Глава одиннадцатая и последняя.
Мы наконец, въехали на территорию бывшего пионерлагеря. Как я и ожидал, он представлял собой жуткое запустение. Старые, выкрашенные когда-то голубой и зелёной краской корпуса и строения утопали в высоком бурьяне, а между ними рос густой лесок из побегов молодых деревцев рябины, ольхи, вперемежку с буйными кустами сирени. Я с трудом нашёл остатки разбитой асфальтовой дорожки, кольцом когда-то окружавшей всю территорию и, уповая на возможность моего внедорожника ехать хоть по горной местности, осторожно повёл машину по ней вокруг лагеря. Артём с любопытством рассматривал всё это запустение, с частичным разорением. А я, глотая подступавший к горлу горький комок, с сжимающимся от тоски сердцем, сдавленным голосом давал ему свои скупые пояснения, где, в каком домике что тогда находилось. Я с трудом различил домик начальника лагеря, домик, где когда-то размещался радиоузел. и стоящие чуть поодаль здание мастерских, где раньше работали кружки, библиотеку, клуб и помещение столовой, где когда-то я ввёл в строй кухонные плиты. двигаясь дальше, с трудом найдя полянку, где проходили утренние линейки, подъём флага, небольшой стадион… повернув влево, я сказал юристу:
-Вон там видишь, зелёный двухэтажный домик? Это медпункт с изолятором. Я в том изоляторе три ночи провёл, когда имел «счастье» навернуться с велосипеда и побиться…
-И сильно побились? –спросил удивлённо Артём.- РасскАжете?
-Потом, -ответил я. – Пока я хочу посмотреть, что сталось с нашим домиком, в котором нас поселили до приезда пионеров, и в котором родилась наша любовь. Сохранился ли он вообще?..
Наш домик сохранился. Сейчас он представлял собой ветхий сарай без дверей, с разбитыми стёклами окон, внутри проёмов были видны поломанные стулья, какие-то тряпки и почий хлам. Странно, что его не догадались поджечь или разобрать на доски «заботливым» населением окружающих лагерь посёлков и деревень.
-Вот…Артём, -сказал я, с усилием подбирая слова и с трудом произнося их вслух: горькая тоска не давала мне толком говорить что-либо связное. –Правая дверь… видишь? В этой комнате… располагались … мои девочки… А в левой части жил я… досыпая до утра уже в своей койке и ожидая их у себя, когда… а, ладно! Поехали отсюда!.. Словно в параллельный мир попал… Поэтому- то я и не хотел сюда въезжать, пока не вспомнил. как у нас всё здесь начиналось. Поехали, может, вспомню ещё что-то по дороге в Москву… если получится.
Но по дороге вспоминать не хотелось. Так мы и летели по Рязанскому шоссе, молча, не произнося ни слова. Мой юрист деликатно молчал, не решаясь дёргать меня за язык, хотя я чувствовал, что ему очень хотелось бы узнать, как мы жили после прибытия в лагерь детей, и польских и русских, а так же и вожатых из Польши. А мне совершенно не хотелось открывать рот и что-либо говорить. Как-то навалилось всё… все чувства, эмоции, лица, то беззаботное молодое время, улетевшее безвозвратно, оставив в моей голове воспоминания такие сочные и яркие, что… облекать их в слова так и не возникло моего желания.
-Артём, где тебя высадить?- нарушил я молчание вопросом, обратившись к задремавшему юристу, когда мы въехали в Москву.
-Да можно у любой станции метро, -ответил тот, хлопая заспанными глазами. Мы сейчас где? Это Новорязанский проспект?
-Да, -ответил я. - Скоро будет станция метро… Слушай, парень, а ты очень торопишься домой? -неожиданно спросил я.
-Не-ет, -растерянно ответил Артём. – Сейчас половина пятого? На фирму мы уже не едем, а дома меня никто не ждёт. Блаженная радость свободного холостяка. А что Вы предлагаете?
-Поедем ко мне домой, дёрнем по рюмочке, а ? –предложил я. –У меня есть хороший коньяк, вина, можно бифштексы с яйцом поджарить. Это не так далеко отсюда, метро Семёновская, Измайловское шоссе. Выпьем по маленькой, может, я и вспомню чего –то ещё. Поехали, Артём… плохо мне сейчас.
-Да я не против! -воскликнул юрист, удивлённый моим предложением.- Честно говоря, я уже с головой погрузился в Ваши воспоминания, мне интересно, как Вы жили дальше со своими красавицами, чем всё у вас закончилось? Но тогда, может, сначала заедем в винный маркет? Я не могу вот так, с пустыми руками…
-У меня всё дома есть, не волнуйся!- отмахнулся я.- Главное- посидеть с понимающим человеком, а ты уже в курсе.
Подъехав к моему дому, я припарковался во дворе и повёл Артёма к своему подъезду. Когда мы в него вошли, нам навстречу со стула поднялась наша пожилая кастелянша с вязанием в руках.
-Илларион Платонович, как хорошо, что Вы появились! - взволнованно сказала она. - К Вам приехали. У меня в квартире Вас дожидается дама…такая почтенная, кажется, иностранка, сейчас я её позову.
Квартира нашей кастелянши, следящей за порядком в подъезде, находилась на втором этаже. Она поднялась к себе и вскоре спустилась к нам с Артёмом снова, сопровождая серебристо-седоватую элегантную немолодую женщину в чёрной шляпку с вуалью. На ней был светло-палевый лёгкий плащ, на ногах- шпильки на низком каблуке. Присмотревшись, я не поверил своим глазам!..
-Дана! Данута! –крикнул я и бросился к спускавшейся даме. Она просто упала в мои объятья, обливаясь слезами. Я стал лихорадочно целовать её лицо, глаза, щёки, лоб, забыв о стоящем рядом в смущении Артёме.
-Даночка! Какими судьбами? Как я рад! -бормотал я, чувствуя, что у меня за спиной вырастают крылья.
-Вот, Илларион, - отвечала Данута сквозь слёзы, подняв ко мне лицо, (а это была именно она), я… я приехала к тебе. Примешь?
-Да!- горячо ответил я любимой женщине.- Но что случилось? Ты рассталась с Веселином?
-Веселин погиб три недели назад, -ответила она. - Рухнула заводская труба, его и ещё троих инженеров спасти не удалось. Я подумала, что тебе, после того, как ты похоронил Беату, наверное, тоскливо одному? Вот и я теперь одна. Дети - кто где… сын с семьёй в Штатах, дочка в Германию уехала с внуком к новому мужу. Примешь, Ларик?
Тут я вспомнил о стоящем поодаль Артёме, повернулся к нему и сказал:
-Артём! Позволь тебе представить мою женщину. Это Данута. Та самая…
Артём при этих словах оторопел… и в растерянности произнёс:
-О… о-очень приятно… Что, та самая?!! Ой, тогда мне наверное, лучше уйти! Вам и без меня будет о чём поговорить… Нет, я поеду, извините…
Данута с удивлением смотрела то на меня, то на Артёма, не понимая, в чём дело. Я же, секунду подумав, сказал Артёму:
-Если Данута Вацлавна не будет против, я бы хотел, Артём… чтобы ты остался и порадовался вместе с нами.
-Ларион, почему я должна быть против?-с сильным польским акцентом воскликнула Данута, выронив при этом из руки небольшой чемодан. – Если молодой человек… имеет какое-то отношение к нашим с тобой отношениям, то… я же совсем не против!
-Так. – сказал я, сделав решительный жест рукой. –Все - в лифт, едем ко мне! Дана, дома я тебе всё объясню, всё по порядку.
… Когда уже был накрыт стол, за которым торжественно восседала моя Данута в длинном атласном домашнем халате, когда я открыл бутылку красного испанского вина и наполнил бокалы, когда мы, все трое, их подняли и чокнулись, я произнёс тост за встречу. А когда мы выпили и принялись за горячие бифштексы и прочую снедь, которую Дана нашла в холодильнике, чтобы приготовить на скорую руку некое подобие торжественного ужина, я не торопясь, радостно произнёс:
-Данута, вот этот молодой человек до сегодняшнего дня не имел никакого отношения к нам с тобой и нашим отношениям. Но сегодня, так получилось, что уже имеет. Артём - юрист нашей фирме, где я работаю, и мы с ним сегодня были по делам в Зарайске. В нашем подмосковном Зарайске! Тебе ни о чём не говорит название этого старинного городка?
-Зарайск?- удивлённо переспросила Данута.- Так-так… Это, кажется, город, недалеко от которого находился тот наш пионерский лагерь? Если я не ошибаюсь…
-Не ошибаешься! -ответил я.-Когда мы с Артёмом закончили в Зарайске свои дела, я случайно увидел на карте деревушку белые Колодези. А там же рукой подать до пионерлагеря имени Павлика Морозова, вернее, его местонахождения. Во м мне вспыхнула такая жуткая ностальгия, Дана, тебе не передать! Сорок пят лет ведь прошло… Уговорил Артёма заехать, он согласился. Но когда мы подъехали к воротам, увидели, в каком виде и сами ворота, и вообще въезд в лагерь, то…
-Что, там полное разорение и запустение?- тревожно спросила Данута? - Или там продолжают отдыхать дети?
-Если бы! Там - как после вселенской катастрофы…Ворота разорены, покорёжены, кругом дикие заросли бурьян, сторожка развалена… В общем, мне въезжать на ту территорию стало тоскливо. Остановились и стоим. Ну, не могу я туда ехать, и всё тут!.. И стал я Артёму рассказывать, как я сорок пять лет назад попал в этот лагерь, как познакомился с вами, как возникла наша любовь. Захотелось подробно… И знаешь, Дана, в моей памяти так ясно и подробно всё всплыло, что… я это всё так подробно Артёму и рассказал. Думаю, что всё, что он услышал, умрёт в нём, и не пойдёт дальше- всё же юристы обязаны хранить тайны.- Я посмотрел на Артёма, который во все глаза смотрел на Дануту, и он, встрепенувшись, рассеянно подтвердил:
-Конечно, умрёт, не сомневайтесь, Илларион Платонович! Ну кем я буду, если кому расскажу? Да и кому? У меня и друзей-то особенно нет, а болтать про уважаемого сотрудника… Нет, это не в моих правилах!
Густо покрасневшая, моя прекрасная Данута, улыбнувшись очаровательной улыбкой, произнесла, обращаясь к Артёму:
-Любезный Артём! Простите, не знаю, как Вас по отчеству…
-Да не надо меня по отчеству! -воскликнул Артём.- И можно на «ты», я ж вам не ровесник! - При этих словах я одобрительно посмотрел на своего юриста.
-Ну, нетт!- ответила Данута с величием истинной пани. - На «ты»- это уж будетт слишком. Я что хочу сказать… раз уж Вы посвящены в наши секреты. В наши отношения… которые сложились тогда, в лагере... куда наши власти харцеров допустили для совместного отдыха… эти отношения и сегодня-то не всем удобны будут для понимания, а уж тогда… Кому надо понимать «любовь втроём»? То есть разврат и сексуальная пресыщенность, не больше! Когда я… с моей... светлой памяти, подругой сердечной, Беатриссой…-она залилась слезами, и поднесла кружевной платочек к глазам.- Когда мы с ней вместе… полюбили Ларичку… Ларион, когда ты проводил в последний путь нашу Беату?… Я тогда еле успела на похороны.
-Два с лишним года назад, -ответил я скорбно. - Тридцать один год прожили вместе.
-Ох, ничего себе!- не удержался от возгласа Артём.-Так та жена Ваша, о которой мы все знаем, что Вы похоронили её не так давно… Это разве была Беата?
Я молча кивнул, снова налил всем в бокалы вино.
-Давайте помянем светлую душу Беатрисы Витольдовны! Вечная ей память!
Все выпили, не чокаясь.
-Лари, давай завтра, после того, как все мои вещи заберём из камеры хранения аэропорта, съездим на могилку Беаты, хорошо?- предложила Данута. Я хочу ей свечку зажечь…
Я снова молча кивнул головой.
А потом снова налил всем вина, предложил тост за здоровье Дануты. Чокнулись, выпили…
-Так вот, насчёт здоровья… я и хотела бы продолжить, - снова произнесла Дана немного погодя. . –
-Нашу благонамеренную цивилизацию, созданную христианством в общем смысле, -произнесла она, - я бы образно представила в виде такой яркой, красивой картины, полотна, на котором написаны маслом разные речки, лесочки, бабочки, цветочки... И эта картина обрамлена, жёстко ограничена золочёным багетом, рамой, которая есть религия и её традиции.
Зачастую красивая картина в раме у некоторых висит на стене, на видном месте, но она при этом… прикрывает дыру в стене. Дыру, которую показывать гостям как-то неудобно. То-есть дыра вроде бы и есть, но в то же время её нет -картина прикрывает. Поэтому и говорить о ней неприлично. И долгое время в нашем обществе так и было: половые проблемы в обществе существовали, но говорить о них было неприлично. Артём, я не имею ввиду сегодняшнее свободное время, но оно длится пока всего каких-то тридцать лет, а во времена нашей с Илларионом юности «дыра в стене морали» была ещё неприличной темой для обсуждений и реализации. И каждый из нас должен был решать свою проблему сам, но так, -она подняла пальчик вверх, - чтобы тебя никоим образом не осудили и не приклеили ярлык извращенца или неадекватной личности. Я внятно говорю об этом по -русски? -спросила Данута, переведя дух и смотря на Артёма.
-Очень даже грамотно и литературно, -ответил Артём.- Я понял, о чём Вы.
-Мы, Артём, с Бетси получились «би»-девочки вовсе не потому, что у нас была такая потребность в однополой любви, как это бывает у «лесби» от рождения… когда мужчина на дух не нужен. Просто когда мы учились на педагогов, у нас потребности в сексе были сильными, очень сильными, и именно с мужчинами. Но... во-первых, мы, дружные «сестрички», были внешне очень хорошенькими…
-Артём, я же говорил: они были настоящими красавицами, когда я с ними познакомился!- перебил я Дану.
-О, а сейчас - то Вы, Данута Вацлавна как прекрасно смотритесь?-в ответ воскликнул Артём. – Замечательно выглядите! Вам больше сорока пяти... ну ни как не дашь!
-Спасибо, молодой человек!- сказала Данута, потупив глаза, а потом бросив быстрый благодарный взгляд на юриста. –Но на самом деле мне уже шестьдесят пять.
-Артём, это – польки!- сказал я, многозначительно подняв палец вверх.- Я тебе уже говорил.
-Да… мы не спешим стареть, - ответила Данута, грациозно тряхнув головой с серебристо- пепельными волосами красивой короткой стрижки. И тут же добавила:
-Так мы отвлеклись. Мы с Беатой были хорошенькими, каждая на свой манер. Я блондинка, она –брюнетка. А мужского внимания, секса с мужчиной ой как обеим хочется! Парни вокруг так и вьются- соблазны, соблазны! А мы - будущие учителя, должны деток воспитывать. Ну, переспи с одним, покрути с другим, с третьим- вот тебе уже и репутация «лёгких девочек» в глазах ректората. У нас такие на потоке были… Некоторых даже исключали из университета за участие в групповом сексе, фотографии потом ходили по рукам… А мы хотели распределиться в заведение с чистой, хорошей репутацией. Вот нам и приходилось снимать напряжение вдвоём, дружка с дружкой… тоже было неплохо, мы же по-человечески очень любили друг друга, но… изначально не были настроены на такой вид секса. Лари, мне - один глоток, -сказала Дана, видя, что я снова начал наполнять бокалы вином. –В этом смысле уже приходится вспомнить свой возраст.
-Я не очень сильно обеспокою любезных мужчин, если они мне согреют чаю?- неожиданно спросила Данута. - Я уже сыта, спасибо, наливать вина мне больше не нужно, кофе я давно не пью, а некрепкий чай люблю.
-Да без вопросов! - воскликнул я, вставая, и собираюсь идти на кухню ставить чайник. - Только у меня к чаю, Дана, ничего такого нет…
-Я буду рада просто нескольким кусочкам сахара, Лари! -ответила она с улыбкой.
-Ну, сахар-то мы найдём.-ответил я.
Когда ароматный чай британского производства был разлит по чашкам, Артём осторожно спросил Дануту:
-И что, когда прибыли в лагерь дети, когда пошли ваши «трудовые будни» вожатых, ваша необычная любовь приобрела платонический характер?- спросил Артём, хитро прищурившись на Дануту.
-По-о-оччему? - удивилась Дана. – Мы же не все 24 часа в сутки занимались детьми! Их мы укладывали спать в девять вечера, в половине десятого приходили в наш домик, где нас уже ждал Илларион и… часов до двух ночи было наше время… нашей любви. Где мы просто горели в сдвоенной постели, как одно целое… Потом ополаскивались на рассвете, Ларик шёл к себе спать, а мы оставались спать у себя. В семь утра звонил будильник, мы с Бетси поднимались, быстро приводили себя в порядок и шли в корпуса к пионерам. А Илларион вставал, но уже позже, к завтраку и далее - по своей программе, там иногда что-то нужно было чинить и исправлять.
-Дана, вспомни: мы же другим вожатым сразу, по прибытии их в лагерь, объявили, что мы с тобой- насмерть влюблённые жених и невеста, нашли друг друга здесь, вы же раньше приехали, -сказал я.- Чтоб нам лишних вопросов не задавали, и парни не приставали к моим красавицам. Видишь, Артём, какая Данута Вацлавна сейчас красивая! А видел бы ты её тогда!...
-Вижу. Но Беата, была, кажется без жениха?
-Мы заранее всё продумали перед заездом детей, - ответил я. -У Беаты, по легенде, был якобы тоже жених, но он ждал её в Польше, жил в Варшаве. А она в лагере трудилась над серьёзной курсовой работой по воспитанию детей в детских лагерях отдыха… ну, что-то такое в этом роде, правда, Даночка? Она ведь и правда писала работу.
-Да, писала. Она держалась очень серьёзной, чтобы никому не давать повода для толков. Возможно, слухи и ходили о том, что мы живём втроём, но нам об этом в глаза никто ни разу не сказал, слава Богу, - сказала, улыбаясь, Данута, допивая свой чай.
-Ваши отношения после лагеря продолжились, или как? - спросил Артём.
-Да, после лагеря мы, трое, надолго –то не расставались, -ответил я. –Я периодически ездил в Лодзь к моим девочкам. - А Данута добавила:
-Нам, Артём, с Бетси удалось заинтересовать доцентов кафедры электротехники нашего университета - установить связи, обмен научными работами с электромеханическим институтом, где учился Илларион. А Ларику удалось попасть в научную делегацию. которая раз или два раза в месяц выезжала в Лодзь, потому, что он тогда уже неплохо говорил по-польски, мог общаться без переводчика и служить переводчиками для русских. Наша же задача была простая: после его звонка из Москвы найти нам троим подходящую тихую квартиру. И так - почти десять лет.
-А потом? -снова спросил Артём.
-А потом, в августе 1980-го, мы с Беатой приезжали к Ларику в Москву, на Олимпиаду. Там я и познакомилась с болгарским инженером, красавцем Веселином Бойчевым, и он влюбился в меня, много раз предлагал замуж. А я всё не давала согласия, я же Ларика любила. Целый год Веселин писал мне, я всё не решалась. Но Бетси как-то сказала:
- Данка, всё, хватит, выходи за Веселина! Годы идут, тебе нужна семья, гнездо, нужно родить малыша… Нас же всё равно троих официально не распишут, ни в Союзе, ни в Польше! - Я послушалась подругу, в 1981-м, дала согласие Бойчеву, и, сама стала Бойчева. Я, хоть и не любила его, но уважала очень. И вот… три недели назад схоронила его. Потеряла мужа… Мы ведь хорошо жили с ним все эти годы. Я не изменяла ему… - Она замолчала и слёзы тихо полились из её глаз. А потом подняла голову, и, посмотрев на Артёма, добавила:
- На нашей свадьбе с Веселином я сказала Бетси:
-«Поезжай в Россию, выходи за Иллариона! Одна ведь остаёшься, тебе уже 34, сколько можно тянуть?» –Но у неё тогда был контракт с Варшавским университетом, она там преподавала историю. В каком году Беата приехала к тебе? - спросила меня Дана.
-В восемьдесят третьем, - ответил я. – Мы сразу поженились. А в следующий году у нас родился сын, Андрей. Он сейчас с семьёй, в Китае, представитель российской фирмы.
-Мы ещё совсем не старые, Лари, нужно жить дальше, - сказала Данута, вытирая платочком крупные слёзы. Я принялся её утешать. Наша беседа затягивалась. Часы уже пробили десять вечера
Артём поднялся, подошёл к Дануте, поцеловал ей руку и сказал:
-Мне уже пора. Вам нужно о многом поговорит, а я поеду. Будьте счастливы, я очень рад за вас.
-Всего доброго Вам, Артём! -ответила ему Дана. - Заезжайте к нам при случае. Всегда будем рады Вам, как другу нашего дома.
Мы с Артёмом крепко пожали друг другу руки, и я пошёл проводить его до двери.
КОНЕЦ ПОВЕСТИ.