Благодарность

Людмила Калачева
Даша проснулась от какого-то рёва. Прислушалась. Тишина.
Подумала: «приснилось».
Только стала засыпать, опять….  Поднялась, села на кровать. Показалось, что  за окном кто-то ходит. Быстренько захлопнула створки открытого окошка и бегом в спальню родителей: «папа, папа, проснись, пап!»

«А? Что? Даша, что случилось?» - ещё не совсем проснувшийся отец вскочил с кровати – «Что, Даша?»

«Пап, мне показалось, что за окном кто-то есть».

Пётр Андреевич схватил винтовку, открыл двери.
«Пап, я с тобою!»

Очень осторожно они стали подходить к Дашиному окошку, возле которого стояла роскошная ёлочка. Под нею кто-то копошился. И вдруг оттуда раздался звук, похожий на рычанье какого-то зверя.

«Даша, стой, я сам!»
Достал  фонарик и включил его. Под ёлкой сидел медвежонок и махал из стороны в сторону своей головой. Направленный на него луч света остановил это его движение,  и Даша с отцом увидели, что шерсть животного в крови.
«Пап, похоже,  он ранен».
«Да, похоже на то. Даша, в сенцах лежит мешок, принеси-ка мне его.»

Даша мигом рванулась к дому, схватила большой мешок и подала его отцу. Тот осторожно набросил его на медвежонка,  затем двумя руками обхватил его вместе с мешком и поднял. Медведь зарычал.
«Потерпи, потерпи, милый, сейчас посмотрим, что тут у тебя».


********

Отец Даши – потомственный лесничий. Дед был лесничим, отец был лесничим, вот и его эта участь не обошла.

Правда, после интерната, где он был вынужден учиться, поскольку в лесу, естественно, школ нет, он даже поступил в институт, окончил его, стал инженером-механиком, поработал  десять  лет  на заводе и… потянуло его в лес.

К тому времени  умерла мать. Отец остался в лесу один. На все уговоры перебраться к ним в город,  отвечал категорическим отказом,  и потому Петру приходилось частенько навещать отца.
Беспокоился за него: «Как он там один?»

Когда Пётр попадал в лес, в отцовское  лесническое подворье, то начинал ощущать, что вот оно, то, что ему по душе: свежий воздух, простор и тишина – никаких тебе машин, никакой загазованности – птицы поют, листва шелестит – благодать, да и только.

Да и Дашка, дочка, тоже с удовольствием ездила к деду  в гости. А когда была совсем маленькой и была жива ещё мать, то проводила там и по полгода. А когда пошла в школу, то, как правило, все каникулы.

Природу любила и жена Петра. Она часто составляла компанию мужу и дочке. Как-то он спросил её: «Галь, а смогла бы ты жить тут? Ну если бы мы переехали сюда жить, ну как мои родители?»

Сначала она возмутилась: «Ты с ума сошёл,  а кого я здесь лечить буду? Зайцев, медведей, лисиц?»
Галина была медсестрой в городской поликлинике.
«А Дашка? Ей же учиться нужно. Что, как тебя,  в интернат отправлять?»

Так эта тема и была у них открытой. Пока не умер отец Петра. После его похорон Пётр «встал на дыбы»: «Всё,  я остаюсь здесь!»
«А мы?»
«Галь, давай, вы живите в городе,  Дашка пусть  заканчивает школу, а поступит в институт, ты переедешь сюда, а она пусть в городе остаётся».

На том и порешили. 

И вот Дашка уже студентка.  Перед учебным годом  они с матерью на всё лето приехали в лесничество. Отучится первый курс и мать переберётся к отцу, а она останется в городе.


*********


Пётр положил на стол медвежонка и увидел, что из шеи у него сочится кровь. 
«Так, Дашуня, буди мать. Похоже, что тут нужна её помощь».
Раздвинул шерсть и увидел пулевое отверстие.
«Сволочи!» - выругался он – ну в большого медведя, ладно, а в  маленького зачем же?»

Медвежонок, похоже,  потерял много крови, лежал, почти не шевелился.

Прибежала Галина. Осмотрела, заставила нагреть воды, приготовила какое-то лекарство, большой шприц с иглой. Раздвинув шерсть, сделала ему  укол.
Медвежонок слегка взвизгнул.
«Потерпи, потерпи, милый!»

Обмыли медвежонку шею, выстригли вокруг раны шерсть, промыли марганцовкой рану. Пуля прошла навылет, не задев  никаких органов, только вот крови много потерял, пока добирался до подворья.

Пётр гадал, ну как такой маленький сообразил, что за помощью нужно бежать к людям. А где же его мать? Неужели убили? Утром нужно идти на поиски.

Галина положила на рану лекарство, закрепила лейкопластырем. Медвежонок спал.
Постелили ему на полу одеяло, загородили место стульями .

Лечь поспать больше не удалось. Решали, что делать, везти его утром в ветлечебницу или так оклемается.


Медвежонок на удивление быстро стал поправляться. Ознакомился с подворьем и вскоре уже чувствовал себя там хозяином.

Даша игралась с ним, как с плюшевым медвежонком.  Катала его по полу, поднимала за передние лапы и ставила на задние, насильно открывала ему рот, если он не хотел есть, и засовывала ему чего-нибудь в пасть.

Медвежонку, похоже, это нравилось.
Он так привык к Дарье, что ходил за нею по пятам, рычал на неё, если она от него отмахивалась.

«Пап,  а как мы его назовём? Может, пусть будет просто Мишкой?»
«Ну,  скорее Машкой, ведь это же девочка»
«Правда? Ну Машка, так Машка – и уже  обращаясь  к медведице – Слышь Машка, ты теперь Маша, ясно тебе? Маш, Маша, Маша» - звала она медвежонка.

А она будто и впрямь поняла, что она теперь Машка. Как только услышит Дарьин голос, летит к ней, как стрела. И начинается у них такая возня, ну прямо как у детей.

Родители смеялись.
Лето кончалось. Даше пора было уезжать. Она всё чаще стала сидеть рядом с Машкой, чухать её за ушком и говорить ей: «Вот уеду, ты меня и забудешь, а потом уйдёшь в лес и совсем нас забудешь.»

«Пап, а ты когда  Машку в лес отпускать будешь?»
«Не знаю, дочь. Так привыкли к ней, что даже не представляю, как без неё будем. А отпускать надо.»

Даша с матерью уехали, а Пётр стал всё чаще и чаще брать  на обход леса с собою и Машку, в надежде, что в один прекрасный момент она повернёт в сторону,  да так в лесу и останется.

Но, нет, медведица, как собака, шла рядом с Петром. Он идёт,  и она шагает рядом.  Он присядет отдохнуть, и она тут же возле его ног развалится. Он поворачивает домой и она - туда же.

Так зиму вместе и перезимовали и только весной, когда стало совсем тепло, однажды Медведица свернула на какую-то тропку и… ушла.

Взгрустнул Пётр, но… не век же ей сидеть в его подворье. Пришло время уходить  ей к своим.  Вот только как она, найдёт ли своих,  примут ли её, не попадётся ли опять кому на «мушку»?
Грустила и Дашка.


********

Пётр с Галиной часто прислушивались к звукам во дворе. Им всё казалось, что Машка вернётся.

Прошло два года. Дарья,  как всегда, приехала на каникулы и блаженствовала в тишине и покое.

И вот однажды, она опять услышала рёв. Подскочила. Приснилось, что ли? Но рёв медведицы повторился.

Она сорвалась с места, на ходу  выкрикивая: «Мама, пап, Машка кажется, вернулась.»

Полураздетые они выскочили  во двор: посреди двора стояла красивая медведица, в которой сложно было узнать маленькую Машку, а рядом с нею копошилось четверо маленьких медвежат.
«Стоп – скомандовал отец – не подходить, малышей не трогать, разорвёт».

Они стояли на крыльце, тесно прижавшись друг к другу, а медведица всё урчала и урчала, подталкивая своих детёнышей к крыльцу.

«Маша, Маша, ты привела своих детёнышей показать нам? – щебетала Дарья – какие они у тебя красивые, а какая ты стала большая,  да красивая. Машка, я по тебе скучала. Ну дай я тебя за холку потреплю, ну иди сюда…»

А медведица поурчала-поурчала,  а потом стала подталкивать своё потомство к калитке. Возле леса  оглянулась, и через минуту  семейство скрылось в лесу.

А Даша с родителями долго ещё обсуждали пришествие гостей.

Неужели Машка запомнила добро, которое она увидела от людей, неужели не забыла их, неужели в благодарность за их отношение к ней, она пришла и привела своё потомство, чтобы показать своим покровителям, что у неё в жизни всё хорошо.