За живое - по живому

Андрей Долженко
Холодный пот, проступивший сквозь мурашки на смуглой коже, собрался в тонкие струйки и устремился вниз. В сознании ещё жило кошмарное видение, которое не спешило покидать темноту облюбованных задворок. Всё тело обуял липкий страх пробуждения. Сердце готово было проломить ненадёжную клетку из рёбер, лишь бы не оставаться в плену жалкого меня.

Глубокий вдох, ещё и ещё… Где-то здесь должна быть грань невозврата. Грань меж сном и явью, меж эфемерностью видений и существом реальности. И, кажется, я её нащупал и готов был уцепиться за неё непослушными руками. И если потребуется, я не пожалею зубов, лишь бы не оставаться в прошлом, что когда-то было позабыто. Выдох, отпускаю…

Потребовался ещё короткий миг на мысленный посыл, а потом в один мощный бросок моё тело покинуло влажные простыни постели. До этого сжатое в пружину, оно возликовало от самой возможности двигаться, наградив меня зудящим покалыванием в затёкших ногах. «Ничего, сейчас расхожусь!» – мелькнула мысль в моей голове, когда я чуть не потерял равновесие на холодном полу.

Мой взгляд привлекла тонкая полоса света, что протянулась вдоль горизонта, возвещая о рождении нового дня. Переступив с ноги на ногу, я подошёл к овалу окна и втянул грудью предрассветный воздух. Он, на удивление тёплый, разлился по телу, заставляя позабыть холодные иглы кошмара. Вдох, ещё и ещё…. Я дышал, пока вновь не захотелось жить в тёмном мире.

Как был (босой и в одном исподнем) я прошлёпал в ванную. Забравшись в холодное лоно бассейна, я повернул тугой вентиль, и тут же хлынул мощный поток живительной влаги. Она в пару минут заполнила собою до краёв, и маленький бассейн, и меня заодно. Несколько раз погрузившись с головой, я, отфыркиваясь, вылез и заметил, что так и купался в нижнем белье и лёгкой рубашке. «Ну что же, будем считать, что и постирался!» – усмехнулся я своим мыслям.

И почему боевых магов не обучают главному, а именно: борьбе с собственными страхами. Считается, будто адепты магических искусств должны совладать с ними самостоятельно. Но, демоны меня побери, скажите: как? И я приложу максимум усилий, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Нет же, старшие будут воротить нос, указывать на коллег по цеху, но не в жизнь не признаются в своём бессилии пред страхами.

За красивыми словами стоят столь же пустые головы, и глупо надеяться, что одна из них вдруг воспрянет желанием помочь. Помнится, приезжий маг сказал: «Страхи — это сдерживающие нас оковы, не дающие сделать глупостей сверх меры. Про них можно забыть от безрассудства или безразличия, но отказаться — нельзя!». Заметив ропот средь юных слушателей, он привёл прекрасную аналогию: «Наши страхи — волосы в бороде, они есть и будут расти. Брейтесь вы хоть десяток раз на дню, их корни будут живы, а суть неизменна. Так что можно смириться с борьбой за чистоту лица, либо сдаться и покориться бороде...». Тогда многие засмеялись, но немногим открылась истинность услышанных слов. Ко мне она пришла лишь с ночным кошмаром…

Того мага, кажется звали Тамора. И, поговаривали, что он старейший житель тёмного мира, а сила его несоизмеримо больше любой гильдии магов. Но всё-таки запомнился он не своим именем, не великой мощью, а той манерой вести беседу. Когда тот старик начинал говорить, всё затихало, словно боясь упустить важное слово. И только дослушав до конца, можно понять, что каждое в сказанном было важным, что нет там прелюдий. Это как начать прочтение с середины книги, но так и не углубиться ни на одну главу.

«Знаешь, Син Танг, а я тебя могу понять! И страх твой далеко не безнадёжен...» — ответил Тамора на рассказ о причинах моих кошмаров. «Решение лежит на поверхности, и если ты не найдёшь его сам, то будь уверен, я прибуду следующим летом и открою его для тебя. А пока прости, но всему своё время! Даже страхам следует созреть, прежде чем покинуть насиженное место». Перед тем, как маг покинул чертоги нашего государства Стоунолджа, я таки успел его увидеть, но больше разговора не состоялось. Вокруг него вилось слишком много советников гильдии, которые не меньше моего желали внимания к себе.

Каждый раз я видел одну и ту же картину, всего лишь фрагмент сюжетной линии. Я оказывался на песчаной арене, где диковинные звери выполняют трюки под щелчками хлыста. Дрессировщик раз от раза замахивается на одно из животных, и, возопив, то исполняет человечью волю. Длится сие представление не больше минуты, но на половине зверей сочатся кровью раны, оставленные бичом. Другие, попрятавшись в закулисье, выглядывают огоньками глаз из темноты.

И всё бы ничего, но этот сон далеко не игра моего воображения, а реальный случай. Произошло всё на моих глазах в начале обучения, когда я только поступил в ученики боевого мага. Ещё зелёный юнец, незнакомый с бытом гильдии магов, я умел восхищаться и радоваться каждой мелочи, в которой только мог признать проявление волшебства. И звери, необычные звери, были одним из любимых мною чудес магии…

Я обожал находиться рядом с очередным существом, так не похожим на виденных ранее животных. Казалось, что в эти моменты я становился одним целым с непокорным зверем. Чувствовал его всей кожей, а, поглаживая чешую или панцирь, шерсть или кожу, меня пронизывало необъяснимое чувство восторга. Те эмоции были сродни детской радости от похвалы или конфеты.

Всё впечатление рухнуло в один момент, когда в день свобод я проходил мимо арены. По привычке я заглянул в распахнутые двери, надеясь встретиться глазами со старыми знакомыми. Но взору пристала картина, которую я не мог сопоставить с дрессировкой. Тот самый момент, который приходит ко мне во снах, который мучает страхом собственного бессилия и ужаса. Тогда я остолбенел, пытаясь осознать действительность происходящего. И когда дрессировщик повернулся, я не придумал ничего лучше, чем ударить по нему разученным заклятием….

Сколь простое, столь же действенное заклятие-разрушение почти размолотило мага-дрессировщика в фарш. Как потом поговаривали в гильдии, это была случайность, неаккуратное обращение с дикими животными, как следствие, смерть от зубов по неосторожности. Но есть и другая точка зрения: средь старших магов этот субъект имел сомнительную репутацию, а кое-кому он был костью в горле. Вероятно, его смерть никого не огорчила, и меня уж точно...

Я помню тот липкий запах животного страха, звериную ненависть к человеку, которая туманом висела под куполом арены. От царившей атмосферы першило в горле, хотелось выйти на воздух, лишь бы не вдыхать чужую боль. Я стоял и смотрел, как пористая губка впитывает звериные чувства. Пока во мне что-то не сломалось, и я машинально произвёл взмахи руками, призывая всю свою силу в одно заклятие. И, как знать, быть может, в тот злополучный день мне помогли сами животные, многократно помножившие мой потенциал. Ведь «разрушение» довольно слабое заклятие, имеющее эффект лишь на материальных предметах. Хороший маг вовсе может впитать его, а обычному человеку оно нанесёт минимальный ущерб здоровью.

И кошмар моих видений именно в животной боли, пронизывающей меня раз от раза. И нет сожалений в совершённом мной убийстве, только отвращение от бесславной победы над низким человеком. Вряд ли я поступил иначе, выпади мне ещё один шанс. Скорее я бы не задумываясь припомнил заклятие, не дожидаясь удара бича о живую плоть.

Демоны… Но почему земля носит таких людей, зачем они нужны в этом и без того сгнившем мире? Да будь я дрессировщиком волшебных тварей, ни одно из животных не познало бы насилия. Я клянусь пред ликом Великих Небес, что не позволю отныне и впредь издеваться над живым и сущим в тёмном мире, либо не быть мне Син Тангом магом в пятом поколении и человеком средь живых!