(Пять мужей, глава 11)
По окончании изложения пребывания Иисуса в Самарии, 4-ая глава Евангелия от Иоанна продолжается вовсе, вроде, несвязанным с предыдущим контекстом повествования описанием исцеления Христом сына царедворца.
По виду это еще один совершенно необъяснимый плотской логикой сюжетный перелом. Однако, на самом деле, никакого «перелома» здесь нет и в помине. А есть логическое продолжение темы, обозначенной еще первым стихом: о «рекрутировании» Христом Своих учеников.
И для лучшего понимания этого обстоятельства обратим внимание, сколько времени Христос, принятый Самарянами, Тем, Кем Он есть на самом деле — Спасителем — пробыл у них: два дня. «По прошествию же двух дней Он вышел оттуда и пошел в Галилею; Ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве» (ст. 43,44). Упоминание о том, что Христос пробыл у Самарян только два, а не три дня — принципиально важно.
Число «три» — исключительно многозначащее, божественное, принцип троичности фундаментален для бытия, проявленного мира, формирует саму его основу. Окружающее нас пространство трёхмерно (длина-ширина-высота), время триедино (прошлое - настоящее – будущее), энергия деятельность, процессы, существование имеют начало, середину и конец (рождение, жизнь и смерть); материя — три основные агрегатные состояния: твёрдое тело-жидкость-пар. Тройственен человек, состоящий из духа, души и тела.
Идея триады составляет основу многих религий, а также философских учений (например, «бытие — ничто — становление» Гегеля).
В индуизме это Тримурти — триединое целое (Брахма-Создатель, Вишну-Хранитель и Шиву-Разрушитель), представляющее собой духовное начало — Брахмана.
В Авесте, Священном писании зороастризма (маздеизма), написанном жрецом и пророком Заратуштрой[1], получившем, согласно его утверждению, откровение от самого Ахура-Мазды[2], сказано, что
«Число три царствует повсюду во Вселенной,
Монада же есть начало его».
Величайший древнегреческий философ, математик и мистик, Посвященный высшего порядка Пифагор [3] учил, что Триада — или закон троичности — есть образующий закон вещей и истинный ключ жизни: все безграничные миры суть творческая мысль, астральный флюид и мир в процессе эволюции — Дух, Душа и тело Бога[4].
Исключительно большое значение имеет число три в христианстве. Учение о Пресвятой Троице, является одним из его центральных догматов, главной отличительной особенностью христианства от близкородственных, имеющих с ним общие корни иудаизма и ислама. О том, насколько важно число три в духовной сфере и нашей жизни, говорит и частота его употребления в Священном Писании. В Библии непосредственно само это божественное число в разных его грамматических формах упомянуто не менее чем 382 раза (включая употребление в многозначных числах): в Ветхом Завете — 266 и в гораздо меньшем по объёму Новом — 116 раз.
Кроме этого в Священно писании широко применено неявное употребление числа три. Так три последовательных раза выпускал Ной голубя из ковчега. Три раза ослица Валаама отказывалась идти, увидев «Ангела Господня, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке». «Волхвы с востока» принесли Младенцу три дара: «золото, ладан и смирну». Три раза искушал диавол Христа в пустыне. Три раза отрекался Петр от Христа («Сего Человека»). На Голгофе было установлено три креста. После распятия Христа «тьма была по всей земле» три часа: «От шестого же часа… до часа девятого». Три раза является Христос после воскресения. Апостол Павел, показывая верующим «путь еще превосходнейший» выделил три важнейшие христианские добродетели: веру, надежду, любовь[i]…
Отталкиваясь от вышесказанного и возвращаясь к духовному чтению Нового Завета, заметим, если бы в 4-ой главы Евангелия от Иоанна было сказано, что Христос пробыл у Самарян не два, но три, — заключающих в себе божественную целокупность — дня, то это символизировало бы то, что отныне жатва Христа будет только среди охотно принимающих Его. То есть, вне традиционного, господствующего иудаизма.
Однако Христос не оставил надежд и намерения спасти и тех, кто гнал и поносил, кто рьяно искал схватить Его и убить[ii]. Но чьим далёким предкам бы открыто Слово Божие и доверено хранить его; кто первыми увидел Его во плоти; тех, в среде которых, Он совершил Свое первое чудо и среди которых возымел первых Своих учеников: «Итак Иисус опять пришел в Кану Галилейскую, где претворил воду в вино» (ст. 46).
И сразу же по приходу Христа в Галилею к Нему явился высокопоставленный проситель — «некоторый царедворец… и просил Его придти и исцелить сына его, который был при смерти» (ст. 46, 47).
Кто они такие — этот царедворец и его смертельно больной сын?
Из контекста главы уже не трудно догадаться, что первый — это один из высших чинов господствующей церковной иерархии, второй — вверенная её попечению и во многом взращенная ею извращенная Вера. Иерарх очень разумный и редкий в своей среде — способный чувствовать и проникаться Словом Божием не только тогда, когда Оно приходит в славе и могуществе, являет чудеса национального масштаба (переход посуху Чермного моря, огненный столб, манна небесная…), — но и в бренной ранимой человеческой плоти, в слабости, нищете и униженности. Этот иудейский религиозный князь постиг и изнывал духом от того, что некогда дарованная Богом его народу вера смертельно больна от многочисленных нанесенных ей ран, искажений и обильных наслоений неправильных толкований, подменивших собою Само Слово. И превратилась не только в полумёртвый, но и мертвящий соляной столб.
Сей царедворец (без кавычек, ибо высшие церковные иерархи таковыми, по сути, и являются, отчего к ним может быть применим термин «цередворец») прослышал, что Иисус перестал, говоря Его словами, давать в Иудее «святыню псам и бросать жемчуг Свой пред свиньями, чтоб они» — раньше отведенного им срока — «не попрали Его ногами своими и, обратившись, не растерзали»; и вернулся в провинциальную, неизбалованную церковным начальством, а потому не столь жестоковыйную и «самоправедную» Галилею. И пришел к Христу за спасением того, что было ему дороже всего — родной веры. Однако, Христос, памятовал о том жесточайшем противлении, которое оказывали Ему именно первосвященники, именно иерархи, религиозные «князья», любящие «предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах». И не спешил признать в этом (и других) из числа «первых» своего ученика и брата[iii], сурово отрезав: «вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес» (ст. 48).
Но этот священнослужитель оказался достойным своих Отцов по духу (а не только по бренной и грешной плоти), всем сердцем своим воззвав к Христу: «Господи! приди, пока не умер сын мой» (ст. 49). Он признал Мессию!!!
И «сын» его выздоровел: «в седьмом часу горячка оставила его» (ст. 51, 52).
Семерка, подобно тройке, также число Божественное, сакральное, магическое. Оно сопутствует жизни всех народов, играет огромную роль и особо выделяется и почитается людьми. Посмотрите, в какой числовой среде мы обитаем — она максимально «наполнена» числом семь. Спектр света состоит из семи цветов, музыкальный звукоряд составляют семь нот, в неделе семь дней. В нашем общении — семь раз отмерь, семь ветров, семь пядей во лбу седьмая вода на киселе, работать до седьмого пота, семь пядей во лбу, на седьмом небе от счастья, семь футов под килем…
И так было издревле. Шумерский правитель Лугуланнемунду, ступивший на престол в 2500 году до н. э., повелел возвести храм богини Нинту с семью воротами, семью дверями, а по завершении строительства принести в жертву семь быков и столько же овец. Легенды Древней Греции того времени «пестрят» упоминанием этого числа: семь кругов ада, семь циклопов, семь Чудес Света и т.д. Рим был выстроен на семи холмах. В Исламе говорится о семи невестах, семи землях, семи вратах рая и ступенях ада, паломники в Мекку обязаны совершить семь обходов священного камня…
Почитанием числа семь отличается и Священное Писание. Исследователи насчитали в нём порядка 700 упоминаний его. «Рекордсменом» Ветхого Завета является 41-ая глава книги «Бытие», повествующей о пророческом сне фараона и истории возвышения Иосифа в Египте — 27 употреблений этого числа! Апокалипсис построен на числе 7. любимый ученик Спасителя употребил его 31 раз. Поэтому ограничимся лишь некоторыми яркими примерами применения числа «7» в Библии.
Семь дней (вместе с «отдыхом») потребовалось Богу для сотворения «совершенных неба и земли и всего воинства их», в которых все «хорошо весьма». (И, согласно индийской философии, из семи миров состоит Космос). Ветхозаветный культ базируется на числе 7: семикратное окропление кровью, 7 жертвенных животных, семисвечник Скинии и Храма и т. д. В Новом Завете пред престолом Божиим находится 7 духов и 7 светильников. В деснице у «подобного Сыну Человеческому», повествует Иоанн Богослов, было 7 звезд. Стоящий посреди престола Агнец имел «7 рогов и 7 очей, которые суть 7 духов Божиих»; Он снял 7 печатей. Также говорится о семи ангелах с трубами. Семи громах. Семи ангелах с последними язвами, «которыми оканчивалась ярость Божия». Семи золотых чашах, «наполненных гневом Бога»[iv].
Это — случаи, так сказать, непосредственно слияния числа семь и высших духовных сфер или попыток общения с ними. Но Библия полна примеров и применения числа семь в важнейшие моменты бытия людей, связанных с их взаимоотношениями с Богом.
По семь пар «всякого скота чистого» и «птиц небесных чистых» находилось вместе с избранными людьми в ковчеге Ноя перед потопом. Потоп начался через семь дней после заселения ковчега. Семь дней медлил Ной после потопа, выпуская голубя. Семь дочерей было у загадочного священника Мадиамского, ставшего тестем Моисею. По семь лет служил Иаков за Рахиль (и опять — за Рахиль же) (Быт. 7:2-4, 9, 10, 8:10, 12, Исх. 2:16, Бт. 29:20,30).
Словом, осталось только разобраться, почему семерка — число, тесно связанное с Богом, выбранное Им, Ему угодное.
В Древнем Египте, число семь связывалось с вечной жизнью бога Осириса и считалось символом творения.
В учении Пифагора число 7, состоящее из трех и четырех[5], означает соединение человека с божеством.
В Библии, согласно ее внутреннему смыслу, число семь отражает собой полноту, законченность, совершенство: «Так совершены небо и земля и все воинство их.
И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал». А также святость: «шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои, а день седьмой - суббота Господу, Богу твоему»[v].
Теперь понятно, почему именно «в седьмом часу горячка оставила» сына царедворца.
В седьмом часу — то есть, уложившись в шесть, в которые необходимо успевать делать свои дела. В урочное время, предписанное посвящать Господу Богу.
В седьмом часу значит, непосредственно перед излиянием завершающей седьмой чащи «гнева Божия на землю», лежащую во тьме, зле и грехе. Пред тем как «из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось!». До того, как «прежнее небо и прежняя земля» минует, и море уже не станет. В седьмом часу — в последние минуты пред завершением Божьего плана спасения — бред горячки «самоправедности» и «самоистинности» покинет некоторый остаток сынов Израиля из числа иудеев, и они спасутся и также увидят «новое небо и новую землю» и « святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего». Они — «это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим»[vi].
Не осквернились с женами: ибо не блудили с развратными и изменчивыми церквями человеческими — но следовали только Слову Божию; не лукавили пред людьми и Богом... И потому непорочны пред престолом Божиим!
Вместо послесловия
После столь пафосного окончания, — маленькое, но важное замечание. Сия работа отнюдь не имеет своей целью утверждать, что ничего подобного изображенному в рассмотренной 4-й главе Евангелия от Иоанна в реальности, в конкретно-исторической обстановке не имело место, А вся глава — сплошная образная символика за авторством апостола Иоанна, не имеющая ничего общего с фактической жизнью Христа на земле[6].
Однако не стоит и замыкаться лишь в ПОВЕРХНОСТНОМ смысле описываемого, ограничивать себя им и только им.
Это — и низведение Иисуса Назаретянина до уровня простого человека. Христос не был бы Мессией, Помазанником[7] если бы все или почти все происходящие с ним события не имели, в той или иной степени, символического, прообразного и провиденциального значения.
Это — и обкрадывание себя, и причинение знакомой многим боли непонимания, осознания тщетности своего труда тому, кто записал для нас это Христово благовествование — Его любимому ученику. Вовсе не зря из бесчисленной вереницы дел Иисуса («многое и другое сотворил Иисус, но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг»), для одной из первых глав Иоанн выбрал именно эти, рассмотренные выше, вроде как незначительные с виду эпизоды. Но только с виду: со стороны читателя, зашоренного изначальным неверием или не пытающегося заглянуть в глубины Слова Божьего.
И в развитие последнего стоит заметим, что в свете вскрытого пласта смысла четвертой главы, совершенно иначе воспринимается приводимое только Иоанном повествование о браке в Кане Галилейской, где «положил Иисус начало чудесам... и явил славу Свою» — претворил воду в вино (Иоан. 2:1-11).
[1] Часть учёных (Мэри Бойс, Бал Гангадхар Тилак…), утверждает, что Заратустра родился на территории нынешней России. В частности, Бойс называет городище Синташта на территории Челябинской области (согласно новейшему методу радиоуглеродного датирования, оно существовало между XXI и XVIII вв. до н. э.).
[2] Безначальный Творец, пребывающий в бесконечном свете, создатель всех вещей] и податель всего благого], всеведущий устроитель и властитель мира и высший объект почитания зороастрийцев, называющих себя mazdayasna — «почитатель Мазды». Ахура Мазда является отцом Аши (праведности-истины) — закона, по которому развивается мир, покровителем праведного человека и главой всех сил добра, борющихся с «ложью» — злом и разрушением, происходящими в мире против его воли
[3] Пифагор в переводе с греческого означает «Тот, о ком объявила Пифия». Пифия в Дельфах предсказала родителям Пифагора рождение «сына, который принесет благо всем людям на все времена». Пифагор 22 года проходил посвящение в Египте под руководством великого жреца Сопхиза. Здесь он познал священную математику, науку чисел или всемирных принципов, из которой сделал основу своего учения. Затем Пифагор 12 лет изучал мистерии древней магии в Вавилоне и получил халдейское посвящение.
[4] Авторство Пифагора признаётся за недошедшей до наших дней книгой Hieros Logos «Священное Слово»), написанной тайными знаками и под различными символами. В основном же Пифагор, подобно большинству других великих реформаторов общественного сознания, свое эзотерическое знание передавал избранным ученикам изустно.
[5] По Пифагору человеческая и Божественная троичность, заключенная в монаде, образует священную Тетраду.
[6] «Универсальная форма христианского мышления и восприятия – символ, не смешивающий предмет и смысл (как это происходит в язычестве) и не разводящий их (в духе дуалистической мистики и рационализма), но дающий то и другое «неслиянно и не раздельно».
[7] В перводе с греческого «христос» означает «помазанник».
[i] Быт. 8:8-12, Чис. 22:23-27, Мф. 2:1,11,12; 4:3-9; 26:69-74, 27:38, 45; Иоан.20:19, 26, 21:1; 1 Кор. 13:13.
[ii] Ин. 5:16,18; 7:1,25,30; 8:37; 10:31.
[iii] Мат. 7:6; 12:49,50; 23:6.
[iv] Быт. 2:2, 3; От. 1:4,12,13,20; 5:1,6; 8:2, 10:4, 15:1,7.
[v] Быт.2:1,2; Исх.20: 9,10.
[vi] Отк. 16:1,17, 21:1,2, 14:4,5.
Продолжение см. на авторском сайте
http://blagog.ru/mir-duha/68-voda-v-vino-5muzhej12