Слово об отце

Евгений Шан
 Каждый литератор старается исполнить свой сыновий долг и написать о матери. На всех языках мира слово «мама» звучит почти одинаково, в грузинском языке слово «мама» означает отца. Мне хочется написать об отце. По мудрому, но предвзятому замечанию моей любимой бабушки, от которой я унаследовал некоторые качества и знания, пригодившиеся мне в дальнейшем и определившие направление моей жизни, - «Отец – это прохожий, а мать тебя девять месяцев с собой в мешке таскала». Мой отец оставил нас, когда мне было 17 лет. Я не осуждаю его, жизнь может повернуться по-разному. Я постарался отдать своим детям внимания и любви как можно больше.

 Моего отца любили все. Он был человек незлобным  весёлым. Всегда добродушным и любящим. В нём не было страха нового, и он всегда был открыт для окружающих. Его родственники любили его, но относились к нему как к малому почему-то. Даже младшие сестры ощущали над ними определённое покровительство. Было в нём что-то из детства, от ребяческой бравады и юношеского максимализма. Может потому и женщины его любили. Он был добр,  щедр на всё и на чувства в том числе. Был он и немного любитель прихвастнуть, но мнение своё высказывал с такой убеждённостью, что ему верили. Он не добился высоких постов, он так и не купил ни машины, ни дачи.

 И тем не менее, его уважали в своём кругу. После моего возвращения в наш город из моей таёжной эпопеи, я стал находить знакомых и связи. Город хоть и миллионный, но такой небольшой. А ведь я здесь провёл половину моего детства, на правом берегу, в Затоне. Случайно встречал теперь старых флотских, которые помнили расцвет флота, хранили Енисейское ордена Ленина речное пароходство и его суда. Мама мне сказала, да ты спроси, кто знает Петьку усатого. Его знал весь Затон, его знало половина пароходства. Половина его друзей учившихся в ПТУ-2 речников, знаменитой «Шубе», занимали хорошие должности на правом берегу. Половина его друзей по Институту цветных металлов занимали видное место в прикладной науке о недрах. Случайно я встретил человека, который знал отца, в совершенно неожиданном месте, на чужом юбилее. Начальник базы отдыха на Красноярском море. И отца уважали не только за его добрый нрав и бесшабашность. Он обладал знаниями и умениями, каковыми обладали и многие его сверстники, дети войны. Они вырастали работниками, когда на заводах и в колхозах не хватало мужчин. Они учились и работали в послевоенные годы, когда страна вставала из руин. Отец был одним из них. И они уважали друг друга за своё умение работать и знание правды. Отец был столяром, плотником, радистом, механиком судовых установок, рулевым малотоннажных судов и ещё много кем.

 Казалось бы, отец уделял мне мало времени и внимания. Отец не отдавал мне своей теплоты. И теплота, и время, и внимание у него уходило не на меня. Но когда я повзрослел, уехал в тайгу, обзавёлся семьей и домом, я умел многое, если не всё. Сказалось моё житьё в северной деревне. Но сказался и пример отца, когда он работал. При его домашних работах я всегда был рядом, впитывал как губка всё, что видел, что слышал. Ухватки, знания об инструменте, дотошность и точность. «Вот, женя. Делай всегда хорошо, плохо - оно само получиться» - шутил он. Я это помню до сих пор. Когда пришло время мне взяться за плотницкие и столярные работы, обнаружилось, что я это всё уже умею. Сказалась кровь и рабочая косточка.

 Любовь к реке. Желание путешествовать тоже были от него. Теплоход «Красноярский рабочий», что стоит теперь у моста и станции спасателей помнит и отца, и меня. Казачинские пороги и ширь плёсов помнят и меня, и отца. Первые знания «Правил плавания для бассейна реки Енисей» я тоже получил от него. Спутать цвета бакенов по берегам, створы или сигнальные гудки судов я не могу даже после стольких прошедших лет. То что мы получаем от отца – основа. Мать выпестовывает наше тело, вынашивает нашу жизнь. Отец даёт нам наши мечты и устремления. Всё-таки несправедливо мы иногда забываем лишний раз сказать хорошее слово об отце.

 В детстве я относился к нему, как это естественно у всех пацанов, с нормальной сыновей любовью к родителю. Во взрослые годы отец приехал ко мне в таёжный посёлок в отпуск на полтора месяца, чтобы помочь мне срубить баню. Это единственные месяц, когда мы общались долго, на равных и жили вместе. Общались сознательно, как два мужика. Единственный месяц когда он был свободен от всего, он отдыхал. Он был, как у нас говорят, «без понятых». В этот месяц я и узнал его реально близко и понял.

 Отец общался с моими рабочими, друзьями и охотниками. Он пожил в тайге в избушке и заготовил мешок ореха. Он поработал на наших таёжных покосах, которые резко отличались от полевых станов его родины. Для меня оказалось удивительным, как он легко общался с людьми, как легко он находил доверие и взаимопонимание. До сих пор в таёжной Бийке кое-кто помнит его, кто ещё жив. И это его естественное умение позволяло общаться с простыми алтайцами и с руководством леспромхоза, с моими мелкими племянниками и взрослыми дальними родственниками. Когда в последующем я жил в городе, меня уже не удивляло то, что он запросто сумел говорить с мэром и начальниками крупных предприятий общероссийского уровня.
Мы долго разговаривали вечерами. Он не спеша работал днём на подготовке материала, пока я на работе. Вечером мы занимались строительством. Его новые идеи в деревянном строительстве пригодились мне и позже. Его умение обращаться с инструментом закрепилось во мне многократно с моих детским воспоминаний.

Подготовив всё к возведению баньки, мы положили оклад и первый венец. Отец уехал в город, была уже поздняя осень. И даже в Барнауле он смог убедительно вести себя, и при отсутствии билетов переночевал в гостинице для сельскохозяйственных рабочих, а потом получил бронь на билет домой. Сказалась та далёкая забытая и мало кому известная эпопея его работы на Алейской целине и в северном Казахстане. Папа был балагуром и хвастуном. Но почему он никогда не хвастался чем-то действительно значимым? Просто его хвастовство и бахвальство было шутками. О серьёзных вещах он всегда говорил серьёзно и не выпячивался.

Я краем уха, подспудно узнавал о нашей родословной при помощи дяди Степана, нашего старшины рода. О тяжёлой службе отца в Даурии в танковой части на Т-34. О работе на целине. О рейсах на Подкаменную Тунгуску и зимовку в Игарке, когда ежедневно приходилось скалывать намерзающий лёд с корпуса. О его работе в колхозе в войну и охотничьих походах с петлями на зайцев с дядей Колей. Отцу эти этапы его жизни казались естественными. Ценность высоких постов и городского достатка навязывалась ему новым обществом, но так и не была принята им. Он остался навсегда деревенским романтиком.