Глава 4: Кровавое воскресенье
Хаус проснулся от оглушительного грохота пульсирующей в ушах крови. Он почти задохнулся и уставился в темноту, пытаясь сообразить, на каком свете оказался. Тело, подстёгиваемое адреналином, рвалось куда-то бежать. Разум помнил, что это невозможно.
Привычно осторожно он сел и машинально потер рукой бедро, удивившись отсутствию боли. Почему он спал в гостиной на диване? И что с его телевизором? Похоже, тот отрастил себе странный придаток в виде небольшого колеса… Уилсон! -толчком вернулась к нему память о последних событиях. - Уилсон занял его кровать - вот почему он сам на диване. Да! И он теперь вполне может побежать, если…
Короткий задавленный вскрик из спальни - и Хаус сорвался с места.
Уилсон проснулся с воплем, выдавившим весь воздух из его легких, на вдох новой порции не было сил, вернее, он не мог вспомнить, как надо дышать. Его ногу жгло огнём и, одновременно, нанизывало на ледяное копьё, сведённая судорогой мышца превратилась в камень. Он не мог дышать, не мог думать, он мог только сжаться в комок, обхватив колени и замереть так - больше ничего
Чьи-то руки, ухватив за плечи, заставили его немного разогнуться, распутывая и разнимая его судорожную хватку, отчаянный крик умер, задохнувшись от недостатка воздуха, превратившись в жалобный всхлип. Грубый голос над ухом показался райской музыкой. Хаус! Хаус знал бы, что сделать.
Тёплые сильные пальцы принялись разминать и растирать камень в его бедре, кроша и размалывая его острые грани, и тогда он, наконец, нашёл в себе силы для жалобного воя.
Хаус действовал энергично и жёстко, растирая спазмированную мышцу, морщась от сознания того, что причиняет боль в процессе, но более щадящего способа помочь, просто не было. Уилсон с воем вцепился в его запястья, и Хаус прикрикнул на него. Хватка вокруг его запястий не ослабла, но, по крайней мере, попыток оттолкнуть его руки больше не было.
- Мне жаль, приятель, - сказал он. - Но это - лучшее, что можно придумать, поверь мне.
Хаус разминал его спазмированный мускул, погружая в бедро костяшки пальцев, растирал его ладонями снова и снова, как делал тысячи раз, только теперь он массировал чужую ногу под непривычным углом. Он глядел на пальцы Уилсона, всё ещё сжимающие его запястье, и припоминал редкие случаи, когда позволял Уилсону помогать себе. И теперь, особо не задумываясь, он бормотал в такт движениям бессмысленные успокаивающие слова, как когда-то делал Уилсон.
Руки Уилсона постепенно расслабились и он перестал цепляться за Хауса, а ещё через несколько минут чуть обмякло и всё тело.
Продолжая одной рукой массировать ногу Уилсона, Хаус другой рукой потянулся и, вытащив из тумбочки маленькую электрогрелку, включил ее в розетку у изголовья кровати. Розовое махровое покрытие грелки выглядело неуместно жизнерадостным даже в мягком свете настольной лампы. Почему-то раньше Хаус об этом не задумывался. Дождавшись нужной температуры, Хаус обернул её вокруг бедра Уилсона.
Тепло от грелки довершило работу, начатую Хаусом, и истерзанные мышцы наконец расслабились. Уилсон глубоко вздохнул, вздох перешел в тихий стон. Его простыни и пижама промокли насквозь, и он, пожалуй, годился бы в участники конкурса мокрых футболок, если бы не чувствовал себя переваренной лапшой.
Хаус поднялся и принялся рыться в шкафу в поисках сухой одежды. Найдя футболку и спортивные брюки, он бросил их на постель рядом с Уилсоном.
- Переоденься. Будешь лучше спать.
Уилсон, глядя в потолок, слабо шлёпнул рукой по простыне, что, видимо, следовало расценивать, как пренебрежительное: «и так сойдёт».
Хаус присел рядом с ним на кровать и слегка пихнул в бок:
- Помочь?
Уилсон согласно моргнул.
Хаус осторожно приподнял вялое тело приятеля в полусидячее положение и принялся стягивать с него влажную футболку. Уилсон покорно наклонился вперёд и уронил голову Хаусу на плечо.
Сухая футболка была уже у Хауса в руках, но он медлил. Измученный Уилсон так доверчиво и беззащитно прильнул к нему, ухватившись для равновесия одной рукой за бедро Хауса, что они фактически были близки к объятию. У Хауса от жалости перехватило дыхание.
Плечи Уилсона дрогнули в коротком судорожном и горьком вздохе, как будто этим вздохом он хотел пожаловаться на боль, на ношу, которую принял на себя, и о настоящей тяжести которой не подозревал. Хаус свободной рукой провёл по его спине, на мгновение задержав это почти объятие.
- Я знаю, - шепнул он куда-то в волосы Уилсона. - Давай, поднимай руки.
Они вдвоём сражались с одеждой, сначала надевая на Уилсона футболку, а потом стягивая с него влажные треники, после чего, по взаимному молчаливому соглашению, решили, что сухая пара штанов прекрасно подождёт до утра.
- Прими таблетку, пока не отключился, - кивнул Хаус на пузырек с викодином и стакан воды на тумбочке.
Уилсон, гримасничая, повернулся к часам.
- Четвёртый час, - негромко сообщил Хаус. «Слишком рано, - подумал он, - для непрошеных размышлений о том, почему наблюдать за чужими муками вдруг оказалось тяжелее, чем преодолевать свои». - Выпей уже таблетку и поспи.
Он встал и повернулся к двери, но Уилсон придержал его за руку.
- Спасибо.
Хаус не обернулся, но слегка кивнул, прежде чем высвободить руку и уйти.
Уилсон не торопился открывать глаза, давая себе время приспособиться к яркому солнечному свету, заливающему спальню. Он с наслаждением потянулся, закинув руки за голову, стараясь не обращать внимание на протесты больной ноги. Но память о ночной боли заставила его глубоко вздохнуть и слегка погладить бедро ладонью. Повернувшись к часам, он увидел, что должен был выпить таблетку час назад. Может быть, спазм был точкой критической массы. Может быть, сегодняшний день будет для него хорошим.
Тем не менее, он принял утреннюю дозу, прежде чем хотя бы попытаться встать с кровати. Бодрящий душ привёл его в отличное настроение и, к тому же, все эти утренние процедуры сегодня удались ему быстрее, чем накануне, в субботу.
Хаус спал, растянувшись на диване, его похрапывание нарушало тишину квартиры. Постукивая палкой, Уилсон прошёл мимо него в кухню, где и столкнулся с первой за это утро непростой дилеммой: приготовление кофе, балансируя с тростью. После нескольких манипуляций, включающих жонглирование посудой и облокачивание на прилавок, Уилсон с удовольствием констатировал, что справился, ничего не упустив. Кофейник весело закипел, наполняя кухню предвкушением бодрящего утреннего напитка
По воскресеньям с утра Уилсон предпочитал всем другим блюдам блинчики, которые вполне можно бы было приготовить, если бы Хаус купил нужные… О, да! Он не только купил, но и заранее выставил всё, что нужно на прилавке рядом с холодильником вместе с неприлично огромной мерной чашкой. Похоже, блинчики в качестве воскресного завтрака вполне устраивали и самого Хауса.
Смешивая жидкое блинное тесто, Уилсон задался вопросом, как заполучить себе синяк под глаз - лучше парочку. Свалиться с лестницы? Нет, это чересчур, можно и шею свернуть. Врезаться в дверь? Едва ли ему удастся разогнаться до такой степени. Попросить Хауса дать ему в глаз? В свете его недавнего вмешательства, не исключено, что особенно просить и не придётся.
Уилсону всегда нравилось иметь план действий заранее и прогнозировать все варианты развития событий. К тому моменту, как первые капли жидкого теста попали на чугунную сковородку с ручкой, он уже просчитал, как может пойти такой разговор:
« - Смотри, по моей легенде я должен пострадать в автокатастрофе. Я просто хочу таким образом выглядеть, как жертва несчастного случая. И сделать это нужно сегодня, чтобы процесс заживления протекал согласно временному графику.
- Ты хочешь, чтобы я тебя ударил?
- Да, и идеальным вариантом был бы не единственный синяк.
- Я кажется, пропустил некое неврологическое осложнение, когда у тебя случился приступ ночью.
- Давай! Когда тебе ещё представится случай двинуть кого-то кулаком с его разрешения!
- С разрешения не интересно. Как раз в том и соль, чтобы делать такие вещи без разрешения.
- Ну, давай, ударь!
Тогда разговор мог бы закончиться одним из двух:
- Можно я лучше тресну тебя твоей тростью? - или - Ты свихнулся. Не буду я тебя бить.
Уилсон вздохнул, шлёпая первую порцию блинов в форму и засовывая её в микроволновку для подогрева. Хорошо, если Хаус согласится, а если нет? Что тогда? Если попробовать Хауса вынудить ударить его уже после этого разговора, то такой шитый белыми нитками приём не удастся. Уилсон решил попробовать другой способ получить пару кровоподтёков прежде чем провоцировать Хауса.
Он как раз собирался наливать тесто для второй порции, когда над его плечом неожиданно раздалось:
- И как ты умудряешься сделать их такими пышными?
- Хаус! - ахнул Уилсон и вылил за раз столько теста, что чуть вовсе не утопил в нём сковородку.
Хаус выдвинулся из-за плеча Уилсона и указал на огромный блин:
- Этот - мне.
- Будет сложно перевернуть его целиком - предупредил Уилсон.
Хаус хлопнул его по плечу:
- У тебя получится - я в тебя верю.
В странном припадке любезности после завтрака Хаус кивнул Уилсону в сторону гостиной, а сам остался мыть посуду. Уилсон с удовольствием обосновался в ней с чашкой кофе и небольшой стопкой журналов. Он как раз прочитал около половины первой статьи, когда Хаус плюхнулся рядом с ним на диван и включил телевизор и игровую приставку.
Два часа спустя Хаус всё ещё забавлялся игрой, деловито уклоняясь от более медленных электронных автомобилей и ловко избегая того, что было похоже на целый легион патрульных машин. Он всем корпусом наклонялся, входя в повороты, словно виртуальное движение переплеталось с реальным. Рок-музыка и сирены отзывались эхом в гостиной.
- Я думаю, было бы неплохо выйти прогуляться, - наконец, объявил Уилсон, разочаровавшись в своей попытке читать. Он явно больше времени наблюдал за Хаусом, чем за строчками текста.
Хаус крутанул руль, пустив виртуальный автомобиль под откос и многозначительно прищурившись, посмотрел сначала на трость, прислоненную к дивану, потом на Уилсона.
- Отдай мне это, и сможешь идти, куда хочешь и делать, что душе угодно.
- Не дождешься, Хаус.
- Даже после…
- Даже после, не дождешься, - Уилсон поднялся со стула. - Я иду на прогулку. Присоединишься?
Хаус ухмыльнулся:
- Ты же понимаешь, что это уже не «иду» - тебя шатает, как пьяного матроса.
Уилсон вернул ухмылку и отмахнулся:
- Не хочешь пошататься со мной?
Хаус проворчал:
- Я тебя не понимаю, - но телевизор выключил.
- Я здесь торчу с пятницы. Я устал от твоих стен.
Они накинули куртки.
- И компании? - уточнил Хаус, когда дверь за ними закрылась.
- Да, - согласился Уилсон. - Достал придурок, играющий в дурацкую видеоигру, - он осторожно переступил порог внешней двери и остановился перед лестницей, ведущей вниз. Всего пара ступенек. Он оперся на трость и спустил вниз левую ногу. Перенёс на неё вес и подтянул правую ногу и трость на нижнюю ступеньку.
Хаус стоял в дверях позади него, внимательно наблюдая за его спуском.
Когда, добравшись до тротуара, Уилсон обернулся с видом триумфатора, Хаус спустился за ним следом и усмехнулся.
Они двинулись по тротуару.
- Мы идём куда-то конкретно? - спросил Хаус.
- А должны? - удивился Уилсон. - Погожий осенний день, светит солнце, и я хочу освоить новую территорию.
- И походку?
- И походку! - Уилсон согласно кивнул. Он не спускал настороженного взгляда с тротуара, отмечая, что и Хаус внимательно следит за тем, как он ставит ноги и трость.
- Все эти практические занятия должны означать, что в ближайшее время ты не собираешься вернуть это мне, - проговорил Хаус.
Уилсон засопел, но не ответил, продолжая идти.
- Оно не твоё, ты знаешь, и воровать - нехорошо.
Уилсон остановился, чтобы посмотреть на своего спутника.
- Мы уже это обсуждали. Ты здоров, это - то, что ты хотел, не так ли? - он повернул за угол и начал штурмовать следующий квартал.
Хаус догнал его двумя длинными шагами. Они дошли до половины квартала, прежде чем Хаус продолжил:
- Я не должен получать, что хочу.
Уилсон остановился, согнув колено и опираясь на трость в попытке воспроизвести любимую беспечную позу Хауса.
- Что случилось с великим поиском смысла?
Хаус пожал плечами.
- Может быть, теперь, без угрозы возвращения боли, ты можешь начать сначала? - он во второй раз оторвался от Хауса, и снова Хаус был вынужден догонять его.
- Я что, должен теперь подняться на вершину горы в поисках гуру
- По крайней мере, теперь ты можешь, - буркнул Уилсон, переступая через широкую трещину в тротуаре.
Они дошли до угла. Уилсон решил, что прогулка вокруг квартала была достаточно долгой и, хотя его нога вела себя сегодня довольно хорошо, перегружать её не стоило. Он повернул назад, и Хаус опять пристроился рядом, слегка пропуская Уилсона вперед, чтобы оставить между ними пространство, необходимое для его хромающей походки. Приходилось подстраиваться на ходу - он не был, как Уилсон, привычен к ходьбе рядом с калекой.
- Это же был чай, да? - вопрос Хауса внезапно вторгся в задумчивость Уилсона, который запоздало обрадовался тому, что смотрел в тот миг на тротуар.
- Что?
- Ты дал мне чай прямо перед тем, как это случилось, и ты признался что случилось оно по твоей воле. У тебя были волшебные бобы?
Уилсон улыбнулся:
- Чай - не бобовая похлёбка.
- Волшебная заварка?
- Обычный чай из пакетика. Ничего в нём не было особенного, - отмахнулся Уилсон.
- Я должен знать, как ты это сделал.
- Считай это первым шагом в преодолении зависимости от головоломок.
Уилсон продолжал идти, слушая рассуждения Хауса:
- Действительно ли это было заклинание? Кукла вуду? Ты не похож на человека, способного заключить сделку с дьяволом. Надо полагать, ты научился этому способу после того, как в меня стреляли, иначе воспользовался бы раньше. Но пока работал кетамин, смысла в этом не было, и только когда боль вернулась… - Хаус нахмурился.
Уилсон ответил ему таким же взглядом.
- Преодоление твоей зависимости от головоломок означает осознанное неразгадывание головоломок.
Они повернули за угол.
- Ты должен был всё распланировать заранее, ты так всегда делаешь. После того, как боль вернулась, ты должен был выбрать время, чтобы привести в действие свой план, - Хаус остановился и ткнул обвиняющим перстом в сторону Уилсона. - Ты мог узнать об этом в любой момент за последние три месяца.
Уилсон остановился и осторожно повернулся, чтобы ухмыльнуться Хаусу через плечо:
- Что-то мне подсказывает, что у тебя был непочатый край работы.
Уилсон сидел на диване, задумчиво созерцая гладкую поверхность журнального столика. Хаус пошел в ванную; и это был его шанс.
Когда эта идея только пришла ему в голову, он прокрутил в голове что-то вроде киносюжета: он сидит на краю дивана, внезапно резко кренится вперёд и ударяется лицом о стол. Пара синяков и, возможно, сломанный нос убедят в том, что он попал в автокатастрофу, кого угодно. Хаус подбегает, останавливает его кровотечение, называя его идиотом тем самым голосом, который означает у него нежную заботу.
Это казалось таким простым. Особенно из зрительного зала. Особенно в мыслях. С воплощением замысла в реальность возникли трудности. Стол выглядел таким твердым…
Уилсон с трудом сглотнул слюну и, наклонившись вперёд, прижался лицом к прохладной поверхности. Да, именно так. Только в следующий раз это нужно сделать с размаху.
Он расслабился и снова сглотнул. По позвоночнику продрал озноб. Снова качнулся вперёд, но лишь до половины намеченного движения. Стол терпеливо ждал.
Его затошнило.
Уилсон услышал звук сливного бачка и с длинным вздохом откинулся на диванные подушки. Невозможно. Ни сейчас, ни когда-либо. Человек не способен сознательно разбить лицо о твёрдый предмет мебели. Оставался план Б.
После ужина Уилсон похромал назад, в спальню, и принялся упаковывать свою сумку. Через несколько минут Хаус последовал за ним и остановился в дверном проёме.
- Что ты делаешь?
- С твоей наблюдательностью и гениальностью мог бы и сам догадаться, - ответил Уилсон, запихивая в сумку одежду. - Не собираюсь торчать здесь, когда ты завтра уйдёшь на работу. Я возвращаюсь к себе.
- ты не можешь ехать, - Хаус скрестил руки на груди. - Ты вчера это наглядно продемонстрировал.
- Я возьму такси, - Уилсон было двинулся к двери, но затем вспомнил про сумку и вернулся за ней.
- Мы уже решили, что ты должен остаться здесь, - заявил Хаус, протискиваясь мимо него в прихожую.
- Я уже решил, что не хочу здесь оставаться, - отрезал Уилсон, шагнув в ванную и установил сумку на край раковины.
Хаус, остановившись в дверном проёме ванной комнаты, покачал головой:
- Давай съездим к тебе, возьмёшь, что тебе нужно.
- Чего ты добиваешься? - Уилсон побросал в сумку несколько флаконов.
Хаус какое-то время смотрел на его отражение в зеркале, после чего отвёл взгляд:
- Я просто не думаю, что ты должен оставаться один.
Почувствовав короткое раздражение, Уилсон испытал и озарение: вот удобный случай привести в действие план Б. Он повернулся так быстро, как только мог и спросил:
- Почему нет? Боишься за меня?
- Что бы ты сделал, будь ты один этой ночью?
Уилсон двинулся грудью вперёд, вынудив Хауса отступить в прихожую.
- Я был бы в порядке.
- Ты скулил и подвывал, как пнутый щенок, - напомнил Хаус. – Да и выглядел соответственно.
Уилсон впился в него взглядом:
- Я вспомнил бы, что делать. Я раньше делал это для тебя.
- О`кей! Вспомнил бы до того, как потерял возможность дышать, или после?
- Мне не нужна твоя забота! - закричал Уилсон. - Я не хрупок, не слаб, я просто…
- Хромой! - рыкнул хаус.
- Я ничем не отличаюсь от того, кем раньше был ты!
- И твои новые лучшие друзья теперь маленькие белые таблетки?
- Нет, они были твоими лучшими друзьями, соскучился по ним - ведь так?
- Это не твоё! - Хаус шагнул к Уилсону. - Я хочу его назад.
- Хочешь назад, потому что боль и наркотики позволяют тебе не сталкиваться с вещами, с которыми ты предпочитаешь не сталкиваться, - наседал Уилсон. - Глядя на меня, ты будешь видеть себя, у тебя будет время обдумать это, и ты боишься.
- У меня оно уже было.
- Статус калеки сделал тебя особенным. Ты боишься того, чем ты будешь без этого статуса, - Уилсон подступил к Хаусу вплотную.
- Нога меня не определяет. Я уже говорил это тебе раньше.
- Ты себе это говорил, - Уилсон видел, что Хаус выходит из себя. - Быть калекой означало, что тебе могло сойти с рук любое дерьмо - например, как вот это! - и он крепко врезал Хаусу тростью по голени.
От стремительного соприкосновения кулака Хауса с его челюстью мир взорвался каскадом цветов и кружащихся чёрных точек. Отшатнувшись, он потерял равновесие и рухнул на пол. Лёжа, Уилсон пожалел, что отказался от плана А - разбей он голову о журнальный столик, это причинило бы меньшую боль..
- Вставай, - процедил Хаус сквозь зубы. - Я не пинаю упавших калек.
Поднявшись на ноги, Уилсон оперся на трость и стал ждать следующего удара. Хаус стоял, дрожа, опустив сжатые в кулаки руки по швам, но он не сделал ни одного движения к Уилсону
Уилсон закрыл глаза в мгновенной нерешительности. Одного удара было недостаточно. Подбодрив себя тем, что Хаус был теперь достаточно здоров, чтобы всерьёз избить его, Уилсон снова посмотрел на Хауса и «прыгнул в омут»
- А я пинаю упавших калек. Даже хуже.
- Ну, скажи мне то, чего я ещё не знаю?
- Ты стал инвалидом из-за меня.
- Да б…
- После инфаркта. Вторую операцию тебе сделали из-за меня.
Хаус захватил в горсть перед рубашки Уилсона и пихнул его к стене, упершись руками в грудь, так что Уилсон с трудом удерживался на ногах.
- Что? - угрожающе переспросил он.
Уилсон никогда ещё не видел Хауса таким разъярённым. Но ведь он того и добивался.
- Когда тебя вырубили, это я посоветовал Кадди выбрать «золотую середину», а Стейси подсказал использовать её доверенность, - понизил голос Уилсон. - Адвокаты не единственные, кто хорошо умеет убеждать.
Хаус внезапно отстранился. Уилсон чуть не потерял равновесие при этом и почувствовал вспышку боли в ноге. У него было как раз достаточно времени, чтобы осознать, что план Б не такой уж выигрышный, прежде чем его мир взорвался цветным и чёрным во второй раз.
Хаус врезал ему кулаком по носу так, что голова Уилсона откинулась назад.
Уилсон был единственным человеком, которого он не обвинял. Он отвёл руку и нанёс по лицу Уилсона резкий боковой удар. Уилсон был единственным человеком, который не причинил ему боль. Он снова сгрёб Уилсона за рубашку и с силой приложил о стену, раз и другой. Уилсон был единственным человеком, которому он доверял.
Хаус остановился только тогда, когда голова Уилсона мотнулась и свесилась на удерживающие его руки с тихим стоном. В тот миг Хаус мог бы швырнуть его на пол, но вместо этого просто разжал руки и отстранился, глядя, как обмякшее тело сползает по стене.
- Ты заслужил это, - пробормотал он шёпотом. - Всё это, сукин ты сын!
Хаус с силой прижал к глазам ушибленные кулаки, захватил свои ключи и шлем, швырнул ключи Уилсона на пол и покинул квартиру, говоря себе, что его не заботит то, что он бросает своего единственного друга