Распластавшиеся, словно тяжело больные, сумерки, озвучились треском кузнечиков. Под их аккомпанемент – одна за одной – я слушал песни. «Ты для меня чужой…», «Однобразные мелькают…» «Город, которого нет…» Я ставил их по несколько раз подряд. И слушал. И переносился в Мир Грёз, ради которого мы собственно все и живём. Искал в нём увянувшие розы, брёл в Город, которого нет. Каждый шаг давался с болью. Но эта боль не была мне чужой. Она была моя… Я брал её в ладони, наполненные слезами, и лепил фигуры. Дрожащими пальцами я пытался согреть, спасти мертвых соловьев. Сдавленное спазмой горло болело будто при ангине, но я уносился всё дальше к своим мечтам … Там я был с Тобой… Мы были вдвоём… Мы стояли держась за руки и смотрели на высокий зеленый трепещущий клён, пронзённый насквозь лучами солнца. Мы слушали как дует ветер, обжигая своим дыханием листву, мы чувствовали его, мы видели его в глазах друг друга… Ветер то успокаивал нас, то вновь принимался шалить… Мы были вместе, были с ветром... В Краю самых белых облаков… Но и там – в оставленных ими на земле самых черных тенях – уже притаилась печаль нашей любви… Внезапно стало так тихо, что было слышно как бежит под одеждами кровь… Мы слушали её голос, повиновались её вечному зову… Мы…
А потом музыка закончилась. И наступила спокойная тишина, в которой я был снова один. Слёзы медленно высыхали под глазами.