— Эти суки зашли слишком далеко! — сказала Марина Бахусевич, директор музыкальных групп, интуитивный маньяк с волосами цвета амарантовой мадженты и сильными татуированными руками. На одной руке у неё величавый олень, на другой — Бендер из «Футурамы». И вот она позвонила мне в скайп в своей большой кепке, и первыми её словами было:
— Эти суки зашли слишком далеко!
— Какие суки, Марин? Ты о чём?
— Андеграунд мёртв, Серёжа! Да здравствует андеграунд!
— И что это должно значить?
— Молодая шпана пришла стирать нас с лица Земли!
— О как.
— Они зовут себя андеграундом! Ты понимаешь, что это значит?
— Нет! Кто они? Зачем они это делают?
— Нужно собирать гильдию!
— Я ничего не понял, но можно у меня. Только мои соседи не должны ничего заподозрить. Мимикрируем под рядовую пьянку.
— Повод?
— Сама придумай.
— Ладно.
Бахусевич исчезла с экрана. Не прошло и пяти минут, как мне позвонил Александр Комарский, мой друг с детства, стиляга в законе, хулиган уличного джаза, лидер шайки Дохлый Номер.
— Приветствую, Серёга! Я правильно понял, что у тебя сегодня новоселье?
— Новоселье, значит? Ну пусть будет.
— Но ты же там уже полгода живёшь!
— Лучше поздно, чем никогда.
— Да, но у тебя уже было новоселье.
— Это другое. Подробности на месте.
— Ладно. Какова концепция?
— Концепция?
— Да.
— Антиконцептуальность.
— Принято!
Комарский больше ни полслова не спросил — мигом просёк мульчу. А я тогда сел и другим гостям тоже написал, что мероприятие будет антиконцептуальное. Никакой, мол, концептуальщины, а то знаю я вас.
Стучу в соседнюю дверь. Там живут мои соседи Дневной Андрей и Ночной Андрей. Первый — преподаватель в HTML-Академии, второй — бас-гитарист TenTeslas, группы с высоким напряжением в струнах. Внешне похожи как братья, но одеваются и ведут себя по-разному. Дневного Андрея можно заметить только в светлое время суток, а Ночного — только в тёмное, вместе их я никогда не видел.
За двумя большими мониторами, вглядываясь в грозовую тучу системных кодов, восседал дневной Андрей. Волосы его были длинными, тёмными с прядями цвета бороды Абдель-Керима, а штаны его были желты словно сыр, который он ел, когда я вошёл. Когда я вижу Дневного Андрея, он почти всегда ест сыр. Он хорош в этом.
— У нас сегодня новоселье, — сказал я.
— Но… у нас ведь уже было новоселье.
— У нас прекрасный дом, можно и повторить.
— Я бы рад, но сейчас еду в Ленту Мёбиуса, потом у меня тренинг, а потом надо встретить в аэропорту друзей из Швеции.
Не знай я Дневного Андрея, я бы решил, что он всё это выдумал. Но он и впрямь постоянно чем-то полезным занимается, прямо с утра до ночи.
— Ладно, — говорю. — А ты мог бы передать приглашение Ночному Андрею?
— Передам, — отвечает Дневной Андрей, — И думаю, что он придёт.
— Славно. Обязательно скажи ему, что мероприятие антиконцептуальное.
— Идёт, — Андрей встал и взял со стола ключи от машины, — Если что-то нужно в Ленте Мёбиуса, присоединяйся.
И сели мы с Дневным Андреем в его стремительный Фольксваген — обычно белый, но сейчас немного пыльный, а оттого имеющий цвет гейнсборо — и поехали в Ленту Мёбиуса.
И купили мы разных кошерных и ультракошерных яств, пив и вин, подошли к кассе и обнаружили, что наша кассирша — вылитая Эми Вайнхаус. Она пробивала хлеб и зелёный горошек, а мне всё казалось, что она вот-вот запоёт «Valerie». Домой мы ехали, беседуя о том, почему довольно скоро все будут ездить на электромобилях. Мы — это я и Дневной Андрей, кассиршу мы предпочли оставить на рабочем месте. Но в ней был стиль. Такие на кассе долго не задерживаются.
В Телеграм пишет Бахусевич:
«Это крах!»
Отвечаю классической мантрой:
«Не знаю, что такое крах, лишь знаю, что такое трах»
По прибытии Дневной Андрей вернулся к делам, а я пошёл на кухню разбирать покупки и встретил там Анну, нашу соседку, ювелира ногтей и ресниц. Почти каждый день к ней приходят женщины и без того красивые страшно, а уходят и вовсе небожительницами.
— Поздравляю, Аня, — сказал я, — у нас сегодня новоселье.
— Но у нас уже было новоселье!
— Ты путаешь, то был твой день рождения.
— Ладно, а кто придёт?
— Ну… Андеграунд всея Руси!
— Ого! — воскликнула Аня. — Это как?
— Ну знаешь, есть такой Макс Корж?
— Конечно.
— Ну вот, он не придёт. Потому что он не из андеграунда. А знаешь Александра Гумбарга?
— Впервые слышу.
— Так вот, он — тоже не придёт.
— Почему? Он тоже не из андеграунда?
Я от неожиданности чуть петрушку не уронил.
— Ты что такое говоришь?! — воскликнул я. — Гумбарг не из андеграунда?! Да он не просто из андеграунда, он глубоко из андеграунда. Он из андеграунда андеграунда. Из андеандеграунда. И это по меньшей мере! Денно и нощно сидит он в своей башне из слоновой кости, а о стены её бьются волны — преимущественно звуковые и изнутри…
— И поэтому он не придёт?
— Нет. Он на гастролях в Обнинске.
— Где?
— Обнинск. Русский Неаполь.
— А кто тогда придёт?
— Саша Комарский.
— Комарский?! Тот самый что ли?!
Тут я слегка удивился.
— Какой это — тот самый?
— Ну этот, — покраснела Анна, — который яйца к мостовой прибил?..
Я выдохнул и сказал:
— Нет. Пронесло. А то я уж думал, Александр скатился в мейнстрим. Тогда бы пришлось немедленно отменить приглашение.
Аня почти беззвучно ахнула. Но я, конечно же, шутил. Никто бы не стал отменять приглашение, даже стань Комарский распоследней медийной персоной. Просто я не позвал бы его в следующий раз, вот и всё.
Под звуки альбома «Равноденствие» группы Аквариум я стал готовить картофельное пюре на кокосовом молоке, соевое мясо, жареное в соусе терияки, и салат Люк Бессон из пяти зелёных элементов: огурец, петрушка, авокадо, оливки и горошек. В качестве связующей все эти элементы Любви использовал постный майонез.
Начали собираться гости. Все, к моей радости, пришли сугубо антиконцептуальными. Как вы понимаете, когда вечеринка антиконцептуальна, существует большой риск того, что кто-нибудь из гостей доведёт эту антиконцептуальность до уровня концепции. Но ни одна душа в тот вечер не перешагнула эту тонкую грань. Все как один были не в тренде, при этом умудрившись не сформировать тренд быть не в тренде. Друзьями горжусь люто.
Явились барабанщик TenTeslas Артём и его девушка, воспитательница детского сада. Она никогда не пробовала соевого мяса, но всегда хотела. Мы начали пить «Пионерский Лагер». Я продолжил готовку.
Пожаловали бонвиван Комарский и Маргарита — скромная похитительница его сердца. Маргарита почти никогда со мной не разговаривает. Ценю такое бережное отношение к словам. Комарские принесли коньяк тончайшего вкуса. Отведав его, я сказал:
— Существует лишь один алкоголь, по тонкости способный тягаться с этим.
— Какой же?
— Карельский бальзам.
— Что это за зверь?
— Это напиток, созданный гением! Всё рассчитано так, что когда ты выпиваешь Карельский бальзам, тебе каким-то образом становится одновременно и хорошо, и отвратительно.
— Как это? — интересуется Комарский.
— Ну представь: тебе одновременно и вкусно, и… мерзко.
— Не могу я себе этого представить. Пробник имеется?
По счастью, у меня хранилась подаренная рыжей московитянкой бутылка этого зелья. Я налил рюмку и поставил перед Комарским. Опустошив её, он на несколько секунд замер, после чего аккуратно вытер усы и произнёс:
— Поразительно! То, что я выпил, мне понравилось. Но больше я не хочу!
Комарский решительно отодвинул рюмку. Гости перешли к экспериментам с Карельским бальзамом. Мы стали ужинать. Воспитательница детского сада наконец попробовала соевое мясо и во всеуслышанье объявила:
— Мне соевое мясо не нравится!
Мы раскидали её порцию по тарелкам. Как ни стараюсь, не могу вспомнить её имя.
Народ всё собирался. Нас осчастливила присутствием вечно смеющаяся Чайка Чурсина. Вернулись наши соседи-молдоване Ольга и Ираклий. Узнав, что сегодня новоселье, они на радостях хотели было испечь коня, но тут объявилась Марина Бахусевич и разорвала в клочья нашу пастораль своим огромным козырьком. Она выставила на стол две бутылки вина, не связанных между собой ни цветом, ни сортом, ни какой-либо логикой. Антиконцептуально? До ужаса. А ведь я даже забыл сообщить Марине, что мы играем в антиконцептуальность.
Пьянка с Бахусевич — это путешествие в Никуда. Именно так, с большой «Н». Гумбарг зовёт её «Женщина-Фрактал». Попытка объяснения феномена Косухиной-Бахусевич чревата падением в смысловую бездну, но я рискну. Кредо Марины — презрение мысли как таковой, нокаут рацио, разрыв логических цепей голыми руками. Пока вы думаете, что сказать, Марина скажет, не подумав, забудет начало собственной фразы, но потом закончит её так, что попадёт в яблочко, хотя и не в то, в которое целилась. Куда там буддийским коанам! Тебя засасывает в воронку абсурда всё глубже, и постепенно ты перестаешь понимать, о чём была речь, зачем ты здесь и что ты вообще такое.
Марина опрокинула стакан красного и сказала:
— Эти суки зашли слишком далеко!
— Что за суки, Марин? — загомонили все. — Кто тебя раздосадовал?
— Андеграунд мёртв, да здравствует андеграунд!
— И что это должно значить?
— Молодая шпана пришла стирать нас с лица Земли!
— Ну дела!
— Они собрались вместе и зовут себя андеграундом!
Тут в чертоги кухни вторгся лидер TenTeslas, электрический рыцарь Денис Колодин. Если вы никогда не видели Дениса, то представьте Джинна из мультика «Алладин», в образе из вселенной TRON. Денис пробасил:
— Кто собрался вместе и называет себя андеграундом?
— Х*й знает, кто такие, — сказала Марина, закурив сигарету. — На то они и андеграунд.
— Допустим, и что?
— Они догадались, что андеграунд — это те, кто первый до этого догадается. А значит, они стали андеграундом.
— Так и что?
— В смысле и что?! — восклицает Марина, роняя пепел в салат. — То, что мы все теперь мэйнстрим! Я своим группам так сразу и сказала: никаких больше тайных концертов и оправдания своих ошибок неизвестностью.
— Что тогда вместо этого?
Марина выпустила дым через нос.
— Мир замер в предвкушении свежей крови, — сказала она. — Скоро всеми из вас заинтересуются журналисты и продюсеры. Будете всё время на виду или под прицелами камер. Про личную жизнь забудьте. Общественный транспорт — только за границей, и то, учитывая темпы глобализации, это ненадолго. Большие гонорары. Большие проблемы.
Бахусевич затушила сигарету. Саша Комарский посмотрел в окно. В окне напротив посередине комнаты стоял стул, а на нём сидел мужчина в распахнутом халате в клетку. Он смотрел телевизор и курил.
— Друзья мои, а я что-то не возьму в толк, — сказал Комарский, — о чём, собственно, печали? В чём проблема с большими гонорарами и прицелами камер?
— В том, что ты больше никогда не вернёшься в андеграунд, — сказала Марина. — Это всё в последний раз!
— А я к андеграунду себя никогда не причислял, чтобы в него возвращаться, — заявил Комарский. — И стадионы собирать мне было бы интересно.
— Теперь понятно, кто нас за собой потянул, — сказал Денис, — стадионы собирать. Спасибо тебе, дорогой, большущее!
— Я попросил бы! — возмутился Саша, — Не хочешь стадионы собирать — не собирай, тебя никто не заставляет. Мне больше достанется.
— А что же мне теперь остаётся, как не стадионы собирать, — сказал Денис, приближаясь к Комарскому, — когда в андеграунд вернуться нельзя, а мир требует свежей крови?
Саша пожал плечами:
— Возвращайся в фармакологическую компанию.
Когда мы их разняли, Бахусевич сказала:
— Саша, если ты хочешь стадионы собирать, то что ты вообще делаешь на собрании гильдии?
— Где? Вообще-то я к Серёге на новоселье пришёл.
— Да он живёт здесь уже полгода!
— Но ты меня сама позвала!
— Не увиливай от ответа!
— А какой был вопрос? И был ли он? И вообще, если мы теперь мейнстрим, то что стало с теми, кто был мейнстримом, пока мы были андеграундом?
— Очень просто: они растворились в абсолютном, исчезли из мира и из нашей памяти. Попробуйте вспомнить хоть одно имя. Ну?.. Не можете? То-то же!
— Матерь Божья!.. — прошептал кто-то.
— Exactly, — ответила Бахусевич.
— Знаете, — сказал Денис, — если на то пошло, то наша группа тоже не относится к андеграунду. Это было бы слишком вычурно.
— Славно, — сказал я. — Вот мы и разобрались. Кому добавки?
— Мне! Мне! — сказали все, кроме воспитательницы детского сада, да как же её звали-то?..
— Опомнитесь! — вскричала Марина. — Это крах, крах!
Тут запахло сандалом. Зазвучала ласковая мелодия ситара. На носилках с балдахином в кухню внесли Леонида Балладова. Так всегда бывает. Я до сих пор не уверен, человек ли это из плоти и крови или же мудрый дух, являющийся курильщикам ночных трав.
— Вот! — обрадовалась Марина. — Наконец-то образованного человека принесли!
И обрисовала Леониду ситуацию в психоделичных красках большими мазками. И сказал Леонид:
— Согласись, проблема не в том, что настоящее счастье или истина труднодостижимы. Проблема в том, что лично у тебя возникли проблемы с принятием факта их общедоступной простоты.
Марина открыла рот, чтобы что-то ответить, но неожиданно зависла. По кухне разлилась многозадачная тишина — впрочем, уже с зачатками благостных вибраций.
— Кому ещё пюре? — спросил я, пока Балладов не завёл речь про симулякры третьего порядка.
Разобравшись с пюре, я оставил гостей и вышел на балкон. У перил стоял некто в мантии цвета чёрного янтаря.
— Здравствуй, Ночной Андрей, — сказал я.
— Привет, Серёжа.
— Как оно?
— Да вот… встретился с друзьями из Швеции. Сказал им, что оформил свой интерьер в шведском стиле.
— А они что?
— Они спросили, что это значит.
— А ты что?
— А я сказал, что поставил туда мебель из Икеи.
Я посмеялся и спросил:
— Что ж ты шведов с собой не привёл?
— Приводить было нечего, — сказал Андрей. — Эта шутка разорвала их на мелкие кусочки…
Проникаясь ночной тишью, я достал папиросную бумагу, а Ночной Андрей неожиданно спросил:
— Знаешь о Флае?
Вообще-то я знал о Флае, барабанщике таганрогской группы Electric Chinas, но Ночной Андрей произнёс это так, что я сразу понял: чего-то я о Флае не знаю.
— Что с Флаем?
— Выпал с балкона той ночью.
— Да ну…
— Да.
— Сам или помогли?
— Неизвестно.
— Светлая память.
— Светлая память.
Мы помолчали. Когда я бывал на балконе, моё воображение писало разные сценарии будущего. В каких-то из них я возвращался назад в комнату целым и невредимым, в других — камнем летел вниз на крыши соседских машин. С тех пор как Всё Это началось, прошёл уже не один год, и я привык спокойно относиться к таким мыслям. Я позволял им идти мимо, зная, что они мне не принадлежат. И вот Ночной Андрей говорит, что всеми любимый рок-н-ролльщик покинул мир именно таким путём.
— Я в смятении, — говорит он. — Ещё никто из моих близких не умирал.
— Чувствуешь, что Смерть стала на шаг ближе, да?
— Вроде того.
— Она непрерывно приближается. Думаю, нам стоит её полюбить.
— Полюбить Смерть?
— Почему нет.
Я вспомнил, как умер Сократ, и рассказал Ночному Андрею. Сократа обвинили в инакомыслии и приговорили к отравлению «государственным ядом» из семян цикуты. Он считал, что умереть — значит одно из двух: либо перестать быть чем бы то ни было, либо испытать переселение духа в какое-то иное место. Ни один из этих вариантов его не пугал, но вообще он склонялся ко второму, говоря, что как яви можно противопоставить сон, так и жизни можно противопоставить смерть, и он не видит в ней ничего устрашающего. В день казни Сократ был очень спокоен и заранее обмыл своё тело, чтобы не утруждать женщин, которым предписывалось сделать это после его отравления. Когда принесли яд, Сократ выпил чашу до дна, немного походил, пока его ноги не начали отниматься, лёг, чувствуя, как немота пробирается всё выше по телу к его сердцу, сказал одному из друзей свою последнюю фразу, что-то вроде:
«Критон, мы должны Акслепию петуха. Не забудь отдать»
И умер.
— Славная история, — сказал Ночной Андрей.
Тут отворилась дверь, и на балкон вышел Дневной Андрей. У меня чуть ум за разум не зашёл.
— Ребят, хотите сыру? — сказал он.
Вновь обретя дар речи, я вскричал:
— Так вы реально два разных чувака?!
— Мы думали, ты знаешь.
— А я думал, я просто прикалываюсь… — сказал я.
Тут на балкон явились все, кто был в квартире. Да что там в квартире, все в городе, все в мире явились на этот балкон — даже ты, читатель, даже Гумбарг. Какой большой у нас с вами, оказывается, балкон. Бахусевич довольно сказала:
— А! Я поняла! Даже если никто не знает, что вы андеграунд, то вы всё равно андеграунд, пока хотите им быть!..
— Да пох*й, — сказали мои друзья.
— Да-да-да! Вам всё пох*й, именно поэтому вы и андеграунд!..
— Да пох*й, — сказали мои друзья.
Любовь пробирала до костного мозга. Над крышами плыла Ван-Гогова Звёздная Ночь.
***
Сборник повестей и рассказов Посейдень: http://chtivo.spb.ru/poseiden.html