36 глава. Возвращение

Элла Лякишева
            Фото из интернета
               
                И вагоны бегут на Север,
                И колёса тук-тук, тук-тук.
                И колёса тук-тук, тук-тук.

                Александр Хаз "Баллада о Северах"

     Ещё один день пути. И ещё один.
     Стук колёс всё тревожнее. Грустные мысли о летних встречах, о лёгкой влюблённости в юного московского франта… Будут ли у неё такие же словоохотливые  собеседники, какие были на юге? Скорее всего, нет.
   
  Катя – вся в математических формулах. Римма – завуч и вечно занята административными обязанностями да  спорами с   Теймуразовичем. Другие учителя семейные, у них  свои интересы и заботы.
   Любопытно бывает  поболтать с Яшей, он остроумен, начитан.
 Люба и Cоня больше слушают, чем говорят сами.
 С Михаилом вряд ли будет общение – всё и все против их встреч. 

  Миша… Она иногда вспоминала его летом, но  не лицо, не фигуру –  помнила ощущение дерзости и нежности в сумрачных, исподлобья, быстрых взглядах, когда он, играя на нервах,  надоедал  в библиотеке: 

- Миша, верни Пушкина на место – я могу потом не найти его, если будет нужен.
- Я поставил его к Лермонтову. Они ведь друзья.
- Вовсе они не  друзья, даже не были знакомы.
- Так пусть познакомятся.
- А куда  Гоголя дел?
- Угадайте.
- Больше мне делать нечего, кроме как угадывать.
- К Пушкину поставил. Римма Иосифовна рассказывала, что они были знакомы и Пушкин даже подарил Гоголю сюжет «Ревизора».
- Молодец, ты внимательно слушал. А теперь  пора уходить, я закрываю библиотеку.
-  На репетицию идёте?
- Да. Только ты не приходи, пожалуйста.
- Почему это?
 - Ты мешаешь, отвлекаешь артистов.
- А вас?
- И меня тоже.

  Но он приходил на репетиции, неизвестно, как ему это удавалось, сидел чаще всего молча, наблюдая, - иногда Лина и не замечала его, увлечённая сценическими трудностями. Выступать сам, хотя ему предлагали, Мишка не согласился: он совершенно не умел перевоплощаться (скорее всего, из-за характера, ведь любое перевоплощение по сути – лицемерие, возможность  за чужими словами скрыть себя). Он же, не чувствуя артистического таланта, плохим или посредственным актёром, наверное, быть не желал – ну и правильно.

    Да, первый год был для неё невероятно трудным. И совершенно непривычные условия жизни… И непонятные (поначалу) души деревенских учеников, закрытые для её книжно-романтических устремлений. У них (и их родителей тоже) была своя, тяжёлая в материальном и физическом отношении жизнь, которую городская  жительница не знала.
 
 Иногда Лина самой себе казалась инопланетянкой, заброшенной на чуждую  ей Землю, где свои законы и своё – не такое, как у неё – отношение к жизни. Были, как редкое исключение, и родственные души - Соня и Люба, умные, славные, чуткие. Она любила их, и жалела, и была благодарна за то, что они рядом и можно вместе с ними помечтать о прекрасном будущем! Повезло, что Бог послал ей Римму! Страшно подумать, как Ангелина – с её тонкокожим характером! – смогла бы выстоять, не сломаться в этот сумасшедший год!

   Но был ещё один спаситель (и в буквальном смысле тоже! вспомнился Новый год...) –  деревенский мальчишка. Он  оказывался рядом именно тогда, когда ей было особенно трудно. Его любовь, безоглядная, не считающаяся ни с какими преградами и условностями, не боящаяся ни насмешек, ни наказания – детская и взрослая одновременно, – давала ей силы.

   Лина грустно смотрит в  надоевшее вагонное окно, за которым - череда огней и силуэтов... Лето уже за горизонтом.  Прощай, юг, прощай, синее море. Там  ещё плещутся в солёных волнах отдыхающие, подставляя розовые бока щедрому солнышку, наслаждаясь теплом Черноморья.

  «А ты уже за Уральским хребтом,  в Азии, в дикой, суровой Сибири. Впрочем, зачем придумывать? Никакая она не дикая, но ей нужны твои знания, твой труд», - так думала девушка, приободряя  себя.

     Будем работать. Здесь другая половина её жизни.

  Лучше она или хуже? Нет, так нельзя разделять. Там был отдых, здесь – работа, не всегда лёгкая, но наполняющая дни  важным содержанием и высоким смыслом. Насчёт высокого смысла – это не ради красного словца.  Лина из того поколения 60-х, что было воспитано на романтизированных  комсомольских идеалах и чувстве долга, как бы  банально сейчас это ни  звучало. Она  не забыла  вопроса  Сёмушки Aнтюхина («Вы к нам вернётесь?»), заданного с такой робкой надеждой, что обмануть или разочаровать его была не в силах.

   Но куда деть  запутанный клубок  сомнений, колебаний,  упрёков самой себе? Много было глупостей. Всегда ли поступала так, как следовало? Нет, конечно. Хотела готовиться в аспирантуру, как её предшественница, но даже летом не занималась, хотя время могла выбрать. Не хватает воли и упорства!
 
   Вынесла себе строгий приговор – и уснула под монотонный стук колёс.

  А утром – знакомый старый перрон, автобус, дребезжащий, подпрыгивающий на ухабах, скромные пейзажи…

   Год назад она  породнилась с этой, на первый взгляд, непритязательной северной природой и сейчас знала, что встретят её не только недруги (а где их нет?), но и хорошие  друзья (а это самое ценное!).  А ещё встретят ученики, к которым   успела всей душой прикипеть, привязаться.

   Вспомнила, как сложно добиралась в прошлом году: снег, холод – ох! Вспомнила первую встречу с Михаилом, тулуп из собачьих шкур и улыбнулась невольно.

  Ну, а сейчас – красивая  русская осень, воспетая поэтами и  художниками.

  Вот оно наяву - сияющее золото левитановского холста!   Жёлтые рощицы, убегая назад, приветливо машут ей, сельской учителке, ветвями.
 
  Избы деревенек словно вырастают из-под земли.

  Редкие  островерхие ёлочки  зеленеют скромно.

 Кое-где в палисадниках светятся тёмно-красные гроздья рябин.

 Сиренево-розовые столбики  иван-чая мелькают на косогорах.

 Синие-синие, словно упавшие с неба блюдца озёр… Как  в песне: «Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр» - необычно и красиво!

   Всё  исчезает, словно растворяется за окном  старенького  автобуса.
 
  Наконец-то! Широкий школьный двор. Раскидистый  тополь. Знакомое, прогретое за день солнцем и потому по-семейному тёплое крыльцо-крылечко. Плюхнулась, бросив вещи. Глаза закрыла, подставляя лицо солнцу. Хорошо!   
 
  Радостный возглас Риммы («Синичка приехала!»), обнимание и целование. Огорчение, что Кати не будет – она вышла замуж,  и теперь ей можно не отрабатывать стаж.
 
  Квартиру для Лины заранее нашли  другую, ближе к школе. Пока брели по деревенской улице, из-за оград выглядывали и улыбались им старушки. Пацанята, пробегая мимо, громко "здоровкались", поднимали босыми ногами пыль и, оглядываясь, мчались дальше.
    
  Вечерняя заря расцветила  небо. Лёгкий-лёгкий туман поднимался с окраин. Как же всё-таки здесь по-домашнему уютно! В  воздухе, терпком и тёплом, сгущались ароматы осени и деревенской живности.

  У клуба всё та же огромная растрёпанная сосна над дырявой волейбольной сеткой. На почерневшей стене – та же вывеска под запылённым стеклом, Доска почёта и портреты космонавтов. Те же  кривые жёрдочки. На них, как воробьи, обычно рассаживаются, сталкивая друг друга, ребятишки перед кино и просто вечерами.  Но сейчас никого - все уже в зале. Скоро начнётся сеанс. Только худенькая Зоя, киномеханик, ещё  ждёт опоздавших –  тоже на жёрдочке восседает.
- Нет, в кино мы не пойдём, - рассудительно сказала Римма, - лучше прогуляемся по местному «прешпекту»…
- Идём  к озеру.
 
     Оранжевый  диск солнца медлительно катится к горизонту. После жаркого дня деревня постепенно вся окутывается  голубовато-золотистой дымкой, она рождается на западе, где  солнечный бок степенно нисходит в огненную стихию.
 
  Озеро застыло дивным зеркалом. На его гладкой, без единой морщинки поверхности отражаются, как на картине искусного мастера, прибрежные камыши и опрокинутые  кудрявые вершины леса. 
 
  На околице показалось стадо, сытые бурёнки  утробно мычат, призывая  хозяев. Где-то взлаял  дурашливый пёс. Ему откликнулся гогот  гусей, неторопливо ковыляющих следом за сердитым гусаком. Подруги шли  за ними и смеялись, передразнивая медлительных птиц, но благоразумно побаиваясь  шипящего вожака.
 
 - Да, на юге, конечно, плакатно красиво, - сказала Римма, - но нет там такой вот  сердечной теплоты, о ней лучше всех сказал Пушкин. Как он сказал, помнишь? «Там…
 
      Лина, конечно, помнила:
- Там русский дух, там Русью пахнет!
- Вот. Правильно! Не зря я тебя люблю.
- А ещё, - не удержалась Лина, - «Там чудеса, там леший бродит…»
- Чудес здесь не видать, - комментирует подруга, - а вот леших хоть отбавляй: смотри, как дед Саныч похож!
 
  Заросший бородой до глаз, худой да костистый, опираясь на палку, смотрел на них от калитки из-под нависших бровей сгорбившийся сельчанин. Поздоровались. Он важно кивнул.
   
  Девушки смеются. Летние события и южные встречи, растаяв в вечерней дымке,  показались Лине уже не стоящими  внимания. Римма  рассказала о поездке  с детьми в Ленинград, о том, что привезла для драмкружка бутафорию и грим.

- Было потрясающе! Но подробнее  тебе пусть лучше сами  дети расскажут. Тогда ты лучше поймёшь. Жаль, что тебя не было с нами.

- Это ужасно, что я не смогла поехать. Никогда себе этого не прощу. Надо было быть требовательнее, поругаться с директором!  А вы  обязательно подготовьте  вечер   с рассказом о поездке.

- Можно, конечно. Но у меня другая задумка, - Римма таинственно понизила голос, словно боясь, что кто-нибудь подслушает.
- Какая же?
- Хочу организовать балетную труппу.

- С ума сошла. Где ты в деревне найдёшь балерин и… балерунов - так, что ли, мужчин в балете  называют?
- Не выдумывай. Просто танцовщики. Мы привезли балетные пачки, пуанты, трико, представляешь?

- Представляю, - скептически хмыкнула подруга, - как Лагунов…(или Рощин?)встают на пуанты. В обтягивающих трико. Наши школьные дамы упадут в обморок, не говоря уже о деревенских  бабах. Или, может быть, ты хочешь облачить в трико директора? А что? Фигура у него подходящая, сухопарая. Только как ты его уговаривать будешь? И что скажет его жена? Ты же знаешь, какая она ревнивая. Ещё и на дуэль вызовет! На указках!

     Но Римму насмешкой не проймёшь. Она даже не улыбнулась.

- Ты ничего не понимаешь. Чтобы расшевелить тихую жизнь болота, надо бросить в него большой камень.
- Ну да, ну да, смотри, как бы брызги далеко не разлетелись.
- Пусть летят.       
- Бесстрашная какая.
   
- А знаешь, - Римма задумчиво смотрит на подругу: говорить ли неприятную новость? Надо! Всё равно узнает. – Я тут ездила по делам образования и… В общем, Олю  Зенькову помнишь?
- Конечно.
- Она не будет у нас учиться.
- Почему?
- С ней… несчастье случилось.
 
    У Лины перехватило горло, когда спросила:
- К-какое?
- В общем, мне-то рассказали, но просили никому не передавать, чтобы сплетен не было.
- Я - никому!! Ну, рассказывай же!
- Видишь ли, летом она забеременела. Пошла к знахарке. Открылось кровотечение, и её отвезли в Новосибирск. Там  есть родственники. Ребёнка она, конечно, потеряла, но осталась жива. Но решила не возвращаться.
- А-а-а…
- Ты хочешь спросить, кого подозревают?   
 
   Лина лишь кивнула.
- Изнасилования не было, поэтому и в милицию не заявляли. Летом в деревне разве уследишь? наверное, всё было по любви. Парень - механизатор из соседнего села. Он поехал за ней в город.
- Вот молодец! – невольно воскликнула Лина.

-Молодец среди овец… - критически откликнулась Римма. – Вырвал девчонку из родных мест. Родители вон горюют.
- Ну и где же они сейчас?
- В Дивногорск уехали, на стройку. Надеюсь, не пропадут.
- Эх, хотела бы я тоже!
- Оказаться в такой ситуации?! – ужаснулась подруга. – С ума сошла, Синичка!

- Да нет, ты не поняла. Хотела бы тоже поехать в Дивногорск, на комсомольскую стройку! Там, наверное, здорово!
- Ну, на бумаге всё выглядит здорово, а в жизни – не думаю…
 
    Началась школьная жизнь, и постепенно эта новость отошла на второй план. Михаил помогал колхозу на уборочной, и к первому сентября его ещё не было в школе.
 
           Продолжение:   http://www.proza.ru/2017/07/04/660