Глава 9. СЧАСТЛИВОЕ ПЛАВАНИЕ
Снявшись с якоря, МБ «ГОРДЫЙ» довольно быстро набрал ход 12 узлов. МДК следовал за ним в кильватере на буксире. Пользоваться двигателями МДК категорически запрещалось, чтобы сохранить их моторесурс. Вскоре позади остались и зеленые проблесковые огни Санжейского маяка, и красные проблесковые огни Ильичевска. Легкий попутный ветерок помогал буксиру выполнять поставленную перед его экипажем задачу. Море было спокойно. Антон рассчитал время перехода по маршруту, утвержденному штабом бригады. Времени явно не хватало.
– Командир, – вдруг раздался в динамике голос капитана буксира, – как ты смотришь на то, чтобы изменить курс? Если мы будем идти с такой скоростью, мы вряд ли успеем во время пройти Босфор. Предлагаю проложить курс прямо на вход в пролив.
– Я в принципе не возражаю. Сейчас запрошу долгосрочный прогноз и согласую с оперативным дежурным, – ответил он
– Вот уж эти военные, – не скрывая недовольства, проворчал в микрофон Гуламов.
Получив «добро» от оперативного, Антон рассчитал новый курс и сообщил его Гуламову.
– Вот это другое дело, – обрадовался тот. – Теперь наверняка успеем вовремя.
Радость оказалась преждевременной. К утру погода резко ухудшилась. Ветер изменил свое направление и вместо попутного перешел на юго-восточный. Высота волны достигла трех баллов. Скорость буксировки резко упала. Буксирный трос время от времени надраивался так, что вылетал из воды и с шумом плюхался в нее снова. При этом ощущались мощные рывки. Командир МДК предложил капитану буксира снизить скорость буксировки. Тот занервничал:
– Если мы снизим скорость, мы не успеем вовремя пройти проливную зону.
– А кто доказывал комбригу, что все будет тип-топ? – не удержался Антон. – Ладно, не переживай, если не будем успевать, так и быть, помогу вам своими машинами.
На том и согласились. Буксир сбавил ход до 9 узлов. Рывки прекратились и МДК плавно, слегка рыская носом, продолжил свой путь. Погода испортилась окончательно. Пошел дождь, который время от времени перемежался снегом. Целый день шли, не меняя курса. К вечеру стало ясно, что при такой скорости к Босфору вовремя не успеть. На их счастье, незадолго до захода солнца, тучи куда-то уплыли, ветер потихоньку утих. Море тоже стало успокаиваться
– Командир, – снова послышалось в динамике, – ты не передумал мне помочь?
– Нет, не передумал, – ответил Антон, который только что поднялся на мостик. Он тут же подошел к машинному телеграфу и поставил обе ручки на «товсь». Получив доклад вахтенного моториста о готовности дать ход, он вышел на связь с буксиром:
– На буксире, начинаю подрабатывать своими машинами. Через полчаса смогу дать полный ход.
Буксир побежал быстрее. Только таким образом можно было почти вовремя прибыть к месту начала прохода проливов. Дело в том, что в соответствии с правилами прохода проливной зоны военные корабли должны проходить её в дневное время и в оговоренные заранее сроки. В случае невыполнения этого требования надо было заказывать проход проливов снова за две недели до даты входа в проливную зону. Поэтому-то командир МДК и решился нарушить инструкцию. Это помогло им вовремя прибыть и без задержки войти в пролив Босфор.
Сколько раз на уроках географии Антону приходилось повторять по каким географическим пунктам проходит граница Европы и Азии! Пролив Босфор, Мраморное море, пролив Дарданеллы, Эгейское море... наверное, на всю жизнь запечатлелось в его мозгу, а вот проходить по этим историческим границам приходилось впервые.
С подходом к проливу корабли вошли на территорию, овеянную легендами древней Греции. Босфор, по легенде означает «коровий брод». Такое название он якобы получил после того, как старшая богиня Олимпа Гера, жена главного бога Зевса, из ревности обратила его младшую жену Ио в телку. Спасаясь от мести Геры, телка вброд перешла пролив из Европы в Азию. Могучий Зевс, чтобы хоть немного побыть с любимой, частенько превращался в быка и вброд переходил Босфор.
Скорость движения кораблей и судов в проливах Босфор и Дарданеллы ограничена 14 узлами, а в узкостях и того меньше, поэтому ни командиру МДК, ни капитану буксира в этом плане беспокоиться было нечего. Их самый полный ход не превышал этой цифры.
Вскоре по правому борту МДК замелькали первые здания, которые живописным табуном сбегали прямо к воде. Когда буксир и ведомый им «Сайгак» поворачивали на второй рекомендованный курс, Антон увидел высокое здание, стоявшее прямо у уреза воды. Он тут же вспомнил рассказ, которым обычно предостерегают каждого командира, впервые проходящего проливную зону, о том, как один из капитанов решился проходить Босфор ночью и врезался со всего маху в это здание. Здание реставрировали, судно забрали на судоремонтный завод, а несчастный капитан до сих пор сидит в одной из турецких тюрем. Правда, долго размышлять о судьбе незадачливого капитана не пришлось. Когда МДК поравнялся с группой рыбацких фелюг, одна из них вдруг резко увеличила ход и
ринулась на пересечение курса МДК. Не успей «Сайгак» отвернуть влево, она наверняка бы попала под его аппарель.
– Провокация, – подумал Антон, но фелюга легла на курс, параллельный курсу МДК и почти прижалась к его борту. На палубу «Сайгака» одна за другой полетели толстые крупные рыбины.
– Рашен, рашен, кушай свежий фиш! – кричали рыбаки, постепенно отставая. Они приветливо улыбались и поднимали над головой, сложенные в рукопожатии ладони. Не успели матросы убрать около десятка крупных скумбрий, как сигнальщик доложил:
– Катер, справа 40, с репортерами на борту, идет на пересечение курса.
Антон увидел, как довольно крупный катер с огромным количеством людей, которые как новогодние елки, были обвешены фотоаппаратами, приближался к борту буксира. Приблизившись почти вплотную к МБ «Гордый», они начали щелкать своими камерами. Антон включил засекреченную УКВ радиосвязь.
– Эдуард Аликперович, – обратился он к Гуламову, – доложите, что у Вас там происходит.
– Ничего особенного, – ответил тот. –0бычная процедура. Американские газетчики собирают материалы для своих газет. Они не пропускают ни одного судна, а уж тем более ни одного военного корабля. Рекомендую убрать лишних людей с палубы, чтобы их фотографии не попали в газеты.
Антон поблагодарил капитана буксира за добрый совет и приказал помощнику убрать всех внутрь корабля и самим зря не светиться.
– Перейти на управление с ходовой рубки! – приказал он рулевому и мичману Кудиновичу, стоявшему на машинном телеграфе. Сам он тоже спустился в ходовую рубку, оставив наверху только одного сигнальщика. Не успели они перейти в ходовую рубку, как сигнальщик
доложил, что катер отошел от буксира и направляется к МДК. Буквально через пять минут катер, битком набитый репортерами, оказался у борта «Сайгака». Репортеры со всех сторон по несколько раз фотографировали МДК, его ходовой мостик, рубку и корму со всеми имеющимися там механизмами. Особенно их заинтриговал огромный деревянный ларь, стоявший в носовой части второго люка. Этот ларь был сооружен заводскими плотниками для хранения скоропортящихся продуктов. Большого холодильника на этом корабле не было. Мичман Корнеев порекомендовал обзавестись таким ларем и установить его на верхней палубе. Он же перед входом в проливную зону уложил на ларь несколько толстых брусьев и обтянул все это сооружение брезентом. Это и привлекло основное внимание репортеров. Они, видимо, полагали, что это какое-то новое оружие и из кожи лезли, чтобы проникнуть в эту тайну. Катер несколько раз обходил вокруг МДК, и репортеры только на уши не становились, чтобы со всех сторон отснять детище мичмана Корнеева. Антону наконец-то надоели их маневры, и он решил над ними подшутить. Он неоднократно слышал об этих катерах-шпионах, о том, что они начинены электронной аппаратурой, способной даже дешифровать нашу старенькую спецтехнику. Он снова включил засекреченную УКВ связь и, обращаясь к Гуламову и стараясь не рассмеяться, сказал:
– Эдуард Аликперович, что-то мне этот катер надоел. Я, наверное, не сдержусь да врежу его ракетой.
Не успел он закончить свою тираду, как катер резко развернулся и лег на курс к своему причалу. Весь день и всю ночь МБ «Гордый» с «Сайгаком» на буксире, то ускоряя, то уменьшая ход, форсировали Мраморное море. При подходе к острову Мармара ветер резко усилился. Появились довольно ощутимые рывки. Пришлось увеличить длину вытравленного буксирного троса. К рассвету, как и планировалось, они подошли к проливу
Дарданеллы. К этому времени ветер достиг 9 баллов. На траверзе бухты Гелиболу им повстречался танкер «Березина», идущий из Эгейского в Мраморное море. Капитан танкера сообщил, что в Эгейском море бушует приличный шторм, и порекомендовал не спешить с выходом. Посоветовавшись с капитаном буксира старший перехода принял решение стать на якорь. Получив разрешение турецких властей, стали на якорь в бухте Гелиболу. Двое суток свирепствовал северный ветер. Скорость ветра время от времени снижалась до 9 баллов и снова увеличивалась до 12 баллов, а иногда и переходила в ураганную. Наконец на третьи сутки ветер начал утихать и к 13 часам дошел до 4 баллов. Улегся шторм и в Эгейском море. Со стороны открытого моря стали появляться одно за другим суда, штормовавшие недалеко от входа в Дарданеллы. Все капитаны судов в один голос рассказывали какой суровый шторм им пришлось выдержать. Некоторые капитаны рекомендовали не торопиться с выходом, так как прогнозы неутешительны. Постояв на якоре еще пару часов и получив подтверждение синоптиков о хорошей погоде на большей части Эгейского и Средиземного моря, снялись с якоря и вышли в открытое море.
Эгейское море встретило мореплавателей ярким солнцем, юго-западным ветром и довольно ощутимым волнением моря. Высота волн достигала 2-3 баллов, что позволяло идти со скоростью не более 8 узлов. Почти сразу же после выхода из пролива Дарданеллы чуть справа от курса появились мрачные вершины острова Лемнос.
Когда прошли первое колено рекомендованного курса и повернули на юг, стали отчетливо видны довольно крутые склоны гор, лишенные всякой растительности. Видно не зря творцы греческих мифов отвели этому острову место, где самый трудолюбивый из богов, хромой Гефест облюбовал себе место для кузни. В своей чудесной кузне
божественный механик, кузнец и изобретатель работал днем и ночью. Он ковал молнии для Зевса, чинил, когда надо, колесницу Солнца. Никому не отказывал кузнец и с одинаковым усердием и великим искусством он ковал кому щит, кому меч, а кому чудесный золотой панцирь. А если выдавалось свободное время, он не отказывал себе в удовольствии творить волшебные вещи, игрушки для детей или украшения для богинь Олимпа.
Солнце уже клонилось к закату, когда слева по курсу появился еще один довольно крупный остров, который у древних греков славился своими поэтами и искусными певцами. Это был остров Лесбос. В отличие от Лемноса, довольно крутые склоны этого острова изобиловали густыми лесами, среди которых угадывались довольно обширные площади, которые явно были знакомы с человеком. С заходом солнца стали ясно видны довольно большие массивы расцвеченных разноцветными огнями селений. К ночи ветер «убился», и корабли побежали веселее. Появилась надежда спокойно дойти до острова Крит, который считался приблизительно половиной пути между Дарданеллами и портом Александрией, конечным пунктом перехода. Рассвет застал путников на траверзе острова Хиос, любимом месте развлечений греческого бога вина и веселья Дионисия. Но не только греческие боги прославили остров Хиос. Среди военных моряков он еще прославлен Чесменским сражением 24-26 июня 1770 года.
Балтийская эскадра в составе 9 линейных кораблей, 3 фрегатов и 17 вспомогательных судов прибыла в Хиосский пролив. На вооружении русских кораблей имелось 740 орудий. Русской эскадрой командовал адмирал Спиридов Г.А. Здесь ее поджидала турецкая эскадра, в состав которой входило16 линейных кораблей, 6 фрегатов и около 50 вспомогательных судов (свыше 1400 орудий). Турецким флотом командовал Ибрагим Хассан-паша. Утром 24 июня русская эскадра вошла в Хиосский пролив, построилась в две кильватерные колонны с наветренной стороны, сблизилась с противником на дистанцию 3,5 кабельтова и открыла огонь по заранее намеченным целям. Нанеся врагу значительный урон, она заставила его уйти под укрытие береговых батарей в бухту Чесма. Заблокировав турецкий флот в бухте Чесма, русское командование приняло решение атаковать его прямо в бухте. В ночь с 25 на 26 июня русские корабли подошли на расстояние 2 кабельтова и открыли огонь. Весь турецкий флот, лишенный возможности маневра, был уничтожен. Уцелели и были захвачены русскими в плен только1 линкор и 5 галер. Русская эскадра при этом не потеряла ни одного корабля.
«…Честь Всероссийскому флоту – с 25 на 26 неприятельский флот… атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими», – доносил адмирал Спиридов президенту Адмиралтейств-коллегии.
Плавание по Эгейскому морю – это бесконечная вереница встреч с древним эпосом и реальной историей развития человечества и его военно-морских сил. Эгейское море изобилует большими и малыми островами, к которым можно подходить очень близко. Причем каждый остров, так или иначе, связан с тем или иным мифом или крупным историческим событием. Так следующей приметной вехой на пути мореплавателей был остров Икарий, на котором, по преданию, знаменитый скульптор, архитектор и выдающийся изобретатель Дедал похоронил своего несчастного сына Икара, упавшего с неба, после того как ему отказали крылья.
Закончились вторые сутки плавания после стоянки на якоре в бухте Гелиболу. Когда мореплаватели вышли на травез острова Икария, относительно тихая, солнечная погода начала портиться. Не успели моряки налюбоваться высокими крутыми горами острова, склоны которых были
покрыты ярко-зеленой растительностью, несмотря на позднюю осень, как небо затянуло тучами, и начался мелкий, холодный дождь. Барометр предвещал бурю. Антон вызвал на УКВ Гуламова.
– Эдуард Аликперович, – обратился он к капитану буксира, – имеете ли Вы долгосрочный прогноз? Что-то мой радист не смог его получить сегодня.
– Мой радист тоже не смог. Но я связался с капитаном сухогруза, который шел встречным курсом по другую сторону острова Хиоса. Он сообщил мне, что погода в Средиземном море вполне приличная. Я думаю, мы спокойно дотопаем до острова Крит, а там и до Александрии рукой подать.
Остров Икарий остался позади. Погода продолжала ухудшаться. Ночью прошли траверз острова Кос и взяли курс строго на Юг, чтобы выйти к западной оконечности острова Касос. Эта часть Эгейского моря, называемая Южными Спорадами, изобилует множеством небольших, но приметных каменистых островов. В хорошую погоду их вершины видны на десятки миль, а сами островки резко отличаются друг от друга не только формой, но и цветом и наличием растительности и жилых массивов. Часть из них кажутся сказочными, необитаемыми островами. Правда на сей раз, оценить по достоинству красоту и разнообразие пейзажей не удалось. Мешала морось. При подходе к острову Касос видимость настолько ухудшилась, что не было видно даже очертаний острова Крит, находящегося всего в десятке миль от курса.
С выходом в Средиземное море дождь прекратился, но появился достаточно крепкий западный ветер, Борей. По мере того как мореплаватели удалялись от острова Крит, ветер становился все мощнее. Высота волн вскоре достигла трех баллов, а ветер все крепчал. Вскоре радист принес командиру МДК прогноз погоды, в котором сообщалось, что в районе Гибралтара сформировался тайфун, который
движется в направлении пролива Дарданелл. Эпицентр тайфуна должен был пройти по азиатской части Турции. Капитаны судов, идущие из Александрии в Эгейское море, подтверждали, что состояние моря в этом районе не превышает 4 баллов. Оценив обстановку и посовещавшись с Гуламовым, Антон решил продолжать свой рейс и начал вести прокладку курса движения тайфуна. К моменту, когда мореплаватели оказались на полпути между портом Александрия и островом Крит, сила ветра увеличилась до 11 баллов. Скорость буксировки уменьшилась до 4 узлов. Половина команды МДК уже лежала пластом, страдая от морской болезни. Вторая половина бессменно несла вахту у механизмов. Чтобы уменьшить рыскание корабля, пришлось запустить двигатели МДК. Началась борьба за выживание. Ветер вскоре достиг ураганной силы. Он свистел и выл в снастях с такой силой, что на ходовом мостике невозможно было даже понять, кто что говорит. Пришлось перейти на управление кораблем из ходовой рубки. Мичман Корнеев каждые полчаса обходил корабль и докладывал о его состоянии командиру.
– Товарищ командир, – доложил он после очередного обхода корабля, – явно увеличился зазор между аппарелью и ее платой. В трюм начала поступать вода. Если зазор будет продолжать увеличиваться, её может оборвать.
– Ваши предложения, Николай Владимирович, – вопросительно взглянул на него Антон.
– Я предлагаю выставить возле неё вахту и постоянно подтягивать винты крепления. Выдадим вахтенному расческу, и пусть контролирует. Если расческа входит между аппарелью и ее платой, значит, пора браться за ключ.
Так и решили. Взяли матроса Цыганкова из БЧ-5 и матроса Емельянова из верхней команды и установили круглосуточную вахту у аппарели. Оба матроса прибыли на инструктаж к мичману Корнееву. Николай Владимирович был немногословен. Он вкратце объяснил суть проблемы и добавил:
– Меняться будете каждые два часа. Первым заступает Цыганков. Потеплее одеться и не спать, – добавил он.
– А если я чуть-чуть приспну? – решил побалагурить Цыганков. – Как меня будут наказывать? Как за сон на посту или за сон в наряде?
– Боюсь в таком случае наказывать будет некого. Если Вы заснете и аппарель оборвется, то первыми пойдете кормить рыбу Вы, а мы – вслед за Вами, – спокойно ответил мичман. Больше вопросов не было.
Более пяти суток сила ветра не падала ниже отметки 12 баллов. Буксир постоянно менял курс, чтобы хоть как-то уменьшить силу качки. Меняли свою силу и направление, и ветер, и волны.Не менялась только их мощь. Капитан буксира регулярно выходил на связь с «Сайгаком».
– Как дела, командир? – каждый раз запрашивал он. – Я вижу, вас хорошо штивает. Какая предельная величина крена?
– Это только одному Посейдону известно, – отшучивался Антон. – Стрелка кренометра уже давно посбивала все ограничители. По переборкам иногда легче ходить, чем по палубе.
– Да у нас не лучше. Больше половины команды уже давно не поднимаются. А болтает так, что, кажется, вот-вот вывернет наизнанку.
Только на шестые сутки анемометр показал скорость ветра 27м/сек. За это время радист 8 раз приносил сообщения о кораблях, терпящих бедствие в различных точках Средиземного моря, преимущественно в его западной части. И все это время Антон не покидал мостика, за редким исключением, когда ему лично надо было обойти корабль. Мичман Корнеев тоже отдыхал очень мало. Когда сила ветра упала до 9 баллов и волнение моря постепенно стало уменьшаться, Антон впервые за шесть суток решил хоть немного отдохнуть. Он проинструктировал мичмана Корнеева и спустился в свою каюту. Как только его голова коснулась подушки, он мгновенно уснул. Проснулся он от какого-то постороннего звука. Двигатели работали как обычно в штормовую погоду неритмично. Они то натужно гудели, погружаясь в пучину моря, то начинали весело визжать, как расшалившиеся щенята, когда встречная волна подбрасывала корму так, что винты оголялись. Вдруг эта
привычная дисгармония была нарушена еще каким-то посторонним звуком, напоминающим уханье деревянной бабы, забивающей сваи.
– Что бы это могло быть? – подумал Антон. Он отдернул занавес иллюминатора. В глаза ударило яркое солнце, которое было в том же месте и на той же высоте, на которой он его оставил, уходя спать.
– Неужели я проспал целые сутки? – с ужасом подумал он. Быстро оделся и поспешил в ходовую рубку. Выйдя из каюты, он услышал смех и голос Корнеева, рассказывающий очередную байку, на которые он был мастак. Мичман Корнеев с удивлением уставился на командира.
– Антон Петрович, Вам что, не спится?
– Почему не спится, по-моему, я проспал целые сутки.
– Какие сутки? – удивился тот. – Прошло ровно 20 минут, как Вы ушли с мостика.
– Неужели? А что у вас тут ухает?
– Да вроде ничего, – недоуменно протянул мичман.
– Тогда давайте вместе послушаем. Полная тишина! – приказал он. Все замолчали и, вытянув шеи, превратились в слух. Нос МДК набежал на очередную волну. Корабль жалобно застонал, задрожал всем корпусом, и тут же все отчетливо услышали глухой удар.
Антон быстро поднялся на ходовой мостик. Его глазам представилась страшная картина – при каждом ударе набегающей волны грот-мачта наклонялась вперед. При этом носовые оттяжки мачты провисали, а кормовые натягивались, как струна. Мачта была сломана почти у самого основания. Она держалась только на кусочке металла и оттяжках. Возвращаясь в исходное положение, она и издавала звук, который разбудил командира. Надо было уложить мачту на верхнюю палубу, чтобы она не свалилась сама, и не побила людей. Антон приказал Корнееву вызвать всех свободных от вахты людей на верхнюю палубу, выдать им хорошие концы и быстро закрепить их за палубные стаканы и кнехты. С помощью этих концов он планировал закрепить мачту сразу же, как только она ляжет на палубу. Корнеев, не задавая лишних вопросов, бросился выполнять приказание. Работа закипела. Командир тут же связался с капитаном буксира, попросил его изменить курс и до минимума уменьшить ход.
– Товарищ командир, разрешите, я сначала уберу антенну «луч», а то мы останемся без связи, – подскочил радист к Антону. Тот сразу же вспомнил, как вместе с передними оттяжками провисала антенна, о которой просил радист.
– Добро, – не колеблясь, ответил он, продолжая разговаривать с капитаном буксира. Радист пулей выскочил на ходовой мостик, отдал ходовой конец антенны и начал её сматывать. Антон выключил УКВ. Вдруг раздался страшный грохот, и мачта со всеми антеннами и другими устройствами грохнулась точно по диаметральной плоскости корабля. Антон похолодел. Его глаза лихорадочно метались по верхней палубе, где в оцепенении застыли матросы и старшины, только что готовившие концы для крепления мачты. Их головы торчали там и сям из-за рангоута. Не было видно только боцмана.
– Неужели погиб? – мелькнула страшная мысль в голове командира. – Нет, не может быть. Он же войну прошел, – тут же одернул он себя.
Он медленно подошел к выносному пульту связи, включил ГГС и сиплым голосом скомандовал:
– Боцман, проверьте людей и доложите, есть ли раненые.
Сзади по трапу застучали быстрые шаги. Антон оглянулся. Перед ним бледный как полотно стоял мичман Корнеев.
– Товарищ командир, всё в порядке. Все живы-здоровы. Никто даже царапины не получил.
Антон облегченно вздохнул. Напряжение как-то сразу упало, и он почувствовал, как колени предательски задрожали. МДК уже тихо тащился за буксиром, плавно переваливаясь с боку на бок. Антон взял себя в руки:
– Николай Владимирович, быстрее крепите мачту и отпускайте людей. Они, видно, тоже не мало пережили, – как можно спокойнее сказал он.
На этом злоключения этого затянувшегося похода не закончились. Казалось, что греческий властелин моря Посейдон специально дал им передышку, чтобы они могли справиться с тяжелой мачтой и дать чуть-чуть отдохнуть вконец измотанной команде. К вечеру ветер начал дуть с новой силой и вскоре достиг ураганной силы. Еще долгих 8 суток, меняя вслед за ветром свои курсы, буксир таскал «Сайгака» по всему Средиземному морю. Лишь на двадцатые сутки с момента выхода с турецкой бухты Гелиболу МБ «Гордый» и «Сайгак» оказались в 5 милях от входа на Грейт Пасс порта Александрия. Время близилось к рассвету. Сила ветра упала до 6 баллов, волнение моря снизилось до 4 баллов. Капитан «Гордого» вызвал Антона на связь.
– Командир, что будем делать? Заходить в бухту опасно. Таскаться дальше по Средиземному ещё опаснее. Неизвестно когда закончится этот шторм. Много лет я хожу по этому маршруту, но такого не припомню.
– Все когда-то бывает впервые, – философски заметил Антон. – Хуже если что-то хорошее бывает в последний раз. Давайте попробуем. Запрашивайте добро на вход.
Через несколько минут Гуламов сообщил:
– Добро на вход получено, к рассвету подойдем ко входу в бухту Александрийского порта. В ночное время разрешается входить через проход Грейт Пасс. Нам разрешили швартовку в военной гавани. Наш военный советник просит сообщить сведения о состоянии МДК.
– Спасибо, Эдуард Аликперович. Сообщите на пост, что все живы-здоровы, поломана грот-мачта. Оставайтесь на связи!
Море продолжало бесноваться. Ветер с остервенением срывал с волн белую пену и бросал её в лица мореплавателей. Тёмные тучи висели чуть ли не над самыми волнами. Хотя по времени уже должны были начаться предрассветные сумерки, было темно, как у негра в желудке.
– Красная ракета, справа пять. Дистанция 4 кабельтова, – доложил сигнальщик.
– Усилить наблюдение! Включить прожектор! – приказал командир МДК. – Спасательный плот к отдаче приготовить!
Сигнальщик, включил прожектор. Все напряженно всматривались в темноту, но ничего, кроме бушующего моря видно не было.
– Люди на плоту, справа пятнадцать, дистанция 3 кабельтова.
Не только сигнальщик, но и мичман Корнеев, и командир МДК, отчетливо видели, как нечто похожее на деревянный плот взлетело на вершину волны и исчезло вновь. На поверхности этого сооружения были отчетливо видны не менее трех человек, которые отчаянно махали руками. Мичман Корнеев лично проверил крепление спасательного плота, готовясь по команде сбросить его за борт. Все напряженно всматривались в бушующую поверхность моря. Все напрасно. Больше увидеть плот никому из команды не удалось.
Через несколько часов МДК, растерзаный, с лохмотьями краски на бортах и сломаной мачтой, подходил к причалу Военной гавани. Вдруг в динамике раздался незнакомый голос:
– На малом десантном корабле, пригласите командира к микрофону! Антон включил микрофон:
– Командир МДК у микрофона. Кто вызывает?
– Я командир плавмастерской, капитан-лейтенант Шведов. Предлагаю Вам не становиться к причалу. Прикажите капитану буксира, чтобы он вас ошвартовал прямо к плавмастерской. Действую по просьбе старшего военно-морского советника.
– Вас понял. Сейчас отдам буксир и подойду к Вам. Я видел, где Вы стоите. Я на ходу.
Антон приказал отдать буксирный трос.
– Эдуард Аликперович, спасибо за проводку. Сообщите, где Вы будете стоять. Я сейчас ошвартуюсь к плавмастерской и приду поблагодарить Вас лично. Заодно и отметим конец счастливого плавания, – обратился он к Гуламову.
– Благодарю и Вас, Антон Петрович, за совместную работу. Мне было приятно с Вами работать, – впервые за три недели совместного плавания обратился он к командиру МДК по имени, отчеству. – Хотя не скрою, временами мне казалось, что мы на сей раз не дойдем до места назначения. Мне дали место стоянки там же, в Военной гавани, прямо напротив дворца короля Фарука.
МДК ошвартовался к левому борту плавучей мастерской, которая стояла почти у самого выхода из Военной гавани. Антон поднялся на борт плавмастерской. После короткого знакомства капитан-лейтенант Шведов вызвал инженера ПМ и приказал ему немедленно заняться МДК. Командир ПМ вызвал вестового и приказал накрыть завтрак. На стол были выставлены копчения, апельсины, мандарины и различные напитки, в том числе небольшие бутылочки с кока-колой и пепси-колой, мокко и две банки с пивом. Конечно, по рассказам гражданских моряков и из средств массовой информации, Антон слышал о таких деликатесах, которыми упивалось «разложенное до предела» буржуазное общество, но впервые увидел их на столе командира советского корабля. Когда вестовой ушел, Шведов достал из холодильника бутылку греческого коньяка «Метакса»:
– Как Вы смотрите на то, чтобы перед завтраком по 50 капель для знакомства?
– Извините, товарищ капитан-лейтенант, но мне сегодня предстоит встреча с представителями командования бригады десантных кораблей АРЕ, и я не хотел бы, чтобы от меня пахло спиртным. И вообще я с утра никогда не пью спиртного.
– Молодец, я держусь таких же правил, но сегодня особый случай. Но я не настаиваю.
В дверь постучали. Шведов быстро убрал со стола коньяк. В каюту вошел инженер ПМ.
– Товарищ командир! – обратился он к Шведову. – Там работы довольно хороший кусочек. Мачта сломана. Ванты порваны. В корпусе 26 поперечных трещин. Половина коффердамов залиты водой. Я вообще не знаю, как они не утонули.
– Когда Вы вышли из Одессы? А точнее, сколько дней Вы штормовали? – обратился он к командиру МДК.
– В общей сложности мы ползли и дрейфовали при ураганном ветре около двадцати пяти суток.
Инженер покачал головой:
– А Вы знаете, что за эти двадцать пять суток в Средиземном море утонуло 9 крупных судов водоизмещением от 12 до 18 тысяч тонн, а Вы на такой скорлупке умудрились выжить. Считайте, что Вы в рубашке родились.
– Так, когда вы сможете устранить все повреждения? – перебил его Шведов.
– Я думаю, сварочные работы мы закончим сегодня, а вот выкрасить борта вряд ли успеем. Нельзя же в таком виде предъявлять нашим друзьям новый корабль.
На следующее утро МДК, отремонтированный и выкрашенный, был готов ошвартоваться к причалу военной гавани прямо напротив штаба бригады десантных кораблей. Никто из экипажа, кроме дежурного по кораблю и мичмана Корнеева в восстановлении корабля не участвовал. Все отсыпались и отъедались после такого сложного плавания. Пока специалисты ПМ восстанавливали МДК, море почти успокоилось и МБ «Гордый», получив новое задание, снялся с якоря и куда-то ушел. Больше Антону так и не пришлось встретиться с его капитаном.