Эдвард Григ
«Уверен, что и в моей музыке есть привкус трески».
Э. Григ.
Треска – национальное блюдо норвежцев. Как человек, прочно связанный с родной землёй, Эдвард Григ стремится изобразить в своей музыке картины жизни и быта народа, наполнить образами норвежской природы, древними сказаниями и легендами – всем тем, что окружает его с детства. Музыка Грига к драме Ибсена «Пер Гюнт», – это энциклопедия народной жизни.
«Радость необходима для творчества».
Э. Григ.
В тот момент, когда к молодому Григу приходит осознание «величие норвежского народного творчества», он ощущает радость от духовного родства с народом. Он воспевает красоту норвежской природы, мудрость древних мифов. Композитор создаёт более 600 национально окрашенных песен, Норвежские танцы для фортепиано в 4 руки op.35, а также симфонические танцы op.64.
«Искусство – это загадка».
Э. Григ.
Никто не знает, как воплощается в музыке национальный колорит. Он возникает в силу многих обстоятельств. Имеют значение родственные связи композитора, восприятие природы, народных легенд и сказаний, знакомство с литературой, искусством. Причин много, а главная из них: ощущение себя национальным композитором. Достаточно открыть ноты «Лирических пьес» Грига, Танца эльфов, Шествия гномов, Марша троллей, чтобы насладиться красотой григовской музыки.
«Когда я пишу песни, главное для меня состоит не в том, чтобы сочинить музыку, а в том, чтобы удовлетворить сокровеннейшим намерениям поэта».
Э. Григ.
Чьё сердце не волнует песня Сольвейг Грига из музыки к драме Г.Ибсена «Пер Гюнт»? Только гению дано возвыситься до такой простоты и трогательности в музыке!
«Слова иногда нуждаются в музыке, но музыка не нуждается ни в чём».
Э. Григ.
Поистине вселенское торжество музыки демонстрирует Григ в Концерте для фортепиано с оркестром и оркестровой сюите к драме Г.Иибсена «Пер Гюнт»!
«Великое искусство – уметь быть старым. Ещё большее искусство – уметь быть молодым, уметь понять, как молодости и зрелости подобает относиться к старости».
Э. Григ.
После дальних странствий Пер Гюнт возвращается к брошенной им Сольвейг. Она принимает любимого без единого упрёка. Григ и в художественном произведении, и в жизни сталкивается с этими вопросами. Одиночество – тяжёлый крест старости.
Николай Римский-Корсаков
«Музыки вне национальности не существует, и в сущности, всякая музыка, которую принято считать за общечеловеческую, всё-таки национальная».
Н. Римский-Корсаков.
Музыка Николая Андреевича Римского-Корсакова, имея тот или иной национальный оттенок (украинский, польский, сербский, татарский, австрийский, итальянский, испанский, персидский, арабский, индийский, скандинавский), всегда подлинно русская. Особенно ярко воплощаются в его музыке Украина (оперы «Майская ночь» и «Ночь перед Рождеством»), Испания («Испанское каприччио»), Персия (Сюита для симфонического оркестра «Шехеразада»). Это говорит об эстетических предпочтениях замечательного русского композитора.
«Я прислушивался к голосам народного творчества и природы и брал напетое и подсказанное ими в основу своего творчества».
Н. Римский-Корсаков.
Не слишком ли близко подступает Римский-Корсаков к народному творчеству? Получается так, что его композиторская фантазия с любовью воспроизводит фантазию народа. Опера «Садко» умиляет, ласкает слух. Она погружает нас в чудесную сказку, но почти не затрагивает современную жизнь.
Фридрих Ницше
«Нужны новые уши для новой музыки».
Ф. Ницше.
Не удивительно, что прославленному философу Фридриху Ницше, сочиняющему меланхолическую музыку, кажутся какофонией произведения современных композиторов. Друг Вагнера, став его музыкальным антиподом, витает в розовых небесах. Он ищет умиротворённого покоя.
Анатолий Лядов
«Ну, простое лесное русское озеро и в своей незаметности и тишине особенно красивое… Надо было почувствовать, сколько жизней и сколько изменений красок, светотеней, воздуха происходило в непрестанно изменчивой тиши и в кажущейся неподвижности!.. Ах, как я его люблю! Как оно картинно, чисто, со звездами и таинственностью в глубине!.. Одна мертвая природа – холодная, злая, но фантастичная, как в сказке».
А. Лядов.
Посещая родные края, Анатолий Лядов восхищается красотой местного озера. Сколько поэзии и очарования в словах Анатолия Лядова, наблюдающего за изменчивой красотой озёрной глади! А сколько красоты и поэтичности в его симфонической картине «Волшебное озеро»! Это подлинный импрессионизм, только в удивительно тонком его преломлении.
Сергей Танеев
В качестве эпиграфа к книге «Подвижной контрапункт строгого письма» Сергей Танеев берёт слова Леонардо да Винчи: «Никакое человеческое знание не может претендовать на звание истинной науки, если не прошло через математические формулы выражения».
Выдающийся музыкальный учёный Сергей Иванович Танеев выводит простую формулу для сочинения сложных контрапунктов. Однако в своей Четвёртой симфонии он движется не в сторону полифонии, к Баху или современному многоголосию, а в сторону монотематизма. Танеев-теоретик изучает полифонию, Танеев-композитор опирается на гармонию. При этом ни Бахом, ни Чайковским ему не дано стать.
Джакомо Пуччини
«Бог дотронулся до меня мизинцем и сказал: «Пиши только для театра и только для театра»».
Дж. Пуччини.
Оперное творчество Джакомо Пуччини имеет три первоосновы: мелодизм, трагедийность, сценическое действие. В таком ключе написана его несравненная «Богема».
«Благодаря Вагнеру и Скрябину мелодия и многие прочие выразительные средства «зашли в тупик», впрочем, это была некая объективная реальность».
Дж. Пуччини.
У Пуччини – бурная личная жизнь и страстная музыка. Его оперы повествуют о трагической любви женщины. Маэстро очаровывает нежными или взволнованными мелодиями, которые звучат в «Тоске» и «Богеме».
Густав Малер
«Для меня написать симфонию всё равно что сотворить мир».
Г. Малер.
Густав Малер – демиург симфонического мира. За короткий срок он создаёт восьмую симфонию, которую музыковеды считают кульминационной для симфонизма самого Малера и для всего европейского симфонизма. Чем была Девятая симфония Бетховена для XIX века, тем же становится Восьмая симфония Малера для XX столетия. Беря за основу тексты Библии и трагедию «Фауст» Гёте, Малер решает мировые проблемы. Из этих двух источников глубочайшей мысли человечества рождаются черты особой, малеровской вселенной.
«Сегодня закончил восьмую — самая крупная вещь из всех, что я создал до сих пор, причем столь своеобразная по форме и содержанию, что это невозможно передать словами. Представьте себе, что вселенная начала звучать и играть. Это уже не человеческие голоса, а солнца и планеты, движущиеся по своим орбитам».
Г. Малер.
Красноречивое свидетельство Малера! «Симфония тысячи участников» потрясает глобальностью идей, разрушает наши представление о музыке! За Малером следует ещё один вселенский композитор – Александр Скрябин. На музыкальном небосклоне мы видим два Юпитера!
«Когда я слушаю музыку, я слышу совершенно отчётливые ответы на все мои вопросы, и во мне всё успокаивается. Или, точнее, я ощущаю, что это вообще не вопросы».
Г. Малер.
Малер слышит «Высший» мир не внешним или внутренним слухом. У него – вселенский слух и одновременно слух сердца. В момент создания музыки Малер руководствуется вселенским слухом сердца. В живописи есть зрение вселенской души, в литературе и философии – письмо, продиктованное Небом.
Такое творчество неотделимо от сверхъестественного мира. Оно исходит от Божественного духа. Всевышний, или Божественный дух направляет Антона Брукнера (Девятая симфония), Петра Чайковского (Симфония №6 «Патетическая»), Густава Малера (Восьмая и Девятая симфонии), Александра Скрябина («Поэма Экстаза», «Прометей», «Поэма огня», Симфония №3 «Божественная»), Алемдара Караманова (Симфонический цикл по мотивам Евангелия, Стабат Матер, Реквием), художников Александра Иванова («Явление Христа народу»), Михаила Врубеля («Демон поверженный»), Микалоюса Чюрлёниса (цикл «Сотворение мира», «Зодиак»), скульптора Огюста Родена (композиция «Врата ада»), эзотерических писателей Елену Блаватскую («Тайная доктрина») и Елену Рерих («Агни-Йога, или Живая Этика»), философа Фридриха Ницше («Так говорил Заратустра»).
Грандиозные симфонии Густава Малера будут понятны, если смотреть на них с этой сверхъестественной точки зрения!
Клод Дебюсси
«Я не смогу замкнуть свою музыку в слишком корректные рамки… Я хочу работать, чтобы создать оригинальное произведение, а не попадать всё время на те же пути…»
К. Дебюсси.
Уже в 25-летнем возрасте Клод Дебюсси формулирует свои взгляды на музыку. По окончании консерватории он пишет кантату «Блудный сын», отличающуюся подлинным драматизмом в отдельных частях. Молодой композитор вступает в конфликт с консерваторскими профессорами, незадолго до этого удостоившими его Римской премии.
«Музыка начинается там, где слово бессильно».
К. Дебюсси.
Никакими словами нельзя раскрыть таинственность музыки оперы Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда». Всё очарование музыки содержится только в музыке!
«Музыка ближе всего природе…». «Только музыканты имеют привилегию охвата поэзии ночи и дня, земли и неба – воссоздания атмосферы и ритма величественного трепета природы».
К. Дебюсси.
Дебюсси разъясняет, что означает импрессионизм в музыке, которая есть и музыка, и поэзия, и живопись одновременно. Стоит послушать прелюдию Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна», чтобы оказаться в райских садах блаженства.
«Музыка – арифметика звуков, подобно тому, как оптика – геометрия света».
К. Дебюсси.
Дебюсси – общепризнанный мастер изобразительности в музыке. Он блестяще претворяет свето-цветоносную звуковую феерию в Прелюдии для симфонического оркестра «Послеполуденный отдых фавна» (по одноимённой эклоге С. Малларме), в трёх симфонических эскизах «Море».
«Я называю классиком всякого великого музыканта».
К. Дебюсси.
Дебюсси хочет сказать: главное не в том, какая музыка и как мы к ней относимся, важно другое: насколько она добротно и убедительно сделана. Это позволяет нам любить музыку высокого качества всех без исключения композиторов. Возможно, кому-то не нравится опера Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда», однако вряд ли найдутся люди, которые подвергнут сомнению её художественные достоинства!
Рихард Штраус
«Для меня поэтическая программа является не чем иным, как творческим поводом и для создания выразительной формы, и для музыкального развития моих ощущений, а не просто музыкальным описанием известных жизненных событий».
Р. Штраус.
Мастерство Рихарда Штрауса заключается в искусном балансировании между музыкальной формой и личными ощущениями, т.е. между объективными законами музыки и субъективным содержанием. Классическая форма для молодого Штрауса – это результат изучения музыки в детском и юношеском возрасте, экспрессивное же содержание – опыт зрелого возраста. Балансирование между строгой формой и экспрессией чувств не исчезает у Рихарда Штрауса до конца жизни. К уравновешенной музыке относятся «Домашняя симфония», опера «Кавалер розы», к экспрессивным произведениям – оперы «Саламея» и «Электра». Тем самым, Рихард Штраус – одновременно и неоклассик, и экспрессионист.
«Я не знаю большего счастья для композитора, чем написать простую песню, которая через пять-десять лет станет народной, а имя её творца между тем будет позабыто».
Р. Штраус.
Рихарду Штраусу, одному из величайших профессионалов в музыке, не суждено подняться до идеала, ибо он не сочинил ни одной популярной мелодии, что вполне удаётся его однофамильцу Иоганну Штраусу. Более того: в опере «Кавалер розы» немецкий мэтр заимствует интонации прелестных штраусовских вальсов.
Александр Гречанинов
«Родители мои были музыкальны от природы. Мать пела не народные здоровые песни, а сентиментальные мещанские романсы вроде «Над серебряной рекой, на златом песочке» или «Под вечер осенью ненастной». У отца репертуар был получше. Он часто, когда бывал дома, любил петь церковные песни, «дьячил», как выражалась мать. По субботам всенощная, по воскресеньям ранняя обедня были обязательны не только для них, но и для нас, детей, когда мы стали подрастать. Я пел в гимназическом церковном хоре и даже был солистом. Потом я стал петь и в церкви на клиросе (в нашем приходе был любительский хор). Тогда дома появился ещё дьячок-гимназист, и мы с отцом распевали церковные песни уже на два голоса…».
А. Гречанинов.
Детские музыкальные впечатления определяют всю последующую творческую жизнь Александра Гречанинова. Он сочиняет песенно-мелодическую музыку (Колыбельная на стихи М.Ю. Лермонтова, остающуюся популярной многие десятилетия, Гимн Свободной России, получающий широкое распространение в России и Америке, более 100 романсов). Наряду с операми и симфониями Гречанинов создаёт духовные произведения, в том числе «Литургию Святого Иоанна Златоуста», «Всенощное бдение», «Страстная седмица». В его церковной музыке звучит широко льющаяся Божья благодать и величие духа.
Александр Глазунов
«В доме у нас много играли, и я твёрдо запоминал все исполнявшиеся пьесы. Нередко ночью, проснувшись, я восстанавливал мысленно до мельчайших подробностей всё, что слышал раньше».
А. Глазунов.
В детские годы Александр Глазунов обладает моцартовской способностью запоминать однажды услышанное. Этот дар впоследствии помогает ему воспроизвести и записать отдельные фрагменты оперы «Князь Игорь» и Третьей симфонии Александра Бородина.
«Конечно, педагогическая деятельность мне мало улыбается. Я музыкант прежних убеждений, а молодое поколение, заражённое всеотрицанием и впитавшее в себя потуги и дерзость модернистов, вряд ли отнесётся сочувственно к моему направлению, которого я менять не могу. Здесь я пришёлся не по вкусу».
А. Глазунов.
Приехав в Париж, Глазунов испытывает нужду и сложности творческого порядка. Ему не по душе искусство модернистов, а менять свои убеждения он не может. Конфликт с новой музыкой и молодыми композиторами существовали у Глазунова ещё во время директорства Петербургской (Петроградской, Ленинградской) консерваторией. Он критически относится к музыке студентов Сергея Прокофьева и Дмитрия Шостаковича. Глазунов оказывается в арьергарде музыкальной истории. Поэтому он не в состоянии завершить Девятую симфонию, а то немногое, что он создаёт в Париже, не отличается оригинальностью, в том числе Концерт для саксофона с оркестром.
Ян Сибелиус
«Мои произведения должны говорить сами за себя».
Я. Сибелиус.
Ян Сибелиус понимает, что музыка должна быть национальной и одновременно общечеловеческой. Он изучает композицию в Финляндии, в Берлине и Вене. Основоположник финской национальной музыки не обращается к цитированию народных мелодий. Музыка композитора с тонким финским колоритом становится европейским достоянием. Получают всемирное признание «Грустный вальс», Траурная музыка для органа, Концерт для скрипки с оркестром.