Подбежав к своему дому, Егор увидел прямо у калитки знакомый чёрный джип:
- Слава Богу – успел! – подумал парень – Ещё бы чуть-чуть и не застал бы…
И, в самом деле, тут же на крылечке появился тот, с кем ему просто жизненно необходимо было переговорить и как можно быстрее. Верный друг погибшего отца – Юрий Степанович Федорец, дядя Юра, как привык он к нему обращаться с того самого времени, как помнил себя, т.е. со дня похорон отца. Юрий Степанович тогда сразу же забрал мальчика к себе на какое-то время, поскольку его мать и до этого, как оказалось, имела проблемы с сердцем, а уж после сразу же свалилась с обширным инфарктом. Каких-то родных у пары не было, как, впрочем, и у самого Федорца тоже – они, все трое, были воспитанниками одного и того же детского дома. Неразлучная троица. Дама и два её верных воздыхателя. Предоставив своей возлюбленной право выбора, парни не только не поссорились между собой, но даже как-то более сплотились – исчезла необходимость борьбы за право быть первым в их треугольнике. Лена выбрала Сергея. Почему? А кто это может знать кроме неё самой? Жизнь – штука капризная и во многом непредсказуемая.
Но если семейная жизнь друзей и начиналась как-то более-менее похоже, то дальнейшее развитие было абсолютно разным, хотя оба закончили школу милиции и какое-то время работали под пристальным вниманием и руководством тестя Федорца, полковника МВД. Очень скоро Сергею надоела чрезмерная опека, и он ушёл в «свободное плавание», напросился в участковые. Поначалу работал в одном из районов областного центра, а потом за непокорный нрав был сослан куда подальше, в глубинку, на самый край света, где и погиб от руки местного парня, по сути, подростка Митрофанова Геннадия, сына криминального авторитета. А Юрка продолжал служить на прежнем месте, стремительно поднимаясь по служебной лестнице, сделав в итоге совсем не плохую карьеру. После смерти тестя, занял и его должность, и роскошную четырёхкомнатную квартиру в самом центре города, оставив за собой и двушку, в которой начинал жить с женой и дочерью, подарок тестя-батюшки молодым на свадьбу. Свои однокомнатные, полученные по выходу из детского дома, друзья быстро продали: Юрка за ненадобностью, а Сергей с Леной из-за переезда на другое место жительства. Честно говоря, семейным Юрий был (мог считать себя таковым) что-то около четырёх лет, поскольку Александра (Алекса – как она себя именовала)однажды просто исчезла из их с дочкой жизни без объяснения причин… Спустя пару месяцев объявилась как ни в чём ни бывало. Тискала дочь, навезла ей игрушек… поигралась и вновь растворилась в неизвестном направлении. На этот раз уже на более долгий промежуток времени. И снова, по её словам, по большой, ну, просто огромной любви к очередному мачо (откуда она их только откапывала?), но уже с указанием причины:
- Ведь ты же не живой! Чурбан, импотент хренов! – старалась укусить как можно больнее – А я женщина горячая! Мне тепла недостаточно! Мне огонь, пожар в крови нужен, извержение вулкана, понимаешь ты это? Посмотри на себя: другой бы, услыхав подобные признания от жены, пришиб бы её на месте и будь, что будет! А ты… рохля, тюфяк… А, что толку с тобой говорить? Слова только тратить – всё равно не поймёшь. Если бы не дочь, по тех пор ты бы меня видел… Ноги моей тут бы не было!
Что сказать? Однако и дочь ей не больно была нужна, потому как через неделю, помыкавшись, поиздевавшись над ним, Алекса вновь пропала и на этот раз уже на долго, окончательно. В силу своих возможностей, он отслеживал её маршрут хотя бы приблизительно, чтобы не подавать в розыск, но и не пробуя даже останавливать, хотя, конечно, мог бы помешать пусть даже в пересечении границы. Но – зачем? Во-первых, насильно мил не будешь, а, во-вторых, он испытывал только облегчение, избавляясь от её общества хотя бы на какое-то время, поскольку давно уже понял, что никогда и никого не полюбит в своей жизни так, как любит Леночку Круглову, то бишь, Глушакову. Однолюб. Обвиненья в импотенции были более чем беспочвенны – с этим делом у него было всё в надлежащем порядке. Вниманием противоположного пола пользовался, не позволяя себе при этом привязываться к кому-то конкретно. Несколько встреч и - кавалеры меняют дам… Важнейшая цель в жизни – Кристина. Главное, чтобы она всегда находилась рядом с ним, а не с более, чем ветреной мамашей, свихнувшейся на поисках чувственных наслаждений.
Кто больше всех страдал от их «семейных заморочек» и безнравственного поведения Александры, так это отец Алексы, которого три инсульта в течении пары лет просто свели в могилу. А всё остальное…
Кристина росла умненькой, симпатичной, но слишком избалованной и залюбленной. Слишком вольной и он, как отец, не мог этого не замечать. Сколько раз наедине с собой размышлял о том, что уже просто необходимо пристрожить девочку, что как бы не пошла его кровиночка по стопам своей шелапутной мамаши… и не мог… Не мог – и всё!
В школе училась хорошо, легко, не испытывая в самом процессе никаких вообще трудностей – всё схватывала налету! Но как-то так, спрохвала, без интереса к чему-то конкретному. Улица, дискотеки, мальчики… В двенадцать лет её все принимали за шестнадцатилетнюю барышню… И однажды случилось то, чего он так боялся… Первый раз она не пришла ночевать домой, когда ей только-только стукнуло пятнадцать. Отыскали быстро: тусовались у одного из взрослых парней на даче. Разговаривал с «избранником» сам. На вопрос, знает ли тот сколько его «Джульетте» лет, получил ответ: скоро восемнадцать… Пришлось объяснять, что означенная дата наступит, но через три года… Испуганный парень (слава Богу, оказался не подонком) клятвенно обещал, что впредь ни-ни… И что у них с ней вообще ничего не было, целовались только и всё… Поверил. Говорил потом и с дочерью прежде всего о далеко идущих последствиях подростковой неразборчивости, с трудом подбирая слова и сдерживаясь от рвущихся наружу эмоций.
- Да, да, да… Я всё поняла… Прости, папочка… Впредь никогда такого не повторится…
Ах, если бы… Короче, к своим девятнадцати годам Кристина уже имела опыт двух так называемых гражданских браков, правда, не осчастливив его званием «дед» - и на том уже спасибо! Вот и сейчас она только что вернулась из Турции, побывав там в трёхмесячном «браке» с жителем Анталии, с которым познакомилась там же, будучи на отдыхе с собственной маменькой и её очередным бой-френдом, как это теперь стало модным называться. Как там было и что, он даже не стал выслушивать, когда она, размазывая слёзы по щекам, пыталась объяснять. Единственное, что сказал, так это то, что однажды ей просто станет некуда возвращаться – только и всего!
- Как это? – не поняла Кристина, или сделала вид, что не поняла – А квартира мамы?
- Ты о чём, дорогая? Твоя мама уже столько лет там не живёт, что давным-давно утратила право не то чтобы распоряжаться ею, но даже и заикаться на этот счёт! Квартира прошла приватизацию. Я единственный хозяин и, кстати, вот этой, четырёхкомнатной, тоже. Это чтобы ни у одной из вас не возникало никаких иллюзий на этот счёт.
- Но, я же здесь прописана, или уже нет?
- Пока – да! Но до следующего твоего фортеля – прими как предупреждение! Бесконечно терпеть твои выходки я не намерен, как бы не любил тебя.
- Мент есть мент… - неожиданно зло сверкнув очами, пробормотала дочь – Может, мне сразу же покинуть помещение? Или всё же позволишь пожить в своей комнате?
- Живи, но, повторяю, не смей борзеть! Хватит с меня ваших выкрутасов, натерпелся. А не просветишь так, между прочим, чего это ты сюда вернулась, а не осталась там, у маменьки? Не больно нуждается, что ли?
- Она звала! Но я вдруг подумала, что тебе здесь одному так одиноко, грустно… Выходит дело, что ошиблась, что ли?
- Ещё как! Прежде всего ты, девонька моя, ошиблась в том, что я в очередной раз молча проглочу твою брехеньку, поверю дочернему раскаянию…
- Я правду говорю! – возмутилась, изо всех сил выдавливая слезу, Кристина.
- Да ты что?! Серьёзно?! А слабо слезу пустить до кучи! Глядишь, я и растаю… Самой не смешно?
- Злой ты какой-то стал… Уж не влюбился ли часом в кого? Просто узнать невозможно…
- Ну, да, конечно, я злой! А ты, значит, белая и пушистая, так? Вот что, девочка, не тебе мне спрос учинять, поняла? Влюбился я или нет, не твоё дело! Не знаю, есть ли моя ли в том вина, что ты копией своей матушки выросла, или в генах что-то не так… Но вот, что имеем, то имеем. Живи, коль приехал, но учти и помни – этот раз последний.
- А что будет потом? Бомжевать отправишь?
- Легко! Мимо пройду – не обернусь, поняла? Да ещё и под ссылку подведу…
- Поняла. Чужой ты… Скажи, а ты хоть когда-нибудь меня любил?
- А вот этого не надо! Моя болевая точка не здесь – зря не старайся! На жалость или совесть давить даже не начинай – не получится, не раскисну!
Вот такой разговор и как раз накануне поездки на могилу к Сергею, на очередную годовщину по сложившейся уже традиции. Стыдно признаться, но эти вояжи сами были для него чуть ли не единственными светлыми днями в году. Праздником души считал он для себя пребывание в гостеприимном доме Глушаковых. Радость и успокоение находил в незатейливых разговорах с Алёнкой и Егором за вечерним чаем на тесной террасе совсем не большого дома, который по сути их собственным и не являлся вовсе, оставаясь служебным жильём.