Пустоты и Иван Никифорович

Марина Леванте
ПУСТОТЫ  И ИВАН НИКИФОРОВИЧ
( ИВАН НИКИФОРОВИЧ И ЕГО ПАМЯТЬ)


Он проснулся, как всегда в непонятное для него время дня, ибо в комнате, где находилась  огромная кровать,  и на которой по диагонали расположилось его тело, стояла мрачная темнота,  напоминающая провалы той памяти, о которой мы стараемся не вспоминать. Эту мрачность наступившего дня создавали вовсе не задвинутые наглухо тяжёлые шторы, не позволяющие проникнуть в помещение  ни единой  капельке   света, а то состояние, в котором Иван Никифорович прибывал вот, уже долгие то ли десять, то ли двадцать лет, чего он и сам не помнил, или просто не хотел вспоминать. Тот срок, в котором ему чего-то  так не хватало, что он ощущал каждое утро, просыпаясь в одиночестве, и ища свободной ото  сна  рукой, но ещё не пробудившимся до конца сознанием то, что в  этот момент отсутствовало.

Как и в сегодняшнее очередное  наступившее,  то ли ранее, то ли позднее  утро, которое ничего не меняло, как и  ничего не решало для прожившего уже многие лета  человека, Иван Никифорович снова и снова пытался понять, чего же ему так не  достаёт.   Его сознание медленно поплыло по волнам прошлой памяти, всё сильнее  погружаясь в  темноту прошлых  лет, он ощущал себя,  словно в густом тумане, состоящем из мягких,  разорванных волокон,  в  который он   зарывался  ещё глубже,  уже даже с головой, накрываясь розово -  синими облаками, редко мерцающими чем - то светлым, отличающимся от черного мрачного туманного облака, не предвещающего ничего хорошего.

За опущенными веками, на тонкой, почти прозрачной   кожице   которых,  подрагивали  мелкие синевато-красные жилки, а под ними вращалось белое  глазное яблоко, происходило что-то, не ведомое для окружающего мира и знакомое только их   обладателю.

Ещё раз, словно на прощание, протянув руку влево от себя, Иван Никифорович сделал ещё одну попытку,  осознать, чего же ему не хватает, хотя бы сегодня, пусть не вчера и не позавчера, но так и не вспомнил. В этот момент тяжелое,  мрачное чрево тумана, что висело всё это время над ним, не отпуская ни на минуту, будто в ожидании своего часа,  со всей силой рухнуло на Ивана Никифоровича,  и он погрузился туда, откуда, казалось, только что выплыл, словно утопающий, успевший в последнюю секунду ухватиться за протянутую кем-то тонкую  соломинку. Такую же тонкую, как  и зыбкость его сознания.

Оно неожиданно напомнило, что ещё до недавнего времени,  не важно, десять  или двадцать лет назад, он был женщиной,  и ему  не хватало любимого мужчины рядом. На той же кровати, на которой и сейчас расположилось его мужское тело, почти впечатанное туманным жерлом в пустоту  его человеческой  памяти.  Он опять пошарил рукой рядом с собой, пытаясь по нагретому человеческим телом месту, по тому градусу определить, кто же только что находился рядом с ним, когда он был женщиной…

Он,  по – прежнему,  видел  сны, в которых ещё не был Иваном Никифоровичем, и они казались ему сущей неправдой.   Проснувшись часто в  липком поту, мужчина ещё какое-то время продолжал ощущать себя тем, кем был только что,  там, в глубинах  своего подсознания, ему даже казалось, что он всё ещё тот, из тех реалий, но не касающихся его сегодняшнего. А вот это точно было неправдой.  Просто мужчине не хотелось верить в новую и старую правду одновременно, и в свои сны тоже.

А  в тех снах всё было совсем по-другому, он там жил иначе.

Как давеча, ему приснилось что-то из того, когда он,  Иван Никифорович, полный  сил мужчина, искал такого же,  как он сам, рядом с  собой, на той железной кровати ещё с новыми пружинами, и,  найдя, вновь  ощущал себя женщиной, которой был когда-то, то ли десять, то ли двадцать лет назад. Кажется, у него тогда даже были дети, или один ребёнок, дочь,  а он мечтал о сыне, этого он не мог вспомнить достоверно.  Хватало ощущения грядущей потери своего отпрыска в тех снах, когда уже было  не важно,   кто это сын или дочь, один,  или их двое. Чувство утраты было настолько болезненно, что не хотелось знать всю меру этой грядущей  потери, пустоты, что обещала  заполнить потом дыры его памяти в сегодняшнем  будущем.

А пока он трясся среди зимы в  городском транспорте,  уютно устроившись   на холодном дерматиновом сидении и уткнувшись замёрзшим  лицом в стекло, украшенное инеем. Рядом сидела знакомая из его прежней жизни, когда он был женщиной…  А  Иван Никифорович, он только - только освоил премудрости электронной грамоты и даже сильно преуспел в ней. И потому желал поделиться ещё одной полученной  информацией со своей старой знакомой, которой,    ему, казалось, это будет интересно. Та сыпала какими-то,  мало понятными хакерскими терминами,  параллельно разглядывая  новенький  мобильный телефон Ивана Никифоровича, потом, зачем-то полезла в  глубины  этой не хитрой машинки, открыв не только пластмассовую панельку, но и для чего - то вытащив следом  за батареей и  металлическую плату, сплошь  усыпанную  мелкими еле заметными  датчиками… Иван Никифорович с огромным удивлением   наблюдал за происходящим,  в его голове только ударом молнии промелькнуло, что он больше никогда  не сможет с разобранного на мелкие кусочки телефона связаться со своими детьми,  с сыном  или дочерью,  это было не важно,  с кем именно, важно было то ощущение, тоскливого сосания под ложечкой от понимания состоявшейся безысходности.

Нарисовавшийся внезапно  на соседнем сидении  клон его знакомой, один  в один, с таким же крапчатым лицом и рыжими волосами, разница была лишь в одежде, напомнил мужчине, что всё это уже  было с ним, когда он был женщиной, он даже  вспомнил, как эта,  рыжего окраса  тонкокостная маленького росточка  бестия,  у которой в руках только ножницы парикмахера мастерски вертелись, уже пыталась однажды  указать ему  на  отсутствие  у него  навыков регистрации на каких-то сайтах, она уже тогда сыпала нарытой где-то  терминологией, в которой ничего не понимала, как и ничего не соображала в этой жизни. И  потому, хватило лишь  понимания, кто перед ним,  из той его   жизни, когда он был женщиной, чтобы в сердцах воскликнуть, повернувшись лицом   ни к клону, а к его оригиналу:

- Какой идиоткой, ты  была, такой   ты и   осталась…!

А замёрзший городской транспорт,  даже не вздрогнув при этих крамольных словах,   так и продолжил своё движение дальше, увозя с собой и фразу про идиотов,  и обоих старых знакомых Ивана Никифоровича -  клона и его рыжего  оригинала, которого больше он уже никогда не увидит, потому что снова  опускалась уже та,  знакомая будничная  туманная  темнота,  и снова мужчина, будучи только что  женщиной, просыпался  в своей кровати и начинал поиски утерянного рядом с собой, не сознавая в полной  мере, что же  именно   он ищет.

Обнаружив,  уже как всегда, на кровати  просто пустое место, Иван Никифорович не расстроился. Тепло, что хранили смятые с ночи простыни, говорили о том, что свято место пусто не бывает, и он тоже не забывал этого никогда. Он помнил,  как,  вот так же,  по утрам,  проснувшись, от  серой безысходности наступившего дня, теряясь в догадках, что ждёт его сегодня,  нащупывал  рядом с собою такое же сильное мускулистое тело, как  у него самого сегодня, чувствовал сквозь пупырышки кожи, покрытой густой сеткой мелких волосков, твёрдость  душевного спокойствия того человека, что лежал с ним рядом. И успокаивался. Всё было, как всегда, не было поводов волноваться, переживать на темы теперешнего и   будущего мироустройства. Ответы всегда находились рядом. Так ему казалось, или так ему хотелось, будучи женщиной, ощущать под собой оплот надёжности и бережности. Но  так не было на самом деле.

И, однажды,  разуверившись в том, кого он по-прежнему пытался найти около себя    по утрам, женский взгляд трансформировался в  мужской и, глянув на происходящее глазами того, кого никогда в реальности  не было рядом, женское тело  стало  телом  Ивана Никифоровича,  как и его душа, что помнила о том,   кому принадлежала  раньше.
 
Но и этот момент странной двойной жизни одного человека двинулся дальше, как  тот тряский,   обшарпанный транспорт, унося с собой все воспоминания Ивана Никифоровича, оставляя  за  собой  лишь зыбкий  шлейф сновидений,  в которых он мог снова стать женщиной, оставаясь мужчиной, заполняя,  таким образом,   пустоты своей памяти.
 
Но что же тогда, всё искал и искал этот человек, просыпаясь,  каждый раз,  в непонятное время дня, когда за закрытыми шторами, казалось, что он так и остаётся  в ночи, не покидая своих мыслей, что беспорядочно роились в его голове, не  давая возможности полностью осознать происходящего..?


***   
И,  как прекращается  однажды  шторм, заканчивающийся морским  прибоем,  пригоняющим  к берегу мелкую и крупную гальку, водоросли и прочий мусор из водных пучин, так и ураган страстей, происходящий  в голове Ивана Никифоровича,  неожиданно  утихал,  и наступало то утро, когда он, не найдя рядом с собою  того, что искал,  всё же вспомнил, как вечером, засидевшись  допоздна  на кухне, так и оставил там, на столе в одиночестве  своего железного  друга, из которого, собственно,  был и он  сам..  Не будучи Иваном Никифоровичем, ни той  женщиной, так и не нашедшей себе сильного мужчину, не  было у него и  сына или дочери, а только то, щемящее чувство невосполнимой   утраты,   не потерянного,   или случайного опасения невозможности больше связаться со своими несуществующими детьми.

 Просто  Иван Никифорович был одним из персонажей  какой-то  виртуальной игры, действия которой происходили в том, его  железном  друге, случайно забытом им  на кухонном столе, и  в которой может поучаствовать любой человек, став,  кем угодно, представив себя женщиной или мужчиной, оказавшись  в любом временном пространстве,  и  украсив свою жизнь виртуальными «плюшками», означающими то, чего никогда у них  не было и не могло быть, хотя… Кто знает…

Потому  что,  включив подзарядное устройство в розетку, и  услышав,  как микрочастички тока побежали по проводам,   Иван Никифорович ощутил приток крови к вискам в своей виртуальной  голове,  почувствовав,  как медленно, но верно нагревается железо компьютера, он  понял, чего именно   ему   не хватило в тот момент, когда он, не проснувшись  ещё до конца, попытался найти того, кого не было, как всегда,  рядом  с ним.  Это был его лептоп, находящийся  всегда около него, в  изголовье,  почти у самой подушки,  для того, чтобы  протянув руку, и уткнувшись в  его остывший бок, можно  было понять, что ты живой, не виртуальный,  и что всё остальное тебе просто  приснилось,  будь ты Иваном Никифоровичем или кем угодно…

 Всё это было не важно, происходящее с тобой тогда или сегодня, важно было одно, что ты жив  и здоров, а чем ты заполнишь те пустоты, что каждый раз  пытался восполнить  в своей памяти Иван Никифорович, это было дело  каждого, в зависимости от того, что ему приснится в очередной раз и что он сам захочет  увидеть в своих бесконечных снах,  которые никогда не умирают, даже, если и  сам человек  давно  не присутствует в них…


21.11. 2016..