Рассказ
Не успел он переступить порог входной двери квартиры, как жена встретила его недовольным вопросом:
–Где это ты так долго пропадал?
Степан Максимович Жиляков не принял тон своей супруги и вполне добродушно ответил:
–Я давно пенсионер, и давно могу свободно распоряжаться своим временем. Хочу – гуляю, где хочу, Хочу – днями валяюсь на диване.
Он снял туфли, переобулся в тапочки и также миролюбиво спросил:
–А что произошло? Почему я вам вдруг понадобился?
Жена сбавила тон и уже спокойно ответила:
– Из поликлиники звонила медсестра нашего участкового врача. Приглашала тебя завтра к ним на прием.
Степан Максимович недоуменно пожал плечами:
–Так я же у них недавно был. Диспансеризацию проходил. Ко мне вопросов никаких не было.
Жена возразила:
– Видать, вопросы появились. Медсестра сказала, чтобы ты непременно завтра пришел на прием.
На следующий день Степан Максимович, сразу после открытия поликлиники, занял очередь на регистрацию. Как инвалида второй группы его записывали в льготном регистрационном окне. Но и там очередь оказалась довольно внушительной. Люди болели и зимой и летом. И работа на огородах наплыв больных в поликлинику не уменьшила.
Стоял июльский зной. В коридорах поликлиники была сильная духота. Женщины обмахивались платочками. Они то и дело вытирали ими потные лица и шеи. Степан Максимович терпеливо дожидался своей очереди. Наконец она наступила, и он вошел в кабинет участкового врача. Та попросила Жилякова сесть на стул, открыла его медицинскую карточку и официальным голосом произнесла:
– Мы внимательно просмотрели результаты анализов диспансеризации и пришли к выводу, что вам необходимо показаться урологу. Если запись к нему еще продолжается, запишитесь на прием прямо сегодня.
Степан Максимович был в полном недоумении:
– А что в моих анализах не так?
Но участковый врач держалась официально:
– Все вам расскажет уролог. Постарайтесь сегодня попасть к нему на прием.
Степан Максимович попрощался и отправился снова в регистратуру. На его счастье запись к урологу еще продолжалась.
И снова было ожидание в очереди, и мучила нестерпимая духота. Но ждущий – дожидается. Принимал Жилякова мужчина средних лет. Как убедился Степан Максимович, врач уролог был лишен всяких сантиментов. Он сказал напрямую, что у него есть подозрение на рак предстательной железы. Поэтому Степану Максимовичу предстоит более тщательная проверка в местной больнице. А потом надо ехать в областной город. А там, в онкологическом центре определят, оперировать ли пациента, проходить ему химиотерапию или радиологическое облучение.
Степан Максимович слушал врача и поражался самому себе. Он никогда не считал себя мужественным человеком. Еще когда у него случился инсульт, и он лежал в областной больнице, его всего трясло при каждом скачке артериального давления. Нервы его напрягались до предела. Так что пальцы на руках сводило и их приходилось, чуть ли не насильно разжимать. В такие минуты ему казалось, что пришла за ним костлявая.
Сейчас, узнав свой страшный диагноз, он весь закаменел. Но никакого страха не испытывал. Словно это не ему сказали о страшной болезни, а кому–то постороннему. Он только подумал: «Ну, вот и кончилась моя спокойная жизнь». Своим обыденным голосом он спросил врача:
– Сколько мне осталось?
Врач тоже не стал темнить и ответил:
–Если пройдете курс облучения, можно рассчитывать года на четыре.
– А если не мотаться по больницам и оставить все, как есть?
– Вас ждет долгая мучительная смерть.
Степан Максимович понял, что выбора у него не осталось. Спокойно встал, вышел из кабинета и отправился домой. Дома сказал жене, какой ему определили диагноз, и попросил укладывать ему вещи. Завтра ему надо ложиться в больницу.
Жена всем своим существом не приняла услышанное. Она горячо стала убеждать мужа, что эти врачи олухи ничего в медицине не понимают. Что все это бездарная ошибка. И ничего онкологического у него пока нет. Степан Максимович флегматично согласился, что у него действительно ничего нет и сел смотреть новости по телевизору. Для себя он усвоил, что привычная жизнь закончилась.
Степан Максимович Жиляков дожил до семидесяти лет с целым букетом болезней. Лет пятнадцать назад он перенес инсульт. Долго боролся с этой страшной болезнью. И достиг хорошего результата. Хотя люди замечают, что он прихрамывает на правую ногу. И из правой руки у него, случается, выпадают вещи. Сам он привык к тому, что правая сторона менее чувствительна. Но годы шли, и он приспособился к этому неудобству. И к юбилейному году пришел с убеждением, что он еще ничего. И тяжести поднимает. И достиг путем систематического лечения стабилизации артериального давления. И нет–нет, да и позволяет себе распить бутылочку белой под занудливое бурчание жены по этому поводу.
Другие болезни, как аллергия, заметно ослабевшее зрение, вырезанный желчный пузырь он уже и за болезни не считал. После операции все стабилизировалось, и не давало о себе знать. То, что глаза сдают. А у кого они к семидесяти годам сохраняются в порядке?
И вдруг все так резко меняется. Теперь о прошлой жизни и думать нечего. Да и жить осталось с гулькин нос.
Степан Максимович отлежал, сколько требовалось, в больнице. Прошел все анализы. Уролог написал ему направление в областную больницу и пожелал удачи. Жилякову ничего не оставалось, как сесть в автобус и отправиться в областной центр. Как ему объяснили свои местные врачи, он первым делом записался не прием в поликлинику. Очередь ему была забронирована по телефонному звонку. Так что в регистратуре Степан Максимович управился быстро. И сидеть у двери уролога пришлось совсем немного. Минут через двадцать его пригласили на прием. Принимала женщина лет тридцати пяти. Она посмотрела томографические снимки, которые сделал Степану Максимовичу местный уролог в их городке. Что–то ей не понравилось. Врач задумалась, потом снова нагнулась над снимками.
Наконец Жиляков понял по лицу врача, что она пришла к какому–то выводу. Врач обратилась к Степану Максимовичу:
– Снимки вы привезли, прямо скажу, неважные. Но и по ним можно сделать вывод, что к вам страшный диагноз не имеет отношения. По крайней мере, я ничего подобного не увидела.
Знаете что? Вам надо съездить сделать снимки у частного томографа. У него будет качество отменное.
Врач взяла листок бумаги и написала адрес, куда Жиляков должен съездить и заснять во всех вариациях свою бедную предстательную железу. Степан Максимович выходил из кабинета уролога областной поликлиники окрыленным. Нельзя сказать, что он в своих чувствах прыгал до потолка от восторга. Окаменелость, которая сковала весь его организм, когда ему сказали о его страшном диагнозе, вроде как прошла. Но и настоящая радость почему–то им не овладела. Казалось, в его организме не осталось ни единой нервной жилочки. И он уже, как камень, не реагирует ни на что.
Когда Степан Максимович садился в троллейбус, он договорился с кондуктором, чтобы та предупредила его, где ему выходить. Кондуктор выполнила его просьбу. Но Жилякову не повезло. Он ходил из переулка в переулок, расспрашивал всех встречных, где написанная на клочке бумаги улица и нужный дом. Ему говорили, что это совсем рядом. Надо только завернуть за угол, пройти налево – и вы на месте. Степан Максимович шел по указанному маршруту, но нужный дом там не находил. Ему говорили, что на дорогу уйдет от силы минут пятнадцать. Он попал по назначению лишь через сорок минут.
Встретил его молодой мужчина. Больше в помещении никого не было. Мужчина указал, где нужно раздеться. Потом подвел к томографу, уже знакомому Жилякову по своей городской больнице и предложил аккуратненько устроиться для проведения съемок. Степан Максимович чувствовал себя человеком, залезшим в зев крестьянской печи. Он устроился, как ему рекомендовал молодой мужчина и томограф заработал. Его гудение отдаленно напоминало работу двигателя внутреннего сгорания. Только звук был тише.
Процедура была длительной. Мужчина неоднократно просил Жилякова переменить положение тела на ложе, потом он из помещения выходил. Степан Максимович лежал и думал о том, что судьба на этот раз оказалась к нему милостива. Но почему нет у него большой радости по этому поводу? Он удивлялся самому себе. Неужели на старости лет стал совсем бесчувственным?
Он не засекал время лежания в устье аппарата. Но прошло где–то около часа. Молодой мужчина взял с него деньги, вручил ему большой гибкий пластиковый лист со снимками и Степан Максимович отправился с ним в областную поликлинику. По дороге он начал сомневаться в том, что привезенные им снимки действительно неважного качества. Он вспомнил, как врач уролог горячо его убеждала, что это самая надежная и самая дешевая в областном центре контора. Теперь вот мужчина, сделавший ему снимки, никакой квитанции о получении денег не выписал. Возможно, это напрасная трата денег. А сумма ведь немалая. Потом подумал: «Бог с ними, с этими деньгами. Главное, что диагноз оказался ошибочным».
Повторно Степан Максимович зашел в кабинет уролога областной поликлиника в двенадцать часов дня. Врач бегло посмотрела снимки и удовлетворенно сказала:
– Теперь четкость хорошая. Вам надо поторопиться на прием к заведующему нашим отделением профессору Сбитневу.
Степан Максимович удивился:
– А зачем мне к профессору? Вы же сказали, что у меня все в порядке.
Лицо женщины осветилось привлекательной улыбкой:
– Да не волнуйтесь вы. У вас действительно онкологии не обнаружилось. Но у нас такой порядок: обязательно показаться профессору Сбитневу. Так что поторопитесь. Он обычно всегда очень занят.
И снова Степан Максимович отправился на поиск по указанному ему маршруту. К счастью, кабинет заведующего отделением был в соседнем корпусе. Надо было лишь подняться на третий этаж. И ждать пришлось недолго. Минут через двадцать, стройный мужчина лет пятидесяти стремительно шел по коридору. Он направлялся к двери с надписью: «Зав. урологическим отделением». Ниже значилось: «Сбитнев Георгий Николаевич».Мужчина резко остановился у двери и повернулся к сидящему Жилякову:
– Вы ко мне?
Степан Максимович встал со стула и ответил:
– Да. К вам.
– Заходите.
Степан Максимович, молча, положил снимки томографии и сопроводительные бумаги на стол профессора. Профессор сел и углубился в чтение. Потом взял снимки. Буквально через минуту он поднял взгляд от стола и в его глазах вспыхнула озорная искра:
– Ну что, испугались?
– В панику, слава Богу, не впал. Но весь закаменел – это точно. – Потом добавил: – Я недавно прочитал, будто поэт Рубцов говорил своей жене: « И жить не хочется, и умирать страшно». По–моему, очень верно сказано.
Профессор хмыкнул:
– Ну, тут каждый по–разному себя чувствует.
Он протянул документы Жилякову и сказал:
– У вас нет основания для паники. Но с предстательной железой далеко не все в порядке. А потому вам придется полежать в нашем отделении. Возьмем еще раз все анализы, понаблюдаем за вами. Потом определим, как вас лечить. Вам в седьмую палату.
Степан Максимович сказал профессору спасибо за добрую весть и пошел обосновываться в областной больнице на неизвестный срок.
В седьмой палате свободной была только одна койка у стены с правой стороны от входа. Жиляков, войдя, сказал всем общее «Здравствуйте» и сел на кровать. Ответили на его приветствие не все. А кто откликнулся – вялым, безразличным ко всему голосом.
Палата рассчитана на пять человек. Двое лежали с левой стороны, где был туалет. Двое справа. Степан Максимович решил отложить знакомство. Подождет, пока будут более благоприятные обстоятельства. За больным, который лежал с левой стороны у окна, ухаживала женщина. Как определил Жиляков – жена. Она, судя по всему, меняла повязку у больного мужа. Муж ее капризничал. Она его ублажала воркующим нежным голосом.
Как только женщина управилась со своими делами, она вымыла руки. Вышла из туалета и прямо к Жилякову:
– Ну, что? Давайте знакомиться. Меня тут зовут Марго. Если угодно официально – Маргарита Васильевна. Как вы, наверно, поняли, ухаживаю за своим мужем. Его зовут Юрием. Рядом с ним – Федя. Его жена из–за занятости на работе ухаживать за ним не может. Мы с ней невольно стали подругами по несчастью. Вот я ее заменяю. Так что на мне двое больных.
По правому порядку у окна – Алексей. Милиционер. Крутой мужик. Три командировки в Чечню. Он сейчас к профессору пошел на прием. Рядом с тобой спит Виталик. Его недавно положили в нашу палату. Я о нем практически никаких сведений не имею. Знаю только, что сейчас он пенсионер.
Марго перевела дух. Потом спросила:
–Теперь ваша очередь себя представить.
Степан Максимович представился по полной программе: сказал, как его зовут, откуда приехал и что у него болит. Марго вполне дружелюбным взглядом осмотрела Жилякова и сказала ему комплимент:
– А вы, Максимович, выглядите лет на десять моложе. Желаю, чтобы вы таким оставались на многие годы.
Беседу прервал недовольный голос мужа Марго:
–Хватит переливать из пустого в порожнее! Иди смени у меня повязку. Там снова потекло!
Марго тут же метнулась к своему Юрию. Степану Максимовичу стало казаться, что в седьмой палате какая–то натянутая обстановка. Он не думал, что больные враждебно относятся друг к другу. Как ему мерещилось, в воздухе палаты слишком наэлектризована атмосфера. Ее испытывают своим существом все больные. И чувствуют от этого себя неуютно.
Проснулся, наконец, сосед Виталий. Он сел на койке и тут же протянул Степану Максимовичу руку, чтобы поздороваться и познакомиться. Жиляков сразу для себя усвоил, что его сосед по койке обо всем хорошо осведомлен. Он представился как Виталий Андреевич. Коротко сказал, что после выхода на пенсию занимается мелким бизнесом. Потом спросил Степана Максимовича, знает ли он, в каком отделении они лежат? Жиляков недоуменно ответил:
– Разумеется, знаю. В урологическом отделении.
Виталий Андреевич иронически усмехнулся:
– Все так. Но в областной больнице два урологических отделения. Одно – для онкологических больных. Мы с тобой в нем и находимся.
Степан Максимович оцепенел:
– Но мне сам профессор Сбитнев сказал, что у меня рака нет.
Все с той же иронической улыбкой сосед по койке ответил:
– Не знаю, почему он тебе так сказал. Возможно, чтобы ты не закатил в его кабинете истерику. Возможно, у тебя действительно этой болезни нет. И тебя положили, чтобы для верности взять биопсию.
Виталий Андреевич снизил голос до шепота:
– Ты знаешь, что эти двое прооперированных – онкологические? Федор теперь неизвестно кем себя считает. Ему предмет его достоинства начисто отрезали. Но все равно моча по обычному пути у него не проходит. Ему вывели все в задний проход. Так что он сейчас что–то вроде утки или курицы.
Степан Максимович впал в ступор. Он реагировал на слова Виталия Андреевича невпопад. Сосед понял состояние Жилякова и пошел в коридор прогуляться.
Степан Максимович пребывал в полном отупении. Теперь он знал, почему, как только вошел в седьмую палату, его придавила тягомотная сила душевного напряжения. Она шла от двоих прооперированных. Жиляков ясно представлял в своем воображении, какой страх, а, может, даже ужас испытывали оба, узнав о своем диагнозе. Возможно, их нервы не всегда выдерживали. И они рыдали, как маленькие дети. И жены их сильнодействующими успокоительными приводили их в терпимое состояние.
Потом были страшные дни ожидания перед операцией. У самого Степана Максимовича вспорот живот от ребер до самого таза. У него, оказывается, лопнул желчный пузырь. Выяснилось все только на операционном столе. Он хорошо помнил, какой непереносимой всю ночь была накануне боль. И как он хотел смерти, только бы избавиться от этой непереносимых мук.
Прооперированные мало говорили. Почти ничего не ели, хотя их об этом так настойчиво просила Марго.
Боль и страх не сразу покидают больного. Как казалось Степану Максимовичу, тягостное ощущение в седьмой палате было потому, что в ней витали флюиды страха двух больных.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Степан Максимович стал наблюдать за Марго. Она кормила мужа. Юрий капризничал. Жена его уговаривала съесть еще хоть немного. Жилякову нравилась такая забота. Ему казалось, что Марго любит своего супруга. Иначе могла бы плюнуть. Не хочет есть – как хочет. Степан Максимович пытался представить, как Марго выглядела в молодости. Теперь ей примерно лет шестьдесят. Лицо морщинистое, с обвислыми брылями. Фигура округлилась от ожирения и все женские прелести Марго уже не выделялись. В пору далекой молодости Степана Максимовича таких женщин столбянками называли. По всем признакам ее привлекательность давно утрачена.
Но это для молодых. По мнению Степана Максимовича, в Марго есть что–то притягивающее. Вернее всего, ее душа. Жиляков наблюдал, как она обихаживала двух лежачих мужчин, и удивлялся ее терпению. С Федором, как и с собственным мужем, приходилось много возиться. Но он молчал, как немой. А вот ее муж Юрий постоянно был чем–то недоволен.
Стояло жаркое лето. Входная дверь в палату была всегда открыта. Внезапно в нее стремительно вошел мужчина лет сорока, почти совершенно лысый, с крутой грудью и мощными накачанными плечами. В нем было росту не более ста шестидесяти сантиметров. По внешним крутым признакам Степан Максимович предположил, что это и есть трижды бывший в командировке в Чечне милиционер Алексей. Он подошел к своей кровати, стремительно развернулся и зычным командирским голосом сказал:
– Ну, что, лежачие и ходячие, мне выписали увольнительную. Так что не поминайте лихом.
В палату вошел заведующий отделением профессор Сбитнев. Он подошел к Алексею и протянул ему, по всей видимости, документы в целлофановом пакете.
– Вижу, вы не впадаете в панику. Это хорошо. Ваш рак мочевого пузыря – дело серьезное. Но если будете лечиться, есть шанс на выздоровление. Ваш закаленный организм дает такую надежду. С нами можете поддерживать связь в любое время.
Алексей стоял весь натянутый, как струна. Так стоят только в строю по команде «смирно». Голосом строевого командира он спросил:
– А что, Георгий Николаевич! Могу я отпраздновать такое «радостное» событие выпивкой?
Все ожидали, что прозвучит жесткое «нет». Но профессор сказал вполне миролюбиво:
– Можно. Беды большой не будет. Только не до сшибачки. И еще. До вашего города двести с лишним километров. Можете оставаться в палате, пока за вами машина ни придет.
Алексей поблагодарил, но объяснил, что будет ждать на квартире своего друга.
Профессор вышел из палаты. Алексей стал быстро укладывать вещи. Делал он это быстро и аккуратно. Когда все было упаковано, Алексей сказал: «Всем быстрее поправиться!» и скрылся за дверью.
Степан Максимович спросил у своего соседа, в каком звании Алексей. Тот ответил:
– Майор.
В палате повисла тягостная тишина. Степан Максимович был поражен железной выдержкой милиционера. И все–таки. И все–таки. Напряженность фигуры и показная командирская властность в голосе как раз и говорили, что человек на пределе. Да. Такая болезнь никого не красит. Будь самый храбрый из храбрых.
Разговаривать никому не хотелось. Все замкнулись, каждый сам в себе. Давящая тишина, казалось, больше не покинет их палату. Но вдруг Марго отошла от кровати мужа и подошла к кровати Жилякова:
–Ну, что, мужики, так носы повесили? У милиционера горе. Кто же это отрицает? Но нам–то надо жить. А жизнь, она штука тяжелая. Особенно в старости. Все больше горя, чем радости.
Она немного помолчала. Потом как–то застенчиво произнесла:
– А я, грешница, думаю о живом. По всей вероятности, койка Алексея нынешней ночью останется не занятой. Хоть отосплюсь спокойно за все время.
Никто в палате не осудил Марго за такие слова. Все ночи после операции ее мужа и Федора она чаще всего спала на каталке, на которой возили тяжелых больных. Это было страшно неудобно при ее располневшем теле. Всю ночь по коридору всегда кто–то ходил. Не сон, а сплошное мучение.
У Марго было неукротимое намерение восстановить у мужиков душевное спокойствие. Она села на кровать Жилякова в ногах и с кокетливой улыбкой спросила его:
– Максимыч! Ваша жена красивая?
Степан Максимович онемел от неожиданности. Какое– то время он с удивлением смотрел на женщину. Потом нашел в себе силы ответить:
– Когда за ней ухлестывал, казалась симпатичной. Но, как известно, старость мало кого красит. Какая она сейчас – не знаю. Все мы к старости больше на чертей смахиваем.
Марго не согласилась с таким аргументом:
– Да нет. Вы, Максимыч, и сейчас мужик видный.
Встала и пошла к кровати мужа.
На следующий день с утра в палату вошел молодой парень. Как потом выяснил Степан Максимович, это хирург отделения. Он осмотрел прооперированных больных. Марго стояла с ним рядом. Врач что–то щупал руками у Юрия, бормотал невнятное себе под нос. Потом повернулся к Марго и удовлетворенно сказал:
– Ну что, выздоровление идет нормально. Ему можно вставать и ходить. Я понимаю, что сначала будет получаться плохо. Он ослаб после операции. Но потом потихоньку будет крепнуть, и дело пойдет на поправку.
Врач хотел перейти к Федору. Но Марго обратилась к нему с вопросом:
– Вы знаете, у него не получается по тяжелому. Сколько он ни тужился на судне.
Врач сказал, что они это учтут. Но больному следует немного походить и попробовать на унитазе.
У Федора молодой человек тоже никаких отклонений от обычного не обнаружил. И порекомендовал ему больше двигаться.
Когда молодой врач вышел из палаты, Степан Максимович спросил своего соседа, что это за врач. Тот, удивленный неосведомленностью Жилякова, сказал негромко:
– Неужели не знаешь? Это же сын профессора Сбитнева. Он тоже онколог.
Степан Максимович обратился к Марго:
– Маргарита Васильевна! Он что оперировал вашего мужа и Федора?
Марго отошла от кровати мужа и произнесла:
– Ничего он не делал. Оперировал наших мужиков его отец, профессор Сбитнев. Только он после операции к нам ни разу не заходил. Кроме медсестры мы так никого и не видели.
Степан Максимович задумчиво сказал:
–А мне хотелось бы увидеть профессора. Он говорил, что у меня будут брать анализы. Что–то никто ко мне не спешит.
Виталий Андреевич загадочно улыбнулся:
–А ты, Степан Максимович, врачам хоть копейку отвалил?
– Нет. Ты знаешь? Я не умею это делать
.
Сосед хмыкнул и сказал:
– Вот поэтому к тебе никто и не приходит. А я уже знаю, что нам с тобой никаких анализов делать не собираются. Нам с тобой предстоит биопсия. И ничего более.
Марго утратила свою обычную приветливость и хмуро произнесла:
– Не слушай ты его, Максимович! У него, видать, денег – куры не клюют. Вот он ими и кидается. Я за мужа заплатила пять тысяч. Для нас эти деньги немалые.
–Сейчас в селе деньги зарабатывать негде. Для нас это большая сумма. Так вот профессор, а именно он оперировал моего Юрия и Федора, ни разу в палату не заглянул. Так что плати – не плати, нам все равно грош цена. Никому мы тут не нужны.
– Но сын–то его сегодня пришел, – возразил Виталий Андреевич.
Марго отпарировала:
– Пришел. Через четыре дня после операции. Не дергайся, Максимыч с подношениями. Нам, видать, только могила теперь поможет.
И пошла к кровати своего мужа. Тот недовольно пробурчал: ты, мол, язык попридержи. Не дома.
В палате наступила тишина. Марго стала собирать своих мужиков в коридор на пробную прогулку. А Виталий Андреевич все еще жил только что закончившимся разговором:
–Ты, Максимыч, сущий ребенок. Ты кем в своей жизни работал?
Степан Максимович престо ответил:
– Учителем русского языка и литературы. Последние десять лет – директором школы.
– Оно и видно. Привык ты в своей литературе в облаках плавать. А ведь давно уже время, когда все решают только через деньги. Можешь сказать, через взятки. Врачи тоже не исключение. Никто из них давно не вспоминает клятву Гиппократа.
Степан Максимович не знал, что и ответить. Он за годы работы с детьми уверился в том, что хорошо понимает человеческие души. Оказалось, детские души понимает. Жизнь взрослых людей для него – темный лес.
С кряхтением, матом и причитаниями Юрий, наконец, оделся и, опираясь на плечо жены, скользя по полу тапочками, медленно и неуверенно двинулся из палаты. Ноги его сильно дрожали. Степан Максимович и Виталий Андреевич вскочили со своих кроватей, чтобы помочь. Но Марго их остановила:
– Ничего, мужики, со своим мужем я сама справлюсь. Я еще крепкая, хоть и толстая.
И действительно, пара вскоре оказалась в коридоре. Обитатели седьмой палаты слышали удаляющее скольжение тапочек по коридору.
И тут внезапно заговорил Федор:
–Этого лентяя надо кнутом погонять. У него операция гораздо легче моей. Ему медсестра советовала пробовать ходить вдоль кровати еще на второй день. Он же всех послал от себя. И лежит себе трутнем пятый день.
Степан Максимович и Виталий Андреевич, крайне удивленные, переглянулись. Первый спрашивал второго: «В чем дело?». Второй в недоумении только развел руками. Оба, не разговаривая, вспомнили, что прооперированные вообще никогда не разговаривали друг с другом. Какая кошка между ними пробежала?
Прогулка получилась недолгой. Вскоре в дверях показалось раскрасневшееся лицо Марго и висящее на ее плече тело мужа Юрия. Она подвела его к стулу и усадила отдохнуть. Юрий дышал запыханно тяжело. Марго его успокоила:
–Посиди. Отдышись. И пойдем от какакшек освобождаться.
Юрий недовольно промычал, что устал.
–Ничего. Врача надо слушаться. Он порекомендовал, чтобы ты очистился сам.
Вроде и неудобно смеяться над чужой бедой, но соседи по койкам улыбнулись друг другу. Марго была настроена решительно. Она взяла под мышки своего супруга и поволокла его в туалет. И сама на всякий случай там осталась. Вскоре оттуда послышалось натужное мычание. Чувствовалось, что Юрий старался из последних сил.
И снова молчальник Федор всех удивил.
– Не надо так обжираться,
Со злостью произнес он. Соседи по кроватям снова крайне удивились. Чем же так насолил Юрий Федору, что тот так плохо к нему теперь относится. Как знали обитатели седьмой палаты, жили они в разных районах обрасти. По разговорам Марго, раньше знакомы не были. Виталий Андреевич поговорил шепотом со Степаном Максимовичем на эту тему. Никакой разгадки не предположил ни один, ни другой. А потому решили эту тему больше не обсуждать. Тайны неприязни одного человека к другому порой не разгадываемы и не предсказуемы.
На следующий день в седьмой палате появился новый больной. Появился с откровенным скандалом. Вернее, скандалил не он сам, а его супруга. Как поняли старожилы палаты, она требовала, чтобы больному немедленно сделали биопсию, определили результат обследования и к вечеру они должны быть дома.
Недовольного новосела и его разгневанную жену в палату сопровождал сам профессор Сбитнев. Он терпеливо объяснял, что мгновенно результат они никому определить не могут. Все требует детального обследования. А на это требуется время. Жена нового больного никакие объяснения профессора во внимание не брала. Муж ее – ветеран афганец. Его надо обследовать без всякой очереди и проволочки. Завоевал на это право.
Профессор махнул рукой, сказал, что это бессмысленный и бесполезный разговор. Установленный порядок никто менять не будет. Поскольку это невыполнимо. Он стремительно покинул палату.
Супруги еще долго вполголоса о чем–то совещались. Она грозилась, что обойдет все инстанции, но справедливости добьется. Он старался ее успокоить. Порядок, мол, есть порядок. Его надо соблюдать. И ничего тут не поделаешь.
Потом жена покинула палату, не попрощавшись. А новый больной лег на кровать, отвернувшись к стене, и как–то очень быстро уснул с могучим храпом. После того, как новичок проснулся, Виталий Андреевич и Марго приступилили к нему с расспросами. Оказывается, он помощник депутата областной думы. Зовут его Иннокентием Александровичем. Он сильно занят. И ему совершенно некогда разлеживаться по больницам. Марго и Виталий Андреевич сразу все поняли и больше к нему с расспросами не подступали. Марго усвоила для себя, что ей надо сегодня искать место для ночлега. Но это ее не ввело в унынье. Она тут же взяла табуретку и уселась, положив подбородок на заднюю спинку Жиляковской кровати:
– Степан Максимович! Можно к вам с вопросом обратиться?
– Можно. А почему нельзя?
–Скажите! У вас много было женщин?
Ошарашенный Жиляков вскочил с кровати:
– Откуда вы взяли?
– Ну, вы мужик видный, интересный…
Степан Максимович никогда не слышал таких лестных оценок в адрес своей персоны и ответил совсем неожиданно для Марго:
–Вы знаете, я всю жизнь считал, что я для женщин вроде как в поле обсевок.
Как я понимаю, они ко мне интереса не проявляли. А сам я не отваживался приставать со своими ухаживаниями.
Марго не позволила Жилякову уходить от темы:
– Ну, а все–таки?
Степан Максимович заметно засмущался:
– Да нечем мне похвастаться в этом плане. В пору своей далекой молодости сближался с тремя девушками на время. Но, по всей вероятности, нас друг к другу не сильно тянуло. Поэтому как–то незаметно связь прекращалась. Я ведь учился не как все нормальные люди. Была вечерняя школа. Там занятия заканчивались ровно в полночь. Так все шесть дней недели. Потом долго служил на флоте. А демобилизовался – стал заочником в пединституте. Там и свою жену встретил. Получили дипломы – и сразу расписались. Даже свадьбы настоящей не было. Безденежными были оба. Поэтому ограничились простой вечеринкой. Вот, пожалуй, и все мои победы на женском фронте.
На лице Марго появилась недоверчивая улыбка:
– А вы, Максимыч, скрытный, оказывается, человек. От вас душевного откровения не добьешься. Вот и вешаете мне лапшу на уши. Но если действительно рассказали правду, – скучная жизнь у вас оказалась.
Марго встала с табуретки, поставила ее так, чтобы она никому не мешала и пошла к кровати своего мужа. В палате появилась нянечка и бесцеремонно громко произнесла. Как в пустое ведро пробарабанила:
– У кого тут из вас запор? Давай за мной в клизменную.
Марго засуетилась, стала помогать мужу подняться с кровати, надела ему трико и футболку. Юрий повис у нее на плече и старчески задвигал по ленолиуму ногами.
Минут через двадцать в дверях появилось его сияющее лицо. Он держался за косяк двери и торжествующе выпалил: «Все!». Виталий Андреевич тожественным голосом произнес:
–С облегченьицем вас, Юра!
Степан Максимович заключил словесной тирадой, вот, мол, и хорошо, что мучения завершились. Юрий улегся отдыхать. Неутомимая Марго предложила Федору гулять по коридору. По всему было видно, что мужчина еще слаб. Но он, не говоря ни слова, стал сам одеваться. Сам с кровати и встал. Марго подхватила его и вытащила в коридор. Степан Максимович слышал, как Федор попросил свою спутницу дать ему опереться о стену. По стене он начал двигаться сам. Видать мужик крепкий характером и упрямый. Так Федор по этой стенке от двери до двери и расхаживался. Марго села за столик в фойе и завела разговор с какой–то женщиной.
У Федора хватило сил и упрямства на полчаса. За это время его опекунша получила полезные для себя сведения. Как только Марго затащила Федора в палату и уложила его в кровать, она тут же подошла к Степану Максимовичу и доверительно ему сообщила:
– А у меня сегодня есть шанс спать в одной палате с молодым мужиком. Сейчас пойду договариваться.
Оказалось, что беседовавшая с Марго в коридоре женщина рассказала ей, что в отделении лежит молодой фермер в двухместной палате. Одна кровать у него свободная. Марго тут же и пошла договариваться. Минут через двадцать вернулась с лицом победительницы. Когда проходила мимо кровати Жилякова, мельком бросила: «Договорилась».
Степан Максимович лежал на своей кровати и удивлялся этой женщине. Как ему сказал, все знающий вокруг сосед, ее мужу жить осталось месяцы. Год он вряд ли протянет. Вероятнее всего, она знает об этом. А виду не подает. Сильная характером женщина.
Виталий Андреевич знал и то, как Юрий и Марго жили в своем селе до операции. Он почти ежедневно был пьян. Когда перебирал – распускал руки. И Марго ходила вся в синяках. А вот, поди ж ты, не озлобилась. За мужем ухаживает очень внимательно и заботливо. Вот и сейчас куда–то собирается. Дело в том, что она ежедневно ходила по магазинам и кафе, которые располагались рядом с больницей и покупала для своего Юрия что–нибудь из лакомства. Поэтому Федор, когда Юрий изо всех сил тужился в туалете, бросил жесткую фразу об обжорстве своего соседа.
Когда Марго выходила из палаты, Виталий Андреевич поинтересовался: далеко ли? Та ответила, что идет за огурцами. Муж захотел малосольных. Марго минут через сорок вернулась с огурцами. Часть сразу помыла и начала угощать ими сначала Степана Максимовича, потом его соседа, потом всех, кто был в палате.
Валентин Андреевич не преминул поерничать:
–Слышь, Максимыч! А тебе особое внимание.
Марго не осталась в долгу:
–Он того заслуживает.
Она извлекла из тумбочки пустую трехлитровую банку, помыла ее и засолила в ней остальные огурцы, сказав, что завтра будут малосольные.
Степан Максимович укоризненно поглядел в лицо своего соседа по кровати, приложил ладонь ко рту, призывая его прикусить язык. Тот развел руками, что, по всей видимости, означало: а что тут такого, если это действительно так. Жиляков взял его за плечо и притянул к себе.
– Ты что не видишь, что он на меня уже косорылится? Вчера цеплялся, что моя электробритва слишком громко шумит. Да и Марго потаскухой обозвал.
Виталий Андреевич немедленно преобразил свою физиономию в сплошную виноватость. Он сложил руки крестом на груди, давая понять, что больше на эту скользкую тему не прозвучит ни звука. Только, как оказалось, одним молчанием соседа, догадки и разговоры с намеками на скользкую тему не потухли. Марго собиралась идти ночевать в палату, где лежал тяжело больной фермер. Проходя мимо кровати Степана Максимовича, она присела на нее и кокетливо произнесла:
–– А мне предстоит ночь с молодым парнем.
Степан Максимович весело ответил:
– Желаем с Андреевичем удачи во всем.
– Да уж постараюсь.
Марго быстро встала с кровати и скрылась за дверью. Утром она появилась в палате очень печальной. Села на кровать Жилякова и горестно произнесла:
– Всю ночь глаз не сомкнула.
Степан Максимович, естественно, поинтересовался: почему. Хотя обо всем уже успел догадаться. Марго говорила как будто в пустоту.
– Господи! За что людям такие муки. Мужику 28 лет. Ему такая участь. После операции для него баба, что она есть, что ее вовсе нет. Жена его забрала четырехлетнюю дочку и ушла к родителям. Пообещалась подать на развод. А мужик–то. Не мужик – золото. Выпивал только по большим праздникам. Выпивал в меру. Работал, что твоя лошадь. Без выходных, с темна до темна. А теперь все прахом.
Марго встала с кровати и пошла к мужу. Плечи ее были так жалко опущены. Раньше она ходила с прямым станом. Теперь же заметно сгорбилась.
У Степана Максимовича стало мутно на душе. Может, и его судьба не немного лучше? Притих и потускнел лицом Валентин Андреевич. Утро в палате начиналось со скверными предчувствиями.
Тягостную обстановку разрядила дежурная медсестра. Она стремительно впорхнула в палате и предупредила Виталия Андреевич и Степана Максимовича, чтобы они никуда не уходили. Им предстоит биопсия. Степан Максимович совершенно не имел представления, что это за процедура. Зато Виталий Андреевич такую проверку уже проходил. Он подробно просветил о предстоящем действе Степана Максимовича. Тот для себя усвоил, что процедура совсем не эстетичная. Но зато безболезненная. Так легкий щипок.
Когда Степан Максимович вернулся в палату, Виталий Андреевич лежал на своей кровати с потухшим лицом. С него сошел весь лоск и обычная самонадеянность. Тусклым голосом он пожаловался Жилякову:
– Чистые живодеры. В прошлом году было совсем другое дело. Легкое пощипывание – и не более того. Казалось, даже приятно. А тут, похоже, кусками выхватывали.
У Степана Максимовича все прошло вполне благополучно. Но его волновал свой вопрос: когда будут результаты этой самой биопсии. На что поникший Виталий Андреевич ответил, что ждать придется. А сколько – ему неведомо.
Марго не мешала их разговору. Но как только оба, пришедшие с процедуры замолчали, тут же подошла к Степану Максимовичу с банкой присоленных огурцов:
– Мы все вас терпеливо ждали. Давайте отведайте первыми, а потом уж остальные мужики. Они говорят, что измаялись.
Степан Максимович бережно достал верхний огурец, сказал Марго «Большое спасибо» и она отвернулась к Виталику. Жиляков захрустел малосольным огурцом. И тут же убедился, что Марго с солью перестаралась. Малосольным огурец уже никак не назовешь. Степан Максимович предположил, что Маргарита Васильевна соль при приготовлении пищи явно не экономит.
Пошли дни томительного ожидания результатов биопсии. Степан Максимович с утра минут сорок ходил по коридору. Это было чем–то вроде зарядки. Потом возвращался в палату и падал на кровать. И мысли метались в голове в полном беспорядке. Ему было странно, почему его водили за нос. С некоторых пор он начал подозревать, что страшная болезнь обосновалась в его организме. В последнее время он постоянно испытывал усталость. Были и другие причины, которые он раньше воспринимал, как досадную случайность. Потом понял: это закономерность.
Было странно фиксировать для себя, что он не проявляет трусость. Он пребывал в окаменелом состоянии и в последнее время очень хотел, чтобы эта окаменелость не покидала его до самой последней минуты. Степан Максимович боялся только одного: как бы ни проявить малодушие в минуты отхода в мир иной.
Но и эти нерадостные размышления он гнал от себя, когда они особенно донимали, Жиляков силой воли перенастраивался на воспоминания. Там, в прошлом, у него была нормальная жизнь. Все, как у людей. А это значит, что обид тогда у него не было. Потому и воспоминания не теребили душу.
И Виталий Андреевич растерялся свою самоуверенность. Он стал заядлым читателем. С утра до вечера поглощал какой–то американский детектив. Сосед называл, что это за роман. Но на Степана Максимовича это название никакого впечатления не произвело. И он его тут же забыл.
Так прошло три томительных дня. На четвертый утром дежурная медсестра предупредила обоих, чтобы никуда не отлучались. Их позовут к заведующему отделением. Степан Максимович чуда не ждал и был готов к самому худшему. У Валентина Андреевича пропало желание к чтению. Он лежал на спине и делал вид, что дремлет. Его позвали первым. Он чуть ли не бегом ринулся к кабинету Георгия Николаевича Сбитнева. Будто сдавал стометровку. Буквально через пятнадцать минут дверь кабинета заведующего отделением распахнулась, и сияющий Виталий Андреевич вошел в палату. На улице стояла плотная духота. Как и все последние дни. Длинными днями солнце палило нещадно.
– Ну как?
спросил вошедшего Степан Максимович.
– Онкологию не обнаружили.
–Поздравляю.
Степан Максимович встал и пошел в кабинет заведующего урологическим отделением. Там кроме профессора Сбитнева были еще три врача. Георгий Николаевич поднял глаза от бумаг:
– Степан Максимович! Сколько вам лет?
– Семьдесят.
– Вот видите? Я это к тому, что у вас обнаружен рак предстательной железы. Все лекарства по онкологическим болезням отрицательно действуют на многие органы человеческого тела. У вас преклонный возраст. Вдобавок ваш организм отягощен еще несколькими хроническими болезнями.
Я буду с вами предельно откровенен. Мы могли бы вас положить на стол и лечить радиоактивным облучением. Но у нас нет уверенности, что вы это вынесете. А нам, как вы понимаете, смерть в отделении может подпортить отчетность. Поэтому попробуем вас лечить лекарствами на дому. Периодически будете приезжать к нам на проверку. Если болезнь будет развиваться, попадете под облучение. Но, возможно, вам это не понадобится. Давайте будем надеяться на положительный исход.
Вам все понятно?
Степан Максимович молча, кивнул головой.
– Тогда желаем вам удачи в лечении.
И профессор опустил голову к бумагам.
В палате Виталий Андреевич вопросительно на него посмотрел и махнул рукой. Ему стало все понятно. Он только и мог сказать Жилякову:
– Держись.
В палате Степан Максимович заметил легкое волнение. Оказалось, в его отсутствие сюда заходила дежурная медсестра и объявила, что Юрию и Федору оформляется выписка. Им надо позаботиться о транспорте. Марго считала, что до поворота к их селу они легко доедут на автобусе. Благо они ходят довольно часто. А вот полтора километра от поворота надо ждать только попутную машину. Пешком такое расстояние Юрий не одолеет. А будет ли попутка – это еще вопрос.
Федор подал голос со своей кровати. Он просил Марго позвонить его жене. Пусть запрягает кума и с ним приезжает за Федором. Марго эту просьбу тут же и выполнила:
– Алло! Алло! Люся! Наших мужиков выписывают. Так что беги к куму за транспортом. Как наши мужики? Нам теперь осталось только на них посмотреть.
И впервые Степан Максимович услышал в ее голосе такую тоску, что впору заплакать. Ничего не скажешь, теплая в палате собралась компания. Все потенциальные покойники. Один Виталий Андреевич исключение. Кстати, он собрался самым первым. Крепко пожал Степану Максимовичу руку. Остальным только махнул рукой и скрылся за дверью.
Да и Жиляков уложился быстро. Получил документы, вернулся в палату и всем пожал руку, пожелав при этом благополучно добраться до дому. Марго он руку поцеловал, чем привел женщину в великое смущение. Да и остальные в палате были крайне удивлены галантностью Жилякова. Казалось, мужик крайне сдержанный.
Поняв ситуацию, Степан Максимович счел нужным объяснить свой поступок:
– Она, мужики, заслуживает и большего. О вас она заботился отменно.
В автобусе Жиляков размышлял о своей остаточной жизни. В голове назойливо вертелись слова своего местного уролога: « Тогда будете умирать долго и мучительно» Вот, собственно, и все, что ему осталось. Вот этого ему очень не хотелось. Что такое мучительно, он уже испытал на себе, когда у него лопнул желчный пузырь и он по–звериному не стонал, а рычал, как лютый хищник. Он уже не боялся смерти. Он боялся боли.
В голове роем роились разные цитаты из прочитанных книг. Он вспоминал Монтеня, который с сорока лет тщательно вникал, как люди умирают. Он основательно готовился к своей кончине, чтобы встретить ее философски спокойно. Жиляков хорошо помнил мудрые слова французского филосова Декарта, который бодро утверждал: «Я мыслю, следовательно, существую». Только теперь эта мудрость его мало успокаивала. Он был больше согласен с поэтом Рубцовым. Тот жаловался своей жене: «И жить не хочется, и умирать страшно».
В том–то и вся заковыка. Если бы человек знал, что такое смерть в его самоощущении, может и на душе было бы полегче.