нюра рассказывала как радовалась привезенная голытьба, вселяясь в добротные хаты полные  чужого  добра, как к 33 году попропивала это добро и поумирала в голодомор. Конечно, это был дар красных!..
Целую газетную полосу занимало интервью с бывшим первым секретарем крайкома партии, баллотировавшимся в кандитаты в депутаты. Удивительно было читать о признании сделанных им ошибок… Это было новое для коммунистов – публичное признание ошибок, сожаление о них. После такого недалеко и до привлечения к ответственности. Конечно, они будут держаться за власть, чтобы как можно дольше избегать этого.
«…Между прочим, друг твой просил передать, что Рада приглашает казаков возвращаться на родину»- заключила дочь рассказ о поездке. «Что, обещают отцову хату, добро вернуть?.. Нет уж, коль мы здесь выжили да обжились, то здесь и помирать буду. В станице на месте старого казацкого кладбища они пионерский городок построили, а здесь могилы моих родителей, жены, брата целы, ухожены. Значит, и я рядом с ними лежать буду. Да и вы тут живете – будет кому за могилками ухаживать… Или ты уезжать надумала?» «Я бы уехала куда-нибудь, холодно же здесь! Но никто нас нигде не ждет!..»

Краснодар
Первая публикация газета "Кубанский курьер" от 13 августа 1993 года