Владимир Голдин
МОКРОЕ ЛЕТО
Кромка ночных облаков, которая ещё только обозначилась на далёком горизонте, вдруг засияла ослепительно огненной причудливо искривленной линией. Внутри этого нарождающегося удивительного пейзажа вспыхнул красный огонь сравнимый, как говорят шутники, с мощью спички равной по мощи средней электростанции. Возникший огонь заискрился в других местах ночных облаков. Пламя спички разрасталось, увеличивалось, подминая под свою силу остатки темноты ночных облаков. Сила пламени перекинулась на задержавшиеся от вчерашнего вечера белые глыбы облаков, и они, порозовев, отступили к западным границам окоём, спрятались в ожидании своего часа.
На востоке разгорался костёр нового дня. Огонь спички приобрел силу солнечной энергии, от которой в глазах Авдонина образовались тёмные пятна, и он, признав, своё бессилие перед силой природы, прикрыв ладонью свои органы зрения, предался приятным надеждам и ожиданиям предстоящего теплого солнечного дня.
Чтобы убедиться в своих ожиданиях Авдонин вышел в свой огород. Он ждал росы, как доброго вестника предстоящего солнечного сухого дня. Авдонин не ошибся, его резиновые сапоги, как только он коснулся травы, покрылись слоем утренней влаги. На всех листьях лежали крупные капли росы. На картофельной ботве влага лежала скромно, не выдавая своего присутствия, Авдонин коснулся её, ощутил холод, обтер руку о борт пиджака. На поникших острых листьях отцветшего цветка «Ириса» роса крупными каплями необычно держалась и не спешила скатываться вниз.
В воздухе стояла необычная безветренная тишина. Казалось, всё живое напряглось в ожидании тепла и ласки, и только бело-желтые головки ромашки да беспокойные листья осины нащупывали какое-то незаметное движение воздуха и отвечали ему легким покачиванием листочков и головками соцветий.
Авдонин глубоко и радостно вздохнул, улыбнулся росе, солнцу и всему живому растительному миру, в котором нашел единение в ожидании сухого и солнечного дня.
Авдонин собрался в лес за грибами. Уже трижды в это мокрое лето ходил он в лес, и каждый раз возвращался с пустым кузовком. Авдонин ворчал себе под нос, возмущался тому, что в областном центре на рынке продавали грибы такие крепкие и аккуратненькие, а он, любитель тихой охоты, каждый раз возвращался ни с чем.
В этот раз Авдонин решил идти на свои «дальние» облюбованные места. Сборы были быстрыми. У Авдонина во дворе деревенского дома всегда висела на гвозде штормовка, в кармане которой уже лежал нож и полиэтиленовый мешок для грибов.
По разбитой автотранспортом колее, среди цветущих трав шел охотник до грунтовой дороги. Укатанная автотранспортом грунтовая дорога плавно уходила в гору, и затем возле двух высоких пихт поворачивала вправо, скрывалась в еловом лесу. Авдонин знал, что за этим поворотом был не лес, а непаханое поле, лес начинался слева от дороги, метров через пятьсот, где стояла стальная труба вместо отметки километрового столба, которую кто-то из строящихся дачников унес с собой, да так и не вернул на старое место.
Авдонин прыжком преодолел кювет, отделявший дорогу от лесного массива. Капли крупной росы брызгами взметнулись в воздух с высокой сочной травы, нагулявшей свой рост в условиях высокой влажности. Капли воды зацепились за брюки Авдонина и приятной прохладой коснулись колена. Лесной воздух, пропитанный запахами мокрой земли, папоротника, крапивы и всевозможных трав проник в легкие охотника. В этот участок леса, где постоянно встречались завалы упавших деревьев, всевозможных скрытых в траве сучков и коряг Авдонин заходил редко и неохотно. Но однажды этот темный лес одарил его красноголовиками, и Авдонин счел необходимым посещать этот участок регулярно.
Авдонин остановился, огляделся по сторонам, но кроме солнечных лучей, проникающих до земли, блеска росы на высокой траве, ветках елок и кустов, грибов не было видно. Авдонин брел по лесу, переступая через сучки и завалы. Авдонин вышел из леса, остановился на кромке поля. Спелая высокая трава, волнами, как на местном пруду, склоняла свою голову под силой ветра.
В неудовлетворенной отсутствием грибов голове охотника начали возникать различные мысли. «Вот, - думал Авдонин, - отдельные члены Госдумы дозрели совсем до антинародного проекта до сбора налогов с отдыхающих на южных курортах страны. Спасение утопающих, дело самих утопающих. Вот она новизна, возникшая в думских головах. Оригинально. По их логике поучается так, что скоро о помощи от народа через думские головы потребуют налога с покупателей владельцы торговых комплексов и прочих магазинчиков. Или ещё в подражание, уж как они любят подражать всему западному, введут налог на сбор грибов и ягод, как в Германии, где посетитель леса не имеет право собирать грибов более двух килограммов, иначе штраф».
- Эх, грибы грибочки, - вздохнул громко Авдонин, - где же вы родные?
Авдонин в сердцах уже замахнулся на грубое слово, но его вдруг остановило какое-то внутренне чутьё, он резко обернулся и радостно замолчал. Под тонким стволом осинки, почти прижавшись к нему, из земли поднялась маленькая ещё не окрепшая красная головка подосиновика:
- Ах, ты мой красавец, - заговорил Авдонин с представителем даров природы, - опершись на колено, охотник нежно срезал гриб, и восторжествовал, - начало положено.
«Не спеши, не спеши, - уговаривал его внутренний голос, - помни уроки своей бабушки, гриб, как и человек, не живет один, смотри вокруг, ищи».
Авдонин шишлял по молодому осиннику, искал пару, появившемуся на свет грибу. Но его поиски были напрасны. Нынешняя погода не дала тепла для размножения грибного потомства. Мысль о бабушке, появившаяся неизвестно откуда не отпускала Авдонина. Какие грибы собирала бабушка, вспоминал Авдонин: красноголовики, обабки, волнушки, сыроежки. Пожалуй, всё. Белых грибов в тех краях, где мы тогда жили, не водилось. Белых груздей было мало, да они все почти всегда были гнилые, черные грузди и всякие путики и сморчки она не признавала. Познания грибов после совместных походов с бабушкой у Авдонина несколько расширились, но основа так и осталась.
В первые послевоенные годы на его неокрепшие плечи и плечи уработаной старушки глава семейства наложил обет, заготовлять на зиму кадушку солёных грибов и насушить, как можно больше подберёзовиков и подосиновиков. Единственной ёмкостью для собранных грибов были оцинкованные вёдра. Ни корзин, ни заплечных кузовков в их семье неводилось, а о существовании полиэтиленовых мешков в те годы, и даже наука ничего не предполагала. Ведра с грибами были тяжелыми, железная ручка с болью давила согнутую руку пацана. Грибы, как на грех, так и вырастали, как по заказу, прямо у дороги. Но заключительный аккорд по сбору грибов всегда ждал юного Авдонина под кустом ивняка на берегу пруда. Это было какое-то заговоренное место, и только для одного его… Бабушка всегда улыбалась подле этого куста, а малец хныкал и недовольный вдавливал красноголовики в переполненное ведро. Где же ты сейчас моя дорогая, Евдокия Павловна, и где грибы…
Авдонин спустился в овраг, на дне которого журчал ручей, всегда сухой в прошлые годы. Под ногами хлюпала влажная глина, заросли крапивы стремились коснуться разгоряченного лица Авдонина, шапки пахучего белого цветка на жестком стебле кружили голову. На противоположном сухом берегу оврага Авдонин встретил знакомые по прошлым походам пустые полиэтиленовые бутылки из-под пива и водки. Яркие белые емкости из-под майонезного соуса блестели на фоне сочной зеленой травы. Все эти отходы человеческого разгильдяйства годами валяю тся всё также на одном и том же месте и будет валяться годами, с той лишь разницей, что этих отходов в лесу становится всё больше и больше.
Охота за грибами не задалась. Авдонин решил выходить из леса на грунтовую дорогу. Но как часто бывает, у самой дороги Авдонину попался крепкий подберёзовик. «Что с ним делать?» - подумал охотник, и положил гриб в полиэтиленовый мешок…
На открытом месте грунтовой дороги сияло солнце, его ласковое тепло проникало в тело Авдонина. Он расстегнул пуговицы штормовки, застёгнутые глухо, как защита от комаров. Осмотрелся по сторонам, где-то, там, на юго-западе висела тень дождевой тучи. Авдонин оставался спокоен, он верил в народные приметы – утром была роса – дождя не будет.