Известно, что Сталин очень любил смотреть кино, о чем свидетельствуют многочисленные воспоминания очевидцев. Вот что пишет режиссер того времени Евгений Габрилович о воспоминаниях руководителя кинопроката сороковых годах прошлого века Большакова Ивана Григорьевича. Так вот, Большаков, по его рассказу, возил на дачу Сталина, не только тот новый фильм, который обязан был показать, но и на всякий случай резерв – те ленты, к каким Сталин питал особую слабость, и которые видел десятки раз. И причалив с таким багажом (в двух машинах), И. Г. Большаков приступал к разведке.
Ведь надо было отважиться на поистине судьбоносный шаг: решить – демонстрировать или нет в эту ночь свежевыпеченную картину. А для такого решения следовало, по словам Ивана Григорьевича, досконально выяснить обстановку. Каково настроение Сталина? Не раздражен ли? Не раздосадован? Не случилось ли в этот ушедший день чего-нибудь, что могло вызвать его скрытую ярость – затаенную, но тем более страшную? Не имели ли место желчь и разносы? Хорошо ли поужинал? Сидел за ужином молча или шутил? Не жаловался ли на изжогу? И о множестве другом, что не имело, естественно, ни малейшего отношения к новой кинокартине, но касалось вплотную ее дальнейшей судьбы. И, только после столь филигранных исследований, шеф нашего кинотворчества решался на дачный показ новой кинокартины. В случае же даже тончайших сомнений И. Г. Большаков опять и опять крутил «Большой вальс». И с неизменным успехом.
- Да, так-то, друзья мои! – сказал мне тогда Большаков. – А я ведь знаю, - вы продергиваете меня за то, что я задерживаю ответ на ваши фильмы. А посидели бы вы рядом со мной, когда их смотрит Хозяин!
И я представил себе умственным взором и дачу, и зал просмотров, и Хозяина, и Соратников, и ожидание вердикта, который обжалованию не подлежит.
…Однажды зимой Большаков показывал Сталину новый фильм. Был по обычаю поздний час, спокойно и мирно взирал на кинотворение Вождь, смирно, не закрывая век, дремали Соратники. Вдруг, примерно на половине экранных хитросплетений, Сталин встал и вышел из зала, не проронив объяснений. Возникло смятение.
Находчивей всех оказался Молотов.
-Прекратить! – крикнул он.
Вспыхнул свет, замолк стрекот проектора. Молотов резко оборотился к Большакову:
-Что за мерзость вы нам привезли?!
Соратники подхватили:
-Вздор! Околесица! Клевета!
И еще минут пять гремели оценки того же калибра.
Молотов завершил:
- Фильм запретить! Чем вы думаете, когда везете сюда картины? Что у вас вообще происходит в кино?
Большаков сидел, помертвев.
И именно в этот момент погибели вошел вождь, застегивая на ходу ширинку.
- Что случилось? – спросил он. – За чем остановка? Давайте смотреть. Отличная картина!
Воцарилось безмолвие. Да такое, какое бывало только при Сталине. Ни шороха.
- Оборвалась пленка, - сказал кто-то из Политбюро.
Кажется, это был все тот же Молотов. А может быть, Каганович. Не знаю. Но в том, что это были члены Политбюро, тут уж Иван Григорьевич, поверьте, не мог промахнуться. И просмотр фильма продолжился.
…А вот воспоминание министра Военно-морского флота СССР Н. Г. Кузнецова: «Вспоминаю, как после приемов в Кремле в 1944-1945 гг. (довольно частых одно время) И. В. Сталин лю-бил после официального ужина всех приглашать в небольшой кинозал и показывать одну-две ленты. Кино смотреть он любил! Помнится, несколько раз он требовал крутить картину «Если завтра война». Война началась не совсем так, как в картине, но он с этим не считался, да и положение на фронтах к 1944 году было уже хорошим. Приглашенные на очередной просмотр, мы спрашивали друг друга: «Какая будет сегодня картина?» И. Ф. Тевосян, с которым мы часто сидели рядом, лукаво улыбнувшись, отвечал: «Самая новая; “Если завтра война”».
При жизни Сталина были известны четыре его официальных высказывания о кинематографе.
Четыре месяца спустя после смерти В. И. Ленина Сталиным в заключительной части Организационного отчета Центрального Комитета XIII съезду РКП(б) был выделен специальный пункт: «Плохо обстоит дело с кино. Кино есть величайшее средство агитации. И наша задача – взять это дело в свои руки».
В Политическом отчете Центрального Комитета XV съезду партии в декабре 1927 года Сталин сказал: «Я думаю, что можно было бы начать постепенное свертывание водки, вводя в дело, вместо водки, такие источники дохода, как радио и кино. В самом деле, отчего бы не взять в руки эти важнейшие средства и не поставить на этом деле ударных людей из настоящих большевиков, которые могли бы с успехом раздуть дело и дать, наконец, возможность свернуть дело водки».
В Отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП (б) в январе 1934 года Сталин заявил, что на место дореволюционной деревни, «с ее церковью на самом видном месте, с ее лучшими домами урядника, попа, кулака на первом плане, с ее полуразваленными избами крестьян на заднем плане выступает новая деревня с ее общественно-хозяйственными постройками, с ее клубами, радио, кино, школами, библиотеками и яслями, с ее тракторами, комбайнами, молотилками, автомобилями…».
Здесь же он указал на успехи развития киносети между XVI и XVII партийными съездами: «Рост числа кинотеатров, киноустановок в клубах и кинопередвижек с 9800 единиц в 1929 году до 29200 единиц в 1933 году».
И, наконец, 11 января 1935 года «Правда» опубликовала приветствие Сталина по случаю 15-летия советского кино, направленное на имя возглавлявшего Главное управление кинематографии Б. Шумяцкого: «Привет и наилучшие пожелания работникам советской кинематографии в день ее славного пятнадцатилетия. Кино в руках советской власти представляет огромную, неоценимую силу. Обладая исключительными возможностями духовного воздействия на массы, кино помогает рабочему классу и его партии воспитывать трудящихся в духе социализма, организовывать массы на борьбу за социализм, подымать их культуру и политическую боеспособность.
Советская власть ждет от вас новых успехов – новых фильмов, прославляющих подобно «Чапаеву» величие исторических дел борьбы за власть рабочих и крестьян Советского Союза, мобилизующих на выполнение новых задач и напоминающих как о достижениях, так и о трудностях социалистической стройки.
Советская власть ждет от вас смелого проникновения наших мастеров в новые области «самого важного» (Ленин) и самого массового из искусств – кино».
И. Сталин
…Да, Сталин любил смотреть кинофильмы. И не только любил, но был и вершителем их судеб. И ни один фильм не имел права появиться на экран наших кинотеатров, пока его не посмотрит Сталин, и не даст ему путевку в жизнь. Были у него и любимые киноактеры – Михаил Жаров, Фаина Раневская, Марина Ладынина….
В одной из своих встреч с деятелями кино Сталин сказал: «Вот товарищ Жаров – хороший актер. Но наклеит усики или бакенбарды, или бороду нацепит, а все равно сразу видно, что это – Жаров. А вот Раневская ничего не приклеивает, а все равно – всегда разная». И, конечно, такая оценка вождя в то время приравнивалась к высшей награде.
Вспоминает Раневская: «Об этой исторической оценке вождя мне сообщил ночью по теле-фону Сергей Михайлович Эйзенштейн, едва вернувшись из Кремля. Потрясенная этой новостью, я спустилась во двор, разбудила в котельной дворника – татарина и, разжившись бутылкой, отме-тила с ним звездный час своей жизни».
…Популярный киноактер тридцатых-сороковых годов Петр Алейников, когда в фильме «Большая жизнь» сыграл роль развеселого, удалого Вани Курского – он становится знаменитым. И после этого фильма Петра Алейникова народ стал называть Ваней Курским. А в 1947 году он великолепно сыграл роль Пушкина в фильме «Глинка». Сталин, просмотрев этот фильм, сказал: «Ваня Курский не должен играть Пушкина». И фильм был предан забвению. А ярые критики, вторя вождю, разнесли алейниковского Пушкина в пух и прах, нанеся этим Алейникову огромную психологическую травму.
Любил Сталин посещать и театры. Вот что вспоминает по этому поводу сценарист и театра-ловед Е. Сурков: «В Малом театре, когда там готовили постановку пьесы Первенцева «Южный фронт», роль Сталина репетировал Дикий. Актер, которого после его возвращения из ссылки Сталин очень любил. А Сталин очень следил за тем, что происходит в московских театрах, и сам указывал, в каких театрах ставить пьесы, которые он особенно ценил: «Русский вопрос» - Симонова, «За тех, кто в море» - Лавренева. Бывали случаи, когда он даже вмешивался в распределение ролей. Я, например, был у Храпченко, когда ему позвонил Ворошилов и сказал, что, по мнению Сталина, в пьесе А. Толстого «Орел и орлица» роль Темрюковны «с большей пользой для дела» сыграет не Зеркалова, как полагали в театре, а Гоголева. Я точно знаю, что и в «За тех, кто в море» роль положительного героя была поручена Цареву по указанию Сталина. У него вообще были в театрах, которые он посещал, свои фавориты: В Большом – Михайлов, во МХАТе – Тарасова, в Малом – Царев и, как я уже сказал, Дикий. И вот, а я возглавлял тогда репертком, мне звонит директор Малого театра и говорит: «Дикий отказался от акцента! Не получается у него.». Что делать? Снять его с роли? Но тут же станет известно: Дикий хотел играть Сталина, а какой-то Сурков ему это запретил. Что в такой ситуации ожидало Суркова? Я обдумал все «за» и «против» и афишу подписал. Но тут-то и началось главное: что скажет Сталин? «Кому это нэ понравилось, как разговаривает товарищ Сталин? Кому захотэлось поправить товарища Сталина? Кто разрэшил так играть роль товарища Сталина?». А кто разрешил? Сурков разрешил. И вот проходит одно представление, другое, третье, четвертое - Сталина все нет. Наконец приехал! Мне заранее было оставлено место около его ложи. Сидит в самой глубине, рядом, помнится, Молотов, Ворошилов. Наконец, подошел второй акт – кабинет Сталина. Когда акт кончился, Сталин несколько раз хлопнул в ладоши и ушел, никому не сказав ни слова. Опять день проходит, другой, третий, жена мне уже корзинку собрала…. Что вы смеетесь? Мы все тогда знали, что в таких случаях разрешают с собой брать…. И тут вдруг звонок от Храпченко. Оказывается, ему звонил Поскребышев и сообщил, что Сталин просил передать благодарность всему коллективу театра и особенно артисту Дикому за то, что он первый понял и показал, что «товарищ Сталин принадлежит великому русскому народу и великой русской культуре». Вот какие кренделя выкидывала тогда жизнь.
…Интересовался вождь и спортом. Приведу в этом отношении только один факт. В 1948 го-ду, возмущенный поражением конькобежцев на чемпионате мира, он вызвал спортсменов в Кремль, отругал их, и запретил им выезжать на соревнования за границу до тех пор, пока все мировые рекорды не будут достигнуты в нашей стране. И только в 1953 году тренеры сборной СССР по конькобежному спорту доложили Сталину, что подготовлена команда, способная бороться за золото. Чемпионат мира тогда проходил в феврале 1953 года в Хельсинки. На этом чемпионате наш спортсмен Олег Гончаренко стал чемпионом мира.
Получив сообщение по ТАСС о победе нашего спортсмена поздно вечером в понедельник, редактор «Правды» решил не «ломать» номер, а отложить информацию на следующий день. Сталин позвонил в «Правду», как только проснулся и просмотрел понедельничный номер газеты:
- Так вы все же не верите, что в Хельсинки на чемпионате мира победил наш Гончаренко? Весь мир верит, а «Правда» не верит?
И во вторник фотография Олега Гончаренко красовалась на первой полосе главной газеты СССР. А произошло это за три дня перед смертью Сталина.
…Вот только несколько фактов вмешательства Сталина в культуру и спорт нашей страны. А было их, конечно же, гораздо больше.