Следующие несколько дней Изабель не удалось остаться наедине с Себастьеном.
Более того, она едва ли могла свидеться с ним. Придя к нему на следующий день, она узнала, что состояние его ухудшилось, потому врач приставил к нему профессиональную сиделку. К больному не пускали никого, и Изабель удалось увидеть его только через приоткрытую дверь. Оба только и смогли, что встретиться взглядом, и Изабель содрогнулась, увидев потухшие глаза Себастьена, что вспыхнули лишь на доли секунды, заметив ее. Дни эти тянулись медленно. Время, скованное томительным и напряженным ожиданием, почти стояло на месте. Церковь пустовала, равно как и особняк семьи де Монферрак, где больше не билось нетерпением и предвкушением встречи ничье сердце. Так сильно ожидая одиночества, Изабель не могла и предположить, что оно так коварно, даже предательски настигнет ее. За всю свою жизнь она еще ни разу не встречала человека, с кем могла бы быть откровенной до конца, и вот все внезапно изменилось. Она поверила, что в жизни ее появился человек, с которым она могла бы разделить свое одиночество, и, поделенное надвое, оно превратилось бы в счастье двоих. Это был всего лишь краткий миг долгожданной радости – она снова оказалась одна, рискуя навек потерять то, что многие ищут годами.
Анабель, видя странное состояние своей хозяйки (что, впрочем, заметил бы всякий) наблюдала за той издалека, храня гробовое молчание. Внимание это, естественно, не могло укрыться от Изабель, и та чувствовала не раз, как за ней терпеливо и внимательно следят глаза экономки, вдруг сменившей свою традиционную флегматичность на невиданную услужливость. Возможно, Анабель догадывалась, что некоторое душевное страдание томит сердце Изабель, но в силу деликатности или того расстояния, на котором привыкла держаться в доме, продолжала молчать. Изабель, видя, что молитвы ее напрасны, начала присматриваться к Анабель, вспоминая некоторую умудренность, которую не раз замечала в ее глазах. Та всем своим видом показывала, что откликнется тотчас, стоит только позвать, но Изабель молчала, не представляя, чем ей может помочь экономка.
Прошла неделя, в течение которой Изабель почти не выходила из дому. За это время она два раза заходила в базилику. Ей было тяжело подолгу оставаться там. Она ощущала себя последней безбожницей, поскольку стены храма перестали быть для нее святой обителью, но превратились в символ ее греховного чувства. Она шла сюда даже не для молитвы, уверенная в том, что они могут быть услышаны отовсюду, но чтобы вдохнуть воздух того, кто затмевал для нее образ самого Бога. Здесь было все так же пустынно, возможно, оттого, что Изабель выбирала для своих визитов час, когда отсюда удалялся последний из прихожан. Она садилась в углу на последнюю скамью, на то самое место, откуда когда-то увидела Себастьена. Глядя издалека на огромное изображение Христа в окружении апостолов, что стояло за алтарем, ей чудилось, будто Себастьен смотрит на нее так, как смотрел когда-то, обращаясь с кафедры к ней одной, как смотрел совсем недавно, с любовью и страданием, затаившимися в глазах. Что-то приковывало ее к месту, и она не могла сдвинуться, чтобы уйти. «Не сойти бы с ума», - Изабель делала над собой усилие и уходила.
В эту субботу солнце светило особенно ярко, зазывая всех покидать темные стены домов, чтобы вместе с солнечными лучами выходить на улицу навстречу ясному дню. Птицы с самого утра пели так громко, что даже через плотно закрытые окна в доме слышались их веселые голоса. Анабель несколько раз бросила вскользь, что грех в такой день сидеть в одиночестве, после чего тут же уходила, будто была ни при чем. Она каждый раз упрямо открывала окна, раздвигала шторы, до блеска и скрипа начищала мебель так, что в доме вскоре не осталось ни пылинки. Она заказала кухарке что-то невероятное, и теперь из кухни доносились божественные ароматы, но повторяла Изабель, что та получит угощение только после прогулки. Изабель злилась на экономку, и эти эмоции несколько выводили ее из того оцепенения, в каком она пребывала уже много дней.
- Вы так совсем отстанете от жизни, мадемуазель де Монферрак, - окинув девушку недовольным взглядом, заявила Анабель. – Пойдемте в вашу комнату.
Изабель, ничего не понимая, но и не возражая, последовала за экономкой.
Распахнув двери платяного шкафа, Анабель стала с видом знатока перебирать один за другим наряды.
- Это слишком мрачно, это чересчур скучно, это… Это я бы на вашем месте и вовсе отдала бедным. Вы не думали над тем, чтобы сменить гардероб, мадемуазель де Монферрак? Вы красивая девушка, но бриллиант без оправы – просто камень, нам же нужно произведение искусства.
Открыв рот из изумления, Изабель не ожидала услышать подобные речи от Анабель.
- Да вы просто истинная парижанка, мадемуазель Лоти, - произнесла она, наблюдая за тем, как с невиданной небрежностью кидались прямо на пол негодные наряды.
- Разве я не права? – кокетливо пожав плечами, ответила Анабель. – Вот вы выросли в Париже, а в вас нисколько нет его духа. Важно не родиться тем, кто ты есть, но чувствовать себя таковым по духу.
- Вы желаете заняться моим перевоспитанием? – еще больше удивилась Изабель.
- Почему бы и нет? Кажется, вот это может вам сегодня подойти. Во всяком случае, лучшего у нас пока нет. Но все еще впереди, не так ли, мадемуазель де Монферрак? – улыбнулась Анабель.
- Быть может, вы все же раскроете секрет, Анабель? – спросила Изабель, позволяя себя одевать. – Куда мы собираемся?
- Разве вы не знаете? Я здесь не больше месяца, а мне уже лучше известен этот город, чем вам. Я не узнаю вас, мадемуазель де Монферрак. Ходите, как в воду опущенная. Поверьте, отдых и развлечения – лучшее средство от несчастной любви.
Изабель хотела обернуться на прозвучавшие слова, но Анабель не позволила ей и пошевелиться, застегивая один за другим тугие крючки на спине, и поспешила добавить, засмеявшись:
- Если, конечно, она у вас такая уж несчастная. Теперь мне остается только причесать вас, и все, - она гордо развернула Изабель к себе, придирчивым взглядом осматривая ее с ног до головы.
- Вы не ответили на мой вопрос, мадемуазель Лоти.
- Зовите меня просто Анабель.
Изабель не переставала удивляться странному возбужденному состоянию своей экономки.
- Вы не ответили мне, Анабель, - строго повторила она. – Куда мы идем?
- Вы не слышали о ярмарочных неделях июля? Вдоль главной набережной Сены разворачивается огромная ярмарка. Развлечения, базар, выступления артистов, гулянья и катания на паромах – да Бог весть что еще! Там собирается весь город!
Неужели вы хотели пропустить подобное мероприятие?
- Да я и не слышала ничего о том, - растерянно произнесла Изабель.
- Сегодня первый день. Так что ближайшее время вы уж точно не будете грустить.
Анабель усадила Изабель на стул перед трюмо. Она распустила ей волосы, медленно и аккуратно расчесывая каждую прядь. Изабель бесстрастно следила за отражающимися в зеркале движениями Анабель, которая уверенно делала свое дело. Она безуспешно старалась направить свои мысли по тому руслу, которое предлагала ей Анабель.
Иногда глаза ее встречались с глазами экономки, считанные мгновения они смотрели друг на друга в зеркальном отражении, одна – потерянная, другая – полная жизни, после чего Изабель, не выдерживая первой, отводила взгляд в сторону, мыслями пребывая далеко от предстоящих развлечений.
Несколько минут спустя Изабель смотрела на свое отражение, с трудом узнавая в нем себя. Анабель удивительно искусно причесала ее. Распустив волосы, она чуть заколола их на затылке. Локоны, лежа ровными волнами один к одному, прелестно обрамляли лицо, спускаясь на оголенные плечи. Анабель туго затянула на Изабель корсет, открывающий грудь. Он подчеркивал тонкую талию и лебединую шею. Руки были также открыты, и лишь вокруг плеч шел обод, усыпанный сшитыми из шелка розами. Атласная юбка цвета кофе с молоком отлично сочеталась с молочным верхом, не хватало только маленькой сумочки в руки.
- Я надевала только раз этот наряд, да и было это в Париже, - как будто извиняясь за излишнюю откровенность костюма, сказала Изабель, все еще не привыкнув к своему отражению.
- Немного румян и кораллового оттенка на губы, - добавила Анабель, нежно проводя по щекам Изабель пуховкой.
- Вы пойдете со мной? – вдруг испугалась Изабель, боясь, как бы экономка не отправила ее одну.
- Разумеется, - сосредоточенно заканчивая наносить краску на лицо хозяйки, сказала та.
- Видела бы меня моя мать, - недоверчиво оглядывая восхитительный результат, произнесла Изабель.
- И это бы намного больше порадовало ее, нежели то, как вы кисли столько дней, не выходя из дому.
Изабель улыбнулась про себя, не став, впрочем, спрашивать, как Анабель так быстро смогла изучить Франсуазу де Монферрак.
Анабель собралась очень быстро, сменив униформу на что-то близкое костюму Изабель, и не прошло и пятнадцати минут, как они уже покинули особняк.
Еще не была видна центральная набережная, как уже вовсю слышались звуки музыки, причем громыхала она со всех сторон. Все разные мелодии, веселые и шумные, перебивали друг друга, словно соперничая. Девушки вышли из экипажа, и у Изабель от неожиданности в первую секунду захватило дух: ей показалось, что весь город и даже вся округа собрались здесь. Бесконечные ряды базара с праздничными яркими латками, где можно было найти все от всевозможных кушаний до театральных костюмов. Они тянулись настолько, насколько хватало глаз. Народ толпился, наступая друг другу на пятки, получая наслаждение в этой сутолоке, которую ожидал целый год. Чтобы услышать, что говорили рядом, нужно было кричать, и с непривычки поначалу даже закладывало уши. В толпе слышался заливистый смех, чувствовался жар вспотевших тел. Это были даже не люди, вдруг пришедшие в одно место, но единый организм, живущий своей собственной жизнью. Он двигался в одном ему ведомом ритме, его сердце билось тысячами сердец пришедших сюда, он дышал, плясал и пел, и был этот организм толпой. Странное чувство возбуждения, царившее здесь, начинало передаваться всякому, кто ступал сюда. Здесь все жило атмосферой долгожданного праздника, и казалось, не существовало той печали, которую он не мог бы утолить.
Анабель что-то кричала на ухо Изабель, зарядившись духом веселья. Завидев ту или иную интересную лавку, она бесцеремонно тащила податливую хозяйку туда, начиная с мастерством бывалого торговца предлагать той понравившийся товар. Иногда торговые ряды прерывались, и на образовавшихся участках набережной возвышались сцены, воздвигнутые для ярмарочного сезона. Их было несколько, и, продвигаясь от одной к другой, можно было следовать от одного спектакля к другому. Здесь были и танцы, и пародии, и игры, устроенные для всех желающих, тут были шуты и циркачи, комедианты и заезжие артисты, здесь были всевозможные забавы для взрослых и детей. Изабель невольно улыбалась, видя, как ее встречают улыбками, словно все тут были знакомы друг с другом. Людей соединял праздник, и было неважно, что, когда придет ему конец, многие даже не вспомнят тех, с кем смеялись и веселились в эти дни. От одного оркестра к другому менялись мелодии, и каждая стремилась казаться ярче предыдущей, хотя едва ли находящееся здесь могло соперничать друг с другом в яркости и блеске, так ослепительно и умопомрачительно было абсолютно все.
- Что вы скажете на это, мадемуазель де Монферрак? – запыхавшись от борьбы с толпой, спросила Анабель, склоняясь к уху хозяйки.
- Неужели у них хватит духу еще на несколько дней?
- Вот увидите, все только начинается! – ответила Анабель так, как будто прожила в этом городе всю жизнь.
Изабель ловила на себе такие откровенные взгляды, каких не знала никогда прежде. Праздник заставлял забыть о стыде и смущении. Наверное, то было своего рода недолгое умопомрачение, которое забудется, как только отзвучат фанфары, но пока все действительно только начиналось, и Изабель, сама не ожидая того от себя, вдруг стала чувствовать, как начинает проникаться здешним настроением. Глядя через людей на воду, ей стало казаться, будто даже сама Сена сегодня по-особому плещет волнами, и, если бы можно было услышать во всем этом содоме ее шум, то и он наверняка показался бы Изабель не таким, каким был всегда. На латках, к которым ее так и толкала Анабель, было столько всего, что можно было оставить здесь целое состояние, и даже Изабель, всегда равнодушная к подобным вещам, не могла сдержать блеска в глазах, когда экономка показывала ей то одну, то другую прелестную вещицу.
Пройдя еще немного вдоль набережной, они увидели сразу несколько кафе, что выстроились в ряд, зазывая проголодавшийся народ восхитительными ароматами. В этой части было несколько спокойнее, чем везде. Здесь была более знатная публика, так сказать, сливки местного общества. На маленьких столиках, спрятавшихся в тени зонтиков, стояли букетики свежих цветов, плыл одурманивающий аромат свежесваренного кофе. За столиками сидели пары, молодые и не очень. Кто-то кивнул Изабель, она ответила в знак приветствия, вспомнив именно в эту минуту слова Анабель о том, что живет, пропуская жизнь мимо себя. Она смотрела вокруг во все глаза, всматриваясь в детали и лица, прислушиваясь к звукам музыки и обрывкам долетающих фраз. Изабель изо всех сил напрягала свой мозг, пытаясь отвлечься, потому что больше всего желала сейчас не думать. Она старалась сосредоточить все свое внимание на происходящем вокруг, благо, оно с лихвой позволяло ей сделать это. Изабель из без того приходила в ужас от того, на что согласилась. Она ничего не знала о Себастьене, до нее не доходило никаких слухов, но как говорили в ее народе: отсутствие новостей – уже хорошая новость. Только в этом трусливом оправдании находила она сейчас утешение. Все же, глядя на море влюбленных, встречающихся повсюду в круговерти шумного карнавала, она не могла не думать о Себастьене.
- Присядем? – предложила Изабель, заприметив свободный столик над самой водой.
Солнце стояло в зените. Изабель не взяла зонтика и сейчас чувствовала, как от шума и ярких лучей начинает кружиться голова. Во рту начинало пересыхать, она то и дело подносила платок к вискам, чтобы промокнуть выступающие капельки пота. Она бы с удовольствием отдохнула где-нибудь в тени, выпив стаканчик чего-нибудь прохладного, но Анабель была неутомима, и Изабель, подчиняясь ее настроению, вновь шла за ней в самую гущу событий.
Вокруг центральной сцены столпилось небывалое количество народа. Сильная и ловкая Анабель, крепко схватив хозяйку за руку, протащила ту к самому подножью сцены, пробиваясь змеей через толпу зевак. Пухлый и улыбающийся человек, одетый в нарядный фрак, поднял вверх руки, и вслед за ним толпа разразилась аплодисментами.
- Дамы и господа! – громогласно заявил он. – Имею честь представить вам господина Альфреда Бальмонта, одного из самых крупных рестораторов Парижа, и пусть визит его в наш город имел причиной нерадостное событие, мы все счастливы, что господин Бальмонт посетил нас в дни традиционных ярмарочных недель!
Раздались еще большие аплодисменты, и на сцену вышел молодой мужчина. Изабель внимательно смотрела на незнакомца, отмечая про себя, насколько все в нем было безупречно и галантно. Он был одет в кремовый костюм, на нем исключительно сидел фрак, подчеркивая стать его фигуры и видный рост. Белоснежная атласная бабочка аккуратно сидела под накрахмаленным воротничком, и сам он явился как олицетворение настоящего праздника. Он улыбался, взгляд его скользил по толпе, почти не задерживаясь ни на одном из лиц. Было заметно, что он любит и умеет работать на публику, и неважно, светский ли это бомонд Парижа или старая провинциальная Франция.
- Я приветствую вас, господа, - ясно и громко заявил он, - и смею уверить, что я здесь не только по причинам семейным, но также деловым. Очень скоро в этом городе будет открыто место, где каждый из вас сможет почувствовать дух самого сердца Парижа. Это будет новый ресторан с великолепной кухней и изысканным обслуживанием, где будут рады подарить праздник, которому вы еще не знали равных!
Изабель слушала, внимательно всматриваясь в лицо Альфреда Бальмонта. Обращаясь к толпе, он поворачивался то в одну, то в другую сторону, желая обратиться к каждому, отчего зачесанные назад волосы упрямо падали ему на лоб, придавая его красивому, но бесстрастному лицу оттенок чего-то живого и даже человеческого – единственного, чего не хватало ему во всем его безупречном облике. Изабель могла беспрепятственно занимать себя рассматриванием незнакомца, потому как это отвлекало ее, сама же она при том оставалась абсолютно незамеченной, будучи одним из персонажей многоликой толпы. Она даже отвлеклась, не слушая, что говорил господин Бальмонт, продолжая следить за движением его губ, то и дело растягивающихся в умелой улыбке.
- Прошу любить и жаловать господина Бальмонта! – вновь завопил пухлый человек. – Король ярмарки нынешнего года! Браво! Господин Бальмонт, - человек повернулся к нему. – Теперь, следуя ежегодной традиции ярмарочных карнавалов Труа, вы должны представить нам королеву! Прошу! – воскликнул человек, выбрасывая вперед руки и сам при том чуть не падая в толпу.
Должно быть, такого поворота событий не ожидал даже Альфред Бальмонт. Он вдруг растерялся, взгляд его стал блуждать по тем, кто сейчас стоял перед ним. Он наверняка готов был отшутиться, чтобы снять с себя эту повинность. Толпа улюлюкала и шумела, аплодисменты нарастали, накаляя обстановку и подначивая господина Бальмонта. Изабель подавила смешок, увидев, как вдруг сник самоуверенный парижанин.
- Тихо, господа! – подняв над головой правую руку, рявкнул на толпу пухлый человек.
Люди замерли, как в ожидании чуда. Чудеса, если они и случаются, происходят крайне редко, являясь зачастую простыми совпадениями, и никто, став им свидетелем, никогда не сможет поручиться, чем они закончатся. Взгляд Альфреда проскользнул совсем рядом с Изабель. Замерев на секунду от испуга, она только и успела, как облегченно вздохнуть, как вдруг в следующее мгновение взгляд к ней вернулся. Вернулся таким же уверенным, каким был минуту назад. Альфред смотрел на Изабель так, как если бы ни на секунду ему не пришлось сомневаться в своем выборе. В его глазах появилось даже вроде что-то насмешки, довольной и гордой. Не успела Изабель сообразить, что лучшее средство – спасаться бегством, как Альфред в мгновение ока подскочил к краю сцены и спрыгнул со ступенек. Толпа расступилась сама собой, и вот Изабель уже стояла с ним рука об руку на обозрении ликующего народа. Она не успела ничего понять, перед глазами плыло, и, если бы не мсье Бальмонт, что крепко держал ее за руку, она бы потеряла чувства. Она растерянно смотрела перед собой, пытаясь отыскать в толпе лицо Анабель, но все сливалось перед глазами в одно огромное разноцветное пятно, и она не различала ничего.
- Кто эта прелестная мадемуазель? – приторно улыбаясь, спросил толстяк, растягивая рот чуть ли не до ушей.
- Не более через месяц, начиная от сего дня, ее будут звать мадам Бальмонт! – выкрикнул народу Альфред, и слова его были тут же подхвачены дикими аплодисментами. – Так кто же вы, прекрасная незнакомка? – склоняясь и в учтивом поцелуе касаясь губами кончиков ее пальцев, тихо произнес он, чтобы его вопрос могла услышать только Изабель.
В его смеющихся карих глазах прыгали лукавые огоньки, из них исчезла былая насмешливость, но это только еще больше смутило Изабель. Да и почему он все продолжал держать ее ладонь в своей?
- Изабель де Монферрак, - пролепетала она, ни жива, ни мертва от смущения.
Толпа заголосила еще сильнее, и происходящее далее с неимоверной быстротой захватило Изабель в круговороте событий. На головы обоих водрузили цветочные венки, на шеи надели разноцветные ожерелья из ярких бус и шаров. Люди еще долго аплодировали обоим, после чего расступились, пропуская короля и королеву спуститься вниз. Изабель наивно полагала, что на том ее миссия будет завершена, та же только начиналась. Гулянья подходили к самому разгару. Альфред ни на секунду не выпускал ее руку из своей. Вокруг было так шумно и многолюдно, что, даже если бы Изабель и захотела спросить, у нее едва ли что-нибудь получилось. Она лишь покорно следовала туда, куда подгонял ее людской поток, и мысленно благодарила мсье Бальмонта за то, что тот не отпускал ее, не позволяя ей быть раздавленной. Они очутились в центре, люди обступили их кругом. Где-то совсем близко специально для них зазвучала музыка. Альфред отступил на шаг, галантно кланяясь.
- Позвольте пригласить вас на танец, королева, - лучезарно улыбнулся он.
Любое сопротивление было невозможным. Позволив себя втянуть в эту игру, Изабель могла только подчиняться на радость людям и себе самой на удивление. Альфред Бальмонт крепко обнял ее за талию, и в следующую секунду ей показалось, что она чуть ли не взлетела над землей. Наверное, и вправду ее ноги едва задевали землю, так быстро кружились они в танце. Изабель уже не различала абсолютно ничего из того, что было вокруг, от громыхающей музыки закладывало уши. Единственное, что видела она сейчас перед собой, были глаза Альфреда, темные смеющиеся глаза, не покидающие ее ни на миг. Она несколько раз готова была произнести что-то, спросить, но каждый раз, точно чувствуя это желание, Альфред вдруг делал резкий поворот так, что начинала еще сильнее кружиться голова, и Изабель приходилось и дальше следовать замысловатым фигурам танца. Вскоре она заметила, что к ним стали присоединяться пары, толпа больше не стояла вокруг них стеной, но рассеялась, превращаясь в огромное количество ликующих и танцующих. Одна мелодия сменяла другую. Изабель видела, что им больше не аплодируют. Они больше не были в центре внимания. Альфред же не замечал того или не желал замечать, нисколько не ослабляя силы своего объятия.
Людей было так много, что не раз они сталкивались с другими парами, но здесь не было ни обид, ни недовольства, все только весело смеялись, кивая друг другу так, будто были знакомы уже лет сто. Изабель снова невольно попадала под общее настроение веселья. Она просто не могла не улыбаться, когда отовсюду сыпались смех и улыбки, она также кивала в ответ, отвечала на смеющийся взгляд Альфреда, и на какие-то мгновения просто оказалась поглощенной танцем, забыв обо всем, что происходило с ней еще четверть часа назад. Когда очередная мелодия сменила другую, Изабель заметила, как Альфред стал уводить ее из центра, продвигаясь куда-то в сторону. Наверное, ему самому было несколько неловко от той роли, которой он так нечаянно удостоился. Оказавшись в стороне, там, где музыка уже звучала приглушенней, он остановился и, вновь взяв Изабель за руку, повел ее подальше от круговерти карнавала. Он остановился в стороне от ярмарочных рядов, где в эти минуты было наиболее спокойно. Чуть отдышавшись, он вновь поклонился Изабель, не спуская с нее внимательного взгляда.
- Позвольте еще раз представиться вам, мадемуазель де Монферрак. Альфред Бальмонт. Остальное, что вы слышали обо мне, истинная правда. Я в Труа по делам семейным, но намерен несколько задержаться здесь, памятуя о том, что существуют еще и дела.
- Очень приятно, мсье Бальмонт, - легким кивком головы ответила Изабель. – Настал момент снять с себя корону и прочие королевские почести, - с этими словами она сняла с головы цветочный венок, не зная, куда его деть.
- Насколько мне известно, мадемуазель де Монферрак, праздник только начинается, и нам предстоит и дальше исполнять почетную роль королевской семьи.
- Славная шутка, мсье Бальмонт. Вы, должно быть, никого не знаете в этом городе. Иначе навряд ли кто-нибудь оценил бы ваш выбор.
- Отчего же? Да, я никого не знал в этом городе, но так было до недавнего момента, - многозначительно улыбнувшись, произнес он. – Знаете ли, мне понравились ваши славные традиции, и я чрезвычайно рад, что оказался здесь сегодня. Вам это идет, к тому же у королевы нет права самой снимать с себя корону, - с этими словами он взял из рук Изабель венок и аккуратно надел его обратно ей на голову.
После этого он учтиво подставил локоть, и они медленно направились вдоль набережной в сторону маленьких кафе.
- Де Монферраки, знакомая фамилия, - вдруг заметил Альфред. – В вашей семье не было судостроителей?
- Так и есть, мсье Бальмонт. Мой родной брат Патрик де Монферрак – это уже третье поколение судостроителей.
- Но что же вы тогда здесь делаете? – изумился Альфред.
- То же, что и вы. Дела семейные, - уклонилась ответа Изабель.
- Невероятно! – воскликнул он. – Прямо-таки судьба, мадмуазель де Монферрак! Нужно было оказаться в этом месте и в этот час!
- И выбрать меня из всей толпы, - закончила его мысль Изабель.
- В этом вы ошибаетесь, - он на секунду приостановил шаг, чтобы взглянуть на Изабель. – Разве была толпа? – он впервые серьезно посмотрел на нее. – Я не видел никого кроме вас, мадмуазель де Монферрак.
Изабель смутилась – шутливый тон устраивал ее куда больше. Альфред возобновил шаг, приближаясь к столикам.
- Не забывайте, мадмуазель де Монферрак, что я прилюдно сделал вам предложение, - вновь возвращаясь к веселому тону, продолжал он. – Вы же ничем не возразили мне. Помните, что у нас не более месяца, чтобы обсудить все формальности.
- Крайне неудачная шутка, мсье Бальмонт. Не к лицу вам быть столь опрометчивым, - смело ответила Изабель, усаживаясь за столик.
- Кто сказал вам, что это шутка? – склонившись над самым ее ухом, тихо проговорил Альфред.
- Мсье Бальмонт?
- Благодарю вас, - ответил Альфред, беря из рук официанта, в миг оказавшегося рядом, меню.
Только сейчас, очутившись в тени навеса, Изабель поняла, как устала за пару часов, что пробыла на набережной. Она устало положила руки на столик, не желая ни возражать, ни спорить, предпочитая все принимать за шутку. Вокруг был праздник, и разве можно было в таком безудержном веселье, что царило повсюду, сохранять неуместную серьезность? Она наблюдала, как внимательно Альфред изучал меню, даже не спросив о ее вкусах и пожеланиях. Дома Анабель так и не накормила Изабель обедом, и девушка, ощутив зазывающие ароматы свежей кухни, вспомнила, что была голодна. Альфред сделал заказ на легкий салат из морепродуктов, мясное рагу и воздушное мороженое с фруктами и шоколадом. Официант принес бутылку шампанского и два тонких бокала.
- Труа – столица Шампани. Грех не отведать этот дивный напиток на его родной земле, - сказал Альфред, наполняя бокалы. – Я желаю выпить за чудное знакомство, мадмуазель де Монферрак. Вы не поверите, но раньше я не мог и подумать, что люди не зря говорят, будто нет худа без добра.
- О чем вы, мсье Бальмонт? – спросила Изабель, прислушиваясь, с каким мелодичным звоном соприкоснулись бокалы.
- У нас еще будет время поговорить, не так ли? Я никуда не спешу, к тому же король не может оставить праздника ранее своих подданных, впрочем, как и королева.
Изабель пригубила прохладный освежающий напиток. Она время от времени бросала взгляд на Альфреда, что не снял с себя ни венка, ни яркой безвкусной гирлянды, представляя собой забавное зрелище в сочетании дорогого костюма с атрибутами народного гулянья. Периодически, забывая о еде, он начинал засыпать Изабель вопросами, выспрашивая ее о семье, жизни в Париже и пребывании в Труа. Сам о себе он рассказал довольно кратко, сообщив о смерти отца, что, собственно, и привело его в городок. Разговор этот, который мог бы насторожить Изабель своей навязчивостью, на удивление нисколько не угнетал.
В прохладной тени посреди жаркого дня обоих немного разморило. Альфред ослабил тугой воротничок, поправил бабочку, потом ему захотелось снять фрак, и он повесил его на спинку стула. Должно быть, выпитое шампанское в столь жаркую погоду сыграло свою роль, поскольку взгляд его стал чуть затуманиваться. Теперь он рассматривал Изабель почти без стеснения, заставляя ее краснеть ничуть не меньше, чем в первый момент их знакомства. Альфред, однако, не позволял себе ничего фривольного ни в тоне, ни в словах, соблюдая минимально допустимую дистанцию, и все же Изабель не покидало ощущение, будто она находится под его откровенным и изучающим взглядом.
- Не думайте улизнуть от меня завтра, мадемуазель де Монферрак, - сказал он, когда обед подходил к концу. – Мне не составит труда отыскать вас. Король заедет за королевой на сказочной колеснице точно в назначенный час. Вы будете ждать меня? – он вновь оставил шутливый тон, посмотрев на Изабель пристально и серьезно.
- Как будто у меня есть выбор, - она вновь попыталась отшутиться.
- Ошибаетесь, мадмуазель де Монферрак. Выбор у нас есть всегда, но он отнюдь не означает, что, отказываясь от того, что пугает нас поначалу, мы слушаемся голоса разума. Вот видите, как все получилось сегодня. Вы шли сюда со своими мыслями и, возможно, переживаниями, я шел сюда, согбенный горем, и кто бы мог поручиться, что мы встретимся? Не случалось ли вам переживать то, как, готовясь к чему-то долго и упорно, тщательно выверяя каждый шаг, вы оставались в результате над руинами надежд? В то же время случается порой быстро и легко получить что-то почти шутя.
- Только будет ли это нежданное надежным и правильным? – отвечая на его серьезный взгляд, возразила Изабель, одновременно задумываясь над его словами.
- В нашей власти сделать его таковым! – вскликнул Альфред, откидывая в сторону салфетку.
- Вы так и жили, мсье Бальмонт?
- Я жил по-разному. Возможно, выбери я иной путь, много смог бы избежать, но я шел туда, где мне интересно, не взирая ни на что вокруг.
- Ни о чем не жалеете?
- Нет, - уверенно произнес Альфред. – Не хочу уверять вас, что не совершал ошибок, но все они мои, и это тоже моя жизнь. Даже их я не уступлю никому.
- Вы чрезвычайно уверенный в себе человек, мсье Бальмонт, - заметила Изабель, внимательно смотря собеседника.
- Не встречали таких? – в его голосе зазвучала гордость.
- Встречали и не таких, - в тон ему возразила Изабель, решив не потакать его бахвальству.
- Позвольте, - с этими словами он встал, подавая руку Изабель.
Выйдя из-под навеса, Изабель подняла глаза к небу, пытаясь определить, сколько уже прошло времени, как она находилась здесь. Ей показалось, что солнце уже не палило, но припекало как преддверии вечера, да и стояло оно теперь заметно ниже над горизонтом. Вода в Сене стала темнее, блики на ней – все реже, теперь они были не такими яркими, даже поросли вдоль берега теперь казались более темными и густыми. День без сомнения клонился к вечеру, краски насыщались, всюду преобладали более темные тона, и в воздухе, наконец, стала появляться долгожданная свежесть.
Гуляющих становилось заметно меньше. Торговые ряды редели понемногу, торговцы уходили на отдых в преддверии нового дня. На сценах больше не было зажигательных танцев, никто не веселил народ с прежней неутомимостью, зато начинали кататься по реке паромы и прогулочные яхточки, отплывая от главной пристани, чтобы пройти вниз по течению и вернуться обратно. Вечером здесь всех ожидал новый праздник с неспешными прогулками по набережной, ужинами в открытых ресторанчиках и танцами под луной. Сейчас же наступал момент легкой передышки.
Альфред заметил некоторое беспокойство Изабель и спросил:
- Вы куда-то спешите, мадемуазель де Монферрак?
- Нет, но я очень устала, - призналась она, незаметно озираясь по сторонам в поисках Анабель.
- Вы ищите кого-то?
- Да, свою экономку, - соврала Изабель, только сейчас вдруг поняв, что боится и желает одновременно встретить в толпе совсем другое лицо.
Она заметно погрустнела, рассеянно отвечая на вопросы Альфреда. Держа в руках венок и гирлянду, которые она больше не желала надевать на себя, Изабель ненавидела саму себя. Конечно, ненадолго тоска ее была развеяна, но мимолетная легкость отступила так же быстро, как и овладела ею. Изабель с грустью и неловкостью ловила на себе недоумевающие взгляды Альфреда, который, собственно, ни в чем не была повинен. Изабель даже была благодарна ему за то, что на недолгие часы он помог ей отвлечься, но любому празднику приходит конец, и Изабель, устав от веселья, теперь всей душой желала отдыха.
- Давайте прокатимся на пароме, - предложил Альфред, когда они проходили мимо пристани.
- Не сегодня, мсье Бальмонт. Простите, но мне действительно пора.
Изабель остановилась, готовая распрощаться с Альфредом прямо здесь. Легкое выражение растерянности, которое она уже видела сегодня, вновь налетело на его лицо.
- Я чем-то обидел вас, мадемуазель де Монферрак? – осторожно спросил он.
- Нет, что вы, - Изабель улыбнулась, посчитав, что и впрямь ведет себя в высшей степени неучтиво.
У нее возникало странное чувство неловкости перед Альфредом, как если бы она пообещала ему что-то, а теперь сама же и отказывалась от обещанного. Она видела, как он не находил, что сказать. Не зная, куда деть руки, он запустил их в карманы брюк, держа под мышкой фрак.
- Мне грустно отпускать вас, мадемуазель де Монферрак, - печально произнес он, поднимая взгляд над ее головой и всматриваясь в рассеивающуюся толпу.
Чувство невольной обиды все нарастало, и Изабель желала как можно быстрее закончить это тягостное прощание.
- Обещайте, что мы увидимся с вами завтра, - выручил ее Альфред.
Изабель вздохнула, словно хотела задуматься, но Альфред, такой самоуверенный еще каких-то пару часов назад, показался ей сейчас таким несчастным, что она невольно улыбнулась:
- Обещаю, мсье Бальмонт. Кто знает, когда вам еще придется оказаться в Труа, так должны же вы узнать, что такое ежегодный ярмарочный карнавал столицы Шампани.
Альфред засмеялся, лицо его просветлело. Он взял ее ладонь обеими руками, склонился, надолго припадая к ней губами. Наверное, он еще продолжал бы держать Изабель за руку, если бы она потихоньку не высвободила пальцы. Положение начинало становиться весьма щекотливым.
- Я заеду за вами завтра. Ждите меня, - сказал он ей на прощание.
Изабель поспешила упорхнуть, чувствуя, как он смотрит ей вслед. Она постаралась как можно быстрее затеряться в толпе, больше не ища в ней Анабель. Она доехала до дома, сев на первый попавшийся экипаж.
- Анабель! – крикнула она несколько раз с порога, все еще тяжело дыша от волнения.
Никто не ответил ей. В доме стояла почти гробовая тишина. Изабель прошла прямиком на кухню. Ароматы свежеприготовленной пищи уже улеглись, а блюда, что стояли на плите, больше не возбуждали аппетита. Пройдясь по дому, Изабель нигде не нашла Анабель, решив, что та все еще на набережной. Волнение, охватившее ее раз, больше не отпускало, и Изабель поняла, что желание найти Анабель – лишь повод отвлечь свои мысли. Странно, иногда жизнь может течь день за днем, неделя за неделей, не принося никаких изменений, другой же раз хватает дня, чтобы перевернуть все с ног на голову. Она весь день томилась о Себастьене, но позволила себе веселиться. Она не знала, где он и что он, загоняя в самый дальний угол души страх за него и тоску, и позволила себе улыбаться другому, о существовании которого даже не подозревала всего несколько часов назад, и который, по сути, явился неплохим средством развеяться. Ход мыслей, который отмечала про себя Изабель, ужаснул ее.
Поднявшись в свою комнату, она ничком упала на кровать, даже не снимая одежды. Наверное, она и впрямь слишком много выпила сегодня, к тому же вокруг было слишком много влюбленных, вот она и не удержалась, поддавшись настроению, но сейчас, оказавшись наедине с собой, она ясно поняла, что не сможет пережить этот день до конца, если не увидит Себастьена.
Себастьен – ее тайная и запретная страсть, точно такая же, как и она для него, Себастьен – предмет ее вожделения и спора с самим Богом. Себастьен – она должна отвоевать его у своей и его судьбы. «Моя душа говорит с твоей – значит, ты где-то совсем близко», - подумала Изабель.
Изабель лежала довольно долго, никто не тревожил ее покоя, а сама она была не в силах заставить себя подняться. Она точно собиралась с духом перед решающим шагом, хотя едва ли представляла себе, что это будет за шаг. Странный звук, похожий на стон, заставил ее проснуться. Изабель вздрогнула от звука собственного голоса. Она обнаружила, что смяла руками шелковое покрывало на постели, прижав его к груди. Что-то назойливо и тоскливо скреблось внутри нее, потому она, наверное, и застонала. Изабель села на постели. Запустив пальцы в спутавшиеся волосы, она взъерошила их, чтобы сбросить с себя остатки забытья, после чего встала. Она в нерешительности подошла к зеркалу. Наряд ее был смят и даже неряшлив, зато глаза горели лихорадочным блеском. Она действительно не узнала себя. Поправив прическу, достав из шкафа легкий летний плащ, Изабель постояла еще, раздумывая напоследок, после чего вышла из комнаты.
Она отлично выучила дорогу к дому священника и потому быстро добралась туда. Двери в дом были распахнуты настежь, и, еще не поднявшись на крыльцо, Изабель заметила ту самую женщину, что ухаживала за Себастьеном все эти дни. Здесь же стояли свернутые половики, ведро с водой, а сама женщина усиленно вытряхивала покрывала, преградив гостье дорогу облаком густой пыли.
- А, это вы, мадмуазель! – добродушно улыбаясь, протянула женщина.
- Где же отец Себастьен? – ничего не понимая, спросила Изабель, озираясь по сторонам.
- Он спрашивал о вас. Вот видите, решила заняться уборкой, пока его нет дома.
- Значит, с ним все в порядке? – вырвалось у Изабель, и она не смогла скрыть радости на лице при этих словах.
- Слава Всевышнему! Не знаю, куда он отправился. Возможно, он в церкви или еще где.
Изабель поблагодарила женщину, разворачиваясь обратно к выходу. «Я знала, знала это!» - пела ее душа, пока она, точно на крыльях, летела к базилике Сен-Урбен.
В дни ярмарки никто и не вспоминал о церкви, да и час был уже не тот. Изабель быстро прошла двор, заранее чувствуя прохладу церковных стен и оттого сильнее кутаясь в плащ, а, может, то было просто волнение. Она остановилась перед тяжелой дверью, что была не заперта, но прикрыта. Уже здесь, на крыльце, она слышала тишину, что царила внутри, но все не решалась войти. Наконец, чуть толкнув дверь, замерла на пороге, различив знакомый голос.
На амвоне горели свечи. В вазах стояли цветы, все белые душистые розы, какими обычно украшают храм в дни празднеств. Их тонких аромат с оттенком плавящегося воска заполнял просторное и почти пустое помещение. Он кружил голову, вселяя состояние обманчивого покоя. Изабель увидела Себастьена сразу, как вошла. Он стоял на коленях перед алтарем. Ей показалось, что в эту же самую секунду сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, чтобы упасть рядом с ним, но вместо этого, она вдруг застыла на месте, услышав его слова.
- Если бы я не любил Тебя так сильно, я бы назвал Тебя поистине коварным. В изощренности, с какой Ты уготовил мне ловушку, я не знаю равных Тебе. О, нет, что же я говорю… Я сам выбрал себе дорогу. Сам пошел туда, куда позвало меня мое сердце. Не спросил ни у Бога, ни у человека, дурно это или нет. Я просто ослеп и не могу прозреть до сих пор. Какого утешения жду я теперь от Тебя, когда возлюбил недозволенное, возлюбил сильнее всего в этом мире, сильнее Тебя, Господи?
Запретное! Я вкусил запретный плод, и, как Адам и Ева, должен быть изгнан из рая. Зачем Ты разделил мое сердце на две половины, зачем я не могу найти счастья, ни оставшись с Тобой, ни уйдя с нею? Что больше, что сильнее? Не знаю, боюсь узнать… Я хотел умереть, пусть даже если мне и пришлось бы гореть в адовом племени. Зачем Ты оставил меня на этой земле? Зачем Ты заставил меня узнать всю черноту этого мира, муки ревности и своего бессилия? – повторил Себастьен, потом закрыл лицо руками, склонив голову к коленям.
- Себастьен! – позвала Изабель, больше не в силах слышать этого плача души.
Он вскочил, но не сдвинулся с места, словно не мог понять, бредит он или это явь.
Они простояли так с минуту, после чего, не сговариваясь, бросились друг к другу, соединившись в объятии.
- Зачем ты хочешь умереть, когда впереди нас ждет только прекрасное? – задыхаясь от его поцелуев, что он без стеснения дарил ей перед лицом Бога, проговорила она. – Я не буду внимать твоим словам, и Бог не будет, он уже давно простил тебя, благословил нашу любовь, неужели ты еще не понял этого? Я буду рядом, и ты не сможешь отвернуться от меня.
- Изабель, Изабель, - повторял Себастьен, не переставая гладить ей волосы и плечи, словно все не мог насмотреться. – Я должен был возненавидеть тебя, отринуть тебя, но люблю все сильнее. Ты мое искушение, но какое же сладостное искушение. Ты мое проклятие, но я сам пожелал быть проклятым.
- Себастьен, да посмотри же на себя! Ты – точно такой же человек из плоти и крови, ты молод и красив, в тебе жизнь бьет ключом, чистой родниковой водой, а ты хочешь сгубить ее. Неужели не видишь, для чего ты был сотворен? С тобой я становлюсь самой собой, без тебя я задыхаюсь, всеми нервами ощущая всю поддельность этого искусственного мира. Только в твоих руках я расцветаю, так не убивай же все это! – взмолилась она, желая пронзить его насквозь своим взглядом.
Себастьен пристально смотрел на Изабель, и лицо его вдруг стало подрагивать, искажаясь гримасой горечи. Он делал над собой усилие, чтобы не выдать свои чувства, но они брали над ним верх. Из священника он уже давно превратился в обычного влюбленного. Сжав ее голову обеими руками, он несколько мгновений смотрел на Изабель так, что у нее даже похолодело все внутри от такого дикого взгляда зеленых глаз, после чего вдруг резко притянул к себе, припадая к ее губам. Впервые он целовал ее так, не нежно и любовно, но яростно и неистово. Когда же он сам стал задыхаться, оторвал ее от себя и, Изабель услышала, как он прошептал, прерывисто дыша, у самых ее губ:
- Я тоже, я пропадаю рядом с тобой, моя королева.
Изабель невольно дернулась, услышав это слово. Сначала она подумала, что Себастьен просто назвал ее так, но, увидев его незнакомый горящий бешенством взгляд, поняла все.
- Королева, - повторил он еще раз. – Да что же я делаю, и где! – вдруг воскликнул он, отталкивая ее от себя и выбегая прочь.
Не раздумывая ни секунды, Изабель бросилась за ним вслед. Она настигла его в церковном саду, ближе к старой часовне, там, где особенно густые заросли скрывали их от возможных случайных глаз.
- Прости меня, прости! – он прижал ее к себе. – Кто я тебе, чтобы требовать любви и верности? Я сам готов был сегодня возненавидеть само слово любовь, когда смотрел на тебя. Я видел, как ты улыбалась, как восхитительно прекрасна ты была, и знаешь, о чем я молился в те минуты? Сердце мое как будто живьем вытаскивали из моей груди, я же молился, чтобы ты забыла меня и нашла свое счастье, пусть даже если это и убило бы меня на месте.
- Так ты был там, - растерянно произнесла Изабель.
- Скажи, любовь всегда так ужасна? – с уже нескрываемой горечью воскликнул Себастьен. – Страдать, терзаться из-за того, кого любишь, пребывать в сомнениях, сходить с ума от ревности, улыбаться, когда хочется кричать от боли? Скажи, она всегда есть страдание и слезы? – вскричал он. – Решив служить Богу, я слышал о том, потому и пожелал оградить себя от всего этого. Любить Бога и любить женщину – разное, как пламя и лед, - покачал он головой. – Любить Бога и служить Ему – все равно, что пребывать в райском саду. Он прекрасен и вечен, там день за днем поют птицы и благоухают цветы, там завтра все будет так, как было вчера. Любить женщину – что находиться на снежной вершине. Ты видишь, сколь дивна она.
Ослепительный снег и рядом сочная трава, высокогорные чистые травы и прозрачный воздух, но ты знаешь, что в любую секунду рай этот может рухнуть, поскольку может сойти смертельная лавина. Она накроет тебя, и всему придет конец, - голос его становился каким-то хриплым и последние слова Себастьен проговорил еле слышно, вскинув взгляд к небу.
Изабель слушала, не зная, что сказать в ответ.
- Мы же сами не вечны, Себастьен, так для чего же нам стремиться к недоступному? Все так, но любовь без страха потерь – больше не любовь. Я бы могла бороться за тебя с самим Богом, и я не убоюсь этой битвы. Я не хочу боли и потрясений, Себастьен, но я бы не раздумывала над выбором между мирной и долгой жизнью вдали от тебя и кратким мигом счастья вместе с тобой.
- Меня предадут анафеме. Я буду проклят людьми и церковью, и ты согласишься быть со мной?
- Тебя могут отринуть люди, но не истинный Бог. Он не оставит тебя, а значит и меня. Да что мне суд людей? В маленьких городках, таких как этот, всегда сгущаются краски, и мы порой видим все в ложном свете. Но даже если все и так, лучше я предпочту скитаться с тобой, нежели одной прожить жизнь в золотой клетке.
- А если не одной? – грустно улыбнулся Себастьен, отступая от Изабель на шаг и присаживаясь на мягкую траву.
Изабель взглянула на него, показавшегося ей таким трогательным в эту минуту, и не смогла удержаться от счастливого смеха:
- Разве муки ревности, как вы их называете, не заставляют вас любить еще сильнее?
Себастьен ничего не ответил, только невесело усмехнувшись в ответ. Изабель села рядом с ним, вкладывая свои руки в его и кладя голову ему на плечо.
- Я молился, Изабель, чтобы Бог увел тебя от меня. Если бы ты знала, как сильно я молил Его о том. Ты казалась мне дьявольским соблазном, грязью, прилипшей к подошве моих башмаков, но, чем больше я смотрел на тебя, тем сильнее становились мои сомнения. «Разве она может быть грязью? Разве эта дева с лицом ангела может быть посланницей ада?» - думал я, и ответ становился все очевидней. Я оказался слабым человеком, Изабель, или вера моя оказалась таковой. Не знаю, - он уронил голову, поднеся к своим губам ее ладони.
- Себастьен? – позвала Изабель.
- Да, любимая, - он повернулся к ней, и лицо его вновь озарила улыбка.
- Я всегда буду любить тебя. Всегда. Раньше я боялась этого слова, не верила в него, но теперь узнала, что оно существует.
- Что ты делаешь со мной? – спросил он то ли у нее, то ли у самого Бога.
Он привлек ее к себе, все еще борясь с собой, но уже не в силах противостоять чувству. Он искал ее губы, но в тот момент, когда нашел их, Изабель упала навзничь на траву. Себастьен склонился над нею, упавшие волосы бросали тень на его лицо, и в эту минуту оно вдруг показалось Изабель почерневшим и каким-то далеким. Она в первый миг даже не узнала его черты, а когда он склонился к ее губам, оно и вовсе расплылось и исчезло. Секундный страх, охвативший Изабель, исчез в тот момент, когда на губах ее загорелся поцелуй Себастьена. Она крепко обхватила руками его шею, чувствуя в своих волосах его пальцы и запутавшуюся траву, и, наверное, обоим было сейчас страшно отпускать друг друга.
Высоко на дереве, под которым они лежали, встрепенулась и закричала птица. Потом она сильно захлопала крыльями и взлетела, не переставая издавать пронзительные звуки, напоминающие рыдание. Себастьен и Изабель вдруг замерли, продолжая прислушиваться к удаляющемуся неприятному звуку. Крик этот словно отрезвил обоих. Себастьен поднялся, Изабель – вслед за ним.
- Опасно нам находиться здесь, - сказал он, незаметно озираясь по сторонам.
- Скажи, где тогда? – спросила Изабель.
- Я должен проводить тебя, - уклонился от ответа Себастьен.
Они прошли вместе до конца сада. Себастьен хотел проводить Изабель дальше, но она остановила его.
- Я готова отправиться за тобой хоть сегодня, но ты не сказал мне главного, к тому же нам и впрямь следует быть осторожными.
Он несколько раз поцеловал ее на прощание.
- Каждый день я буду ждать твоего слова, - сказала Изабель, разнимая руки.
Они расстались, каждый уверенный в сделанном выборе. Изабель ликовала: теперь она знала почти наверняка, кто одержал победу в этой битве соперников.