Бычье сердце
1
Супруги собирались в гости.
Некоторое возбуждение царило в доме с утра. Свекровка раз десять сказала, что все будет хорошо и она справится. Имелись в виду трое шкодных дошколят, две девочки и мальчик, с которыми она вызвалась посидеть «ради такого дела». Дело было великое – супруги собирались в гости вместе. Дело было просто невиданое в этой конкретной семье. Обычно сын ходил по гостям, а Клара сидела дома, одна, то есть с детьми и с нею, свекровкой. Так было всегда, и все бы ничего, но эти самые «гости» случались слишком часто и регулярно, и брак трещал по швам. Так, по крайней мере, казалось нашей почтенной даме.
Ей многое казалось. То казалось, что Клара слишком спокойна, слишком горда. И просто ничего ее не волнует. То казалось, что Клара слишком холодна к ее сыну.
А то казалось, что все хорошо и даже прекрасно.
Невестка ей, в общем, нравилась. Тихая, воспитанная, хлопотливая, взяла на себя все хозяйство. С детьми, правда, справлялась не очень, твердости не доставало, росли баловниками. А так ничего. Но брак, брак все же трещал по швам. Что-то не ладилось у них там, ей казалось. Ну не стал бы сын пропадать каждый день до часу ночи. Ну не стал бы просто так, если бы все у них было хорошо. Даже если сын говорит, что все хорошо, а Клару она не спрашивала.
Клара гладила рубашку. Ей не очень хотелось идти. Мужа пригласили на тридцатипятилетие однокурсницы, а он ни с того ни с сего пригласил жену.
Сказал:
- Все с женами идут, пойдешь?
- Да я же там никого не знаю, – пожала плечами Клара.
- Ну, смотри сама.
Клара снова пожала плечами и стала собираться.
Была суббота, ранний вечер, начало зимы. Дети смотрели мультфильм, забравшись с ногами на диван. С пола дуло, дети были в шерстяных носках, надетых на колготки. Младший уселся на спинку дивана, а свекровь его согнала. Тот сполз, не отрывая глаз от экрана. Клара догладила рубашку и повесила ее на спинку стула.
- Готово! – крикнула мужу.
Клара стояла перед зеркалом и скептически смотрела на себя.
Мало что маленькая, так еще и кругленькая, черт знает что. Колобок какой-то. Совсем себя запустила после третьего. Хотя уже четыре месяца, как вышла на работу. Надо бы скинуть килограмм пять. Опять-таки очки. В классе они, может быть, и уместны, да и то бабушка надвое сказала. А тут выход в свет. Говорят, линзы какие-то появились, надо бы разузнать. Куралайка вроде бы носит. Черт, дорогие, наверно.
Клара скрутила волосы в узел и заколола новой заколкой, купленной к первому сентября. Ну, хоть заколка приличная. Повертела головой влево, вправо: ей когда-то говорили, что у нее красивая шея. Ладно, пойдет.
Муж был уже одет, торопил. Детей было неслышно, зато телевизор орал весьма жизнерадостно. Свекровка вышла провожать в коридор.
- Вы не волнуйтесь, отдыхайте, веселитесь, все будет хорошо!
- И даже прекрасно! – рассмеялся муж. Он был надушен и благодушен.
Клара улыбалась.
- Тридцать пять лет! – говорил муж в троллейбусе. – Середина жизни! Все вдруг начали праздновать. Тридцать никто не отмечал, а сорок не положено. Вот все и спохватились. А что? Все уже на ногах, семьи, работа. Все устроились нормально. Вроде бы все. Не то что пять лет назад, когда ничего еще не было ясно. Куда, как? Помнишь, в девяностом? Тогда все как под землю провалились. Помнишь, когда мне тридцать справляли, только Берик пришел. Да еще Серик. А до Марика так и не дозвонились.
- Да, – сказала Клара. – Помню. А где сейчас Марик?
- Говорят, в Штатах. Или в Канаде. Я его и не видел с тех пор. Года с восемьдесят восьмого. Да, точно. В восемьдесят восьмом ездили на Иссык-Куль, вместе. Ну, это еще до свадьбы было. В каком году мы поженились?
- В восемьдесят восьмом.
- А, точно! А он был на свадьбе?
- Был.
- А, точно. Ну, с тех пор, в общем, не видел его.
- Слушай, а там хоть кто-нибудь будет, кого я знаю?
- Дай подумать. Ленка-Спортсменка, наверное, будет. Помнишь ее? Она же дружит с Салтушкой.
Салтушка была той однокурсницей, к которой они ехали на тридцатипятилетие. Клара не знала ни Салтушки, ни Ленки-Спортсменки.
- Нет, не помню.
- Да ладно, какая разница. Поедим, выпьем, развеемся хоть немного. А то совсем закопались в детях.
- Ну, ты, конечно, закопался! Видишь детей только по выходным! Просыпаешься, они уже в садике, приходишь, они спят.
- Ой, Кларка, кончай пилить. Знаешь ведь, работа такая.
- Ну, конечно, работа.
- Не начинай.
- Да ну тебя! – отвернулась Клара.
Замолчали. И молчали всю дорогу до микрорайонов. И даже до квартиры тридцатипятилетней Салтушки.
2
Они опоздали, застолье было в разгаре. В маленькой хрущевке собралось человек тридцать. А то и тридцать пять. Сидели за столом в большой комнате, на стульях и диване в кабинете, даже на кровати в спальне, со стаканами-бокалами в руке. На кухне дым стоял коромыслом, там курили нон-стоп, но по очереди, потому что больше четырех человек на кухне не помещалось. Еды было навалом и самой разной: хочешь ешь салат, хочешь налетай на бутерброды. Кларин муж Ербол налетел на жареную курицу так, будто дома не обедал.
Питья тоже было навалом, и все пили от души. Клара тоже выпила, хотя за пять лет декрета и домашней жизни вроде бы разучилась. Выпила немного вина, и ей полегчало. Ну ничего, что знакомых нет, все-таки развлечение. А то дом и школа, школа и дом. Магазин и базар, поликлиника и детсад. Всех-то знакомых – детсадовские мамашки да мамашки с детской площадки. Подруги давно замужем, с детьми, даже созваниваться перестали. Вышла в школу на работу, и там пока чужая, пришла – ушла. Старые учительницы нос задирают, из ровесниц одна Куралайка, биолог. Хорошая девчонка, повезло с ней. Еще Нуржамал ничего, историчка. Надо бы с ними как-нибудь посидеть, в кафе, что ли сходить. Или в баню. Куралайка в баню «Арасан» звала, говорит, классно. А что, надо сходить. А то закопалась совсем. Правильно Ербол говорит. Хорошо, что согласилась сюда пойти. Ну и ничего, что нет знакомых. Будем знакомиться.
Познакомилась: вскользь – с хозяйкой Салтушкой, пухленькой хохотушкой в кудряшках, поздравила ее, та что-то спросила про детей, мол, у вас два мальчика и девочка? Ответила: нет, у нас две девочки и мальчику три года, а девочкам четыре и пять. Но старшей уже скоро шесть. А, понятно! – сказала Салтушка. – Проходи! Ербольский, тебе чего налить?
- Водочки! – сказал муж, плотоядно оглядывая стол.
Чуть подробнее познакомилась с соседкой слева, женой однокурсника Димыча – однокурсника Салтушки и Ербола, конечно. Сам Димыч, о котором Клара кое-что слышала от мужа, не вылезал из кухни. Жена скучала. Она была очень хорошо одета, очень модно. Ну, насколько могла судить закопавшаяся Клара. Жену Димыча звали Света, и она почти ничего не пила и не ела. Скучавшую напротив другую жену, другого однокурсника, звали Марина. Она была одета похуже и ела больше. О чем с ними говорить, Клара не знала, ну не о погоде же.
А общий разговор за столом был беспорядочный. Тосты, анекдоты, случайные воспоминания, вопросы без ответа, звон бокалов, стук вилок, смех и ржач. Ербол насыщался и наслаждался происходящим. Клара наслаждалась пирогом.
Потом из кухни вышел Марик. Такой же высокий и красивый, как тогда, как всегда, только постаревший, с седыми висками. Как же так, подумала Клара, он же в Америке или в Канаде. Вот ведь как, оказывается, он здесь, в Алма-Ате, а не в какой ни Америке. Надо же!
Марик заметил Клару и улыбнулся:
- Привет!
- О, привет, Марик! – сказала Клара.
Ербол грузно приподнялся из-за стола, и старые друзья обнялись. Они были школьные друзья, учились в разных вузах, странно, что пересеклись.
- Какими судьбами, Марик? – спросил Ербол. – Ты что, знаком с Салтушкой?
- We are first cousins, – сказал Марик.
- Ни фига себе! Как тесен мир! Давно на родине?
- Почти полгода.
- А что так?
- А что не так?
3
Постепенно гости начали расходиться, Клара тоже поглядывала на часы. В какой-то момент выбралась в коридор и позвонила свекровке: как вы там?
Свекровка сказала, что все хорошо и прекрасно, дети накормлены и спят, веселитесь и развлекайтесь. Уже одиннадцать, подумала Клара, куда уж развлекаться. Тут свекровка спросила:
- Ербол, наверное, выпил?
- Есть немного.
- А там нельзя заночевать? Как выпившему ехать? Опасно же!
- Ну, может такси вызовем…
- Такси дорого. Если можно заночевать, заночуйте. Позвоните только.
- Ладно, жарайд.
Клара знала по-казахски несколько слов.
Из кухни доносились между тем обрывки политического спора. Развязный голос Ербола, насмешливый – Димыча, глуховатый, спокойный – Марика. Напившись, Ербол всегда лез в политику, поднимал нацвопрос и являл свою ксенофобскую сущность. «Димыч, катись в свою Рашку! Из-за таких, как ты, мы, казахи, забыли родной язык!». Димыч парировал: «Родной язык забыть нельзя, его можно только не знать». Ербол кричал: «Я говорил по-казахски, пока меня не отдали в русскую школу! До семи лет я жил в ауле!» – «Ага! И пас баранов!» – «Сам ты баран! Катись в Рашку! Воздух чище будет!». Димыч смеялся, Марик разнимал, что-то говорил, глуховато, спокойно. Клара боялась смотреть на модную Свету, ей было стыдно, что Ербол напился и говорит гадости. Потом в кухне стало что-то падать, похоже, кто-то кого-то двинул.
Клара побежала разнимать. Марик держал Димыча, а Клара вцепилась в мужа. Ербол двинул ее локтем по лицу и зацепил очки. Очки упали, и Ербол наступил на них ногой. Хруст, крик. Слезы.
Драка как-то сразу сошла на нет.
Марик вывел Ербола из кухни и повел в спальню:
- Тебе надо поспать, брат.
Но тут Салтушка выскочила из кабинета:
- Нет уж, нет уж! Вызывай такси, пусть едет домой! В своей спальне я люблю спать одна.
Все рассмеялись.
А Марик сказал:
- Хорошо, отведу его к себе. Его и Булу. Он тоже на ногах не стоит. Поможешь, Димыч? Тут рядом. В соседнем доме.
Потом повернулся к Кларе и сказал:
- Пойдем, Кларик!
Клара позвонила свекровке и сказала:
- Мы тут заночуем.
Свекровка обрадовалась и сказала:
- Жарайд, я спать ложусь.
4
Переместились из одной хрущевки в другую. Кроме Ербола и неизвестного Кларе Булы, транспортировали еще четверых «трансформеров», как их назвал насмешливый Димыч. Жена Димыча, встав из-за стола, оказалась высокой, стройной, на каблуках. Клара в душе вздохнула: бывают же красивые бабы, а я совсем колобок и вообще закопалась. Они стояли во дворе возле белого мерседеса и ждали, пока трансформеров транспортируют. Потом Димыч вышел из подъезда, а его жена Света села за руль и сказала Кларе: «Садись! Ты же в центре живешь?».
Но Клара отказалась:
- Нет, я свекровке сказала, что мы тут заночуем. Неудобно мне без мужа возвращаться.
- Ну смотри.
- Дима, а какая там квартира?
- На третьем этаже справа.
- Ну пока.
- Пока.
Укатили.
-Красивая машина! – вздохнула Клара.
Двинулась к подъезду, и тут Марик из подъезда, высокий, красивый:
- Ты где застряла, Кларик? Тут у нас всякая нечисть по двору шастает, опасно.
- Опасно?
- Симпатичным девушкам да в полночь – еще как опасно.
- А в Америке опасно?
- Опасно везде. Такова участь симпатичных девушек.
Поднялись на третий этаж. Храп уже на всю лестницу. Марик запер дверь. Клара осмотрелась.
Марик жил в однокомнатной квартире холостяцкого типа. Из кухни в комнату было прорублено окно, как в фильме «Влюблен по собственному желанию» (Кларе вдруг показалось, что Марик похож на Янковского). Посредине комнаты стояла огромная тахта, на которой сейчас лежало вповалку и храпело четверо бойцов во главе с Ерболом. Еще двоим было постелено на полу. Клара поняла, что ей предстоит бессонная ночь.
Марик, возможно, так не думал. Он усадил Клару в единственное кресло и притащил откуда-то плед; в комнате действительно было прохладновато. Клара устроилась в кресле с ногами, закуталась в плед.
- Ты голодная?
- Есть немного.
- Сейчас пошарю чего-нибудь к чаю.
- Марик, а почему, когда из гостей домой приходишь, всегда есть хочется?
- Наверное, инстинкт. Человеку как зверю нужно подтверждение, что он в родной норе, и в углу зарыты припасенные косточки.
Он погасил в комнате свет и говорил с нею через окошко, из кухни. Глуховатым, спокойным голосом, который ей нравился. Марик всегда был рассудительным. И очень умным.
- Марик, а почему ты уехал из Америки? Не понравилось?
- Скорее, не смог зацепиться. Учеба кончилась, деньги кончились, надоело машины мыть.
- Но тебе там нравилось? Ты бы остался там, если бы смог?
- Нравилось, – лаконично ответил Марик. – Тебе чаю или кофе?
- Чаю! Какой кофе? Сейчас два часа ночи!
- Правда? А, впрочем, я и по ночам кофе пью.
- А как на работу ходишь?
- Спокойно.
Он долго молчал, пока ставил чайник и заваривал чай. Так долго, что Кларе почудилось, что она задремала. Из оцепенения ее вывел звук: это Марик поставил на окошко бокал с чаем и блюдце с какими-то сушками. Кларе вылезла из-под пледа и поплелась к окошку. Она стала грызть сушку прямо у окошка, близоруко наблюдая за Мариком. Тонкий силуэт Марика покачивался у плиты: он стоял перед огромной кастрюлей и шумовкой снимал пену с бульона.
- А что ты делаешь? Суп варишь?
- Сердце! Я варю бычье сердце.
Клара поперхнулась сушкой.
- Вкусно, если со специями. Тут все дело в специях. От специй всегда все зависит. Мы, казахи, не знаем ничего, кроме соли и перца. Ну, чеснок. Узбеки еще зиру используют. А все-таки специй гораздо больше, их тучи. Сейчас можно найти что угодно. Завозят потихоньку. Одно из завоеваний капитализма, так сказать. Нашел тут одну лавочку, у них все можно найти, все, что душе угодно. Вот, например, орегано. Знаешь орегано?
- Нет.
- Да у нас тут никто не знает. Привыкли к преснятине. Чувствуешь запах?
- Чувствую…
Он еще долго объяснял, как и чем хороши все эти специи – для бычьего сердца и вообще.
5
Она отошла от окошка и вернулась в свое кресло, под плед. Ербол и трансформеры храпели на разные лады. Пахло бычьим сердцем и орегано и чем там еще. Глаза закрывались.
- Жизнь там совсем другая, не то, что у нас, – говорил Марик. – Там каждый сам по себе, дружить сложно. За шесть лет у меня появился только один друг, ну, может полтора. В смысле, один нормальный друг, наш человек, с другим разругались. А так там все друг другу приятели, знакомая компания в ближайшем к дому баре. И там надо пахать, конечно. Ну, если хочешь вырваться из ближайшего к дому бара. Или сменить дом. Сделать серьезный апгрейд… Здесь у нас сейчас больше возможностей. Торгуй, чем хочешь, завози, что хочешь. Копи капитал. Я не о тряпках говорю, понимаешь?
- У нас уже тряпок полно, китайских. Тряпками уже никого не удивишь. Недорого, но ярко. Девчонки у меня как куколки в китайских платьях.
- Нет, возможностей много, правда. Думаю развернуться как следует. Уже начал. Надо этот ваш депрессняк разгонять. Адреналину, энергии вам не хватает. Приехал, звоню тому, звоню другому, одних уж нет, а те далече. Один из Афгана пришел и через два года беспробудной пьянки повесился. Другой отсидел за драку и туда же. Повесился. Третий вроде завел свой смоллбизнес, торговал пивом и сигаретами, помер от передоза. Четвертый уехал куда-то в Россию и далее, не поделил что-то с кем-то. Или рэкет задолбал. Не вернется уже. А классный был пацан, Санек, мы с ним за одной партой сидели. Еще один в Академии наук, спивается от нищеты, попрошайничает. Шестой, ну этот…, может, знаешь его, совсем свихнулся, зарабатывает какими-то гнусными статейками, нельзя читать, и разговоры туда же… Общаться не с кем… Пара-тройка героев ушли во власть, так сказать. Чиновнички, блин. Тоже недоступны. Выпил тут с одним, три дня блевал. А эти Салтушкины приятели, местная богема, это просто один сплошной депрессняк! Истерический депрессняк, веселуха-групповуха, на грани, все на грани. Впрочем, художникам депрессняк на руку, они из этого делают деньги. Лучше бы книги писали, описывали этот бардак.
- Мрачная картина! – рассмеялась Клара. – Ты словно про какую-то другую страну говоришь. А мимо меня все это как-то прошло или проходит. Я живу вне времени. Сижу с детками дома или на даче, варенье варю. Мне кажется, жизнь уже наладилась, после катастрофы. Или налаживается. У независимости есть перспективы.
- За что ты мне нравишься, Кларик, так это за такие фразы: «Живу вне времени», «у независимости есть перспективы»… На независимость, на свободу, на перспективы и возможности всем насрать, Кларик! Женщины обычно живут вне времени, живут одним днем, редко кто рефлексирует на эту тему. А ведь от времени все зависит: есть свобода, нет свободы. А перспективы есть всегда, даже если жизнь идет по кругу. Наладилась, так сказать, и пошла по кругу! Это как карусель. Ребенку кажется, что он скачет вперед.
- Но чем это отличается от «жизни вне времени»? Ребенок счастлив на карусели. Он счастлив этим моментом. Я счастлива, когда мой ребенок счастлив. Счастлива, когда играю с детьми, гуляю с детьми, просто смотрю на них…
Клара вдруг вспомнила про детей и затосковала. Она впервые не ночевала с детьми и чувствовала себя виноватой.
- У нашей страны хорошие перспективы, просто отличные. Я уверен, здесь можно будет делать деньги…
- Ох, карты в руки, Марик! Карты в руки!
И так они разговаривали до самого утра. Он, чейн-смокинг, на прокуренной кухне, а она, под пледом, в маленькой душной комнате.
6
За окошком светало. Бычье сердце сварилось. Марик попробовал и одобрил, сказал: «Вроде получилось!», а Клара отказалась. Ербол и трансформеры спали. Иногда кто-нибудь из них с шумом ходил в туалет, а потом снова заваливался спать.
В десять часов Клара позвонила своей свекровке.
- Мы покушали, чай попили, теперь мясо варю, а дети телевизор смотрят. У нас все хорошо.
- У нас тоже хорошо, только Ербол еще спит.
- Ох, пускай спит, ему надо выспаться. Он же так устает, света белого не видит, чтоб нас прокормить.
- Ну да.
- Пусть позвонит, когда встанет.
- Хорошо.
Кларин муж и компания проснулись к полудню, причем Ербол одним из последних. Проснулись в отличном настроении, которое лишь улучшилось, когда они сходили за пивом. Принесли ящик пива и мешок закуски. Бычье сердце тоже пошло на ура. Кухонька всех не вмещала, рассредоточились по комнате. Клара тоже пила пиво, чтобы утолить голод. От пива еще больше тянуло в сон. Мир – если это можно было назвать миром – расплывался перед глазами. Марик поднял тост «за перспективы Казахстана» и подмигнул Кларе. Он стоял в этот момент близко от нее, и она увидела, что он ей подмигнул. Лишь бы у него получилось, подумала Клара. Должно получиться.
За пивом последовала водка. Опохмелившись, Ербол отрапортовал матери, что праздник продолжается, но они скоро приедут. Свекровка, скорее всего, сказала: «Отдыхайте, веселитесь!». Она умела видеть положительное в отрицательном. Сейчас для нее было главным, что Клара и Ербол вместе, как на курорте. Брак будет спасен.
Но Клара и Ербол не были вместе. Ербол курил «с пацанами» на кухне, и там опять бушевали политические и националистические страсти, а Клара, борясь со сном, читала американскую книжку. Марик показал ей полку с полусотней мятых, рваных, карманного размера книжек на английском и сказал: «Это все твое, Кларик! Читай, забирай, наслаждайся!». Отдыхай и веселись.
Клара выбрала Эрику Джонг (или Йонг?): «Как спасти свою жизнь?» – и погрузилась в чтение. Погружение отвлекло и от кухонных страстей, и от вины перед детьми, и от дискомфорта душной комнаты и бессонной ночи. Героиня романа боролась со скачками на карусели, с бессмыслицей острова дураков, с идиотизмом бессобытийного комфорта. Ее метания в буржуазных интерьерах не казались описанием чужой, в смысле, закордонной жизни. Да, подумала Клара, кордоны пали, и обнаружилось, что все у всех одинаково. Наш застой ничуть не лучше их застоя, и в Америке такая же карусель, как в мире наших дофеодальных традиций. Бедный муж считает перспективой повышение зарплаты на двадцать рублей или двадцать тысяч тенге, богатый муж считает перспективой миллионную сделку. Бедная жена не знает, на что купить хлеб, богатая жена не знает, куда себя деть от скуки. Тоскуют все!
И какой же рецепт предлагает Эрика Джонг от этой вселенской универсальной тоски? О, рецепт известен: событие! А что такое событие во вселенной женского романа? Ну конечно. Герой. Сейчас должен появиться герой…
7
До дома добрались в два часа ночи. На такси. Клара не знала, кто за него заплатил, но кто-то заплатил. Марик всучил пакет с книжками, обнял на прощанье. Приехали, поднялись по лестнице кое-как: Клара тащила Ербола. Свекровка была недовольна, конечно, но в то же время и довольна. Она ведь выполнила свой долг. А за мужем невестка не уследила.
Следующий день был началом рабочей недели. Понедельник. Клара проснулась в шесть утра, раньше будильника, и долго пялилась на себя в зеркало, подойдя к нему поближе, почти вплотную. Она не узнавала себя. Теперь она казалась себе слишком худой, даже какой-то изможденной. Под глазами лежали синие тени. Спутанные волосы до пояса покрывали хрупкую фигурку в ночной сорочке. Мыть волосы было некогда, у Клары не было фена, к тому же зима, мороз.
Разбудила детей – проснулись сразу, обрадовавшись: «Мама!» – и стала собирать в садик. Девчонки оделись сами, а с Армашкой, маленьким, пришлось повозиться. Он вставал тяжело, особенно в понедельник. Выходные расхолаживают.
Свекровка отсыпалась. Ербол еще с вечера, то есть с ночи сказал, что возьмет отгул. А Клара пошла на работу. Она преподавала английский в школе, пока на полставки, но с обещанием полной ставки через год. После долгого декрета она работала с увлечением, даже с азартом. Шестиклашки и семиклашки ее радовали.
Вот и теперь. Умнички детки.
Близоруко обводя глазами класс, постукивая мелом по доске и отчего-то все время смущенно улыбаясь, она задавала вопросы по домашнему заданию, объясняла правило, писала новые слова и разбирала текст. Все было как всегда, в общем, нормально. Но девочки-шестиклашки подошли к ней на перемене, обняли и сказали: «Клара Равилевна, вы сегодня такааааая красааааавица! Вы сегодня оооочень чудесная!!!»
И, кажется, дело было не только в очках.
8
Прошло тринадцать лет, в том числе в попытках спасения жизни.
Старшая дочь поступила в КИМЭП, младшая улетела по «Болашаку». Армашка доучивался в школе. Свекровка корила Клару за развод, но смирилась, ведь сама она сделала, что смогла. Ербол женился второй раз, более удачно, чем в первый. Во втором браке у него было двое детей и все хорошо и даже прекрасно.
Клара была замужем, но не вкладывала в брак душу. Она перестала бунтовать, замкнулась в себе и полагала, либо делала вид, что жизнь наладилась.
В две тысячи восьмом году дети зарегистрировали ее в разных соцсетях и объяснили, что к чему. Через «Фейсбук» Клара контачила с младшей дочерью Аселью, оказавшейся за границей, а через другие сети – с младшими детьми (порой сидевшими в соседней комнате) и одноклассниками, некоторые из которых жили в паре кварталов от нее. Клара полюбила соцсети. Она подружилась с одноклассницами, с которыми никогда не дружила в школе. Общаться с ними, не глядя им в глаза, оказалось очень легко. Соцсети обнаружили кучу старых знакомых, утраченных, казалось, безвозвратно. Обнаружение старого знакомого казалось событием.
Клара искала старых знакомых, через Гугл и соцсети, и находила одного за другим. Но кого-то не находила и расстраивалась.
А однажды Гугл сообщил:
«На сорок девятом году жизни скоропостижно скончался известный казахстанский предприниматель и меценат Марат К. Причиной смерти стала острая сердечная недостаточность».
Марик, Марик, долго плакала Клара.
июль 2017
-