Ларису Васильевну разбудили резкие сигналы автомобиля под окнами дома. Гудели непрерывно. Стоял конец июля. Ночи в деревне были уже холодные. По утрам прохладой веяло от небольшой, но быстрой реки, которая протекала невдалеке. Одной улицей вытянулась деревня в неширокой речной долине. Резко выраженная речная терраса чуть покатым склоном спускалась к реке. В деревне говорили о том, что идет работа на верхних полях. И каждый житель деревни знал, что стоит подняться по склону в гору, как раскинется перед взором огромное поле. Неоглядное. Удобное и ровное. И на нем не видны будут трактора. И только по рокоту моторов можно понять, что идет заготовка кормов для совхозного стада. Хлеборобы косят «зеленку» - смесь овса и ячменя. Огромный завод травяной муки перерабатывал скошенные хлеба в своих сушилках и выдавал продукцию в виде зеленых гранул, которые легко хранятся, а зимой становятся настоящим лакомством для коров и телят.
Завод по производству травяной муки гудел натужено. В недрах его печей сушились скошенные хлеба, и густой аромат сушеной смеси наполнял пространство вокруг, тяжелым облаком растекался по долине и доходил до небольшого дома директора школы, который стоял в стороне.
Директору школы самому было только двадцать пять лет. Недавняя выпускница института была назначена на эту должность, когда стаж её работы был всего два года. Так уж случилось, что в школе, где она работала, она одна была с высшим образованием. Остальные учителя имели среднее образование. Многие учились заочно в пединституте. Вот и пал выбор на неё.
И Лариса взвалила ношу на свои плечи и справлялась с ней совсем неплохо уже третий год.
Услышав сигналы машины, она осторожно оделась, включила свет, чтобы гудение автомобиля прекратилось. Видите! Услышаны. Сейчас к вам выйдут. Тут же свет в доме она выключила, и, кутаясь в теплый халат, Лариса Васильевна вышла на крыльцо своего дома. Коса её пышных волос по-девичьи лежала на плече.
В машине включили свет, и молодая женщина увидела в ней парторга совхоза и директора. За рулем был Михаил Афанасьевич – самый опытный водитель в совхозе, который уже много лет возил директора Самсонова Виктора Петровича.
- Так. А сколько время? Я на часы не взглянула.
- Время совсем неподходящее. Ночь глубокая. Без пятнадцати час. Только беда у нас. Страшная. На отделении в Павловке – восстание.
Голос у парторга Николая Михайловича был взволнованным.
- Сами толком ничего не знаем. Вот сами едем туда и решили и Вас, Лариса Васильевна, с собой взять. У Вас есть авторитет. Возможно, они Вас выслушают. Собирайтесь, мы Вас подождем.
Какое-то восстание в Павловке – прекрасной и тихой деревне на краю земли. Просто райском уголке земли. И тихая речка, и озеро наверху, и огромная березовая роща рядом, и родник, который бил из земли и зимою замерзал причудливым великаном с огромной лохматой бородой, и чистый воздух придавали очарование этой деревеньке. Деревенька насчитывала всего девяносто дворов. Народ жил добрый, приветливый и открытый. Многие были родственниками друг другу. Семей переселенцев было немного – десять-двенадцать - приезжали по плановому переселению сюда ежегодно и многие через девять-десять лет уже считались старожилами. Какое там может быть восстание. Против кого? Против чего? Страна готовилась торжественно отметить пятидесятилетие Советской власти. Газеты шумели о трудовых подвигах народа к прекрасному юбилею, а тут вот оно. Гром среди ясного неба. Восстание в деревне.
Лариса не стала задавать вопросы. Без раздумий и колебаний она вернулась в дом, одела самый строгий свой учительский наряд: синюю юбку, белую блузку и жакет. Накинула на плечи ажурную вязаную шаль с огромными кистями – ручная работа мамочки.
- Помоги, родная, убереги! – прошептала она в тишине дома.
- Что там за суматоха? И куда ты среди ночи собралась?
- В Павловку. Очень нужно. Ты сына завтра в садик сам отведи. Одежда вся на спинке стула висит. Справишься?
- Справлюсь.
Муж вышел на крыльцо дома.
- Куда это вы мою ненаглядную забираете?
- Восстание в Павловке!
- Восстание? Надеюсь, не вооруженное?
- Да в том то и дело, что вооруженное. Там же все мужчины – охотники. В каждом доме двустволка висит на виду. Вот они вооружились и окружили дом управляющего. И никто их не может остановить. Стреляют по окнам.
- Да мы о таком и не слышали никогда? Чем же он выпросил к себе такое отношение? Ладно. Разгневанная толпа - страшное явление. Отпускаю жену. Знаю, что может убедить людей, что говорить она умеет. Только берегите её. А ты сама будь осторожна и внимательна. Нет. Так не пойдет! Сейчас сына к матери завезем. Я его в одеяле завернутом отнесу, она за ним присмотрит, а я с вами! И не возражайте. Я жену одну не отпущу. Нам по дороге.
Алексей быстро сбегал в дом и уже буквально через минуту вернулся с двухгодовалым сыночком, завернутым в легкое одеяло. Ребенок крепко спал и даже не проснулся, когда загудел мотор машины, и она тронулась с места.
Ребенка оставили у матери Алексея, которая ничему не удивилась и не задала ни одного вопроса.
Расстояние от центральной усадьбы до деревни Павловка было всего двенадцать километров. По дороге парторг успел рассказать страшную историю, которую услышал от механика отделения по телефону.
Управляющий – Лаврентий Семенович – был человеком хозяйственным, хорошим организатором производства. Одна беда – был неравнодушен к женскому полу. До самой крайней степени. Не пропустит ни одну. Да все ничего было, когда всё совершалось по обоюдному согласию.
А тут бес попутал его, что ли? Поймал он с кражей корма для своей коровки хорошенькую и молоденькую телятницу Светочку. Несла она корм открыто – в ведре. Никак не таилась. Заведено было так в деревне, что все кормили свое домашнее хозяйство вот так вот. Купить комбикорм в деревне было негде. Все «брали» его на рабочем месте. Понемногу. И Светочка – пригожая тридцатипятилетняя женщина - мать троих прекрасных деток младшего школьного возраста, жена сельского механизатора Гриши – тоже брала корм на ферме.
Только с украденным кормом Света пошла все-таки не обычной дорогой по сельской улице, которая тянулась вдоль речки, а по наезженной тихой дороге вдоль леса. Украдкой.
Шла и посматривала по сторонам. Наросли в лесу уже грибы. Подберезовики с красными большими крепкими шляпками видны были издалека. Они – манили.
Светланка сошла с дороги и стала рвать грибы. Будет чем побаловать домашних.
Управляющий ехал на машине по дороге. Стоял поздний вечер. Опускались сумерки на деревню.
Взыгралось ретивое у сорокапятилетнего деревенского ловеласа при виде одинокой молодой женщины в укромном месте. Остановил он машину и стал склонять молодую женщину к греху. Она оказала стойкое сопротивление. Тогда подлец стал угрожать простодушной женщине тюрьмой. Напишет он акт о краже, и её посадят. Два года дадут за мелкую кражу. И не увидит она ни мужа, ни детей.
И так красочно нарисовал, видно, картину возможных последствий такой роковой встречи, и так припугнул женщину, что она уступила его домогательствам. А тут баба Нюра, которой уже восемьдесят лет, но которая до сих пор носится по деревне, как торпеда, наткнулась на эту сцену. Помчалась и мужу Светланы все поведала.
Он жену стал расспрашивать, она с ревом ему все рассказала. Он – за ружье и к дому управляющего. А у Гриши – полдеревни родни. Мужики похватали двустволки – и за ним. По деревне слух пронесся, как молния. Подошли и с дальних дворов мужики. Все – с оружием. Все – негодуют. Хотят самосуд учинить. Требуют управляющего выйти из дома и принять смерть по-мужски. Тот в подполье видно сидит, а жена за печкой прячется. Двери не открывает, кричит, что мужа дома нет. Но толпа не расходится.
Виктор Петрович рассказывал все это очень громко. Его голос перекрывал шум мотора. Машина помчалась на высокой скорости по рытвинам и ухабам полевой дороги в Павловку, где случилась такая беда.
- Хоть бы мужики беды не наделали. Хоть бы не дошло дело до крайности.
- Успеем. На месте решим, что делать.
Прекрасный кирпичный дом стоял в середине деревни. Он был самым красивым. Теперь его плотно окружила толпа разъяренных односельчан. Впереди толпы стояли вооруженные мужчины. Они потрясали в воздухе двустволками. За ними – их матери и жены, которые с плачем и причитаниями пытались отговорить своих сыновей и мужей от опрометчивых шагов. Несмотря на ночь, в толпе были и дети, и старики, и пожилые женщины. Вся деревня была здесь. Случилось святотатство. Женская честь была поругана.
Даже погода гневалась. Откуда ни возьмись, налетел ураган и пригнал низкую и темную тучу, которая готова была пролиться тяжелым и холодным дождем на поруганную землю.
Река шумела в темноте там, за огородами, тоже тревожно.
Лариса Васильевна выскочила из машины и встала перед разъяренной толпой.
Голос её звенел, когда она заговорила. И парторг, и директор совхоза, и муж стояли с ней рядом. И даже старый водитель директорского газика приковылял на своих больных ногах. Он встал так, чтобы метнуться и загородить молодую красавицу директрису от возможного выстрела. Он знал, что поведение толпы – дело непредсказуемое. Он был фронтовиком. Как и директор совхоза, который на войне потерял руку.
Пятеро против толпы. Силы были неравные.
- Я понимаю ваш гнев и ваше негодование, - сказала Лариса Васильевна. – Давайте попробуем решить эту проблему правильно. Мы не будем отдавать управляющего под суд. Хотя и нужно было бы. Но если его судить, то вся грязь всплывет, бедную уважаемую вашу односельчанку будут допрашивать, будут заставлять рассказывать гадкие подробности всего, что произошло. Мы поступим вот как. Мы выселим вашего управляющего из деревни. Сейчас подгоним автомобиль, покидаем его имущество на него и вывезем подальше от вашей чистой деревни, чтобы он, когда найдется, не имел бы собственного угла в вашей прекрасной деревне. Согласны?
- Да, да, правильно! – загудела толпа. Через десять минут уже возле дома управляющего стоял трактор с тележкой, потому что все автомобили были только на центральной усадьбе.
И вот вся злая и жестокая энергия нашла свой выход. Мужчины сложили оружие и стали вытаскивать из дома и грузить в трактор мебель: столы, стулья, диваны. Впереди всех был Гриша. Он брался за все, самое трудное.
Лаврентий Семенович, наверное, прощался с жизнью, когда в своем маленьком семенном подполье сидел, согнувшись в три погибели – мужчина он был крупный – и слышал топот множества ног в комнатах своего дома.
Одной тракторной тележки было мало. Пригнали вторую. На вторую погрузили живность. Жена управляющего не плакала, но смотрела на всё происходящее с ужасом.
- Где он? – шепотом спросила Лариса Васильевна женщину. Та только взглядом показала на крышку семенного подполья. Лариса Васильевна встала на него, чтобы никто не обратил на него внимание. Прямо на кольцо в его крышке она встала своим модными туфельками прекрасного бежевого цвета.
- Все? Нет и нитки? Чтобы тут его и духу не было! – кричал Гриша, обходя комнаты дома.
- Скотину ко мне во двор, мы с женой присмотрим пока. У нас места много. Вещи пока нигде не разгружайте, мы найдем место, куда переселить этих несчастных изгоев.
Парторг был человеком начитанным.
- Расходитесь, расходитесь, люди добрые. Завтра на работу. Четвертый час ночи пошел, - говорил парторг.
Толпа расходилась неохотно.
Наконец, и Гриша увел домой свою плачущую жену.
- Разрешите Вам пожать Вашу руку. Восхищен Вашим мужеством. Восхищен. Прекрасный выход нашли, разрядили обстановку.
- Сама не знаю, как мне это в голову пришло. Как-то читала, что гневом толпы можно управлять и направлять этот гнев и дать ему выход. Вот и придумала я это выселение. Самый безобидный путь. Но как быть с этим негодяем. Он ведь до сих пор в подполье дома сидит.
Мужчины отошли в сторону и посовещались.
Лариса Васильевна вошла в дом и указала на крышку подполья. Её открыли. Жалкий вид был у женского обольстителя. В грязи и в паутине, он сидел прямо на земле и почему-то прикрывал голову руками.
- Вылазь, Лаврентий Семенович. Значит так. Я тебя завтра же отправлю подальше, друг у меня есть в Мазановском районе. Это север. Но жить там можно. Сюда ты больше ни ногой. Чтобы и адрес никто не знал.
Виктор Петрович говорил строго.
- Вот, девчонка совсем, а толпу усмирила и выход нашла. Чуть не лишил меня тружеников. Всю деревню бы за самосуд к ответу привлекли. А так – уехал управляющий – всякое бывает. Дело житейское. Скотину твою у тебя куплю и в совхоз заберу. Деньги найду. На новом месте обживешься. Попрошу девчат и мебель продать. С одними деньгами уедешь тайно. Скроешься. Чтобы я тебя больше не видел. Теперь ползком к нашей машине! Пологом закроем.
Лаврентий Семенович рухнул на колени и пополз к выходу. Алеша не сдержался и дал ему крепкого пинка.
Водитель Михаил Афанасьевич хмыкнул как-то одобрительно. И жестом показал, что можно было бы и затрещину крепкую отвесить. Не помешало бы. Нисколько.
Домой вернулись Лариса с мужем только под утро. Управляющего взяли на ночлег к себе. Лариса с Алешей жили в очень удобном месте. Огород выходил к лесу, и дом стоял, как маленький хуторок. На отшибе. Соседей у них не было. С одной стороны был высокий забор зернового двора, а с двух других - лес.
Утром постояльцу завтрак отнес Алексей.
- И не подходи к нему! Чтобы не оскверниться. Может быть он дошел до того, что на всех бросается.
Лаврентий Семенович за одну ночь постарел лет на десять. Осунулся. Он выглядел, как побитая собака.
- А где моя?
- Директор к себе забрал её. Жена у него, сам знаешь, какая милосердная. Она её самогоном напоила. А то та никак уснуть не могла. Вот достаются же таким, как ты, такие женщины. Все прощают. А перед детьми тебе не стыдно. Пятеро ведь взрослых детей. Все студенты. Все в учатся в городе. А узнают они эту историю обязательно. Как ты им в глаза смотреть будешь? Не стыдно?
- Бес попутал. Больно уж баба хороша. Я на неё давно заглядывался. А тут такой случай. Грех было не воспользоваться.
- Грех, говоришь? Грех - это твое поведение. Ешь давай, да сиди до вечера тихо. Не высовывайся. Не нужно, чтобы о твоем пребывании кто-нибудь узнал. Вот, Лариса книжку передала - почитай на досуге. Мы на целый день уходим.
- Да я и сам не хочу повторения вчерашнего вечера. Первый раз я попал в такие обстоятельства. Врагу не пожелаешь. Страшно очень было. Особенно, когда по окнам стрелять начали. Они - люди меткие. Охотники - одно слово. Попал бы на мушку - не промахнулись бы. По-хорошему - судить бы их нужно самым строгим советским судом.
- А тебя, гада, не нужно? Молчи уже. И не вздумай мстить. Какой суд? Да ты так схлопочешь, что мало не покажется. Радуйся, что так дело обошлось. Ладно, сиди здесь, а я - пошел.
Вечером под покровом темноты управляющего вывезли на станцию. Вместе с женой. С узлами и чемоданами. С суммой денег, в которую превратили всего за день все их имущество.
След их затерялся.
По району поползли слухи. Директора и парторга вызвали в райком партии. Они говорили полуправду. Какой вооруженный бунт? Пьяная драка без последствий. В какой деревне такого не бывает? Никто за двустволки и не хватался. Придумают же сплетники деревенские такую небылицу!
Умный секретарь райкома слушал и делал вид, что верил он всему сказанному безоговорочно.
Так и обошлось все. Стороной беда прошла мимо Павловки.