По долгу памяти

               

Какое же оно таинственное, это старое кладбище в поселке Шира, заросшее сорняковой травой, из которой выглядывают незабудки, ромашки, васильки и колокольчики. Здесь дико и вольно цветут черемуха и сирень, когда-то и кем-то посаженные. И здесь уже давно не хоронят. Да и сторожа на этом кладбище в помине нет. А иначе бы мародеры не утаскивали кладбищенские оградки на металлолом…
А вот и тот пригорок, в начале кладбища, в самом его уголке. И две могилки рядом. И два креста…Здесь упокоились моя прабабушка Таисия Дмитриевна и моя бабушка Маргарита Константиновна. Здесь весной всегда цветут лютики…
Поклон Вам и светлая память!
Даже солнышко здесь светит по особенному, оно же обогревает души.  А оградку тоже утащили мародеры… Мы с братом Лешкой самый лучший вариант придумали, навозили кирпичиков, огородили дорогие сердцу и памяти могилки, цементом закрепили, выбелили… Покойтесь с миром!
Редко я здесь бываю. Ой как редко… Уж слишком далеко от родных мест закинула меня судьба.
Спасибо Лешкиной жене Людочке – она каждый год и подбеливает кирпичики, и цветочки садит…
А я вот чего пришла-то… Ну поклониться Вам – это само собой…
А главное – рассказать…
Я ведь помню, бабушка, как еще совсем девчонкой держала в руках черно-белую фотографию и как нежно Вы прошептали тогда: «Костенька…».  Единственная фотография Костеньки. Восемнадцать ему было, когда он, собрав нехитрую котомку, ушел на фронт.
И помню, как прабабушка Таисия Дмитриевна, сидя на крылечке и любуюсь черемухой, посаженой ее сыночком, всегда говорила: «Костенька да без вести? Не мог он пропасть на войне без вести! Не мог он незаметно Родину от фашиста защищать… И в плен не мог попасть! Он бы сразу всем вместе взятым фашистским гадам в морду плюнул! Как это без вести?»
Слышу и голос бабушкиной сестры Зинаиды, которая одна на всю семью вслух «правду-матку» резала: «Наш Котька не иголка в стоге сена, чтобы без вести! Это кому-то так понадобилось нас известить!»
А еще помню, как прабабушка всегда наказывала: «Маргарита! Ты двери то на щеколду не запирай! А вдруг Костенька вернется… Ведь и проспать можем…»
Не дождались своего Костеньку! Ни мать, ни сестры не дождались… Хотя там, в мире-то ином, уж точно встретились.

Да вот это «без вести» мне уже покоя не давало… По долгу памяти…
Сколько же архивов я переворошила! Но нашла! Не мог Константин Константинович Модин, юноша-сибиряк, воспитанный в любви к своей Родине, без вести пропасть!
Он достойно прошел свой коротенький, но победный путь.
Боевое крещение принял в июне сорок второго в Воронежской области, на Брянском фронте, удерживая оборону Задонска. А в начале сентября сорок второго 193-я стрелковая дивизия уже вела бои в центральной части Сталинграда. Воины обороняли район рабочего поселка и завод «Красный октябрь». Бои были страшные. Уже к середине октября от дивизии осталось менее полка.
А 14 октября начались самые решающие бои.
Младший сержант Константин Модин был связистом.
Вот так написано в выписке приказов о награждении, найденной мною в архиве: «Не смотря на ураганный артиллерийский и минометный огонь со стороны противника, отчего связь постоянно прерывалась, тов. Модин постоянно восстанавливал связь с подразделениями. Тов. Модин лично под огнем противника доставлял боевые приказы командования в подразделения вовремя и в срок. Достоин правительственной награды «Медаль за Отвагу»
Он погиб 18 октября 1942 года. Награды были даны посмертно: Медаль «За Отвагу» и «Орден за боевые заслуги».

Вот только и сегодня мне не понятно, почему же в извещении, врученном родителям Костеньки, было написано «пропал без вести». Ведь отец его, Константин Григорьевич, умер сразу-сердце не выдержало такого известия. А Таисия Дмитриевна ждала своего Костеньку всю оставшуюся жизнь…

Бабушка! Я нашла Костеньку! И могилу его нашла, братскую могилу…
А 9 мая Ваши правнуки и праправнуки, бабушка, пронесут его портрет в «Бессмертном полку». Не должно быть так, чтобы без вести…