Сверчки и воробьи – мои друзья! Но они об этом не догадываются. Даже больше того: для тех и других – я особа сторонняя, мало-мало нерукопожатная, – и не знаю за что!
Воробьев, например, я всегда уважал, если так можно сказать, почитая их лучшими (в этом не очень-то дружеском мире) приятелями!
И это при всем сумасбродном и в общем беспутном их образе жизни!
Пусть они дебоширы и малообузданны!
Крайне драчливый и очень базарный народ!
Эти, не в обиду говоря, шустрокрылые нацмены. Пожалуй единственный род из всех родов на белом свете, который, при всей своей скандальной репутации прослывших, как никто, наверное, под солнцем, чик-чирикнутых на всю свою садовую головоньку – великой славой драчунов и забияк, не сдержанных и вспыльчивых созданий, похожих чем-то на разбойников, в какой-то мере на боевиков в миниатюре, – и однако же это пернатое, это небесное воинство с их далеко не елейной окраской: цвета серых волков деловых и сердитых вояк-крохоборов – мне не внушает, как например воронье, антипатию, ни тем более страха, даже намека на негатив.
Больше того, наблюдая их частые не дженттельменские склоки в такой сумасбродной их жизни в их авантюрной среде, ты получаешь какое-то терапевтически животворящее психовоздействие или, просто, иными словами: тебе среди них хорошо!
И что же?
Как только ты, в своём телообъекте, подходишь к их границам, чтобы внедриться, как к друзьям, в их замкнутую сферу бытия и испытать причастность их общения, они, оценив тебя быстро своими глазёнками, в момент углядевши в звенящей когорте в своем воробьином кругу постороннего – да еще по их меркам такой габоритный предмет, не внушающий им никакого доверия, потому что он ходит пешком, потому что без крыльев, он не их, это явно, так как он не пернат! – в тот же миг рассыпаются так, как от шухера, кто куда: за высокий забор, на который бы ты очень долго карабкался, по густым непроглядным кустарникам, куда мог бы добратья разве только медведь, также в недра тенистых укромных деревьев, старой вишни и пыльного обрикоса, - оставляя тебя одного среди образовавшейся внезапно тишины...
Наконец, после тяжкого знойного дня, наступает прохлада блаженного вечера!
С мироздания сказочно льется мелодия в виде света мерцания звезд.
Кажется, эта огромная музыка вечности служит земному оркестру цикад, или, просто, сверчков, этих любящих скрытность незримых творцов благодати, что играют, как боги, на скрипках у твоих неприкаянных ног.
Вот. И что же?
Как только я приближаюсь чуть ближе к этой волшебно звенящей траве, даже нет, не к траве, а к своим, в каком-то смысле, братьям по искусству, почти коллегам, ведь я такой же труженик того, к чему меня призвал Творец вселенной, итак вот, как только я приближаюсь к чудесному звону собратьев-коллег, если так можно сказать, по искусству, чтобы поближе послушать эту живую вибрацию ночи и почерпнуть, может быть, что-нибудь для себя из мелодий их сказочных кладезей, вот – они умолкают, насупив собой тишину...
И я возвращаюсь обратно один, без друзей, в отведенный мне угол под небом, посидеть перед сном у чужого компьютера... и пожаловаться на воробьев.
***
Я ГЛАВНЕЕ ВСЕГО!
– Подумаешь, Агрегат! – сказала пусковая кнопка агрегата, – если я не нажмусь, то пусть, понимаешь, попробует без меня заработать! Несомненно, я главнее всего Агрегата!
– Ммдаа... – почесал затылок проводок, соединяющий Агрегат с Кнопкой.
***