...открываю глаза. Какие-то смутные движущиеся серые кляксы, чернота вверху. Зрачки закатываются...
***
Я стоял у входа на свою станцию. Не помню, сколько занял путь сюда. Помню только, что у меня осталось пять патронов, последний респиратор, который сейчас был на мне, и ни капли воды.
Шёл довольно сильный снег, сужая вокруг меня и без того огромную завесу тьмы. Меня пошатывало периодически усиливающимися порывами ветра, ноги подкашивались и подрагивали, как жухлые колосья (впрочем, чёрт уже знает, как там когда-то выглядели колосья...), голова уже час как постоянно шла кругом, руки держали автомат так, будто готовы были уронить его тотчас же, то есть никак. Однако я был у Семёновской.
...Тут одна из букв названия станции грузно сорвалась и со страшным бумом рухнула на землю в нескольких метрах от меня. Я пошатнулся, безучастным взглядом посмотрел на треснувшую пополам «Я» и, равнодушно отметив мысль о том, что шум мог привлечь что-то, ошивающееся в округе, нетвёрдым шагом пошёл к дверям.
В абсолютной темноте я шёл точно по проливаемому то и дело устало «моргающим» фонарём пятнышку света, не направляя его никуда, кроме как себе под ноги. На эскалаторах я замедлил шаг, так как, если бы упал, то вряд ли бы нашёл силы встать или вовсе расшибся. Не особо внимательно я прислушивался к звукам за спиной, но кроме всё того же поганого ветра ничего не отмечал. Впрочем, это ещё ничего не значило...
Наконец я дошёл до гермозатвора. Зачем-то я потерял несколько десятков секунд, просто таращась на вырванный из темноты круглый кусок металлической двери. Потом, с бледной радостью уверившись, что я не забыл условный код, постучал в неё — не слишком громко — согласно оному... В надеждах вернуться домой я всегда представлял, что дверь откроется в тот же миг и заботливо выдернет меня из холодного ада за спиной, поэтому первые десять секунд ожидания растянулись будто на десять лет... Я попытался запастись терпением. Не получилось.
Я постучал ещё раз. Фонарём я на всякий случай посветил наверх — туда, где начинали спускаться эскалаторы — пятно света выхватило только слабые отблески перил и покрытые грязью и ещё чем-то ступеньки. Обнадёживающе? Нет. Ожидание меж тем длилось уже больше минуты. Уже более нетерпеливо я постучал третий раз...
***
«...серые кляксы — это снежинки...» - сделал я открытие. «Бездна — это небо» - сделал я второе. Потом закрыл глаза, тихо кашлянув.
***
Постепенно сидеть на полу становилось всё жёстче. Фонарь я включал лишь на несколько секунд, так как, работая дольше, он скорейшим образом начинал тускнеть. А я не хотел остаться в непроницаемой тьме навсегда. Как я понимал, просидев у затвора уже десять миллионов, как мне показалось, лет (хотя остаток рассудка подсказывал, что только десять минут), это было вполне реальной перспективой. Отсчитав в голове несколько секунд, отмерявших нужный промежуток, я в очередной раз пробил по двери код, гадая, то ли я допускаю где-то в нём ошибку, то ли я свихнулся и мне всё это чудится, то ли люди, которые должны были открыть дверь, глумятся и испытывают мои нервы, то ли второе и третье — совпадающий один с другим маразм, то ли эти самые люди подозревают, что с той стороны стучится очень хитрый мутант, каким-то образом выучивший код, что тоже был тем ещё маразмом... Но я слабо представлял, какому из предположений можно доверять больше. Это, признаться, мало волновало, потому что за десять («...уже больше» - прикапывалось отчаяние) минут («Миллионов лет» - твердило оно же) я почувствовал, как всё моё существование свелось к сидению на пыльном полу у гермозатвора и периодическому постукиванию по последнему — и это занимало меня больше всего. И далеко не потому, что было настолько интересно...
***
...поворот головы в сторону. Ещё одна маленькая бездна. «Мне туда» - «Торопиться некуда» - успокоило меня тело и аккуратно щёлкнуло выключателем, накрыв уютной темнотой.
***
Несколько гулких ударов.
Я положил давно обессилевшую, но ещё способную отбивать код руку на другую руку, лежавшую на согнутых коленях и положил на них голову. Спустя миллиард лет готовая уже выйти из моей собственности рука пробила очередную серию ударов. Наверное, вся округа уже выучила наизусть треклятую последовательность, но мне было плевать. Я слушал лишь собственное дыхание, глядя в черноту под ногами, иногда смотря в черноту в другой стороне, отыскивая несуществующие различия.
Мне почудилось, что я слышу не только своё дыхание. Между рассудком и отчаянием разгорелся спор, один холодно уверял, что это плод больного воображения, и нужно сохранять спокойствие, другое истерично визжало, что где-то поблизости находится невообразимо уродливая тварь. Наблюдая спор, я отвечал лишь скептическим дыханием и продолжал извещать станцию, хотя смысл в этом виделся уже смутно.
Мне почудилось, что я слышу шелест раздавленного стекла сверху. Спор в голове ненадолго замер, стороны старательно искали аргументы, однако отчаяние довольно потирало руки, а рассудок растерялся. Мне почудилось, что шелест стекла стал ближе, а мнимое дыхание окончательно отделилось от моего. Рассудок убито скатился вниз, а отчаяние торжествующе вскричало и, схватив руку с фонарём, радостно её сотрясая, направило его наверх.
В пятне света оказалась бледная крокодилоподобная морда. Огромные глаза, которые можно увидеть отсюда, были покрыты каким-то бельмом, которое, видимо, и не давало обратить пристальное внимание на свет. Существо, издавая потерявшую мнимость тяжёлое, хриплое дыхание, медленно водило головой. Искало что-то.
Рассудок в ужасе свернулся в клубок и отвернулся от происходящего. Отчаяние поудобнее устроилось у руля и первым делом пустило в ход эмоции. Я почувствовал, как по щекам скатываются две горячие капли, воздух по рту стал будто в три раза горше, а дыхание стало судорожным и хриплым — отчаяние, смакуя ситуацию, готовилось сорвать мой крик. Тварь наконец опознала источник света и уже который час — шума. Злобно («Нет, предвкушающе!» - восторженный крик внутри) зарычав, она напряглось и направилось вниз. Перила и ступеньки под её массой, жалко поскрипывая, сминались. Она не решалась бежать из-за наклона, но двигалась быстро... Всхлипывая, я нашёл в себе силы вскочить с насиженного места, продолжая дёргающейся рукой светить на честно заработанного гостя. Я метался на месте, замедлившееся время позволяло ещё наблюдать бледнеющее пятно света, выхватывающее гнилые части тела твари. Рык и шум надвигались. Я из последних рванулся по диагонали вправо и прыгнул, сделав кувырок...
Чудовище с оглушительным грохотом влетело в гермозатвор. Бегающее, как сумасшедшее, уже серенькое пятнышко, выхватило вдавленную на полметра внутрь дверь и растерявшуюся на какое-то время тварь. Сквозь рыдания рассудок подал голос: «БЕГИ!»
Я рванулся по остаткам эскалатора вверх, спотыкаясь и, словно из воздуха добывая новые силы, тут же поднимаясь. Рёв смерти за спиной пока оставался внизу... Поднявшись наконец, я как мог быстро помчался к двери наружу, не зная, на что надеясь; рассудок монотонно выплакивал «Беги...», отчаяние с хохотом орало то же самое. Я вылетел на улицу, перепрыгнул через букву в снегу... Сзади, кажется, взорвалась стена... Обломки полетели вперёд меня... В голову угодил какой-то камень... Будто тяжёлое пальто с крючка, я безвольно упал в снег...
...в следующую секунду меня что-то перехватило поперёк тела, в нескольких местах в тело вонзилось что-то острое и толстое, меня сжало, я услышал, как хрустят несколько рёбер одновременно, боль затмила весь мир вокруг, изо рта брызнула кровь; меня подняло в воздух и начало с бешеной силой дергать из стороны в сторону, но я наконец-таки отключился.
***
...я лежал на боку. Сосредоточив всё внимание, я посмотрел на тёмное пятно под собой. Моя левая рука лежала в этом пятне, я приподнял её, чувствуя острую боль во всём теле, и подумал: «А... так это всё — моё...» Сквозь пальцы я увидел дыру в каком-то здании. Я смутно вспомнил, что хотел туда направиться. Начав двигаться, я вдруг понял, что не чувствую ног. Вообще.
Молча осознав, почему именно, с каким-то странным спокойствием я начал очень медленно, чтобы не схватить болевой шок ещё раз, ползти к дыре. Сознание работало на удивление ясно. Один раз я остановился, аккуратно посмотрел назад и увидел жирную чёрную полосу, тянущуюся от огромного чёрного пятна - просто удостовериться, что шансы даже не нулевые, а ещё меньше.
Я дополз до дыры, схватился за её края деревянными пальцами и подтянул себя. Впереди была какая-то гора кирпичей, по которой можно было скатиться — по-другому не скажешь — внутрь. Я опёрся руками о ближайшие кирпичи, они тут же сорвались и покатились вниз, а я — за ними. Неровная поверхность прошлась по телу, всё заверещало от боли, я отключился опять...
***
Я очнулся и тут же осознал, где я и что делаю: в незанятой никем гробнице, умираю. Я собрался с силами и перевернулся на спину, потом оттащил себя к стене и прислонился к ней. Какое-то время я давал себе отдохнуть и слабо вдыхал вполне ядовитый уже воздух.
Затем я вытащил помявшийся, но, благо, не сильно запачканный кровью дневник, ручку, включил фонарь и устроил его так, чтобы он светил на страницы.