Фото, картины и текст путешествия - Яна Боме.
Изображение можно увеличить колёсиком мыши, удерживая клавишу Ctrl.
От составителя
Упорядочивая содержимое своих жёстких дисков на ПК в связи с приобретением и установкой нового диска 3 Тб, обнаружил в архивах преподнесённую мне в своё время эпопею путешествия по Северному Уралу тюменского художника Яна Боме. Кроме того, Ян Анатольевич великодушно подарил на флешку несколько сотен снимков Урала и своих полотен.
Ещё раз вместе с путешественником восхитился Великими и Вечными творениями природы, завидуя яркому авторскому описанию странствования. Вместе с Яном Анатольевичем разделил тревогу об отношении современных дикарей к природе: «Через пару сотен метров, завернув за плотно стоящие ели, путь мой заканчивается на небольшой поляне, в центре которой стоит одинокая сосна к стволу которой на высоте двух человеческих ростов приколочен большой деревянный круг на котором красными большими буквами написано: «Здесь были Владик и Петя». Поляна же представляет собою свалку и отхожие места. Как же загажена наша, некогда прекрасная природа России, её же детьми – всевозможными Педиками и Владиками! Грустно и гадко».
Знакомая картина для всех, кто бывает в российских лесах...
Жаль, что такое произведение «пылится на полках» моего компьютера. С позволения Яна Анатольевича публикую здесь его чарующий рассказ и несколько фотографий о красотах Северного Урала глазами художника. Полагаю читателям нашего сервера будет небезынтересно побывать на дикой природе вместе с ним.
* * *
«Зайди ко мне срочно. Для тебя у меня кое-что есть…» Это позвонил мне мой старый друг, художник и непоседливый путешественник. Я знаю его оригинальность и непредсказуемость. И все же мелькнула мысль: «Снова будет соблазнять куда-нибудь ехать …» Подъехав к многоэтажке, я взглянул наверх, где в мансарде расположены мастерские тюменских художников. В высоком окне показалось знакомое седобородое лицо. Открывает форточку и выбрасывает ключ от входной двери – заходи.
Закончилась длинная лестница (лифт не предусмотрен). Звякает колокольчик, открывается дверь. Радушная улыбка, зеленоватые глаза, в которых прыгают чертики. Раздеваюсь и прохожу. На столе знакомая карта и пыхтящий чайник. «Так и есть. Опять куда то собрался ехать. Сейчас будет, как библейский, змей искушать меня» - мелькнуло в голове. Я уже девять лет вижу эту карту северного Урала и почти наизусть выучил строки из разных печатных источников о тех красотах. Я очень люблю Урал и достаточно хорошо поездил по его средней и южной части. Но поездки на северный Урал почему-то откладывались по разным причинам, порою не столь уважительным.
Широким движением фокусника, мой друг выбрасывает на стол пачку фотографий. Горы, камни, водопады, тайга. Снимки любительские, но дух захватывает. Особенно впечатляюще выглядят водопады. Смотрю и не могу оторваться. Давно остыл травяной чай. Такой чай заваривает только он. Вкусно, полезно и даже пикантно. Чертики из его хитроватых глаз давно выпрыгнули и крутятся вокруг меня все быстрее и быстрее. Я сдался: «Когда ЕДЕМ?». «С первого сентября у меня начинаются занятия. Ты же знаешь, что мне приходится подрабатывать к пенсии. Остается пять дней» - говорит он.
Намечаем маршрут, скрупулезно считаем километраж и предстоящие дорожные расходы. Тысяча километров. Из них примерно сто в неизвестность и бездорожье.
Дома, забросив все осенние хлопоты, мы рьяно подключились к сборам в дорогу.
Наша синяя «Ока» – единственно доступное после велосипеда средство передвижения для российского пенсионера, честно заработавшего свои пенсионные три тысячи рублей (вот бы на такую зарплату жили наши законодательные чиновники), до верху загруженная одеялами, палаткой, котелками, ведрами, продуктами, этюдниками, красками, фотоаппаратурой и чем-то еще, ждет своего долгого пути.
Воскресенье. Предрассветное небо начало светлеть и мы - два седобородых художника и хрупкая, но очень азартная к путешествиям женщина – весело мчимся по колдобистому асфальту в сторону Екатеринбурга. Колдобины и развороченные ремонтом участки дороги сменяются новыми удобными раздельными трассами, идущими на север от столицы Урала. Светло, чисто, просторно и наша Окушка иногда позволяет себя пришпорить до ста двадцати километров в час. Заправляемся сами и кормим машину где то около Серова, пройдя почти семьсот километров на тридцати литрах бензина. Четыре литра на сотню километров – для отечественного автопрома весьма неплохо.
Хмурится небо, безлюдная дорога поднимается выше. Выше и глуше становится лес по ее сторонам. Вечереет. Город горняков Североуральск празднует свой шахтерский праздник. С трудом у нетрезвых встречных узнаем, как проехать в сторону Покровска. Каменистая проселочная дорога рыжей змеей вьется среди высоких сосен, то падая вниз, то круто поднимаясь. В самых низких местах дорогу перерезают неглубокие, но быстрые и холодные горные речки с шаткими деревянными мостиками над ними. Накрапывающий дождь переходит в морось закрывающую не только вершины гор но и вершины деревьев. Возможно, это тяжелые облака спускаются так низко. Крутыми виражами объезжаем огромные глубокие лужи с лежащими в них камнями размером с конскую голову и больше. Кажется, что иной участок дороги горизонтален, но потоки воды по краям ее, мчатся с силой навстречу нам, а машина едва ползёт на второй передаче. Нередко приходится переходить и на первую. Встречные машины, в основном УАЗы, ГАЗы и Москвичи попадаются все реже, да и дорога становится уже и хуже. На одном из перевалов, куда мы ос скрипом души и воем мотора заползли, стоит дублированный указатель Европа – Азия. Первый напоминает старинный верстовой столб, а второй скромный кладбищенский памятник, несостоявшемуся в удаче криминальному авторитету. Едем ужасно долго и потеряли счет километрам. На знаменитой карте моего друга уже нет никакой информации, и свои штурманские функции он выполняет по наитию. Маленькая, хрупкая наша спутница - мой сменный водитель предлагает сменить меня за рулем. Но такая дорога, в которой расслабиться нельзя ни на миг, позволяет чувствовать себя мужиком за рулем. К тому же эти условия вождения напомнили мне мою шоферскую юность, которая формировалась в условиях сибирского бездорожья, а это практически - Ралли–Трофи.
Смеркается. Навстречу попадается белая ГАЗель. Сигналим фарами, останавливаем, спрашиваем – далеко ли до реки Улс? Водитель - уставший, но добродушный охотник, пожимая плечами, говорит, что точно не знает. «Может быть двадцать, а может и все тридцать километров. Но вы туда вряд ли проедете на вашей машинке, впереди грязь». Едем дальше. Вдруг дорога раздваивается. Мой штурман говорит: «Я чувствую, я уверен – надо ехать прямо». Едем прямо. Дорога становится вообще мало проезжей. Длинной тонкой прямой нитью отслеживает она рельеф. Грязь и почти нет естественной щебенки. Далеко внизу виднеется достаточно большая горная речка – это Улс. Крутой глинистый спуск. Если спустимся, то вряд ли поднимемся. Но не возвращаться же, проехав почти тысячу километров. Благополучно спускаемся, проезжаем ветхий деревянный мостик, под которым шумно перекатываясь по валунам и галечнику струит свои воды Улс.
Достаточно быстро поднимаемся на другой берег, сворачиваем вправо и в мелкой мороси, среди больших камней и широких луж едем еще двенадцать километров до горного распадка , в котором течет и падает с камней маленькая, но очень строптивая речка Жигалан. Вот она – мелкая и очень быстрая, шумная и говорливая с чистой и необыкновенно вкусной водой. Сворачиваем в лес на чей-то пустующий бивак уже в темноте ушедшего дня. При свете фар готовим ночлег и ужин. Мой друг оказался не только хорошим штурманом, но и превосходным костровым. Его костер не гас два незабываемых дня и три ночи.
Ужин, путевые сто грамм, уже известный фирменный травяной чай. Устали, а спать не хочется. В вершинах сосен и кедров шумит ветер, разгоняя низкие облака. В высоком, почти черном небе проглядывают необычно яркие звезды. Тишина. Хорошо слышно, как рядом внизу перекатываются по камням речные струи, а где–то далеко и выше слышится гул падающей воды. Благоговейно молчим и долго слушаем эту музыку мироздания.
Ложимся спать. Штурман, костровой, чаевед и любитель путешествий, вполз в свою одноместную палатку–эгоистку, а мы – два водителя из которых один механик, художник и фотограф, а другая - хороший кок и дорожный вдохновитель, разложив угловатые автомобильные сиденья, тесно прижались друг к другу в маленькой, но шустрой жестянке на колесах. Лежим, слушаем тишину и постепенно проваливаемся в сон.
Просыпаемся от стука по крыше. Это наш костровой, очевидно, замерз в своей одноместной палатке, поскольку температура ночью опустилась до нуля, расшевелил костер и согрел утренний чай. Выхожу, протираю глаза и цепенею от той необыкновенной красоты, что окружает меня. На косогоре, где мы остановились, уходят в небо высоченные сосны, ели и кедры. Круто внизу шумит по камням речка, разливаясь на множество широких ручьев, текущих среди деревьев и разноцветных камней. На темной хвойной зелени вспыхивает желтизна берез и красные огни рябин. За высокими свечами елей, поднимающимися по склону, серо – розовой наковальней высится вершина ближней горы. Где-то далеко синеет еще одна, по форме напоминающая спину лежащего медведя. Легкий ветерок гонит остатки облаков, которые временами закрывают только что появившееся из-за леса жёлтое солнце.
Беру полотенце, зубную щетку, ведро и спускаюсь к потоку вод. Искупаться в такой речке невозможно из–за ее малой глубины. Пара ведер холодной, кристально чистой воды, которой я со сладкой дрожью окатываюсь, быстро прогоняют остатки сна и дают бодрое, радостное состояние духа на весь день.
Возвращаюсь к костру, оглядываю место нашей стоянки. Вид удручающий. То, что было скрыто от глаз ночной темнотой, сейчас изрядно портит настроение. Кругом валяются пластиковые и водочные бутылки, пустые пакеты и мятые консервные банки, выстрелянные гильзы от охотничьих ружей. Ближние деревья спилены на дрова и раскиданы. С редких здесь берез содрана кора очевидно на растопку костра. Импровизированный стол, сколоченный из нескольких досок, перевернут, на нем следы грязных сапог. Несколько коротких чурок, служащих стульями, так же разбросаны по сторонам. Около двух часов потребовалось нам, чтобы привести в порядок это удобное место стоянки. Сколько минут достаточно будет человеческому свинству, чтобы вновь все раскидать и загадить? Как хорошо, что мы приехали в эти благословенные Богом места не в выходные дни! Еще полсуток назад здесь, очевидно, на весь лес гремела проклятая попса, выбивая своими нечеловеческими ритмами жалкие остатки русской культуры и духовности, матерились и орали пьяные мужики, слышалась стрельба и хлопанье дверок. Кому же выгоден этот развал духовности и уничтожение богатой когда-то культуры, равно как и разбазаривание природных богатств этой великой страны?
Убрав мусор и грустные мысли о недалеком будущем нашей державы, разбредаемся. Я, взяв этюдник и краски, спускаюсь к речке и выбираю пейзаж с видом близ расположенной каменистой вершины, а мои спутники пошли вверх на шум падающей воды.
Устанавливаю свой видавший виды и дороги этюдник на заранее выбранном месте, раскладываю на палитре краски и останавливаю все, что есть вокруг себя. Это, как на концерте серьезной классической музыки или в храме во время молитвы. Только там, чарующие звуки или высокие, светлые мысли, уносят тебя из суетного бытия и соединяют с Великим и Вечным. Ты не ощущаешь уже своего тела, ты одно целое с Миром, с Космосом, с Богом. Ты - свет и нет в тебе никакой тьмы. Так и в живописи. Ты - художник, являешься посредником между Творцом Красоты, самым великим художником - Богом и человеком, в силу ряда причин, не готовым ещё принять истину красоты, которая окружает. И если ты мастер своего дела и не лукавишь, и своими измышлениями не пытаешься разрушить до основания то, что не тобою создано, чтобы потом попытаться сотворить что-то своё, противное высшему замыслу творца, то поймут написанное тобою с подачи этого Великого и Вечного. Поймут и примут сразу те немногие, кто светел душою и готов понять и принять. Кому-то это придёт не сразу, поскольку предстоит еще самая главная работа в жизни – работа над душой. Ну а те, перед которыми бисер метать не стоит - для них попса, пьяный мат и пустота души, отражающаяся в глазах.
Меняется погода. Облака становятся плотнее и заволакивают розово – серую, каменистую осыпь вершины. Меняется и освещение. Дописываю этюд по памяти, по своему первому впечатлению. Первое впечатление всегда самое яркое и верное. Потом ты уже анализируешь и пытаешься расставить все по определенным законам.
Уставший, но одухотворенный возвращаюсь к костру и пытаюсь соорудить обед, поскольку мои товарищи еще не возвратились. Подгорает каша, перекипел суп. Костер горит как-то однобоко. А вот и возвращаются мои друзья. Их лица необычайно светлы, хотя они молчаливы и чувствуется, что они где то не здесь. На мой вопрос, дошли ли они до водопадов и что видели, я увидел только необыкновенную улыбку, а женщина сказала: «Это не передать словами. Я тебя свожу туда и ты сам все увидишь».
Обед прошел в благоговейном молчании. Я с нетерпением ждал, когда же меня поведут туда, где я смогу познать что-то необычное, непривычное для человека родившегося и выросшего на сибирской болотистой равнине.
Послеобеденный отдых. Опускающиеся облака и короткий день конца северного лета – надо идти.
Выходим. Впереди маленькая женщина уверенно перебирается через огромные, упавшие от старости и жизненных невзгод деревья, карабкается по почти отвесным каменистым берегам. Дорога, а вернее пробитая человеческими ногами вертлявая тропинка поднимается в гору довольно круто. Приходится обходить много больших камней, пней и валёжин, перепрыгивать через ручейки, что вносят свою лепту в общий водяной поток. Встречаются великаны- кедры толщиной в несколько обхватов, своими корнями прочно обнявшие огромные камни. Высокая трава еще не пожухла и идя по ней мы скоро становимся мокрыми по грудь. Все отчетливей слышится кипенье воды и многоголосый гул водопада. Меня приглашают спуститься до воды. Еще несколько шагов и вот оно - клокочущее и бурлящее белое существо высотой с пятиэтажку мечется среди черных скал, подернутых в некоторых местах ярко – зеленым мхом с кроваво – красными резными листиками тонкой рябинки, непонятным образом, держащейся на голой отвесной скале.
Я не знаю что со мной было, как я при этом выглядел и сколько времени простоял не чувствуя своего тела, завороженный этим таинством. Да это и не важно. Действительно не хватит моих слов описать, как два потока огибая огромный, размером с грузовик, прямоугольный камень, с неистовой силой сшибаясь друг с другом, тут же с отвесной кручи падают далеко вниз, шипя, ревя, грохоча, разбиваясь на мелкие, как туман брызги. Брызги эти в солнечных лучах создают радугу, цвета которой кажутся особенно яркими и насыщенными на фоне черноты скал. Упавший с кручи поток вспенивается, вращается в выдолбленном им же за тысячи лет непрерывной работы каменном котле и разливается по гладким большим камням, обволакивая их кружевными узорами.
Какая-то необычная аура существует в этом месте и душа, омытая столь диковинными потоками, становится светлее. В этом месте можно пробыть целый день, не замечая хода времени и забыв о теле, о том что его надо кормить, уложить отдыхать и еще как то ублажать.
Дальше по реке и выше существуют еще несколько крупных водопадов, не менее красивых, но этот самый большой. Да к тому же фактор первого впечатления … .
Поднимаемся выше. Водный поток уже не такой широкий, но бурный и порожистый. Из мокрого леса в него вливаются бесчисленные ручейки. Идем дальше. Неожиданно заканчивается таежный лес и открывается крутая, каменистая осыпь, состоящая из чуть розоватых, серых прямоугольных гранитных глыб примерно кубометр каждая. Какая великая сила раскидала их, образуя вершину горы в те необозримо далекие доисторические времена, когда не было не только людей, но и динозавров.
Карабкаюсь по этим глыбам, среди которых изредка попадаются карликовые и причудливо изогнутые сосны, что-то нашедшие для своей жизни в каменной пустыне. До вершины мне не дойти, устал, да и день заканчивается. А тут еще набежали облака, скрыв соседние горы мокрым туманом. Туман этот смачивает камни. Влага с них по каплям стекает вниз на другие камни. С каждого камня по капле, вот уже и струйка. Струйка к струйке - уже маленький ручеек. Многие тысячи таких вот ручейков сливаясь, и создали эти прекрасные водопады и потоки, несущиеся в большие реки и моря, по ходу испаряясь и облаками возвращаясь на свою родину, подтверждая закон Вечности. Сижу на холодной мокрой глыбе, смотрю, как облака окутывают соседние вершины и дальние горы, а также верхушки высоких деревьев и все становится каким то серым и плоским. Надо возвращаться. Обратная дорога всегда короче, а эта еще идет довольно круто вниз. Уставшие, мокрые, но счастливые приходим к костру уже в сумерках. Ничего не хочется говорить. Впечатлений столько, что на другие, кажется, уже не хватит места и пора возвращаться домой. Сотоварищ мой и художник ходил вниз по течению. Говорит, что там места более спокойные, но не менее привлекательные. Он принес целый альбом зарисовок, на которых какие то линии, пятна красок, буквы и символы, понятные только ему одному. Потом, в тишине мастерской, по устоявшейся памяти, он будет писать эскизы к очередному своему шедевру.
Во время ужина решаем, что остаёмся еще на сутки. Погода обещает улучшиться, потому, что подул ветер, обнажив скромную полоску вечерней зари. Хочется ещё пописать этюды, сделать снимки и попытаться добраться до ближайшей вершины. Долго сушим у костра свои одежды, пьем чай и расходимся спать.
Утро. Светлое, холодное и росистое. После завтрака я задумал подняться на розово–серую вершину, что высится, совсем рядом, за ближайшим лесом. Иду по колее, протоптанной каким-то УАЗиком. Через пару сотен метров, завернув за плотно стоящие ели, путь мой заканчивается на небольшой поляне, в центре которой стоит одинокая сосна к стволу которой на высоте двух человеческих ростов приколочен большой деревянный круг на котором красными большими буквами написано: «Здесь были Владик и Петя». Поляна же представляет собою свалку и отхожие места. Как же загажена наша некогда прекрасная природа России её же детьми – всевозможными Педиками и Владиками! Грустно и гадко.
Дальше решаю идти напрямую, через лес. Склон горы довольно крутой с частым валежником из огромных кедров и сосен, оголенные стволы которых лежат на высоте моего роста и приходится обходить их, возвращаясь назад. Ноги то и дело проваливаются в ручейки, текущие под покровом трав и мха. На поляне заросшей красным брусничником, вижу какие то странные следы. Сначала подумал, что это какой-то любитель путешествий тоже шёл к вершине. Пригляделся и с холодком в спине понял, что это проходил хозяин тайги, косолапый. Иду дальше уже с оглядкой. Дорогу мне перегораживает словно большой самолет, упавший кедр. Забираюсь на его ствол и долго пробираюсь сквозь сухую, колючую упругость сучьев и ветвей к его комлю, сломанному где то на высоте около семи – восьми метров от корней. С этого возвышения открывается великолепная панорама на синий Урал, грядами резных хребтов своих уходящий за горизонт. Среди горбатых, покрытых лесами гор, высятся совершенно голые, каменистые, увенчанные нагромождениями, напоминающими развалины старинных замков, крепостей или фигуры диковинных животных. Вершина, к которой я держу путь, нисколько не приблизилась, хотя я ползу к ней уже четвертый час. Сходя вниз по скользкому стволу, я оступился и понял, что мне дойти до намеченной цели удастся только к вечеру. Вообще, ходить по тайге одному небезопасно. С болью в ноге и частыми остановками я вышел к водопадам и берегом уже по тропинкам вернулся на нашу стоянку.
К вечеру солнце восторжествовало полностью. Стало тепло и тихо. Мы снова пошли к водопадам. Поддавшись соблазну искупаться в этих сверкающих водах мы только разделись до нага (ведь второй день никого кроме нас нет), как с топотом резиновых сапог, с собаками и ружьями, со скал на противоположном берегу спустилось около десятка мужиков в камуфляжной форме. Они фотографировались на фоне водопада и так же быстро исчезли под шум воды. До исхода дня я написал ещё пару этюдов и сделал несколько интересных снимков. Поужинали мы шашлыком из грибов, собранных буквально в двух шагах и до поздней ночи бродили вдоль говорливого потока, впитывая в память каждое его слово, каждый звук и всплеск.
Утро, вернее еще ночь и лишь на востоке начали проступать на сереющем небе вершины елей. Завтракаем, убираем место своей стоянки, гасим костер. Уже светло, но солнце ещё далеко за горизонтом. Выезжаем на чистое, возвышенное место и останавливаемся зачарованные. В такой красоте синий Урал себя еще не открывал.
Широко по горизонту, скрывая собою поднимающееся солнце, многопланово раскинулись синие горы. Синева эта от бледной голубизны дальних хребтов, уходящих за горизонт, до зеленовато-фиолетовой ближних гор, покрытых таежным лесом, кажется еще более насыщенной на фоне желто–оранжевого занавеса утренней зари. Верхняя часть неба, покрытая грядой облаков, осветилась спрятанным ещё за горами солнцем и запылала расплавленным золотом. Графика линии горизонта построена причудливыми нагромождениями скал и россыпями камней, находящихся на вершинах гор. Долины еще наполнены густым утренним мраком, разбелённым полосами тумана. Лишь изредка в них блеснет серебром какое-нибудь озерцо или речной изгиб. Ближе к нам в небо уходят остроконечные ели, кряжистые кедры и сосны с причудливо взъерошенными верхушками. С противоположной стороны засветилась желто – розовым светом гранитная, каменистая осыпь вершины ближней горы. На стене уходящей зелени леса вспыхнули ярко-красные костры рябин. Проснулись в своём многоголосье птицы. Среди всех особенно старается кедровка, громко оповещая о начале дня своим трескучим криком. Пролетел, ворча и тряся бородкой, глухарь.
Стоим, любуемся, боясь пошевелиться, а ехать надо. Господи, как же не хочется уезжать отсюда! С нами, абсолютно согласна наша маленькая машина, так безотказно исполнявшая свои обязанности. Она действительно стала материальной (железной) частью нашей человеческой сущности, поэтому, устойчиво работая на холостых оборотах, наотрез отказывается ехать. Садимся, уговариваем, разъясняем. Машинка, как бы подумав и чихнув с сожалением, резво побежала в сторону дома.
Для тех, кто внимательно прочитал, я достаточно подробно описал маршрут одного из множества путешествий по нашей, пока еще прекрасной стране. Поезжайте, радуйтесь красоте и величию земли. Оставьте эту радость другим, не замусоривая её громкими уродливыми звуками, отходами современной цивилизации и человеческой жизнедеятельности».
Ян Боме, художник.
Фото и живопись автора. 2006 г.