Подвиг Матери Марии Скобцовой

Виктория Блиндер
                Светлой памяти

                Елизаветы Кузьминой – Караваевой

                посвящается.

  пролог       

Стадион «Вель д’Ив», зимний велодром,  находился в центре  Парижа, недалеко от Эйфелевой  башни. Он представлял собой крытую велосипедную арену. Впрочем, там проводились также хоккейные матчи, соревнования по борьбе, боксу. А иногда там можно было посмотреть цирковые и театральные представления.
Летом 1942 года, 75 лет тому назад, стадион  превратился в тюрьму.
Франция решила избавиться от евреев. Для этого была проведена операция  «Облава». Примечательно, что ее осуществили сами французы. Немцы участие в ней не принимали.
Аресты начались 12 июля. Евреев целыми семьями свозили на стадион. Стеклянная синяя крыша «Вель д’Ив» превращала строение в котёл пыток.  Это был самый настоящий Ад. Точное число евреев, которых согнали в это «чистилище» , не установлено. Оно колеблется  (по разным источникам ) около 7500 человек. Заключённые в эту душегубку люди провели  там пять дней.
Лето, жара, отсутствие  туалетов (часть была затоплена, часть закрыта). Воду и еду в очень небольшом  количестве  передавали работники Красного Креста.
Тех, кто пытался бежать, расстреливали на месте.
И это , как и самоубийства,  которые происходили на стадионе, было выходом из кошмара.
Планировалось, после пяти дней ареста  отправить евреев в концлагеря.


                часть 1


Когда-то, в далёком 1932 году, далеко от России, во Франции, Елизавета Скобцова  приняла монашеский постриг в форме «Служения людям». С тех пор вся  ее жизнь наполнилась помощью людям. Смыслом ее жизни стало спасение людей. Русских, бежавших от революционного хаоса, и оказавшихся на дне, было во Франции несказанно много. Им требовалась помощь. Спасение людей стало смыслом жизни матери Марии. Она помогала  кому могла. Тех кто мог работать , устраивала на работу. Тем, кому надо было лечение, находила врачей. Тех, кто был немощен  и стар устраивала в созданные  ею богадельни, давая  им прожить в покое последние дни. Константин  Бальмонт, великий  русский поэт «серебряного века », скончался в Нуази-ле-Гран во Франции, в богадельне близ Парижа, устроенной матерью Марией.
После оккупации Франции войсками Третьего Рейха она  выбрала путь борьбы со  злом.  Начиная с 1940-го года  находила укрытие  для евреев, которые ,согласно политике Третьего Рейха, должны были быть уничтожены. Вступила она в «Сопротивление» или нет – данные об этом очень противоречивы.
В оккупированной Франции  зверствовали не только немцы. Зверствовали и французы,  верно служившие правительству  Виши.  В июле 1942 года в Париже начались облавы  на евреев.  Цель – отправить их в концлагеря.  Часть евреев согнали на стадион  «Вель д’Ив» . Мать Мария, монахиня, добилась разрешения проходить на стадион и оказывать помощь страждущим. Сложно сказать, о чем она думала, когда шла привычной дорогой к  «Вель д’Ив».
Её цель была постараться вывезти как можно больше детей. Мать Мария сожалела, что она не может помочь взрослым. А вот детям…. Их можно было вывозить в мусорных корзинах.
Главное , чтобы французы – полицейские это не заметили, 
чтобы  не заподозрили ее и не стали бы проверять.  Монашеское одеяние служило своего рода защитой от чужого любопытства и подозрительности. Но надо было незаметно усадить детей в баки, прикрыть  чем - нибудь,  не привлекающим внимания и похожим на мусор. Потом детей надо было незаметно вывезти и довезти в баках  в дом на улице Лурмель. А там уже у нее были помощники. И в первую очередь священник Дмитрий Клепинин.
Дом  на улице Лурмель уже давно был открыт для всех несчастных. Когда – то на месте этого дома  в бедном районе Парижа были полуразрушенный гараж и заброшенная конюшня.  Конечно, покупка этого дома была своего рода авантюрой. Но при постоянной нехватке денег и большого наплыва несчастных, нуждающихся  в помощи  и  крове , это было необходимо. Именно этот дом стал центром помощи людям, попавшим в беду. Там, практически своими руками,  был построен трехэтажный дом   и небольшая церквушка. Это было то ли общежитие, то ли убежище. Русский  «Православный уголок » в центре Парижа. Именно там с 1940 по 1942 спасали евреев, помогая получить поддельные документы и бежать из Парижа…
Но история со стадионом осталась незабываемым подвигом. Мать Мария единственный человек, сумевший преодолеть  все препоны,  войти на стадион и вывезти  еврейских детей.
Никто не знает, испытывала  ли она тогда чувство страха или, благодаря вере, страх был ей чужд.



                часть 2


Елизавета Пиленко родилась в начале «Серебряного века». Её юность пришлась на годы расцвета русской поэзии. Казалось, стихи витали в воздухе. Писать их пробовали все. Пятнадцатилетняя Лиза тоже писала стихи. Они слагались возвышенные и грустные. В них проскальзывала обречённость и  патетическая тоска – возможно это была дань времени. В то время была мода на поиски всемирной справедливости, братства и равенства.
Гимназистки ходили на литературные вечера, слушали как  поэты читали свои произведения. На одном из таких вечеров Лиза услышала Александра Блока. 26-ти летний поэт уже считался мэтром.
Она услышала стихи, которые читал Блок – « По вечерам, над ресторанами», «Незнакомка»…
Лиза была поражена сходством  со своим ощущением  мира.
На следующий день она достала книгу стихов поэта.   Читая сборник, барышне показалось, что Блок говорит ее словами. И Лиза решила встретится с поэтом, поговорить с ним и показать  ему свои стихи.
Вот как описывает она сама эту встречу:
«Наконец, всё прочитано, многое запомнилось наизусть, НАВСЕГДА. Знаю, что он мог бы мне сказать почти заклинание, чтобы справиться с моей тоской. Надо с ним поговорить. Узнаю адрес: Галерная, 41 кв. 4.
ИДУ!
ДОМА НЕ ЗАСТАЛА.
ИДУ ВТОРОЙ РАЗ.
НЕТУ.
На третий день, заложив руки в карманы, распустив уши своей финской шапки, иду по Невскому.

Не застану, — дождусь. Опять дома нет. Ну, что ж, решено, буду ждать. Некоторые подробности квартиры удивляют. В маленькой комнате почему-то огромный портрет
Менделеева. Что он, химик, что ли? В кабинете  вещей немного, но всё большие вещи. Порядок образцовый. На письменном столе почти ничего не стоит.
Жду долго. Наконец звонок. Разговор в передней.

ВХОДИТ БЛОК.

Я не знаю с чего начать. Он ждёт, не спрашивает, зачем пришла. Мне мучительно стыдно, кажется всего стыднее, что, в конце концов, я ещё девочка, и он может принять меня не всерьёз. Мне скоро будет пятнадцать, а он уже взрослый, — ему, наверное, двадцать пять. (При встрече Лизе Пиленко было не полных шестнадцать, а А. Блоку двадцать восемь.)
Наконец, собираюсь с духом, говорю всё сразу. «Петербурга не люблю, рыжий туман ненавижу, не могу справиться с этой осенью, знаю, что в мире тоска, брожу по островам часами, и почти, наверное, знаю, что Бога нет». Всё это одним махом выкладываю.

Он спрашивает, отчего я именно к нему пришла? Говорю о его стихах, о том, как они просто вошли в мою кровь и плоть, о том, что мне кажется, что у него ключ от тайны, прошу помочь.
Он внимателен, почтителен и серьёзен, он всё понимает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я не взрослая.
Мы долго говорим. За окном уже темно. Вырисовываются окна других квартир. Он не зажигает света. Мне хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я, что ему ещё тоскливее, что бессмыслица не убита, не уничтожена. Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне этого БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА ужасно
жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя одновременно.
Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там.»

Скорее всего юная гимназистка произвела неизгладимое впечатление на Александра Блока.
Они переписывались до смерти поэта.
Кроме их переписки осталось чудесное стихотворение Блока, написанное после их первой встречи и посвящённое Елизавете.

Когда вы стоите на моём пути,
Такая живая, такая красивая,    
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
 И презираете свою красоту -
Что же? Разве я обижу вас?
…………..

Возможно Елизавета Пиленко родилась со всемирной тоской и болью в душе.
У неё была сложная жизнь в извечном поиске истины и борьбы со злом.  В 17 лет она вышла замуж за Дмитрия Кузьмина – Караваева. Он ввел ее в круг своих друзей литераторов. Именно под этой фамилией поэтесса Елизавета Кузьмина – Караваева останется навсегда в памяти ценителей поэзии. Она войдет в историю «Серебряного века».
Брак Дмитрия и Елизаветы продлился всего  три года. Однако влияние мужа оказалось для юной женщины судьбоносным. Оно оставило глубокий след – в поэзии, во взглядах на жизнь и религию.
Дмитрий Кузьмин – Караваев после развода перешел из православия в католицизм, и в 1922 году был выслан из России. В 1923 году Кузьмин-Караваев поступил в Греческую коллегию в Риме,  в 1927 году в Папском Восточном институте получил степень доктора богословия. Служил в общинах русских эмигрантов в Италии.
После развода Елизавета Кузьмина – Караваева вступила в партию эсеров и даже в 1918 году была градоначальником Анапы. Когда войско Деникина захватило город,  она была арестована.
Ей грозила  смертная казнь за «комиссарство».  От наказания ее спас адвокат Даниил Скобцов. Через год они поженились.  А ещё через год  семья  покинула Россию. Долгим был путь во Францию -  с остановками в Грузии, Константинополе и Сербии. В 1924 году семья Скобцовых прибыла в Париж.
Жизнь на первых порах была очень тяжелой. Но никто не жаловался ни на быт, ни на то,  приходилось браться за любую чёрную работу, чтобы выжить.
Елизавета видела вокруг страдание и беды людей, оторванных от Отчизны.
Помощь им стала смыслом ее жизни.
С этого момента начался её путь в религию, словно повторение судьбы ее первого мужа.
В 1932 году, после церковного развода, Елизавета Скобцова приняла постриг и стала монахиней, выбрав себе имя   -  Мария.
Она нашла свой путь служения людям, оставшись служить им в миру.
Она ничего не боялась, главной целью была помощь и спасение людей, попавших в беду.
Несмотря на занятость, мать Мария успевала рисовать и вышивать иконы, писать статьи и стихи.
После начала оккупации, она вместе с сыном и священником Клепининым спасали евреев, находя им укрытия и снабжая документами.
Вот один из последних ее стихов, который она написала в 1942 году после спасения еврейских детей со стадиона «Вель д’Ив».

Два треугольника — звезда,
Щит праотца, отца Давида,
Избрание — а не обида,
Великий дар — а не беда.
Израиль, ты опять гоним,  —
Но что людская воля злая,
Когда тебе в грозе Синая
Вновь отвечает Элогим!
Пускай-же те, на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать

В начале февраля 1943 года сотрудники Гестапо ворвались в общежитие монахини Марии на улице Лурмель.  Мать Мария, ее сын Юрий Скобцов и священник Дмитрий Клепинин были арестованы и отправлены в концлагеря. Все трое погибли. Мать Мария была казнена в газовой камере Равенсбрюка  в марте 1945,  за неделю до освобождения лагеря Красной армией.



                Эпилог
 
Стадион «Вель д’Ив» после войны был разрушен. На его месте выросли высотные дома и министерство внутренних дел.  Новостройка настойчиво пыталась стереть из памяти трагические события и преступления французов.
 До 1995 года французы будут отрицать совершенное преступление, пытаясь переложить всю вину на немцев. Хотя, согласно документам, всю операцию «Весенний ветер» (фр. «Vent printanier» или фр. «Vent de printemps») провели исключительно только французские полицейские.
Сейчас, на углу между высотками и министерством,  поставили небольшой обелиск.  Поставили его так, чтобы он не бросался в глаза. На обелиске изображены три женщины, двое мужчин, два ребёнка. Они словно смотрят   на Эйфелеву башню -  символ города, который не захотел их защитить.
 На улице Лурмель 77 нет больше ни общежития, ни церкви «Покрова Святой Богородицы». После войны  французы пытались уничтожить даже память о чужом героизме и своих преступлениях. В 2016 году  новая улица,  примыкающая  к улице Лурмель, всё же была названа в честь Матери Марии (Скобцовой).
В 1985 году  Яд Вашем присвоил Елизавете Скобцовой (матери Марии) и отцу Дмитрию Клепинину почётное звание  Праведник Мира.
На Аллее Праведников, в Иерусалиме, посажены в их память деревья.
Когда то в свой первой книге «Скифские черепки», поэтесса Елизавета Кузьмина – Караваева написала:

У всех есть родина любимая.
У всех есть край желанный;
Огнем всегда палимая,
Ищу Иерусалима я.
 Земли мне богоданной.

Поэтессу нашла богоданная Земля и
в Иерусалиме ныне растет дерево в ее память ….

В 2004 года  мать Мария (Елизавета Скобцова) была канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица. Вместе с ней были канонизированы её сын Юрий Скобцов  и  священник Димитрий Клепинин.

                Вечная им память.



В эссе использован отрывок из
очерка  «Встречи с Блоком»
 Автор Мать Мария (Скобцова)