Один день и вся жизнь

               
                Маме

Хороший денек выдался у бабы Кати: ветерок дует, солнышко за легкими тучками прячется, да и ноги сегодня не так уж сильно болят, давление почти в норме. А дел полно: огород полить, пока солнце не начало припекать, баклажаны пожарить, суп сварить, котлеты уже замешены. Посуда укоризненной горкой в раковине лежит – спешил народ на работу, покидали и разбежались-разъехались по делам. Успеть бы все, да не крутиться под ногами, когда домой слетаться начнут.

Вон подружка ее давняя, Светка, сколько раз говорила:
- Что ты, Катя, повадила своих, пусть сами управляются, а тебе-то в твои годы уже отдыхать надо да здоровье поберечь.
Сама Светка не разбежится дочери помочь, да и с внуками не очень-то возилась. Красивая, яркая в молодости, сумочку дамскую на руку наденет, в пакет хлеб с молоком положит и плывет домой. Да хорошая она, думала баба Катя, только несчастливая, Светка ее: мужа выгнала – пил беспробудно, дочку с сыном одна растила, вечно подрабатывала где могла. Выпустила детей в жизнь со словами «ну, теперь сами, мои дорогие». Уморилась баба, у всех свой запас прочности. Дочка не забывает мать, а вот сын непутевый вышел – без отца рос, как тут узнаешь, каким мужик должен быть. Вот и мается Светка с сыном-паразитом на свою пенсию. Жалко ее.

Ну, вот и посуда блестит, на полку расставлена – загляденье, и раковина начищена, и столы с плитой помыты. Любила баба Катя с молодости, чтобы чистотой всё блестело в доме. Вспомнила, как перед Новым годом муж ее в дом свой привел – привез жену из командировки. Вышла свекровь: чулки перекошены, передник замусоленный, пристально так смотрит.
- Привез в лес дрова, мало тебе девчат здесь было, - только это и сказала.
Потом неделю Катя дом отмывала, отскабливала, отстирывала. Так и прожили со свекровью всю жизнь, одного любимого мужика делили, да и горестями делились, чего уж там, и ругались, и жалели друг друга. Жизнь, она по-разному проходит…
Поставила бульон варить, в огород побежала. Да уж, «побежала» - поковыляла на больных ногах. Эх, не споткнуться бы, ноги-то совсем ходить не хотят, заплетаются, как у пьяницы: артрит да варикоз проклятые замучили, ноги как в железных неподъемных сапогах.

На крышу стайка воробьев слетелась, чирикают, ссорятся, перелетают с места на место. Вспомнила баба Катя, как она по лестнице вмиг взлетала на эту крышу, когда муж дом строил. Вверх-вниз, вверх-вниз, то то принеси, то другое подай, Катя. Сидит там на крыше, загорелый, смеется, зубы на коричневом от солнца лице белизной блестят – красивый мужик у нее был, сильный, умелый, в руках любая работа спорилась. Да и она ему под стать – что только делать не умела!
- Ох, раззява старая, - сама на себя посетовала баба Катя, - воду не уследила. Ну куда ее столько в клубнике? Вот балда!
Хочется скорее шланг перекинуть, к другой грядке перепрыгнуть – ан, нет, прыть не та, да и вообще уже никакой прыти не осталось. Прошла, пробежала, промелькнула жизнь, озарила искорками счастья и опалила черным дымом несчастий. Все было: и радость рождения дочки (ох, красивая родилась, весь роддом сбегался посмотреть!), и тяжелые роды вторые (кто бы подумал сейчас, что сынок еле выжил – вон какой справный мужик вышел!), и одно время пьянство мужа, потом выхаживала его после инсульта, да все равно ушел рано, мать свою старую и больную на нее, нелюбимую сноху, оставил досматривать… все было… Свекровь, правда, потом сказала ей: «Хорошая ты, Катя». Ну и на том спасибо.

- Ну, и что вам не хватает, - разговаривала баба Катя с кустами болгарского перца, - и покормила я вас, и привязала, и полила – растите уж… О, а помидорки-то как принялись! Хороши, хороши…
Осторожно передвигаясь между грядками и ласково проводя по кустам, плетям будущего урожая своими натруженными, искореженными артритом руками, баба Катя сама себе усмехалась: вот разве в молодости она сама поверила бы, что так часами в своем огороде возиться будет, радостно наблюдая, как черные грядки становятся зелеными, потом раскрашиваются плодами разных цветов?  К земле потянуло в старости… все из земли приходит и все в землю уходит, так-то…
Недавно муж приснился: стоит у огородного заборчика, улыбается, смотрит молча, как она землю руками пушит – грядки готовит. Ничего не говорит, только смотрит и улыбается. Потом рукой так к себе зовет и как будто уходить собирается. «Ты иди, иди, Саш, - говорит ему баба Катя, - некогда мне, дел полно. Потом поговорим». Так и проснулась. Ишь, звал меня. Нет, как они без меня? Сын с работы придет, суп не сварен, мясо не пожарено, а сноха еще позже него приходит, когда уж ей у плиты стоять…

- Тьфу ты, проклятье! Бульон! – вот уж развспоминалась нынче баба Катя.
Пока суп заправляла, котлеты жарила, опять думки ее стали одолевать. Растет семья, вот и внук женился (как на деда похож!), и внучка – невеста, уж и дом, который они с мужем строили, мал становится. Хороших она детей вырастила, да и внуки-правнуки все на радость ей, жаль муж не видит, какие они с ним молодцы – хорошая семья!

Сядет, бывало, она между сыном и дочкой за праздничным столом (эх, редко собираемся, всё работают, всё дела, дела...), посмотрит на них и думает: «Как же вы, дети, такими замечательными у нас выросли? Ведь и не воспитывали мы вас с отцом: то строились, то ссорились, то мирились, то дрова пилили, то уголь на зиму заготавливали, то воду носили – сто литров руками принеси, сто литров вынеси, ни водопровода, ни канализации. И вам доставалось и работы, и наказаний за несделанные дела, а праздников мало было, и денег все время не хватало. Ничем мы вам не помогли в жизни, сами пробивались, сами учились, сами чины и награды получали». Смотрит баба Катя на своих детей, что по обе руки ее сидят, и замирает сердце от счастья.

Куда же я, Саша, за тобой пойду? Дел у меня много, да и радости сколько сейчас: дети, внуки, правнуки уже – все роднятся, все дружат, хоть и забот своих у каждого. Ну и что, что ноги болят да давление зашкаливает, а я таблеточку выпью, да потихоньку, не торопясь… Идет жизнь, набирает обороты, с каждым днем все быстрее и быстрее, мелькают дни, недели, месяцы…
Кажется, только вчера Катя в этот дом зашла, свекровь в перекошенных чулках встретила, а уж самой бы теперь уследить, чтобы сослепу не надеть что-нибудь не то. Да телефон не забыть, в карман положить надо, а то дочка звонит, а она не слышит… Нет, Саша, ты уж без меня там как-нибудь, я попозже приду, дел много…