Кэтлин Ки поправила тёмные, красиво уложенные коротенькими волнами волосы, огладила по фигурке блестящее платье и с трепетом заглянула в единственное освещённое окно на площадке гримёрок студии МГМ. Источник ей не соврал: обитатель отдельного домика с нахальной табличкой «Конура Китона» и в этот вечер опять не спешил возвращаться домой, к семье. Он давно снял грим, нанёс крем на лицо и переоделся, теперь же просто раскладывал карты, сидя за трюмо перед зеркалом. В пепельнице дымилась забытая сигарета. Рядом стояла непочатая бутылка и высокий бокал. Казалось, Бастер собирался выпить в одиночку, но в последний момент передумал. В зеркале было видно его спокойное задумчивое лицо.
Кэтлин безумно захотелось оживить эти печальные глаза поцелуями, пригладить упрямо торчащие на макушке волосы… Хотя бы просто прикоснуться к белоснежной, слепящей глаза рубашке. От одной мысли об этом у актрисы закололо в пальцах, а ноздри несколько раз широко раздулись.
«Сегодня ты будешь моим!»
Щёки запылали огнём. Кэтлин взяла себя в руки, поднялась по ступенькам и без предупреждения распахнула дверь.
– Каррутерс? – Актёр положил карты и обернулся. При виде гостьи, эффектно застывшей в тёмном дверном проёме, он поднял брови.
– Что вам угодно?
– Бастер, я всё обдумала и готова стать твоей содержанкой!
Не получив ответа, она прищурилась, вздёрнула точёный подбородок.
– Только не говори, что забыл меня!
Бастер разинул рот.
– Вы кто?
– Не лги, ты не мог… Я – Кэтлин Ки, твоя Кэтлин. В тот вечер, в ресторане «У Молли»… – Блефуя, она назвала первое пришедшее на ум заведение Голливуда, и тут же сама поверила в собственный обман.
По лицу Бастера пробежала лёгкая судорога. Было видно, что вспомнить он так и не смог, но упомянутый ресторан отныне навсегда в его чёрном списке.
– Ну… хорошо. Допустим, когда-то я был в стельку пьян. Ты воспользовалась моим одиночеством и получила, чего хотела. Что тебе ещё нужно?
– У нас был такой красивый роман…
Актёр презрительно фыркнул.
– Голливудская интрижка-однодневка.
– Ха! Ты ещё скажи, что решил хранить верность своей так называемой жёнушке! – злорадно выпалила актриса.
Бастер побледнел.
– Ни одна женщина в мире не разлучит меня с Натали, – твёрдо, с расстановкой ответил он. И еле слышно прибавил: – Кроме самой Натали.
– Но что ты мог в ней найти? – Кэтлин подбоченилась и сверкнула глазами из-под длинных, изящно подкрученных ресниц. – Чем она лучше других? Ведь это не женщина, а бесчувственное бревно…
– Ну, хватит, – перебил её Бастер и указал глазами на дверь.
От этой неожиданной вспышки гнева Кэтлин похолодела и едва не бросилась на колени.
– Кто же ты такой, Бастер Китон? – совершенно другим, дрожащим голосом, словно в бреду заговорила она. – Что ты сделал со мной? Ведь я уже никогда не смогу полюбить другого. Я словно околдована. Я слепну от твоего сияния. Твой голос – единственная музыка для моих ушей. Как мне дышать без тебя?
– Из какой это роли, Кэт? – проронил он в ответ. – Остынь, мы не на экране.
Она картинно заломила руки с криком:
– Разве ты не видишь, как я тебя люблю?!
Бастер только вздохнул:
– О любви не вопят, как Луиза Фазенда.
Кэтлин схватила со столика у двери тяжёлую пепельницу и с размаху метнула её в живую цель. Хрусталь врезался в стену над самой макушкой Бастера, едва успевшего втянуть голову в плечи.
– Вот теперь – вижу, – сощурился Китон и стряхнул с головы осколки. На своё счастье, он не потерял зрительного контакта и продолжал держать незваную гостью на расстоянии одним только взглядом. – Выметайся.
– Но я готова сделать для тебя что угодно, Бастер! – вскричала она.
– Правда? – переспросил он с надеждой.
– Клянусь моей жизнью!
– Оставь меня.
– Ни за что!
Бастер пожал плечами.
– Что ж, попытаться стоило, – пробормотал он разочарованно.
А Кэт продолжала натиск.
– Твои поцелуи… – (Актёр поморщился). – Они выжгли меня изнутри. МОЕГО больше не осталось, Бастер! Нет у меня теперь ни тела, ни сердца, ни мыслей, пойми – всё это твоё!
Между бровями Китона пролегла глубокая складка.
– Ну, и чего ты хочешь, Кэт?
– Справедливости! Я пришла взять тебя взамен! Твоё прекрасное тело, твои гениальные мысли, твою бесценную душу…
Не сводя пристального взгляда с Бастера, она на ощупь щёлкнула замочком расшитой бисером сумочки, но актёр не заметил этого зловещего жеста.
– Тело – плевать, – рассудительно проговорил он. – Мысли мои не здесь, ими завладеть невозможно. А душа? Если учёные докажут, что она существует – я скорее отдам её чёрту, чем… плохой актрисе.
– Ну, и отправляйся к нему!
Кэтлин молниеносно прянула через всю гримёрку, словно голодная рысь на добычу. Сверкнуло лезвие, затрещала ткань, и по белой рубашке Китона расползлась неровная алая полоса. Он схватился за грудь и охнул. Глаза его широко распахнулись в запоздалом понимании. Кэт застыла на миг, заворожённая увидённым.
– А кровь у тебя, как у прочих смертных, – растерянно прошептала она. Но тут же снова сощурилась и замахнулась.
Бастеру хватило этой отсрочки. Увернувшись от нового мощного удара, он сгруппировался и откатился к стене. Серебряный нож с фамильным вензелем Толмаджей-Китонов глубоко вонзился в трюмо. Полированное дерево угрожающе затрещало.
Кэтлин по-звериному осклабилась и с гортанным воплем отбросила в сторону пустой табурет, преграждавший ей путь. Тот врезался в стену, расколотив стекло, защищавшее памятную афишу «Шоу Трёх Китонов» в рамочке. Рамка со звоном упала и раскололась. Деревянная ножка срикошетила к зеркалу на трюмо. Вскоре пол был усеян сверкающими осколками. А Кэтлин не унималась. Совершенно ослепнув от ярости, она осыпала ударами всё, до чего только могла дотянуться. Крушила мебель, швыряла об пол банки с гримом, случайными попаданиями сдирала ножом обои и штукатурку со стен. Даже раненый, Бастер был неуловим. Он беззвучно метался из стороны в сторону, однако никак не мог прорваться к выходу.
Когда нож, разбив окно, улетел далеко на улицу, Кэтлин пустила в ход багровые длинные ногти. Ей отчаянно хотелось терзать лицо своих сладких грёз, изменить до неузнаваемости – так чтобы раз навсегда избавиться от наваждения.
Однако, получив первые царапины, загнанный в угол Китон оскалил зубы и профессионально двинул ей со всего маху в челюсть. Голова Кэтлин мотнулась к стене. Из-за окна донеслись свистки, топот, крики полисменов. Бастер прыжком повалил Кэт на пол, выкрутил ей руки за спиной и уселся сверху, тяжело дыша.
– Хочешь услышать новость, детка? – прорычал он. – Нет у меня содержанки, и ты ею точно не станешь!
Кэтлин яростно извивалась, визжа, словно ведьма на шабаше. Бастеру понадобились все его недюжинные силы, чтобы продержаться до появления полицейских. Мышцы на его руках, сжимающих тонкие запястья, вздулись от напряжения. Следующие полминуты показались ему целой вечностью. Наконец уличная дверь распахнулась от удара ноги в тяжёлом ботинке и грохнула о стену. В гримёрку ворвались двое высоких, грузных мужчин в форме – и замерли в изумлении при виде следов разгрома. Бастер поднял на них бледное расцарапанное лицо.
– Заберите её, ребята! – простонал он.
Один из мужчин опомнился и прочистил горло.
– А ну-ка, леди… – Он наклонился, доставая наручники, и кивнул напарнику.
Как только Бастер разжал побелевшие руки и начал приподниматься, Кэтлин воспользовалась возможностью, чтобы заехать ближайшему полисмену в глаз. Тот охнул. Его напарник набросился на злющую гарпию и быстро защёлкнул наручники за её спиной.
– Пустите! Сволочи!!! Китон, ты просто…
«Леди» сыпала такими отборными словами, что Бастер, вжавшийся в стену, поморгал и залился краской. Он перевёл дух только тогда, когда громилы в форме буквально выволокли актрису, теперь уже бывшую (кто захочет иметь с ней дело после такого?), на вечерний воздух. На пороге Кэтлин изловчилась и врезала ещё не пострадавшему полисмену коленом под дых. Служители закона продолжали, чертыхаясь, тащить её прочь, а она при этом голосила, словно разъярённая обезьяна, кусалась, будто кошка у ветеринара, и брыкалась, точно дикая лошадь.
Как только все трое скрылись из вида, Бастер закатил глаза к потолку, а потом начал тихо смеяться. Наконец беззвучно расхохотался и сполз на пол.
– Ещё и копы-неудачники! – качал головой он, утирая слёзы. – Чистый фарс! Жаль, что некому крикнуть: «Стоп, снято!»
Когда приступ веселья угас, Китон поднялся из лужицы призрачного лунного сияния, подошёл к разбитому зеркалу и при свете последней уцелевшей лампочки всмотрелся в своё осунувшееся лицо. В сумерках оно выглядело чёрно-белым, как на экране.
– Тебя больше нет, Бастер, – прошептал он, наморщив лоб. – Реальность кончилась! Ты превратился в собственного персонажа, сукин сын!
Порыв сквозняка из разбитого окна взметнул его волосы и заставил поёжиться.
Последняя лампочка щёлкнула и взорвалась, погрузив гримёрку во тьму.