В период моей работы в рыбопромысловом объединении «Антарктика», нас регулярно посылали на курсы повышения квалификации. Полагалось бывать там раз в пять лет, кто-то увиливал от курсов, кто-то, наоборот, на них напрашивался. Я не делал ни того, ни другого, и за пятнадцать лет работы в управлении ездил на курсы всего дважды. Первый раз – в Херсон. В мореходное училище рыбопромыслового флота, в 1978 году. Прекрасные воспоминания остались, честно говоря.
А вот в Калининградский институт повышения квалификации, куда посылали моряков с высшим образованием, мне почему-то ехать не хотелось.
- Александр Сергеевич! На два месяца! Да что я там делать буду?
- Учиться будешь, а ты что думал?
- Ну, может, опять в Херсон? А, Александр Сергеевич? На месяц?
- Да что ты торгуешься? Триста рублей в месяц будешь получать ни за что! Меня бы кто послал.
Действительно, на курсы нас посылали с сохранением среднего заработка, с потолком в триста рублей. У меня средний был гораздо выше. Но ехать всё равно не хотелось. Надвигалась зима, занятия начинались с первого ноября.
Не узнав даже, едет ли кто туда ещё из Одессы, я просто взял билет на самолёт. В Минске, где мы сделали плановую посадку, и всех пассажиров заставили покинуть самолёт, было ужасно холодно, и мне ещё больше захотелось вернуться в тёплые объятия Одессы-мамы.
О Калининградских курсах я был наслышан. Рассказывали о том, что ни мяса, ни колбасы в городе в магазинах не бывает, на прилавках только рыба. Делились историями о весёлых ресторанах и ласковых калининградских женщинах. Не помню уж, что меня больше смущало. Не то, чтобы я боялся женщин. Напротив, женщин я любил, знакомился с ними легко, но отношения разрывал тяжело. Не был я "ходоком", которому нормально: сегодня - одна, завтра - другая. А тут ещё дома молодая жена, зачем мне осложнения.
Но всё оказалось совсем не так, как рассказывали. Никакие женщины ни в общежитии, ни в городе на меня не посягали, видно, чувствовали, что мне это не нужно. Климат оказался гораздо мягче минского, а сам город... Да я просто влюбился в него.
Но по порядку. Общежитие курсов повышения квалификации находилось на улице Горького, а учились мы в корпусе на Ленинском проспекте, в пяти, кажется, остановках трамвая номер шесть от общежития, причём последний прогон трамвая шёл по мосту через реку Преголь.
Из трамвая хорошо был виден под мостом остров Канта, образованный двумя рукавами Преголи, с разрушенным бомбёжкой кафедральным собором, у стен которого был похоронен самый известный уроженец Кёнигсберга Иммануил Кант, знаменитый немецкий философ. Разрушенным в то время оставался и корпус продуктового рынка неподалёку от нашего общежития.
Занимались мы до обеда, народ был из разных портов и управлений. Отдельно от нас, в том же здании, готовили для флота первых помощников капитанов, для них курсы были годичными. Отличить будущих помполитов от нас было легко, почти все они поторопились купить форму с погонами, такими же, как у старших помощников и у стармехов.
Лекции по специальности были, конечно, разными, и по уровню лекторов, и по актуальности, но в целом, достаточно полезными и интересными. Люди уже солидные, занятий мы не прогуливали. В нашей группе оказались ещё два механика-одессита: Володя Фабриков, немного мне знакомый, дела второго механика у него как-то принимал, и Леонид Нежнов, с которым я давно хотел встретиться.
Поселили меня в общежитии в двухместной комнате, как раз, с Лёней Нежновым. В ремонтно-подменную команду я пришёл как раз после него, на его, можно сказать, место второго механика, и наслышан был о Данилыче, как его в коллективе звали. Отзывы были самые положительные. И толковый, и справедливый, и работящий, и спокойный.
Он таким и оказался. Невысокий, худенький, постарше меня, он тоже оканчивал нашу «Вышку», в музыкальном взводе все пять лет был, они отдельно жили, и как и я, попал в «Антарктику» не по распределению, случайно. В старшие механики он не торопился, хотя всё для этого имел, и образование, и рабочий диплом, и опыт работы, и рекомендации. Абсолютно был бескорыстен, о деньгах вообще никогда, по-моему, не думал. Редкий человек среди моряков.
Мы вместе ездили на занятия, вместе завтракали и ужинали в общежитии. Только обедали обычно в разных местах и вечера проводили по-разному. Лёня был страстным любителем пива, и от пивбара на той же улице Горького надолго не отходил. В меня же больше кружки не помещалось. Я проводил вечера в одиноких прогулках по городу. Нравился мне Калининград. Осень стояла тёплая, дождливая, но город был отлично спланирован, и после дождей луж на тротуарах не оставалось. Я любовался городом, но была у меня и утилитарная цель: привезти четырёхлетней дочери из России хорошие детские книги. В русскоязычной Одессе в те годы купить такие на русском языке было невозможно.
Поэтому, кружа по городу, я заходил во все его книжные магазины, и искал детские книги, сданные на комиссию, интересные, и в хорошем состоянии. Попадались, конечно, и новые издания, их я брал только после знакомства с авторами и собственно книгой. Спешить мне было некуда, других развлечений я не искал.
В продуктовых магазинах, действительно, было бедновато, но яйца были, хлеб, масло, плавленый сыр, рыба, завтраки были обеспечены. На ужин тоже что-то изобретали, один раз даже оливье с Лёней решили состряпать. Основные составляющие покупали в варёном уже виде, в «Кулинарии». Огурцов солёных не нашли нигде, но успешно заменили их квашеной капустой. Получилось вполне съедобно.
Обедать же я ходил каждый день в один и тот же ресторан с другим приятелем, Николаем Терентьевичем, ещё одним одесситом, механиком-наладчиком. Николай, которого я про себя называл «Пан Ангольский», был человеком очень своеобразным. Механик-наладчик на рыбопромысловых судах отвечает за надлежащее техническое состояние рыбцеха.
Заведование его, прямо скажем, гнусное, дурно пахнущее, и постоянно ломающееся, днём и ночью. Именно поэтому заработок наладчика равен зарплате второго механика и электромеханика. Наладчиком у нас мог стать человек с любым средним техническим образованием, поработав несколько лет слесарем или машинистом рыбомучной установки, лишь бы с работой справлялся, а это было нелегко.
Ангольский был старше меня, примерно, ровесник Нежнова, и тоже работал в подменной команде, в одно время со мной. Называл он меня исключительно на «вы», и по должности. Прозвище своё он получил, выменяв на что-то отличный ангольский кофе, мягкий, ароматный и крепкий. С баночкой этого кофе он и зашёл как-то ко мне в каюту.
- Второй механик! Я хочу вас угостить ангольским кофе. У вас найдётся кофеварка?
- Заходите, Терентьевич. Откуда у меня кофеварка? У меня даже кипятильник сгорел, вот друзья самодельный принесли, из лезвий, прячу от начальства. Вы давайте кофе, я сварю, мне жена подарила походный металлический стаканчик с мелкими дырочками,кофе в нём нормально получается.
Кофе оказался прекрасный, и все мои многочисленные друзья его одобрили. На следующий день Терентьевич заглянул опять.
-Второй механик, если я когда-нибудь ещё раз забуду баночку кофе у вас, вы мне, пожалуйста, об этом напомните. А то он у вас как-то очень быстро исчезает.
Вот этот Ангольский мне и составлял компанию при ежедневном обеде в ресторане в районе Преголи, не помню уж его названия, то ли "Атлантика", то ли "Бригантина", что-то морское. Ресторан днём был пустоват, цены в нём были вполне демократичными, а в меню, к нашему удивлению, были и говяжий язык, и говяжья печень, и мясные блюда. Терентьевич и рюмку перед обедом любил выпить. Я поддерживал компанию редко, желудок побаливал.
- Второй механик, а что это вы за таблетки пьёте?- спросил как-то Терентьевич, когда мы уже шли по улице после обеда.
- Но-шпа.
- И что, хорошие таблетки? Заграничные?
- Хорошие. А кто выпускает, не помню. Кажется, Венгрия.
- А где вы купили?
- Здесь, в Калининграде и купил пару дней назад.
- И помогают?
- Мне помогают. Я пью только, когда желудок болит. А вообще, лекарство многофункциональное. Спазмолитик.
- Спаз-мо-ли-тик, - протянул Терентьевич, - я, пожалуй, тоже куплю. Я вам доверяю. Вот и аптека кстати, давайте зайдём.
В довольно обширном помещении аптеки за низким прилавком сидел средних лет мужчина, и что-то писал. Больше никого из провизоров видно не было, и Ангольский обратился к нему.
- Молодой человек, мне нужна но-шпа.
- Но-шпа по рецепту, - не глядя на него, парировал провизор.
- Сделайте мне но-шпу!
- Но-шпа по рецепту.
- Сделайте мне но-шпу! - Терентьевич угрожающе склонился над прилавком.
- Два тридцать пять.
- Сделайте мне но-шпу!!
- Два тридцать пять. В кассу.
Выйдя на улицу, Ангольский долго крутил таблетки в руках.
- Вы говорите, хорошие?
- Хорошие, Терентьевич, хорошие. И от головной боли даже помогают.
- И что, у нас в Одессе такие не продают?
- Разве я так сказал? Конечно, продают. И без рецепта, между прочим.
- Зачем же тогда я их купил?
- Пригодятся. Не переживайте.
Созвонившись со знакомыми литовскими слесарями, с которыми я познакомился в Мапуту, в один из выходных, я съездил в Литву, в Клайпеду. Погудели у них на славу, потом друзья показали мне город, и оставили ночевать. На следующий день я вернулся "домой", в Калининград. Записную книжку тех лет я потерял, поэтому и имена литовцев забыл начисто. А съездил хорошо, навели мосты дружбы между народами. И больше я никогда в Литве не бывал.
И, наконец, немного о самом городе, где я пробыл два месяца, хотя, конечно, не мне о нём рассказывать, я ведь и знал мало, да и то, что знал, успел позабыть.
Калининград, а тогда - Кёнигсберг, был построен на холме, на берегу реки, в тринадцатом веке, как крепость рыцарей-крестоносцев, во времена разрозненных княжеств был столицей Восточной Пруссии, а до второй мировой войны - немецким Кёнигсбергом. В августе 1944 центр города был разрушен почти полностью с воздуха англичанами, а в мирное уже время были разбиты и разобраны уцелевшие при бомбёжках церкви уже новыми хозяевами.
Советские войска Третьего Белорусского Фронта под командованием Маршала Советского Союза Василевского взяли штурмом самую неприступную крепость Третьего Рейха в начале апреля 1945 года. По условиям мирного договора Кёнигсберг стал принадлежать Советскому Союзу, сначала временно, а потом - постоянно. В 1946 году он был переименован, и стал Калининградом.
Много-много позже стал воссоздаваться исторический облик города – костёлы, церкви, замки. Одной из церквей, представляющих собой памятник культуры и архитектуры, как раз и является уже упомянутый кафедральный собор Калининграда, около которого похоронены Иммануил Кант и прусские правители государства.
Очарование городу придают его европейские улочки, обсаженные многочисленными сортами деревьев. Большинство домов покрыты красной черепицей. Одна из частей города летом, очевидно, зелена, как сад.Крепостная же часть города начинается на Литовском валу, который ведёт прямо к Королевским воротам. На передней части ворот изображены силуэты трёх прусских королей. В окрестностях Калининграда добывается много янтаря, в городе есть музей янтаря.
Одной из неразгаданных тайн Калининграда является исчезнувшая более шестидесяти лет назад Янтарная комната. Она была подарена Вильгельмом Первым Петру Первому, и через много лет снова оказалась в Пруссии. Последний раз её видели в начале 1945 года в Королевском замке Калининграда, с тех пор она ни разу не была обнаружена. Некоторые исследователи до сих пор ищут следы её существования в Калининграде.
Один из преподавателей нам об этом подробно рассказывал.
Уезжали мы из Калининграда по разному. Дело было в самом конце декабря 1985, кажется, года. Опаздывать на встречу Нового года было немыслимо, поэтому лично я лететь на самолёте передумал. Погоды стояли непредсказуемые. А поезда прямого на Одессу не существовало. Билеты-то мы с друзьями взяли до Одессы заранее, но в Орше, где была пересадка, и где нужно было закомпостировать билеты, мы даже подступиться к кассам не смогли.
Билеты счастливцам стали продавать и компостировать за час до прихода поезда. В их число мы не попали. Сесть в вагоны без билета, договорившись полюбовно с проводницами, тоже не получалось. Стоянка поезда была короткой, время шло, а мы всё никак не могли покинуть перрон. Наконец, найдя начальника поезда, я умолил его, чуть ли не на коленях, пустить нас троих в вагон, обязавшись ехать стоя и не роптать.
И стоять реально пришлось чуть ли не на одной ноге в начале. Но за несколько часов перед Одессой пассажиры "рассосались", и мы даже получили места в купе. Днём тридцать первого мы были уже дома. А с книгами я даже перестарался.