Николай КРАСИЛЬНИКОВ
САЗАН И БЕЛОХВОСТ
Много лет тому назад мне довелось поучаствовать в весьма необычной рыбалке. Случилось это в дельте Сырдарьи, на одном из прилегающих к реке озёр. Моя лодка неслышно скользила по широкому сверкающему зеркалу, и вдруг в утреннем розовеющем небе, прямо над головой, показалась огромная серая птица. Орлан-белохвост! Хищник низко, на бреющем полёте, прошёл над озером и внезапно совсем недалеко от меня комом свалился в воду. В каскадах брызг я различил гибкое тело бьющейся рыбины. Это был сазан, довольно-таки крупный. Рыба барахталась, сопротивляясь изо всех сил, цеплялась за жизнь.
Однако у самого берега орлан не удержал добычу, и рыба тяжело плюхнулась в тростники. Я направил лодку к берегу. Тем временем орлан, обескураженный неудачей, набирал высоту. Но только я хорошенько налёг на вёсла, как в тростниках показалась лисица. Зло зыркнув жёлтыми глазами в сторону непрошеного конкурента, она схватила рыбину за хвост и потащила её в тугаи. Мне осталось только развести руками и посмеяться:
– Ну и шустра, Патрикеевна!
Позже я и от других очевидцев нередко слышал рассказы о рыбацких подвигах орланов. Жертвой белохвостых агрессоров становятся, как правило, такие солидные обитатели среднеазиатских водоёмов, как сазан, жерех и даже редкий по нынешним временам усач. У рыбацкого костерка мне однажды довелось услышать историю о том, как один такой гигант едва не утопил вцепившегося в него молодого орлана. На глазах изумлённых рыбаков птица метров сто, не меньше, проехала верхом на рыбьей спине. Трудно сказать, чем закончилось бы единоборство, если бы не подоспевшие люди. Они освободили «увязшего» в водоёме хищника, а наградой спасителям стал отменный семикилограммовый усач.
Рыбацкие байки? Вовсе нет…
Полноводен – другого берега не ухватишь глазом – весенний разлив Сырдарьи. Небеса буквально звенят от пёстрых птичьих крыльев. Тянут на жировку, к Каспию и недальнему отсюда Аральскому морю утки, гуси, журавли. Сколько лет тому назад всё это было? Кажется, сорок. Ещё живы были мои родные – отец, дядя – неизменные спутники по рыбалке.
Камыш высок, осока высока,
Тоской набух тугой сосок волчицы,
Слетает птица с дикого песка,
Крылами бьёт и на волну садится.
Я стою у самого края разлива и повторяю про себя запавшие в душу строки Павла Васильева. Стихотворение, конечно, о другой реке – далёкой, сибирской. Но как же это близко, понятно…
Отец и дядя Сёма, в отличие от меня, не предаются мечтаниям. Вдоль берега много образованных разливом стариц, больших и малых. Такие места обычно изобилуют рыбой – сазаном, судаком, жерехом. Отстоявшиеся под весенним солнцем, старицы соблазнительно отсвечивают хрустальной голубизной, и не знаешь, куда податься. Мы с отцом долго мешкаем с выбором «точки». А вот дядя Семён…Покрутившись возле стоянки, торопливо «откалывается» куда-то в сторону.
– Хитрит Семён, – толкает меня в бок отец. – Чего-то задумал, не иначе. Хочет класс показать…
– А-а, – беззаботно отмахиваюсь я. – Река большая, рыбы всем хватит. Пускай показывает!
И точно. Примерно через час наши куканы были густо унизаны сазаном, и мы с отцом, довольные, разводили на берегу костёр из прошлогоднего сушняка. Уже и ушица начала побулькивать в помятом алюминиевом котелке, когда на берегу показалась знакомая, чуть сутуловатая фигура.
– Нет, уж коли не повезёт, так не повезёт, – подойдя к костру, дядя Сёма с досадой швырнул под ноги единственного судачишку.
Мы переглянулись с непонимающим видом.
– Чего так? Или не клюёт?
– Вот сомятинки захотел, да не получилось. Все крючки оборвали, черти.
– Сомятинки? – не выдержав, прыснул отец. – Ну-ка расскажи, расскажи… Поделись, брат, своими секретами с родственниками.
– Какими секретами? – дядя Сёма попытался сохранить серьёзность, но, поглядев на наши расплывшиеся в улыбке лица, махнул рукой и тоже рассмеялся. – А, ладно…
Отец, оказывается, как в воду смотрел. Предусмотрительный Семён и лодку в тростниках загодя «заховал», и закидушки с вечера поставил. Но не ответила Сырдарья благосклонностью рыболову.
– Так-то, Семён, – отец явно наслаждался замешательством брата. – В одиночку, значит, решил действовать. А мы вот миром навалились. Ну да ладно, присаживайся. Наша уха из сазанов ничем не хуже твоей сомовьей!
Дядя не заставил себя просить дважды и присел на корточки:
– А пахнет-то, пахнет…
– Лучше один раз попробовать, чем тысячу раз принюхиваться!
За ухой, Семён, однако, удивил нас.
– Плыву я, значит, на лодке, – начал он сразу же, после третьей ложки. – Проверяю крючки. А неподалёку орлан-белохвост летает. Покружил так, покружил, да – бац! – прямо в воду. Закогтил рыбу. Но, видно, не по Сеньке шапка оказалась. Бьёт орлан крыльями, а подняться не может. Того и гляди, сам под воду уйдёт. Я – к нему. Жму на вёсла, что есть мочи… А этот дурила, – дядя даже ложку бросил от возмущения, – поднялся вот на столько над водой и давай бог ноги! Я – за ним, он – от меня. Воду грудью режет, прямо, как глиссер идёт…
– Ну, а дальше? Дальше-то что было?
– Дальше? – Дядя Семён почесал затылок тем самым характерным жестом, что и охотник на знаменитой картине Перова. – Дальше известно что. Сорвалась рыбка с вилки, освободила орлана.
– А что за рыба-то была?
Дядя Семён снова внимательно смотрит нам в глаза – уже не подначка ли?
– Не знаю,– чистосердечно признался он, – но, думаю, что сом. А может, сазан.
Мы прямо-таки повалились на землю от смеха.
…С того дня не один весенний рассвет отцвёл над землёй. Не стало дорогих мне людей – отца, дяди Семёна. Каждую весну покрываются их холмики щетинками трав. И каждую весну, как год и тысячелетия назад, доверившись звёздным картам, тянут вереницы пролётных птиц к месту нашей тогдашней рыбалки. И, может быть…
Слетает птица с дикого песка,
Крылами бьёт и на волну садится…