Шарфик

Игорь Николаевич Спичиневский
Было это в далёкие семидесятые годы прошлого, двадцатого, столетия. Я вернулся из Армии и был принят на работу на электровозостроительный завод в компрессорный цех на должность сменного мастера. В мою смену входило три машиниста: Алик Новиков, Федя Забава и мужчина непонятного возраста, с ярко выраженными чертами монголоидной рассы, имя и фамилию которого я долго не мог запомнить, а сейчас не могу вспомнить. Работа машиниста была малооплачиваемой, но график работы был – лучше не придумаешь – день, ночь, сорок восемь, а это означало, что отработав дневную смену, ты имел сутки свободные, а затем отработав ночную, ты имел двое суток свободных от общественно полезного труда. Рабочая смена – это отдельный разговор...В дежурке, маленькой комнате вынесенной за пределы компрессорной, находились: диванчик, стол, стул, маленький холодильник и приборная доска с приборами полного контроля и управления компрессорами. Компрессора были большими и ломались крайне редко Раз в месяц был назначен по графику день для проведения профилактических работ. В связи с этим круглосуточноное присутствие машиниста в дежурке весьма символично... У каждого из машинистов была своя заинтересованность в этой работе.  Алик Новиков учился на вечернем факультете в строительном институте, Федя Забава сам строил дом, да и вообще он не нуждался в деньгах т.к. его жена, Нина, работала главным бухгалтером на центральном рынке, а мужчина азиатской внешности торговал на этом рынке корейской морковкой и жаренными зёрнышками из абрекосовых косточек. Азиат был небольшого роста, щупленький, но очень шустрый и запомнился тем, что любуй, сказанную им, фразу нужно было сперва несколько раз повторить мысленно а потом уже попробовать осмыслить, но осмыслению поддавалось не всё им сказанное. Алик Новиков был очень эрудированным человеком огромного роста, около двух метров, с вытянутым лицом, мясистым носом и пухлыми губами. Он яасто жаловался на невозможность купить обувь нужного ему размера, всвязи с этим я спросил у него, а не являются ли проблемой носки такого размера, на что Алик отрицательно покачал головой и произнёс фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Безразмерные носки – понятие растяжимое». Но самой каллорийной личностью был, безусловно, Фёдор Забава. Он, как никто другой, идеально соответствовал своей фамилии. Однажды Алик Новиков пришёл на работу не в восемь утра, как положенно, а около полудня, обьяснив это тем, что до шести часов утра готовился к экзамену, а затем прилёг на часок кимарнуть и проспал. Его рассказ привёл Фёдора в крайнюю степень возмущения и он разразился короткой но эмоциональной речью. Отбросив все непечатные словосочетания, речь Фёдора звучала примерно так: «Ну, я  понимаю, встретил друзей и всю ночь праздновали встречу – вот и опоздал, это бывает, ну, я понимаю, ночевал у любовницы, всю ночь не сомкнул глаз, устал – вот и опоздал, тоже ничего страшного, дело житейское, но опоздал потому, что читал книгу – этого я не смогу понять никогда.» Говорил Федя на «суржике», так у нас называли смесь русского и украинского языков. Когда во время ремонтных работ Федя просил подать ему какой-либо слесарный инструмент (пасатижы, отвёртку, молоток или ключ) он говорил: «Подай мэни ото-тА, оця-цЯ» и при этом левой рукой показывал, что имеет ввиду. Руки у Фёдора были действительно «золотые». Он сам построил дом. Всё, начиная от рытья фендамента и заканчивая внутренней и наружной отделкой дома дело его рук. Даже двери и окна он делал сам. В то далёкое время часные дома строились методом, так называемог, «самозахвата». Где-то на окраине города находился участок заброшенного пустыря и возводился любыми доступными методами дом. Потом хозяин дома писал письмо в отдел быта райисполкома, обосновуя свой поступок отсутствием места проживания. Из райисполкома приезжала комиссия и за определённое вознаграждние, при личном контакте, выписывала штраф за «самозахват» на сумму десять рублей, присваивала дому адрес, выдавала домовую книгу, прописывала семью и давала разрешение на подключению к доступным в этом районе благам цивилизации. В Федином районе он получил разрешение только на подключение к электролинии, а остальные блага цивилизации оставались километров за тридцать от его дома. Было у Феди ещё одно «тайное» хобби – женщины. В этом его безобидном увлечении он достиг весьма значительных успехов. До олимпийских результатов он, конечно, не дотягивал, но на первенстве Украины мог бы выступать с притензией на призовое место. Дело было зимой. Солнце ужЕ закатилось за сугробы, а луна, разбрызгивая холодный жёлтый свет, заставляла вспыхивать редкими искорками снежное покрывало. Далёкие звёзды подмигивали с чёрного небосвода золотистыми булавочными головками. Ветер свистел в трубе и, бросая в окна рыхлые хлопья, гонял по улице стайки мерцающих снежинок. В доме пахло обволакивающим печным теплом. На самотканном коврике у печки, свернувшись клубочком, дремал старый кот. Ходики на стене, монотонно тикая, безотвратно приближали стрелки к цифре двенадцать. Нина, жена Фёдора, заметно нервничая, часто выглядывала в окно, но только одинокий фонарь на дальнем столбе, раскачиваясь от порывов ветра, заставлял танцевать непонятные тени. Наконец-то в начале первого от столба отделился знакомый силуэт и начал приближаться к дому. Войдя в дом с облачком морозного  воздуха, Федя обстучал от снега обувь и начал снимать верхнюю одежду. На вопрос Нины «Где ты был?» рассказал, как на работе сломался компрессор и он вмести со мной, я тогда ещё этого не знал, его ремонтировал. Вопрос «А почему от тебя пахнет водкой?» Федя парировал мгновенно, заранее приготовленной фразой «В компрессорной очень золодно, чтоб не замёрзнуть». Всё! Атака успешно отбита. С видом победителя Федя повесил на вешалку шапку и тулуп, затем, взявшись обеими руками за края шарфика, лихо перебросил его через голову и повеси поверх тулупа... Увиденное повергло Федю в оцепенение – это был не шарфик, а голубые, байковые, женские рейтузы. «Федя, а це шо таке?» спросила Нина. «Та хиба ты не бачишь? Це шарфик. Шар-фик!» только и успел сказать Федя...                Всю эту историю назавтра мне рассказал сам Фёдор после моего вопроса « А почему у тебя с обеих сторон так расцарапанно лицо?».