Я никогда раньше не был во Франции. Начал по ней путешествие, конечно, с Парижа. После нескольких дней пребывания в нём я понял, что если я немедленно из него не уеду, я так и останусь жить в нём навсегда. Поэтому я сел на вокзале Аустерлиц в пригородный поезд, и через час вышел на платформе красивого городка Этамп. Просто так, по наитию.
Прошёлся по городку, осмотрел снаружи несколько старинных замков и соборов, на это потребовалось всего полчаса. Всё было очень мило, только развалины замка Ch;teau Etampes выглядели мрачно и внушали мне какое-то нехорошее предчувствие.
Более детальный осмотр достопримечательностей я отложил на следующий день. Увидел на главной улице городка ресторан и отель "Золотой лев". Под вывеской была надпись, в том числе на английском, что в XVI веке здесь был трактир с тем же названием, и он упомянут Проспером Мериме в "Хрониках времён Карла IX".
Сначала всё было прекрасно. Хозяин ресторана и гостиницы встретил меня очень любезно, вся обслуга была предупредительна, и к тому же сносно говорила по-английски, что было очень кстати, потому что я во французском не силён. Ужин был выше всяких похвал, гостиничный номер в мансарде был маленький, но очень уютный. Я лёг спать, и быстро уснул.
Среди ночи меня разбудили грубые голоса и громкий стук в дверь. Я проснулся, протянул руку, чтобы зажечь ночник у изголовья, но никакого ночника там не было! Рука наткнулась на свечу. Откуда она взялась? Я нашарил в кармане своих висящих на стуле брюк зажигалку, зажёг свечу и осмотрелся. Как я сюда попал? Мрачная коморка с грязным потолком. Держа в руке свечу, я отодвинул засов, и открыл дверь. Какие-то бородатые морды, и впереди всех с трудом узнаваемый хозяин гостиницы, в грязном фартуке и тоже с бородой. Вчера такой вежливый, он по-хамски оттолкнул меня, зашёл в мой номер, и стал что-то орать по-французски. Я пытался говорить с ним по-английски, но он меня явно не понимал, и орал всё громче. Наконец я понял, что я должен либо заплатить ему какие-то деньги, либо выметаться из гостиницы. Я достал свою кредитную карточку, но он только ошалело посмотрел на неё, и продолжал орать. У меня мелькнула отчётливая мысль, что я чудесным образом попал куда-то в средневековье. Я быстро собрал свою сумку, вышел на улицу, и не узнал её. Тёмная, грязная, полная каких-то людей в средневековой одежде, некоторые с факелами. Телеги с бедным скарбом, на них женщины и дети. Из нескольких знакомых мне французских слов я понял, что это беженцы из Парижа, гугеноты, что там в ночь на святого Варфоломея началась и до сих пор продолжается страшная резня. Католики убивают гугенотов, и они бегут сюда в Этамп под защиту влиятельной герцогини д'Этамп, которая покровительствует гугенотам. Видимо, бежавшие из Парижа богатые гугеноты с тугими кошельками уговорили хозяина трактира "Золотой лев" выгнать меня на улицу. Действительно, что ему моя кредитная карточка, когда он за ночлег в моей комнатушке может выручить целое состояние!
Вдруг кто-то почтительно тронул меня за локоть, и сказал у самого уха: "Monsieur, son Altesse duchesse d'Etampes vous invite ; profiter de son hospitalitе et son accueil au chаteau". Из этой длинной фразы я понял только, что герцогиня д'Этамп приглашает меня в свой замок. Я с радостью согласился, и пошёл вслед за незнакомцем. Он был невысокий, но плотный, в плаще с капюшоном, скрывавшим лицо. В левой руке он нёс горящий факел, а в правой - длинную обнажённую шпагу. Когда мы завернули за угол, от нас метнулись и исчезли в темноте две тени. "Maraudeurs", - сказал незнакомец. Понятно, что толпы мародёров из Парижа и окрестных городков нахлынули в Этамп, привлечённые лёгкой добычей.
У входа в замок герцогини стояли два рослых кирасира с мушкетами. Мой незнакомец сказал им что-то, и они отступили, освобождая нам путь. Мы прошли через анфиладу комнат, поднялись по лестнице и вошли в большой зал. В нём повсюду горели свечи, и было очень жарко. Несмотря на августовскую жару, в зале топился камин, и около него в глубоком кресле сидела старушка. Сопровождавший меня незнакомец молча поклонился ей, и пятясь вышел из зала.
Я видел когда-то в Эрмитаже миниатюру размером с почтовую открытку работы французского художника Корнеля де Лиона. На табличке было написано "Портрет женщины", но в пояснении к картине говорилось, что на портрете предположительно изображена Анна де Писслё, герцогиня д'Этамп. Если судить по тому портрету, то она и в молодости не была такой уж красавицей (впрочем, тогда были другие стандарты красоты), а в возрасте 64 года она выглядела примерно как графиня у Пушкина в "Пиковой даме". Только у Пушкина Герман предлагал графине свою любовь, а тут было всё наоборот: неугомонная герцогиня, пережившая на своём веку неисчислимое количество любовников от королей до лакеев, сразу стала предлагать мне себя, распахивая халат и демонстрируя свои прелести.
Стыдно мне, мужчине, признаться в своей слабости, но это зрелище было так ужасно, что я стал оглядываться вокруг в поисках путей для побега. Увидел приоткрытую дверь, выбежал через неё в какой-то тёмный коридор, и быстро пошёл по нему, держась рукой за стену. Я слышал, как герцогиня звала своих слуг, и через некоторое время сзади раздался шум погони. Я заскочил в первую попавшуюся комнату, и закрыл за собой толстую дубовую дверь на тяжёлый железный засов. Когда в дверь стали ломиться, я начал в полной темноте лихорадочно ощупывать стены в поисках второго выхода. Обнаружил какую-то дверцу, нажал на неё, она открылась. Сделал шаг в темноту - и провалился...
...проснулся в своём номере в гостинице. В окошко светило яркое солнце. В дверь номера кто-то деликатно стучал. Сколько же я проспал?! Ответил стучавшему "Venez s'il vous pla;t!", израсходовав при этом половину своего запаса французских слов. Дверь приоткрылась, и показалось улыбающееся свежее личико горничной. Господи, какой контраст с ночной герцогиней! "Excusez-moi, Monsieur dort encore?" Я показал на часы и выставил пять растопыренных пальцев - через пять минут можно входить. Она засмеялась, кивнула и исчезла. Я встал, умылся и спустился вниз к завтраку. Хозяин был гладко выбрит и сама любезность, но я не мог отделаться от страха и отвращения, пережитых во сне, и решил не задерживаться в Этампе. В конце концов, Франция большая, а я ещё нигде в ней не был.