Одна вгрызлась в ногу, другая, держа в пасти мою ладонь, рвала её в клочья, третья прокусила броню в боку и готовилась впиться в него. Вокруг собрались ещё не менее десятка этих недо-шакалов, голодно взрыкивая и носясь вокруг.
Я был полностью обездвижен и мог только стеклянным взглядом пронзать полное звёзд небо над собой, временами наблюдая уродливые силуэты снующих рядом пожирателей собственной плоти. Каждая царапина от невозможно острых когтей, каждый укус приносили ослепляющую боль, но я бросил попытки кричать — просто наблюдал за происходящими изменениями в теле с помощью боли в разных его частях. Впрочем, она была уже везде...
Одна из тварей схватилась за мой кадык (шлем валялся где-то далеко уже несколько минут) и со звуком рвущейся ткани и плеском крови вырвала его. Я мог ответить только бульканьем в наполнившемся тут же рту.
Рядом был вход на станцию. «С.........в...кая»...
...Я раскрыл глаза и, судорожно вдыхая воздух, потянулся рукой под шлем — к горлу: целое... Однако ещё пару секунд я словно чувствовал там пустоту, кричащую болью рваных краёв ободранный кожи, мышц и сосудов; то же самое ощущалось и по всему телу.
Я отдышался и несколько раз, почему-то тихо, выругался. На какое-то время мой задумчивый взгляд застыл в темноте номера: это был только бредовый сон, но привычную радость от возвращения в здравомыслящую и безопасную реальность я далеко не почувствовал...
Дверь в открытую тюрьму под названием Москва снова была по периметру очерчена сияющими белыми линиями поступающего снаружи света. «Прекрасный, должно быть, денёк сегодня».
Проделав уже ставшую привычной («Господи...») процедуру манипуляций со своими укреплениями, я довольно решительно потянул дверь.
Несколько минут картина снаружи просто позволяла себя рассматривать, не производя никакого движения. Небо снова прикрылось давящими тёмно-серым прессом тучами, видимо, готовящимися высыпать новую порцию снега. Дома переговаривались свистом сквозь давно и, может, навсегда открытые отверстия окон и просто дыр.
Но несколько минут прошли. Слева, из-за угла стоявшего через дорогу здания, показалась бликующая серой кожей, кажется, бесформенная голова с длинными, как у крокодила, челюстями. Тяжело ступая, показалось и само существо. Размером оно было... со слона. Эта груда мутировавшего мяса шла по направлению к трупу, лежащему на дороге.
Справа появилась такая же голова и затем такое же существо. Близкий к оцепенению, я чуть прикрыл дверь, продолжая, однако, смотреть...
Завидев друг друга (на довольно близком расстоянии, что, видимо, указывало на не слишком качественное зрение), обе твари издали оглушительный рёв, немного подняв кверху головы, и ринулись одна к другой.
Застыв в смешанных ужасе, благоговении и любопытстве, я смотрел, как они, нанося себе чудовищные раны невообразимыми когтями и на всю округу хлопающими челюстями, сражались за право проглотить и при жизни гнилой кусок плоти, который рядом с ними выглядел крошечным и вряд ли даже мог утолить голод такой бестии... Битва сопровождалась всё тем же впрыскивающим панику в кровь рёвом, а также сотрясением земли.
Одно чудище — вроде то, что пришло справа — начало одерживать верх. Повалив кровоточащее всей своей огромной массой тело противника и, похоже, убедившись, что последнее не подаёт признаков жизни, бестия прихрамывающей поступью (одна нога была в нескольких местах изорвана, выставляя наружу кости) вернулась к злосчастной падали, за которую билась и, сжав её в пасти, засеменила туда, откуда явилась...
Сняв с меня шлем и взглянув на лицо, сложно было бы найти в нём хоть одну не мертвенно-белую часть. Руки мои держали края двери мёртвой хваткой. И всё же пока я позволял себе смотреть.
Недолгое время спустя на крышах домов стали приземляться другие падальщики — больше всего они были похожи на ворон. Разница была в звуках, что они издавали: карканье ворон казалось рядом с ними, пожалуй, самым приятным звуком на свете... Были и внешние различия, однако птицы были на приличном от меня расстоянии.
Они начали слетаться на свежий труп чудовища, поверить в смерть которого меня могло бы заставить лишь убийство его таким же чудовищем или... чудо. Я собирался уже закрыть дверь, не особо горя желанием глядеть на разъедание многотонной гнили по кусочкам, но тут из каких-то нор под домами и в переулках выскочили новые участники разыгрываемой передо мной сцены. Чёрные и прыткие, они набрасывались на «ворон», собравшихся на трупе. В течение секунд некоторые из последних уже лежали на дороге, подбитые чёрными охотниками, своим видом мне напоминающими знакомых уже «собак». Другие птицы, злобно издавая те же отвратные звуки, разлетелись прочь. Охотники же принялись раздирать пернатых жертв.
Я закрыл дверь.
В номере, уперев локти в колени и положив голову на сложенные ладони, я, дрожа всем телом, вертел в голове одну мысль: «Так теперь выглядит жизнь». Рука потянулась за дневником.
Открываясь, дверь вдруг тихонько скрипнула. Я замер, убеждаясь, что последствий это никаких не вызвало. Ни звука, кроме уже ставшего обыденностью свиста ветра. Я шагнул наружу.
...что-то прыжком рванулось на меня слева, издав короткий рык. За долю секунды я развернулся в ту сторону и, вложив всю силу в размах, по дуге отбил приблизившуюся менее чем на полметра морду прикладом автомата.
Взвизгнув от удара, тварь отлетела в сторону и боком приложилась о стену здания, из которого я вышел. Я воспользовался его дезориентацией и тут же отскочил на несколько метров и мигом начал наводить прицел...
Но я переоценил нанесённый ущерб: тварь с бешеной скоростью помчалась в мою сторону. Прыгнула. Не имея даже мили-секунды на хоть какой-то манёвр, я выставил автомат перед собой, как перекладину...
И тяжело рухнул на спину — скотина была действительно увесистой. Перекладина автомата плотно упёрлась в горло твари, явно затрудняя ей дыхание. Она бешено размахивала передними конечностями, в каких-то считанных сантиметрах от стекла противогаза с огромной скоростью мелькали поблёскивающие в лунном свете когти. В ужасе я понимал, что она не метит в руки и другие места, до которых может дотянуться (и уж точно прорваться сквозь броню — такие когти, кажется, имелись у всего здешнего зверинца) только потому, что автомат сдавливает ей дыхание. У меня были считанные секунды, пока случайно на мне не окажется глубокая и заразная царапина...
Я изо всех сил напрягся, вытащил ногу из под твари и тяжело ударил её в брюхо. Это оттолкнуло её назад на мгновенье, которого мне хватило, чтобы тут же перехватить автомат и направить его штык-ножом в её сторону.
Раздался звук пронзаемой плоти — я увидел, как штыж-нож вошёл в нижнюю челюсть твари, после чего оттуда брызнула кровь — мне на голову. Тёмно-красная, в ночи она была абсолютно чёрной и по стеклу противогаза расплылись несколько тёмных пятен.
- Ах ты ж ёп... - прошипел я в отвращении.
Однако тварь мгновенно сдохла.
Я отвёл автомат с нанизанной на него дрянью в сторону, туша грузно плюхнулась на снег рядом.
Тут же я принялся оттирать со стекла кровь, с трудом удерживаясь от комментариев. Более-менее справившись с этим, я огляделся и тут же про себя отметил чрезвычайно удачное начало новой вылазки...
Впрочем, новых напастей поблизости пока не предвиделось, а тварь оживать не собиралась. Я как следует перевёл дух, дожидаясь, пока ещё минуту назад верещавший в голове страх растворится. Решив, что так будет как-то менее примечательно для возможных новых гостей, я пинками оттащил труп метров на десять в сторону. И, всё также находясь в тени, отправился в повторный путь по мёртвому (почти...) городу.
Похоже, в этот раз я выбрал чуть более удачное время: луна находилась ниже, и тени были заметно длиннее и гуще. Да и по Чистопрудному бульвару (так он вроде назывался) я шёл пока весьма спокойно. Через пару минут я миновал вход на станцию, ещё через минуту — обошёл за пару метров (для надёжности...) ставшую в прошлый раз роковой для похода яму.
После созерцания спектакля «Жизнь Москвы» и записывания впечатлений в дневник, я снова попытался восстановить в голове маршрут до Семёновской, уделив этому уже больше времени и сил. И не зря: теперь я знал хоть и приблизительный, но достаточно надёжный путь до родной станции, неясности были лишь в переплетении улиц между бульваром, по которому я шагал сейчас, и моим главным ориентиром — Курской. Однако возможность заблудиться там я посчитал маловероятной, так как общее направление было прямым.
Поэтому теперь я без лишнего беспокойства шёл вперёд, хотя, разумеется, оглядывая каждый угол, каждую казавшуюся подозрительной тень, заглядывая в каждый проходимый переулок, наконец поглядывая то и дело в том числе на небо: после увиденного днём, нельзя было исключать налёта изменённых новой городской жизнью (массовым вымиранием последней, если точнее...) птиц. Впрочем, они-то вроде были падальщиками... В то же время, учитывая мягко говоря возможный плачевный исход моей вылазки, последняя деталь тоже не вызывала воодушевления. «Или нет... Мне-то какое дело будет, правильно?..»
Мысленно я встряхнул головой, отгоняя эти абсолютно бесполезные и даже вредные мысли. Чтобы не дать им снова вползти мозг и и пропитать унынием и даже паникой, к стандартному обследованию окружения на предмет... чего угодно я прибавил и осмотр из соображений любопытства. «Или подтверждения повсеместного угасания цивилизац... Тьфу, опять».
Однако спорить с последней мыслью было сложно: немногими свидетельствами «света», излучаемого каких-то четыре года назад цивилизацией, были лишь местами целый бордюр, местами не исчерченные трещинами (которые было видно и со снегом) участки дороги; еле заметные огрызки стекла в окнах; каким-то чудом не вынесенные к чёрту и стоящие в проходе прямо двери; из самых удачных осколков прежнего мира — почти целые, лишь с мелкими (около метра длиной и сантиметра шириной) трещинами и не подкошенные дома и целых два раза подмеченные мною в доступных обзору окнах нижних этажей не упавшие (с участием ещё большего чуда, чем в случае с дверьми) люстры, которые, конечно, было еле видно во тьме.
Периодические взгляды, бросаемые мною на небо, дали понять, что ночь на удивление безоблачная. Так как источников городского (или вообще какого-то) освещения, кроме всё той же луны, на километры и, думаю, сотни и тысячи километров вокруг не было и в помине, то ночь была ещё и потрясающе звёздной...
Стоит ли говорит, что меня со страшной силой подмывало остановиться, бросить свою слежку за окружением, опустить автомат и, задрав голову, на несколько часов впериться взглядом ввысь. Конечно, я понимал, что эта идея в моей ситуации — как минимум идиотская. Мне вспомнились рассказы товарищей со станции о том, как один из ещё более ранних сталкеров поступил подобным образом. Он остановился не на несколько часов, а всего на несколько минут. Но их хватило. Его напарник, который не заметил отставания товарища, застал лишь бесформенные тени, утаскивающие орущего не своим голосом отлично подготовленного, до зубов вооружённого, но зазевавшегося сталкера. Самого напарника, ясное дело, и след простыл. А что он мог сделать?..
И всё же желание никак не проходило. Редкие быстрые поглядывания на купол космоса ухватывали, кажется, сотни звёзд разом. Сложно представить, сколько одновременно можно было увидеть, поддавшись-таки искушению... Я подумал о том, насколько редко вообще смотрел на небо до того, как всё случилось, о том, насколько редко это делали и многие другие люди. Не потому, что они рисковали быть сожранными чёрт знает чем, если не будут двигаться вперёд, а потому, что за остальными делами времени на это не оставалось, или же потому, что интереса это не вызывало... А единственным существенным препятствием был свет, излучаемый миллионами городских огоньков. И вот, в одночасье, все огоньки выключились. Рукой самого человека, что важно. А любование миром за погибшей планетой, любование холодным и по большей части пустым, но всё же миром, полным немыслимым количеством того, что человек может изучить, понять и, пусть нескоро, покорить — любование это теперь запрещено новым, не человеческим, законодательством, которое хуже всякого диктаторского режима.
«И опять...» - подумал я с беспомощной досадой. При таких пейзажах всё же невозможно не унывать.
Я прибыл к Курской. На душе стало чуть спокойнее, основной ориентир не пропущен, значит, шансы не нулевые. Я зашагал дальше.
Нога вдруг заскользила по очень гладкой поверхности, и, не успел я и вскрикнуть, как упал и скатился в какую-то тёмную нору, прорытую прямо в дороге. Перед тем, как я остановился, рядом послышался звук как будто чего-то порвавшегося, на стекло противогаза посыпались мелкие камешки и пыль, а ещё на него явно что-то налипло. Как и на руки с ногами. Я включил фонарь и посветил на себя: конечности были беспорядочно оплетены чем-то белым и тонким. Паутина. Я посветил по сторонам, затем вперёд.
По норе ко мне бежал громадный (размером с крупную кошку) паук, поблёскивая глазами, в которые светил фонарь. На этот раз вскрикнуть я успел. Я поднял ногу и ударил восьминогое создание, отбросив его метра на два назад. Паук издал, кажется, какое-то шипение и скрылся куда-то в ответвление норы.
...что-то тяжело приземлилось мне прямо на голову, заставив меня вновь вскрикнуть. Я в панике схватил чёрт знает откуда взявшегося паука за задние лапы и что было сил швырнул его вперёд. Он явно укатился довольно далеко, а лапы его, оторванные из-за силы броска, остались у меня в руках. Почувствовав неимоверное омерзение, я выкинул их и даже потряс руками...
Не зная, есть ли тут и третий житель, я быстро перевернулся и почти побежал на четвереньках ко входу в нору. Там был проклятый скользкий лёд. Я попытался расколоть его штык-ножом — получилось. Работая невероятно быстро и сосредоточенно, я проколол себе дорогу наверх и выбрался. Затем очнулся немного и огляделся. Ну так и есть...
Позади меня в паре десятков метров стояли старые знакомые - «псы». По-видимому, они только что вышли из-за поворота, привлечённые созданным мною шумом. Горькая мысль о проваленной вылазке прошлась по периферии сознания и исчезла — однозначная она или нет, не до неё сейчас...
Я прицелился и выстрелил в ближайшую — смысла играть с ними не было. На свою удачу, попадание было в голову, и одним «псом» стало меньше. Не раздумывая, я ринулся назад, свернув со своего изначального пути направо.
Недолгое время спустя я ещё раз свернул направо и вбежал в ближайший переулок, углубился в него, стараясь не издавать ни звука и навёл прицел на кусок улицы. Как только показалась первая тварь, я выстрелил — снова в голову. Хоть что-то получалось хорошо... Впрочем, теперь нужно было опять сматываться.
Выбежав из переулка, я осмотрелся. Справа на улицу выходили три твари, немного погодя из другого переулка вышла четвёртая.
- С-с-сука... - сказал я вслух.
И началась гонка наподобие той, что была, когда моё пребывание здесь только началось. На этот раз я куда внимательнее относился к своему дыханию и постоянной скорости, так как гонка была не только наподобие, но ещё и в разы смертельнее. Улица, поворот, улица, переулок, подмеченный новый преследователь, улица, перекрёсток, поворот, переулок, новая тварь. «Это же, мать её, травля» - подумал я в гневном ужасе.
Теперь на полную стали сказываться дни, проведённые без крохи во рту. Я продолжал достаточно быстро бежать, но в голове сильно шумело, взгляд время от времени мутнел, в конечности заползала предательская усталость вкупе с банальной болью от нагрузки. Замедлиться, однако, было гораздо хуже, чем остановиться и поглазеть на звёзды в «спокойной» обстановке...
Где-то вдали послышался грохот. Не имея ни секунды на то, чтобы прислушиваться, я просто отметил это. Затем ещё раз. И ещё раз. И ещё раз — заметно ближе... «Та крокодилоголовая образина или... образины?!»
Очередной поворот. Спешно посмотрев по сторонам, я понял, что набрёл на... ГУМ. «Отсюда рукой подать до Красной площади» - подумал я. Мысль, впрочем, донельзя бесполезная, ибо о Кремле и его окрестностях я наслушался достаточно...
Я понял ещё одну вещь: грохот продолжал становиться всё ближе — прямо у меня за спиной. Я посмотрел через плечо.
Ещё довольно далеко, в темноте, по улице что-то надвигалось. С каждым новым грохотаньем вдалеке с земли взметались белые облака поднятого снега — на всю ширину улицы.
Не в силах даже пытаться представить себе, что это, я ускорился и лихорадочно искал выход. Глаза набежали на какое-то ответвление, в которое я без колебаний бросился пулей. «Только бы не тупик, только бы н...»
...груда обломков загораживала выход из ответвления, в которое я столь радостно влетел. Загорелось желание схватиться за голову и выдрать с криком волосы, но я лишь в панике задёргался из стороны в сторону, скрипя зубами через наконец сбившееся дыхание. Грохот приближался.
Я обернулся к улице и попятился, упёршись в груду позади. Я ждал...
Совсем рядом снова грохнуло, и на этот раз прибавились звуки не иначе как раздавленных костей и внутренностей с секундным визгом. Я крупно задрожал. «Чт...Что...» На улице показались сразу три твари. Они со всех ног уносились прочь от того же нечто. Но...
Всех троих со страшной скоростью, вопреки всему здравому, подняло в воздух метра на три вместе со льдинками, какими-то камнями и прочим мусором. Это продолжалось долю секунду, за которую льдинки успели ярко блеснуть, а мои глаза — ошеломлённо раскрыться... Доля секунды прошла.
Всё поднятое в воздух с тем же страшным грохотом вмялось в землю. Секундный визг, хруст костей и мяса, поднятое огромное облако пыли и снега. Поверхность под ногами тряхнуло, меня, забрызганного вылетевшими, как пули, из месива каплями крови, оглушило и свалило на землю.
Со звоном в ушах я лежал в своём недо-убежище, надо мной вились бледные клубы снежной пыли, чуть поблёскивая. Надо мной же было и небо. Два здания, между которыми я находился, загораживали почти всё, но сквозь видимый проём было видно огромное количество мерцающих точек... «Дорвался» - подумал я очередную ненужную мысль.
Постепенно звон в ушах прекратился, я с усилием сел и поглядел на улицу.
Там расплылось на всю дорогу огромное бесформенное пятно крови и смешанных и расплющенных внутренностей, перемолотых костей. К горлу подкатил ком... Уже в отдалении продолжался регулярный грохот.
Я выглянул направо. Поднимаемые... чем-то облака снега виднелись уже далеко от меня. На доступном обозрению участке дороги я увидел смятые остатки автомобилей, мусорных баков и ещё чего-то. Едва ли я мог найти какие-то слова. Запинаясь даже в мыслях, я подумал: «Ан-номалия?..»
Больше, впрочем, ни на какие умозаключения меня не хватило. Как в трансе, я снова посмотрел на пятно на дороге и поплёлся искать дорогу обратно в свою конуру. Раз отсюда недалеко до Красной площади, то и до «Чистых прудов» дойти недолго.
Я даже не запоминал, как именно шёл. По пути мне два раза встретились «псы», обоих я незаметно пристрелил. Остальная братия по каким-то причинам решила приостановить мою травлю — то ли их тоже отпугнула аномалия («пресс-антиграв» - по-идиотски некстати пришло в голову придуманное название), то ли ещё что-то... Понятное дело, пришлось ещё раз сменить респиратор. Так или иначе, не столь долго побродив, я вышел на знакомый бульвар и притащился «к себе».
В номере меня несколько часов безостановочно била дрожь.