Наверно в каждой семье выросшему ребёнку старшие члены семьи, шутя, припоминают его детские привычки и забавы. А я и сама себя помню. Помню, как сидела на припечку, усадив себе на колени подушку и подражала завыванию маленьких собачек. И так иной раз разжалобит меня собачья песня, что и сама расплачусь. Родители говорили, что я очень даже «натурально» подражала собачкам, одна только бабушка была этим недовольна. По её мнению, такое моё поведение может накликать на дом беду. А поскольку наш бедняцкий дом беды никогда и не покидали, то мы уже и бояться перестали.
Время шло, я выросла, но привычка осталась – обнимать подушку на коленях и слегка покачиваться. Вот только по-собачьи выть уже перестала, хотя были в жизни моменты, когда и по-волчьи выть хотелось.
Я тогда уже в старших классах училась. Обняв подушку, что-то учила и медленно покачивалась. Кто-то из домашних напомнил мою детскую забаву. Я и стала расспрашивать, откуда у меня появилась эта странная привычка. Оказалось, что у этой житейской истории длинная борода.
Ещё до войны дело было. Через наше село и через соседние сёла проходили погорельцы и те, у которых шалая вода унесла всё имущество. Люди просили милостыню и находили сочувствие у многих сельчан. А бывало, что пришедшие издалека люди оседали тут навсегда. Так и случилось с одним человеком, который «пристал» к одной, намного старше своих лет женщине. Само горе вынудило его остаться, ведь нёс он на руках двое маленьких детей, да и у самого стихия отняла здоровье.
Однажды женщина шла полем и услышала детский плач. Она и пошла на голос. В вырытом в копне углублении ползали двое маленьких детей, мокрых и голодных. Рядом, без чувств лежал, видимо отец этих малюток. Женщина взяла себе под мышки этих детей и побежала в село. По дороге, всех, кого встретила, просила спасти больного человека, оставшегося в поле. Через какое-то время, в её дом внесли этого мужика. Так у одинокой женщины появился в доме мужик и двое детей. Соседи чем могли помогали. А уж ей-то бедной досталось, не приведи Бог никому… Дети плакали, своё требовали, мужик хоть и ничего не просил, но и его нужно было обиходить.
Прошло какое-то время, этот мужик потихоньку начал делать какую-то работу по дому и за детьми приглядывал, хозяйку с работы поджидал. Дети, так те её сразу «Мамой» называли, а он её культурно, по имени и отчеству.
Подрастали два сыночка, уже и о школе начали подумывать, а тут новая беда в дом пришла. Умер тот мужик. Похоронили его, как полагается, вот тогда и проснулись местные власти. Стали запохаживать в дом и требовать у бедной женщины документы на детей. А какие там документы, если и то хорошо, что отец живых детей сумел из бурной реки спасти… Не посмотрели те бессердечные люди на то, что дети женщину мамой называют, стали настойчиво уговаривать её – отдать детей в детский дом. Ни слёзы женщины, ни увещевания не помогли. «Нет документов, значит – дети не твои…»
Но село и есть село. Только замыслят что-то нехорошее в сельсовете, а люди вперёд их женщину оповестят. Ярами, огородами, детей перепрячут. Приедут за детьми рьяные активисты, а дом пуст. Так и осень подошла. Директор местной школы «поставил вопрос ребром», мол, дети должны учиться. Поворчали в сельсовете и выписали таки детишкам документы и записали их на фамилию той женщины, имя отца тоже не забыли. Вот и стали два брата в местную школу ходить. Сколько они там успели проучиться, никто в селе уже и не помнит, началась война. Всем тяжело было в оккупации, а о той женщине и говорить нечего. Но какой бы ни была тёмной ночь, а рассвет всё равно наступит. Пережила эта семья войну, а потом ещё и голод с разрухой. Помаленьку всё стало налаживаться.
А теперь расскажу о том, как я соприкоснулась с этой семьёй. Вся эта история с детьми произошла в соседнем селе. Я же, ещё совсем маленькой девочкой, не знаю уже по какому случаю, попала в их дом. Сама я этого не помню. Только из рассказов моих бабушки и дедушки, мне очень понравилось, как две маленькие собачки, обнявшись, подняв кверху мордочки и закрыв глазки, то ли пели, то ли выли. А подвыпившие братья, уже взрослые женатые мужики, сидели и плакали, как дети.
Ранней весной, по большой воде, после ледохода, местные мужики рыбачили. И вот эти же братья выудили из воды двух плывущих на коряге щенков. (Это ещё до их женитьбы дело было). Принесли домой, обогрели, накормили. Думали большие собаки из них вырастут, ан – нет. Не дал им Бог роста, только голос звонкий и ещё верная собачья привязанность к своим спасителям. Дома эти собачки не держались, а следом за теми мужиками бегали. А как женились они, стали жить под разными крышами. А если сойдутся дороги братьев, на столе бутылочка появится. Не столько пьют мужики, как вспоминают свою нелёгкую жизнь. И всё бы ничего, но вместе с братьями встречаются и те две собачки. Вот, как завоют они, доведут до слёз своих хозяев, тут и появляются на пороге их жёны. Они по собачьему вою определяют, в каком месте братья встретились. Так-то по жизни они мужики степенные, не пьющие, но когда встретятся – случается и у них грех.
Самих братьев я не помню. Мне в том возрасте чужие дядьки все на одно лицо были. А эти братья по рассказам и были «на одно лицо»… Мне собачки приглянулись, да так, что много лет потом подушку обнимала и под свою песню покачивалась, потом уже таким способом своих сынов маленьких укачивала.
Вот вспомнилось, а подробнее об этой истории уже и спросить не у кого. Э-эх, время летучее…
***