В стройотряде на станции Софрино мы жили в стареньких железнодорожных вагончиках на тупиковой ж/д линии. Работали, соответственно, на железной дороге.
Развинчивали, в основном, старые рельсы. Однажды даже вручную сломали какой-то дом. Ломами да лопатами.
Командовал нами со стороны подрядчика колоритный мужик по фамилии Саломатин. В подчинении его, помимо нас, временно-приблудных, была целая бригада из местных тёток неопределённого возраста и пола.
Так уж повелось на русских железных дорогах: вкалывают исключительно женщины, а командует мужик – этакий ухарь подбоченившийся, вождь-петух при куриной семье.
Все саломатинские курочки были в оранжевых форменных жилетах и все, как одна, разговаривали исключительно матом. Кстати, столько откровенного и грязного мата я никогда ни до ни после не слыхал. Называли они друг дружку исключительно «п…да», ну а дальше… дальше объяснять, я думаю, не надо.
Саломатин, видимо, брошенный однажды в этот тернистый малинник, до сих пор ощущал себя в нём неуютно. Ходил он длинными шагами – будто всё время пытался от своих тёток убежать. И разговаривал с ними исключительно вежливо, тем самым благородно дистанцируясь от их ненормативной лексики.
Впрочем, его лексику нормативной также назвать было очень трудно.
Уж не знаю, из какого глухого таёжного угла прибыл Саломатин в Подмосковье, да только была в его речи одна фонетическая особенность, этакий дремучий диалектизм: дело в том, что наш бригадир патологически не признавал наличие буквы (а точнее, звука) «ф».
Должно быть, некоторые из вас слышали о том, что звук сей пришёл к нам в былые дни из Греции и очень трудно приживался. Но если остальные россияне худо-бедно освоили эту не Бог весть какую греческую премудрость, то Саломатин остался последним из непримирившихся.
- Эй, вы, студенты, валите к семаХВору! – ласково командовал он. – А ты, Петровна, топай в контору, тебя к телеХВону вызывают…
Если мы не успевали к концу смены освоить фронт работ, Саломатин нас подкалывал: - ну ничё, задержитесь малёха. Закончите, так сказать, хвакультативно…
Поначалу мы думали, наш бугор стебается. А потом прислушались и поняли: это не стёб, это диагноз.
В результате за месяц ж/д работ, помимо телехвона и семахвора нами были освоены следующие эксклюзивные слова:
Хвантастика.
Хвухвло.
Хвара.
Хвикус.
Хвикция.
Хвилосохв.
Хвинтихвлюшка.
Хвигура.
Хвакт.
Хваза.
Хвилин.
Хлюиды.
Хвункция.
Хвотограхв.
и, прости Господи, СиХВелис.
Разумеется, хмурый дядька с папкою в руке и изъяном в языке стал для нас притчей во языцех. Каждое его появление вызывало взрывы хохота. А стоило ему открыть рот, мы все просто сползали под стол или, если стола не было, валились на траву в смеховых конвульсиях.
Когда до Саломатина дошло, что причиной смеха является, собственно, он – он очень обиделся. Вспотел. Схватился за голову. Разнервничался и раскричался. Суть его филиппики (ХВилиппики) сводилась к тому, что негоже смеяться нам, образованным над ним, рабочим человеком, ветераном труда, а в армии, между прочим, отличником боевой и Хвизической подготовки.
Напрасно мы пытались его успокоить. Он раздражался всё более и, бегая вокруг нас, срывающимся голосом выкрикивал:
- Ты меня эта… на хву-хву не бери, понял?! Я вам тут тебе не эта… не хвухвло какое-то. И хватит, ваще, ржать тут, понимашь. Я вам тут не хвокусник! Я хвункционально значимая единица, понял? Ишь ты поди ж ты, нашли себе хвраера!!! А сами-то – и есть никто и звать никак! – малолетки! Хвинтихвлюшки, блин! Тьху на вас!
И убежал в лес.
По окончании срока решили мы, что надо с Саломатиным замириться. Скинулись всем отрядом и купили ему подарок – настоящие импортные джинсы. После промасленных латаных-перелатаных строительных штанов они смотрелись на бугре круче, чем на ковбое.
Саломатин прошёлся в джинсах вдоль по рельсам, присел, привстал кверху попой – не жмут ли, затем вернулся к нам, сияя, как надраенная бляха солдата-первогодка.
- Ну как? - спросили мы.
- Хвирма… - гордо резюмировал Саломатин.
И от избытка благодарности позакрывал нам нарядов в два раза больше, чем мы сделали.
Из книги "Маёвский букварь".
http://prochitatel.ru/index/books/207