Маленький город забальзамирован в формалине...

Данила Вереск
Маленький город забальзамирован в формалине.
Ему нет нужды двигаться вперед, его место – здесь,
он не меняется в отличие от тебя, и это его месть
Тебе и таким как ты, забывшим прекрасную симметричность
столбов электропередач, конвоем обступившим горизонт.

Выходишь на улицу? Не бери зонт. Дожди здесь чисты и
смоют надежду с твоей души или саму душу, если конечно,
ты не продал ее в большом городе, что смел и жесток
с непосредственностью провинции, верившей,
что там ее ждут, что экскаваторы – путь в элизиум,
а светофор, споткнувшийся на зеленом – изумруд.

И ты неизбежно вернешься в маленький город,
который никогда не спит, ибо мертвым заказан сон.
В сепии ночной город придет к тебе с кожаной сумкой,
достанет стетоскоп и флакон с пилюлей, начнет лечить
поломанные крылья, обжигать йодом рубцы мечтаний,
ему нет дела до твоих стенаний, просто так нужно,
так написано в своде законов маленьких городов:
«если подданный приехал свободным – лиши свободы,
если напротив – освободи от оков».
______________________________________________
В любом случае, маленький город – потеря масштаба,
котлован, с белесыми корнями утлых осин,
беспорядочных молитв грошу луны и
полям камышей, устало создававших иллюзию жизни,
в нее верит беззубое детство, а затем ты встаешь
во весь рост, поджимаешься на обвалившемся грунте,
грязня руки и вдыхая влагу прелого листа,
переваливаешь за каемку, за ободок мировоззрения,
и говоришь самому себе: «как много вокруг трясин»,
и говоришь самому себе: «но может за ними…?"

«Вернись же». Шепчет позади воронка. «Я приму назад.
Я согрею». Но нет, ты с разбегу прыгаешь на поросшую
осокой кочку. Та кренится, и ты увяз в топи. Осины
криво улыбаются, закинув макушки к паралитику-небу.
Грудь стискивает масса сгнившей травы, тяжело дышать,
Медленно ты исчезаешь с поверхности –  в черной воде,
заливает глаза, слепя и обжигая, сучишь конечностями
в поисках опоры, прося помощи, но город гордо
ответит: «ты сам ушел, я не помогу тебе».