Часовня
- Вечерний Тобольск! - Торжественно и жизнеутверждающе произнес Витя название газеты, какую он мечтал издать в древнем городе на Иртыше.
Это меня раздражало, во-первых: сакральное значение, какое он предавал слову «вечерний», разумея, и, предвкушая в нем столичные мощь, авторитет и признание, окружающие, по мнению Витька, газету особого рода мещанской благостью.
Во-вторых: однажды точно так же, если не более торжественно и жизнеутверждающе, в споре со мной он провозгласил: «городской морг»! - Будто «Город-сад» в стихотворении Маяковского «Рассказ о Кузнецстрое и о людях Кузнецка» или «Миллион тонн кубанского риса!» с транспарантов в Краснодаре в эпоху развитого социализма.
В обоих случаях Витек был неправ: и с «Вечерней Москвой», и с моргом.
Это досужее, техническое вспомогательное издание, может быть, и обозначило в сознании москвичей определенные ритм и традицию. Но Москва - явление полисемическое. Есть Москва – Город Герой, столица нашей Родины.
Есть Москва для москвичей.
И именно как часть мира Москвы для москвичей, в сознанием народа россейского и воспринимается данный газетный заголовок.
А между москвичами и не-москвичами в Отечестве нашем всегда существовали некоторые различия, (см. старинные казачьи песни, «Москве в пояс не кланялись…», - Шолохов! Витек, Шолохов!
Сколько можно тебе повторять: читай, читай! учись! Умудряйся!
То есть, перенесение московского заголовка на западносибирские почвы, попытка излишне омосковить самобытный Тобольск будет отторгнута местными посадскими людьми, включая татар.
Что касается морга, так и здесь Витек попал пальцем в небо. Ибо, зайдя в отделение, находившееся в ведении Ханты-Мансийского управления медико-судебной экспертизы, и увидев сваленные на полу, обезображенные и полуразложившиеся тела «подснежников», - тела: трупы, найденные в лесах, в подвалах домов, канализационных колодцах, на берегах рек и болот, - Витя пережил такое потрясение, что даже не сообразил пройти в помещение следующего отделения.
А в другом отделении, находившемся в ведении Центральной районной больницы, лежали тела умерших от болезней и старости в домашней постели, на больничной койке. Лежали хоть в тесноте, но и в чистоте, аккуратно прибранные, чистенькие, под простынками.
Вернувшись в редакцию, Витек разразился статьей-истерикой, изображая страшное и отвратительное зрелище, увиденное им в отделении судебной медэкспертизы.
В заключение, он беспочвенно обвинил в безобразном виде мертвецов мэрию.
Мэрия же, была не причем. На балансе города морга не было.
Планировали еще во времена Союза в пятом микрорайоне строить вторую городскую больницу, где по проекту предусматривалось и возведение морга. Однако, перестройка набрала обороты, а бюджет города иссяк. Строительство второй горбольницы отложили на неопределенный срок.
Витек был убежден, что морг должен быть непременно городским, и пребывать в муниципальном ведении, - ему так нравилось.
И тогда-то в пылу полемики он мажорно и жизнерадостно провозгласил: «Городской морг!»
И вот, Витьку обратился профессиональный пиарщик Кононов, высоколобый широкоротый субъект в очках, долгое время обслуживавший в качестве консультанта в Екатеринбурге Уралмашевскую группировку, - уральский пиар-асс, как я его называл, - с просьбой продумать, как бы выиграть бой на выборах в Тобольскую городскую Думу, в Витьке родилась идея «Вечернего Тобольска».
На кой ляд политическим хищникам понадобился город в той части тюменской области, где нет нефти? В последствие, я выяснил любопытные обстоятельства, легшие причиной битвы за Тобольск.
Город стоит на рубеже тех тюменских земель, в недрах которых нефть отсутствует и тех, что обогащены черным золотом. Стоявшие к Северу от Тобольска на нефтеносных равнинах лесотундры города нефтяников к началу двухтысячных внешне оставались детищами эпохи развитого социализма. Панельные пятиэтажные и девятиэтажные дома, иногда бесконечно длиннющие, с жирно очерченными горизонтальными линиями крыш, утомляли своим однообразием зрение и угнетали душу.
И часто на выходные жители этих сплющенных Нефтеюганска, Когалыма, Сургута, Нижневартовска: нефтяники, газовики, энергетики ездили на своих «зубилах» семьями в Тобольск с его простором, за обрывом и Иртышем, с его белостенным кремлем и церквами, улицами украшенных резьбою купеческих и мещанских особнячков. И получали то, чего искали, - отдохновение.
Сее обстоятельство, подобно «старому грифу стервятнику», отследили Витек и Кононов, и решили подстерегать нужных людей, там, где они того не ожидают, а затем вкрадчиво, но настойчиво обрабатывать их нужным образом, дабы установить частичный контроль над капиталотворными угодьями у берегов Оби и Пима. Но для начала необходимо укрепиться в Тобольске. Для этого Кононов и ввязался в борьбу.
- Да, да, да. – сказал я, подшучивая над Витьком, - Только я бы увеличил заголовок: «Вечерний Тобольск – Утренняя эрекция».
Витек, чувствуя, что над ним иронизируют, и показывая что он это понимает, при этом, сам способен ценить юмор засмеялся, пронзительно и визгливо.
Все выше изложенное прямо к нашему рассказу не относится. Это был тот информационный сгусток, которым я летним утром, будто жидкостью «Тайга»т от комаров, карандашом «Машенькой» от тараканов или мазью «Звездочка» от простуды пытался оградить себя от того явления природы, кокое я упомянул во второй части предложенного Витьку заголовка.
Физиология!
Власть сродни половому чувству. Либо она вами признана и влавствует над вами, и вы признаете: да, грешник я далее мыслите свое существование, и существуете, под ее скипетром.
Либо власть, ослабла, вы освобождаетесь от ее диктата и с высоты презительно взираете на ярмо плотских утех.
Пограничье, то есть, пространство борьбы сексуального влечения за вас и ваша борьба за свободу от этого влечения, весьма невелико. Серафим Саровский и Блез Паскаль в сущности говорили об одном и том же - о «самой малости», отделяющей нас от погибели и способной, подобно форме носа Клеопатры, радикально влиять на судьбы мира.
Вот, ради того, что бы эта заветная «самая малость» не была нарушена, целиком. - не только ниже пояса, - там, как это бывает поутру с нестрадающими ожирением холостяками, враг уже торжествовал, - но и выше, я погрузился в страстные воспоминания о политических дельцах, задумавших штурм Тобольска.
Однако, извечные болячки человечества, как и вещи традиционные, составляющие его несомненные достоинства, сокрыты в памяти. Память суть информационная инерция. (Зафиксируйте и зарегистрируйте эту истину). Мы продолжаем хранить зависимость, от чего уже фактически не зависим.
Не испытывая никаких позывов к любовному труду, но памятуя об общепринятых рычагах мотивации к оному, - что бы «…деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин», мотиыации, которые на меня тоже ни коим образом не воздействовали, но могли бы воздействовать в будущем, я ощутил предвкушение не от них, но от этого предстоящего воздействия. Стали вырисовываться, как греховные замыслы, так и плоды, кои сулит их воплощение.
Что есть замысел, эскзистенциальный проект? – Массажное средство души-блудницы. (Это тоже отметьте: у кого почерпнули, какого года, какого дня и тд. ).
Я включил свой ноутбук.
Чахлые объявления сайтов знакомств. Уж года три, как я там не появлялся.
Впрочем, эгоизм и игра воображения, - силы способные не только содействовать, но и противодействовать нашему безумию. Так глядя на фото иной женщины трудно противостоять физиогномическим и физиологическим сомнениям. Не дура ли, одержимая какими-нибудь идиотскими идеями и представлениями? Не рябая ли у ней спина и то, что ниже?
Часто диалоги завязывались. Большей частью, общение в электронном формате, принимало дружеские доверительные формы.
Один мыслитель-чекист изрек: «Идеи живут своей жизнью, сами по себе, витают в воздухе вокруг нас, и до людей им дела нет. Люди сами должны отлавливать их».
Может быть, оно и так, однако я бы к тому добавил, люди в своей массе так же совершают движение, словно планета или галактическая туманность, последовательно пересекая один за другим идейные скопления, подобноые поясу астероидов в ближнем космосе.
Так, один мой добрый приятель, Николай с коим мне довелось служить в ВВС, писал стихи, - неплохие стихи, конечно не без влияния других, почитаемых им поэтов: Маяковского, Есенина, Пабло Неруды, Вознесенского и Евтушенко.
К концу службы он замахнулся на поэму о вдохновении и творчестве.
В своем произведении он провозглашал: творить можно и нужно всегда и везде, в любой профессии и должности. Нескольким абстрактным посредственным деятелям: врачу, товароведу и режиссеру Николай противопоставил личностей творческих, трудолюбивых.
В этот ряд должен был встать, если не ошибаюсь, летчик испытатель, кто-то еще, - не помню, - а так же мама автора, простая белорусская, но сильная женщина, дочь партизана, много, и не щадя себя, работавшая ради своих детей, коих воспитывала сурово. Так однажды в детстве она выпорола Николая ремнем, за то, что вместе с другом они поймали девчонку, польку Басю, страшную ябиду, и, стянув с нее трусы, в свою очередь, тоже отстегали только не ремнем, а крапивой.
В финале главки о маме Николай писал
...Совершала подвиг мама, а не накопительство.
Любопытно, через полгода, Евтушенко написал свою "Маму и нейтронную бомбу", что подтверждает мою гипотезу о расположении на орбитах насыщенных идеями ьеманностей.
Николай читал мне отрывки из поэмы, и я запомнил одну из строф, посвященных маме:
Ее бы министром поставить надо,
Ей бы полковником.
И такая баба!
Работала дворником.
Трем женщинам с сайта знакомств, писавших мне о своей работе и выказывавших в своих ремарках решительность характера, я отсылал это четверостишье, с оговоркой: «как писал мой приятель». Да, простит меня Николай!
Две обиделись, а одна полнеющая, но энергическая дама, державшая магазин цветов и декоративных растений в одном из городов Средней Полосы России, похожая на очень молодую режиссера Леознову, круглолицую слегка загнутым вниз носом и почему-то вообразившая, что я - старый еврей-бухгалтер, приняла стихи с воодушевлением.
«Верно! я и юрист, и экономист, и бухгалтер, и продавец, и водитель, - писала она, - и грузчик, и дворник».
Мы долго обменивались посланиями. Она проклинала своего предпринимателя мужа, что оставил ее одну, «бросил в пропасть»!
Как-то я признался ей. Что, когда протирал пыль на трюмо, наводя порядок в своем холостятском логове, понял, чего именно, каких деталей, каких раздражителей мне не хватает, как некогда женатому человеку. Того, что моя бывшая называла «хохоряшками», всевозможные косметические атрибуты тубусы, баночки, флакончики. Тесть, старый монтажник, посмеиваясь, пояснял: «Ну, все эти дела женские: шпатлевки, штукатурки…».
- А то у мужчин своих заморочек нет! - возмутилась моя интернет-собеседница.
- Да, и у мужчин свои есть, скажем, железяки, инструментарий.
- Ну, а что же ревнуешь к косметике, помадам, кремам. теням?
-Я ею не пользуюсь, что бы я стал ревновать? Просто когда-то к ним привык, теперь, обнаружив их отсутствие, взерустнул. А на счет теней… Интересно, почему бы вам, женщинам, их не накладывать на тело. Например, на задницу?
- Когда, дело шло к разводу вернулась из командировки а Москву, - узнала, что муж на даче. Я - на дачу! Смотрю: пара джипов, банька топится. Оказалось он с друзьями и шлюхами, решил порезвиться. Я туда ворвалась устроила страшный скандал и выгнала, выпинала всю веселую компанию. Потом, когда они укатили, вымыла после этой развратной оравы баню, разделась и обнаженная, гордая пошла париться. И тут вернулся муж, - решил отомстить мне за общий облом. Вбежал, подскочил сзади и, что есть силы, дал мне под зад пинка. «Тени» не сходили две недели.
В таком духе шли наши переговоры, пока, отвергнув приглашение отдохнуть на побережье Понта Эвксинского, куда ее приглашал, и даже пообещал надергать для нее пальмочек-дикоросов, моя цветочница не отправилась в Египет.
По возвращении она по-прежнему открыто делилась своими восторженными впечатлениями от Красного моря, подводного плавания с аквалангом, пирамид и прочих достопримечательностей. С не меньшим восхищением она поведала о сексуальных похождениях. «В плане интима все тоже было на высоте. Знаешь, горячие египетские парни»!...
Признаюсь позавидовал резвым египетским парубкам и вскоре прекратил переписку.