Детство и юность Божьей Матери, увиденные в 20 век

 

Мария Валторта
 
Евангелие,
как оно было мне открыто

Детство и юность
Пресвятой Девы Марии





«Поэма о Богочеловеке» (1-я часть - Детство и юность Пресвятой Девы Марии) - главный труд Валторты, грандиозное «Жизнеописание Христа», изложение которого охватывает период с Рождества и раннего детства Пресвятой Девы до Её Славного Успения.
Название, данное книге самой Валтортой, - «Евангелие Господа Нашего Иисуса Христа, как оно было открыто Маленькому Иоанну» - в первом издании было заменено на «Поэма о Богочеловеке».
Это Евангелие не подменяло собой канонический текст и не изменяло его, а подробно, красочно, ярко и образно пересказывало. Пробудить в людских сердцах любовь к Господу и Богородице было главной целью этой книги.
Спаситель диктовал Своё Евангелие Валторте, называя её «Маленький Иоанн». Иоанн - чтобы поставить её рядом с Иоанном-Богословом, Своим любимым учеником. Маленький - чтобы подчеркнуть зависимость её масштабного труда от евангелистов.
«Господь имел меня началом пути Своего»
(Притч. 8:22)


ВВЕДЕНИЕ

22 августа 1944 г.
Иисус повелел мне: «Возьми новую тетрадь. Запиши на первой странице то, что Я продиктовал тебе 16 августа. В этой книге речь пойдет о Ней».
Я повинуюсь и записываю.
16 августа 1944 г.
Говорит Иисус: «Сегодня запиши только это. Чистота имеет такую ценность, что Лоно творения может вместить Невместимого, ибо Она обладала величайшей чистотой, какую только могло иметь творение Божие.
Пресвятая Троица сошла, исполненная совершенством трех Ее Лиц, и Свою необъятность вложила в маленькое пространство - но этим Она не умалила Себя, ибо любовь Девы и воля Божия стали расширять это пространство, пока не превратили его в Небо. И явила Себя Пресвятая Троица:
Отец, являясь еще и Создателем всего тварного, на шестой день творения обрел настоящую и подобающую Ему Дочь, по Его совершенному образу. Бог запечатлел Себя в Марии столь четко, что только в Перворожденном от Отца Он выразил Себя в еще большей степени. Марию можно назвать «Второрожденной» от Отца, ибо благодаря совершенству, дарованному Ей и сбереженному Ею, а также Ее званию Супруги и Матери Бога и Царицы Небесной, Она становится   

второй после Сына небесного Отца и второй в Его вечном размышлении, в котором Он превечно наслаждался Ею.
Сын, являясь также Ее «Сыном», таинством Благодати учил Ее истине и премудрости, пока возрастал в Ее Лоне до Своего Рождества.
Дух Святой появлялся среди людей в преддверии долгожданной Пятидесятницы, открываясь как Любовь к «Той, Которую Он любил», Утешение людям от Плода Чрева Ее и Освящение Материнством, ибо Она стала Матерью Святого.
Бог явил Себя людям в полноте и по-новому, открыв тем самым эру Искупления. Для Своего престола Он не стал выбирать ни звезду небесную, ни царский дворец. Не восхотел Он и крыльев ангельских под стопы Свои. Он возжелал Непорочное Лоно.
Ева тоже была сотворена незапятнанной. А стать испорченной она захотела по своей свободной воле, находясь в мире чистоты. Мария жила в развращенном ми-ре, но не пожелала осквернять Свою чистоту ни единым помыслом, тяготеющим ко греху. Она знала о существовании греха, видела его разнообразные и ужасные формы, причастность к происходящему. Она видела все грехи, в том числе и самый ужасный - богоубийство. Но знала Она о них исключительно для того, чтобы искупить их и стать навеки Той, которая проявляет милосердие к грешникам и молится об их искуплении.
И эта мысль станет преамбулой к другим произведениям и делам, отмеченным печатью святости; Я преподнесу их вам ради вашей пользы и благоденствия многих людей.»


ГЛАВА 1

Иоаким и Анна дают обет Господу

22 августа 1944 г.
Вижу дом изнутри. У ткацкого станка сидит пожилая женщина. Если судить по ее волосам, женщине было лет пятьдесят пять, не больше.
В оценке ее возраста мне помогло воспоминание о моей матери, лицо и весь образ которой ярче, чем когда-либо, пребывают во мне теперь. В пятьдесят лет она была такой же бледной, как в последние дни своей жизни. Тем не менее, если не считать отмеченного печатью зрелости облика, ничто не выдавало ее возраста. Поэтому, определяя возраст увиденной мною пожилой женщины, я могла и ошибиться.
Женщина, которую я вижу, явно иудейского происхождения. Она прекрасна. Комната, где она ткет, залита светом, льющимся через распахнутую настежь дверь, ведущую в огромный сад. Глаза этой женщины черные, глубоко посаженные, и - не знаю, почему - напоминают мне глаза Крестителя. Взгляд у нее величавый, как у царицы, и в то же время нежный. Она похожа на орла, накрытого голубой вуалью: 

нежная и слегка печальная, как человек, задумавшийся о чем-то утраченном и сожалеющий о том, что произошло.
Женщина одета очень просто, на ней красно-фиолетовое темных тонов одеяние.
В дверь постучали, и она поднимается. Я вижу, что она высокого роста. Подойдя к двери, она видит свою знакомую, которая говорит: «Анна, не соблаговолишь ли ты дать мне свою амфору? Я тебе ее наполню». Рядом стоит славный пятилетний малыш; он тут же ухватился за платье Анны. На ходу лаская его, она идет вместе с ним в соседнюю комнату, приносит оттуда прекрасную медную амфору и отдает ее со словами: «Ты всегда так добра к старой Анне. Да воздаст тебе Господь в сыне твоем и других детях, которых ты родишь. Счастливая ты». Анна вздыхает, а мать мальчика смотрит на нее, не зная, что сказать. Она испытывает чувство неловкости и, чтобы переключить разговор на другую тему, говорит: «Я оставляю Алфея тебе, если ты не против; так я все сделаю быстрее и наполню много сосудов, в том числе и для тебя».
Алфей очень рад, что остался у Анны. Как только его мать уходит, Анна отводит мальчика в сад, поднимает его к перголе золотистых, как топаз, виноградных ягод и говорит: «Ешь, они спелые». Пока Алфей с жадностью уплетает виноград, Анна целует его измазанные сладким соком щеки. Потом она от всей души смеется, обнажая свои прелестные зубки, и от этого сразу же выглядит моложе. Ее лицо сияет радостно и уже не так давит бремя прожитых лет, особенно когда малыш вопрошает: «А что ты теперь дашь мне?» И смотрит на нее, широко раскрыв большие серовато-синие глаза. Анна смеется, играя с ним, забравшимся к ней на колени, и уже сама спрашивает: «Что ты дашь мне, если я дам тебе... если я дам тебе... угадай, что!» Радостно хлопая в ладошки и широко улыбаясь, мальчик отвечает: «Я поцелую тебя, поцелую, добрая Анна, мама Анна!»
Когда малыш произнес слова «мама Анна», она всплакнула от переполнившей ее сердце радости и обняла его, повторяя: «Мой любимый! Милый, милый!» и запечатляя после каждого слова на розовой щечке Алфея поцелуй. Затем они подходят к буфету, и берет оттуда несколько кусочков медового торта. «Я сделала их для тебя, любимец бедной Анны, потому что ты любишь меня. А скажи, как ты меня любишь?» И дитя, желая выразить свою большую любовь к Анне, отвечает: «Как Храм Господень». И вновь Анна покрывает поцелуями его веселые глазки, красные губы, и Алфей, словно котенок, сворачивается калачиком у ее ног.
Но вот с полным кувшином возвращается его мать; она улыбается и, не говоря ни слова, снова уходит, оставляя их наедине и давая им возможность выражать друг другу свою любовь. К ним заходит пожилой мужчина, он пришел из фруктового сада. Ростом он чуть ниже Анны, и редкие волосы его совсем седые. Подстриженная квадратом борода придает его лицу характерное выражение, у него бирюзово-синие глаза, а ресницы - светло-коричневые, почти белесые. Одежда на нем темно-коричневая.

Анна не видит его, поскольку стоит спиной к двери; он подходит к ней, вопрошая: «А мне - ничего?» Она оборачивается и отвечает: «О, Иоаким! Ты уже закончил работать?» Тут же к нему подбегает маленький Алфей, останавливается у колен и радостно восклицает: «И тебе тоже, и тебе тоже!» Когда же Иоаким наклоняется, желая поцеловать малыша, тот хватает его за шею, теребит своими ручками его бороду и целует старика.
У Иоакима тоже есть подарок. Свою левую руку он держал за спиной, а теперь преподносит мальчику яблоко. Оно такое красивое, что кажется сделанным из прекраснейшего фарфора. С улыбкой он говорит ребенку, с нетерпением протягивающему свои ручки: «Подожди, я разрежу его для тебя, иначе ты не откусишь, ведь оно больше тебя!» Небольшим садовым ножом, висящим на поясе, он разрезает яблоко на небольшие дольки, которые с аппетитом жует Алфей. Муж Анны с такой заботой кладет кусочки яблока в широко раскрытый ротик, что становится похожим на кормящую птицу.
«Иоаким, посмотри на его глаза! Правда, они напоминают маленькие волны Галилейского моря, когда предзакатный ветер затягивает небо пеленой облаков?» - обращается к мужу Анна, положив руку на его плечо и слегка наклонившись к нему. Весь вид ее выражает глубокую любовь жены к мужу, любовь, по-прежнему безупречную, несмотря на долгие годы замужества. С любовью Иоаким смотрит на нее и соглашается: «Да, это наипрекраснейшие глаза! А его кудри? У них цвет высохших на солнце колосьев, не правда ли? Взгляни, они отливают золотом и медью».
«Ах, если бы у нас был ребенок, я любила бы его вот так: эти глаза, эти волосы...» Анна склоняется, почти встав на колени, и с глубоким вздохом целует большие серо-голубые глаза. Иоаким тоже вздыхает. Но, желая утешить свою жену, он кладет свою ладонь на ее густые кудрявые седые волосы и шепчет: «Мы не должны терять надежды. Бог может все. Пока мы живы, это чудо может произойти, особенно, когда мы любим Его и любим друг друга». На последних словах Иоаким делает акцент.
Но Анна, удрученная, молчит. Она стоит, опустив голову, чтобы скрыть две стекающие по щекам слезы. Недоумевая, смотрит на них маленький Алфей. Он смущен и опечален тем, что его большой друг плачет так же, как иногда он сам. Мальчик поднимает руки и вытирает Анне слезинки.
- Не плачь, Анна! - продолжает утешать ее Иоаким,- мы все равно счастливы. По крайней мере, я, поскольку у меня есть ты.
- И у меня есть ты. Но я так и не родила тебе ребенка. Мне кажется, я огорчила Господа, если Он сделал мое чрево бесплодным...
- О жена моя! Как могла огорчить Господа ты - святая женщина? Послушай, давай еще раз сходим в Храм - именно ради этого, а не только к жертвеннику. Давай преподнесем Господу длинную молитву... Может быть, у нас с тобой будет все, как у Сары... или у Анны Элкана. Они долго ждали и считались пребывающими в скорбях, так как были неплодными. И вот на небесах Божиих для 

них созрел сын. Улыбнись, жена моя! Твой плач доставляет мне больше скорби, чем отсутствие у нас потомства. Мы возьмем с собой Алфея. Он невинное дитя, и мы попросим его помолиться. Бог услышит его и наши молитвы и одарит нас.
- Да, давай принесем обет Господу: посвятим Ему наше потомство - все, что Он дарует нам. Чтобы услышать, как меня называют «мама»!
В это время Алфей - невольный свидетель, изумленный тем, что происходит, - восклицает: «Я будут так называть тебя!»
«Да, мой милый, - отвечает Анна, - но у тебя есть мама, а у меня нет малыша...».
На этом видение обрывается.
Перед тем, как начать записывать, я услышала голос Божией Матери: «Итак, Моя дорогая дочь, напиши обо Мне. Во всех своих печалях ты будешь утешена». И пока я записывала Ее слова, Она положила Свою ладонь на мою голову, лаская меня. После этого началось видение. Но вначале, то есть еще до того, как я услышала, что пятидесятилетнюю женщину назвали по имени, я не осознавала, что это была мать Матери и что, пока я находилась в ее присутствии, на мне пребывала благодать Ее рождения.


ГЛАВА 2

Анна молится в Храме, и ее желаниe исполняется

23 августа 1944 г.
Перед началом сегодняшних записей я хочу отметить следующее.
Мне показалось, что дом, о котором шла речь, не был хорошо известен в Назарете. По крайней мере, местоположение его было достаточно необычным. Кроме того, плодовый сад занимает большую площадь, а за ним видны луга, не очень много, но есть. Позже, после обручения Марии, остался только сад, большой, но не крупнее обычного фруктового сада.
Комнату, которая была мне показана вначале, я больше никогда не видела. Не знаю, то ли родители Марии из-за нехватки денег распорядились частью своих владений, то ли Мария, покинув Храм, перешла в другой дом, возможно, выделенный для нее Иосифом. Я не помню, содержалось ли в последних видениях и полученных мною наставлениях ясное указание, что дом в Назарете, показанный мне, был тем самым, где родилась Мария.
От усталости чувствую в голове большую тяжесть. Но затем - особенно после начала диктовки - тотчас забываю то, что услышала, хотя наставления остаются запечатленными в памяти и просвещают мою душу. При этом подробности забываются мгновенно. Если бы через час мне пришлось повторить все услышанное, то, за исключением одной-двух главных фраз, я вообще ничего не смогла бы сказать. Видения же, наоборот, четко запечатляются в моей памяти, поскольку мне самой приходилось созерцать их. Диктовки я слушаю, а видения 

вижу, поэтому они ясно запоминаются, а память впоследствии воспроизводит их в виде последовательных фрагментов.
Я надеялась, что по поводу вчерашних видений будут комментарии, однако их не было.
Итак, видения начинаются, и я записываю.
За стенами Иерусалима - на холмах и среди оливковых деревьев - находится множество людей. Это напоминает огромную ярмарку, но только без балаганов, кричащих зазывал и коробейников. Нигде не играют. Стоят обтянутые грубой шерстью шатры, наверняка, водонепроницаемые, установленные на закрепленных в земле шестах с привязанными к ним зелеными ветвями, служащими как для украшения, так и для защиты от зноя. Другие шатры, наоборот, сделаны целиком из ветвей, закрепленных в земле и связанных сверху на манер конька крыши, в результате чего получились зеленые тоннельчики. В каждом из шатров находятся люди разного возраста и различных профессий. Они спокойно и серьезно беседуют; тишину периодически нарушают крики детей.
Смеркается, и во всех уголках этого странного лагеря - то здесь, то там - вспыхивают огоньки небольших масляных ламп. У огоньков, располагаясь прямо на земле, собираются на ужин семьи, матери, уложившие на свои колени малышей. Многие из младенцев, утомленные, засыпают с куском хлеба в своих розовых пальчиках, а их головки опускаются на материнскую грудь; мне это напоминает цыплят под крылом наседки. Матери - кто как может - заканчивают трапезу одной свободной рукой, другой прижимая дитя к сердцу. В это время другие семьи пока не ужинают, ожидая пищу и ведя в сгущающихся сумерках беседу. То здесь, то там загораются маленькие костры, вокруг них хлопочут женщины. Протяжная, слегка заунывная колыбельная успокаивает тех малышей, которые не могут быстро заснуть.
И над всем этим - прекрасное ясное небо. Оно постепенно синеет, пока не становится похожим на огромный иссиня-черный мягкий бархатный тент. На этом одеянии в короткое время невидимый мастер-оформитель разместил драгоценные камни и ночные светильники, некоторые из которых сияли уединенно, а другие - в составе странных геометрических фигур. Среди них особенно выделялись Большая Медведица и Малая Медведица в форме двуколки с оглоблей, оставшейся на земле после того, как волы были распряжены. Улыбаясь, ярко сияет Полярная Звезда.
Я слышу громкий мужской голос: «Этот октябрь так же великолепен, как самый лучший месяц прошлого года!» И понимаю, что дело происходит в октябре.
Вот от костра приходит Анна, неся что-то в руках. Это, оказывается, каравай хлеба, большой и плоский, как пирог, и используемый к тому же как поднос. Маленький Алфей держится за ее юбку и что-то лепечет своим голоском. Завидев приближающуюся Анну, Иоаким спешит зажечь лампу. Он в восторге от своей маленькой хижины, сделанной из ветвей, и ведет беседу с мужчиной лет тридцати. Еще издалека увидев его, Алфей своим пронзительным голоском говорит: «Папа».   

Величавой походкой Анна идет вдоль рядов хижин. Держится с достоинством, но смиренно, ни над кем не превозносясь. Она помогает встать ребенку самой бедной женщины, поскольку мальчишка, носясь, как маленький сорванец, упал у самых ее ног.
Поскольку он запачкал лицо и теперь плачет, Анна чистит его, утешает и передает матери, подбежавшей к ним с извинениями, Анна говорит ей:
- Не переживайте, все хорошо. Я рада, что он ничего не повредил. Славное дитя. Сколько ему?
- Три годика. Это мой второй младшенький, а вскоре ждем еще одного. У меня шесть мальчиков. Я бы хотела теперь девочку... Девочка для матери - судьба...
- Всевышний премного утешил Вас!
Женщина, помолчав, продолжает:
- Да, я бедна, но дети - наша радость, а старшие уже помогают в работе. Госпожа (совершенно очевидно, что Анна занимает более высокое положение в обществе, и женщина понимает это), а сколько детей у вас?
- Ни одного.
- Ни одного?! А это разве не ваш?
- Нет, это сын очень хорошего человека. Это мое утешение...
- А ваши умерли или ...?
- У меня никогда не было детей.
- О!
Бедная женщина с жалостью смотрит на Анну. Та прощается с ней и, тяжело вздохнув, возвращается в свою хижину.
«Я заставила тебя ждать, Иоаким. Меня задержала одна бедная женщина, мать шестерых мальчиков. Подумать только! И вскоре она ждет еще одно дитя».
Иоаким вздыхает.
Алфея зовет отец, но мальчик отвечает: «Я остаюсь с Анной и буду ей помогать». Все смеются.
«Оставьте его, он не мешает. Ведь он пока не связан Законом. Он как птичка: то здесь поклюет, то там», - говорит Анна. Она садится, устраивает малыша на коленях и дает ему кусочки пирога и, я думаю, жареной рыбы. Перед тем, как передать рыбу Алфею, мне кажется, она очищает ее от костей. Первым она накормила мужа, сама ест в последнюю очередь.
На ночном небе загорается все больше звезд, в лагере - огней... Затем мало-помалу огни гаснут - это лампы тех, кто первыми поужинали и теперь укладываются спать. Постепенно смолкают и разговоры, не слышно больше детских голосов. Лишь некоторые грудные младенцы просят материнского молока своими похожими на ягнячьи голосками. Дыхание ночи заполняет опустевшие пространства между жилищами, наполняет людей, стирая воспоминания, надежды, обиды и упокаивая боль. А может быть, надежды и обиды как раз и переживаются в грезах, а еще лучше - во сне. 

Анна убаюкивает засыпающего на ее руках Алфея и говорит мужу:
- Прошлой ночью я мечтала, что в следующем году посещу Святой Город во время двух праздников, а не одного, как обычно. И от меня в Храме будет принята жертва... О, Иоаким!
- Надейся, Анна. Разве ты еще ничего не поняла? Разве Господь ничего не прошептал твоему сердцу?
- Ничего. Только мечты...
- Завтра последний день молитвы. Все жертвы уже принесены. Но мы опять завтра - уже торжественно - обновим их. Своей верной любовью мы обретем благоволение от Бога. Я всегда был уверен, что у тебя все произойдет так же, как у Анны Элкана.
- Господь да благословит... а я желаю, чтобы кто-нибудь сказал мне: «Иди с миром. Бог Израиля сподобил тебя благодати, о которой ты просила!»
- Если сойдет эта благодать, то она сообщит тебе о себе, перевернувшись в первый раз в твоем чреве; и это будет голос невинного, то есть Бога.
Безмолвный лагерь погрузился в ночной мрак. Анна относит Алфея в соседнюю хижину и укладывает малыша в постель рядом с его маленькими братьями, уже заснувшими. Затем ложится спать возле Иоакима, и их лампа - еще одна земная звездочка - гаснет. Теперь лишь прекрасные звезды небосвода мерцают, взирая на спящее человечество.

Говорит Иисус:
«Праведные всегда мудры, поскольку, будучи друзьями Бога, непрестанно пребывают с Ним и наставляются от Него - Бесконечной Мудрости.
Мои бабушка и дедушка были праведниками и, следовательно, обладали мудростью. Они могли наизусть цитировать Писание, воспевая хвалу Премудрости стихами: «Я полюбил ее и взыскал от юности моей, и пожелал взять ее в невесту себе» (Прем.8:2).
Анна Ааронова была крепкой женщиной, о чем свидетельствует имя нашего предка. И Иоаким, потомок царя Давида, искал не столько богатства и обаяния, сколько добродетели. Анна имела великую добродетель. Как в благоухающем букете цветов, все святые качества соединились вместе, чтобы слиться в одно: исключительную Добродетель, достойную быть возложенной к Престолу Божиему.
Поэтому Иоаким заключил двойной брак с Премудростью, «любя ее больше, чем любую женщину»: Премудрость Божию, хранимую в сердце праведной женщины. Анна Ааронова стремилась к одному - соединить свою жизнь с жизнью праведника, уверенная, что в праведности и заключается радость семейной жизни. Чтобы стать воплощением «полноценной женщины», ей не хватало лишь венца материнства - славы замужней женщины, оправдания брака. По поводу того, что для счастья ей недоставало детей, можно вспомнить слова Соломона про цветы дерева, ставшего одно с привитым к нему и в изобилии дающего теперь новые пло-
ды, в которых два достоинства слились в одно: ведь Анна никогда не была разочарована в своем муже.
Она много лет была замужем за Иоакимом и достигла почтенного возраста, но, несмотря на это, оставалась «супругой юности его, его радостью, его трепетною ланью и грациозным олененком», чьи ласки всегда отличались чистотой и очарованием первого свадебного вечера. Она была нежным очарованием его любви, сохраняя ее такой же свежей, как покрытый росою цветок, и такой же пылкой, как непрестанно поддерживаемый огонь. Поэтому в скорби своей - их бездетности - они говорили друг другу «слова утешения в своих раздумьях и несчастьях».
И когда настало время, превечная Премудрость не только наставляла их, пробуждая сознание, но и просвещала в ночных грезах и видениях поэмы славы, которой должно было произойти от них и которой была Пресвятая Мария, Моя Мать. Если дарованное им смирение делало их нерешительными, то сердца их трепетали в надежде на первое, о чем Бог помянул во обетовании Своем. Несомненно, они уже были погружены в слова Иоакима: «Надейся... Своей верной любовью мы обретем благоволение от Бога». Они мечтали о ребенке: они обретали Матерь Божию.
Слова книги Премудрости: «Через нее обрету славу у людей... Через нее я достигну бессмертия и оставлю вечную память будущим после меня» возникли и предназначены для них. Но чтобы получить все это, им должно было стать хозяевами истинной и непрестанной добродетели, не свойственной женатым. Добродетель веры. Добродетель милосердия. Добродетель надежды. Добродетель целомудрия. Целомудрие женатых! Они обладали им, ибо не обязательно быть девственниками, чтобы быть целомудренными. Целомудренные брачного ложа хранимы ангелами, и через них в мир приходят благочестивые дети, которые эту добродетель их родителей превращают в правило своей жизни.
Но где эти дети сейчас? Ныне не желают ни детей, ни целомудрия. Поэтому Я и говорю, что любовь и брак осквернены».


ГЛАВА 3

Песнью Анна провозглашает, что cmала матерью

24 августа 1944 года.
Я снова вижу дом Иоакима и Анны. Внутри ничего не изменилось, за исключением: повсюду в амфорах стояли усыпанные цветами ветки чернослива, сорванные в саду с цветущих деревьев. Рассеянное по дому цветочное облако было разноцветным: от белоснежного до красно-кораллового.
Работа у Анны тоже несколько изменилась. На меньшем из двух ткацких станков она ткет прелестное льняное полотно и поет, двигая ногами в такт   

мелодии. Она поет и улыбается. Кому? Себе - тому, кто, как она знает, находится в ней.
Я записала медленную, но тем не менее, радостную песню, так как она повторяла ее несколько раз, как будто выражая этим свое ликование. Она поет все громче и увереннее, подобно нашедшему мелодию в своем сердце: сначала тихо шепчущему, а затем, обретя уверенность, поющему быстрее и более высоко. Я записала эту радостную песнь, потому что она очень мила в своей простоте. Вот ее слова:
«Слава Господу Всемогущему, возлюбившему детей Давида! Слава Господу!
Его Вышняя Милость посетила меня с Небес.
Старое дерево дало новую ветвь, и я благословлена.
На празднике Света Надежда посеяла семя,
Ныне благоухание нисана видит его возрастающим.
Подобно миндальному дереву, мое тело украшено весенними цветами.
Настает вечер, и оно ощущает, что вынашивает плод.
На той ветви роза расцвела, сладчайшее яблоко.
Там яркая звезда - невинное дитя.
Там радость дому, мужу и жене.
Хвала Богу, Господу моему, Он помиловал меня.
Сказал мне Его Свет: «Звезда сойдет к тебе».
Слава, слава! Твоим будет плод того древа.
Первый и последний, святой и чистый, как дар Господень.
Твоим он будет, и да сойдут на землю мир и радость.
Пускай челнок снует живее, быстрее ткется нить младенческой одежды.
Дитя родится скоро.
Да вознесется песнь сердца моего к поющим осанну Богу!»
Когда она собирается повторить свою песню в четвертый раз, заходит Иоаким:
- Ты счастлива, Анна? Ты похожа на весеннюю пташку. Что это за песня? Я никогда не слышал ее раньше. Откуда она?
- Из моего сердца, Иоаким.
Анна встает и со счастливой улыбкой подходит к мужу. Она выглядит моложе и милее, чем когда-либо.
- Я не знал, что ты пишешь стихи, - объявляет ее муж, смотря на нее с нескрываемым восхищением. Они не похожи на пожилую пару. В их взглядах светится любовь, присущая молодым.
- Когда я услышал, что ты поешь, то пришел с другого конца сада. Многие годы я не слышал твоего голоса - влюбленной горлицы. Ты могла бы еще раз спеть эту песню для меня? 

- Я повторила бы ее, даже если ты и не попросил меня. Дети Израиля всегда поверяли песням свои искренние надежды, радости и горести. Я доверила песне возвестить тебе великую радость. Да и себе тоже, потому что это такое великое событие, и хотя я теперь уверена в этом, мне все еще кажется, что это неправда...
И она начинает петь снова. Но когда доходит до слов: «На той ветви роза расцвела, сладчайшее яблоко... звезда...», ее хорошо поставленный контральто сначала дрожит, а затем обрывается. Возрыдав от радости, она смотрит на Иоакима и, воздев руки, восклицает: «Я стала матерью, мой милый!» И она укрывается на его груди, у сердца, между руками, протянутыми и теперь сомкнутыми вокруг своей счастливой жены. Это самое чистое и счастливое объятие, какое я когда-либо видела в своей жизни, - целомудренное и в своем целомудрии пылкое.
И над седыми волосами Анны слышен шепот - нежный упрек:
- И ты не сказала мне?
- Потому что я хотела удостовериться. Ведь я уже стара... Я хотела узнать, что стала матерью... не могла поверить, что это правда... не хотела самым горьким образом разочаровать тебя. С конца декабря я чувствовала, что мое чрево стало новым и понесло, как я говорю, новую ветвь. Но теперь эта ветвь плодоносна... Ви-дишь? Это льняное полотно для того, кто родится.
- Разве это не тот лен, который ты в октябре купила в Иерусалиме?
- Да. Я пряла его, пока ждала... и надеялась. Я надеялась, потому что в последний день, когда я молилась в Храме, - настолько близко от Дома Господня, насколько это возможно для женщины, - и был уже вечер... вспомни, я сказала: «Еще немного, еще чуть-чуть». Я не могла уйти, не получив благодати! И вот, в нарастающем мраке, изнутри святого места, куда я взирала из глубины своей души, чтобы обрести благоволение вечно пребывающего Бога, я увидела свет, отделившуюся искру прекрасного света. Она была бела, как луна, однако заключала в себе сияние всего жемчуга и всех драгоценных камней этого мира. Казалось, что одна из драгоценных звезд завесы Храма, расположенная под ногами херувима, отделилась и воссияла сверхъестественным светом... казалось, будто из-за священной завесы, от самой Славы изошел огонь и, прорезая воздух, в мгновение ока приблизился ко мне, воспевая небесным голосом: «Да будет тебе просимое тобою.» Вот почему я пою: «Звезда сойдет к тебе». Что же за дитя будет у нас, если оно являет себя как свет звезды в Храме и на празднике Света говорит: «Я здесь.» Прав ли ты был, предрекая, что я буду новой Анной Элкана? Как мы назовем наше существо, которое, я чувствую, во чреве говорит со мной голосом нежным, как мелодия струящейся воды, а его маленькое сердце трепетно бьется, как у прекрасной голубки, которую держат в ладонях?
- Если родится мальчик, мы назовем его Самуилом... Если девочка, то - Звезда. Это слово, на котором ты оборвала песню, чтобы обрадовать меня тем, что я отец. Это форма, которую она приняла, чтобы открыть себя в святом полумраке Храма. 

- Звезда. Наша звезда. Не знаю почему, но мне кажется, что это девочка. Ведь такая ласка может исходить только от самой нежной дочери. Мне совсем не тяжело носить ее, я не чувствую боли. Это она ведет меня по дороге, усыпанной голубыми цветами, будто меня поддерживают святые ангелы, и земля уже осталась где-то далеко-далеко... Я всегда слышала, как женщины говорили, будто зачатие и вынашивание ребенка сопровождается болью. Но у меня нет боли. Я чувствую себя сильной, молодой, гораздо бодрее, чем когда я подарила тебе свое девство во дни далекой юности. Дочь Бога - потому что это рожденное от бесплодного пня существо принадлежит больше Богу, чем нам - она не причиняет боли своей матери. Она несет только свой мир и блаженства - плоды Бога, ее истинного Отца.
- Тогда мы назовем ее Мария! Звезда нашего моря, жемчужина, счастье. Имя первой великой женщины Израиля. Она никогда не согрешит против Господа, и только Ему будет петь свои песни, потому что Ему посвящена - принесенная в жертву до рождения.
- Да, она посвящена Ему. Мальчик ли, девочка, но после трех радостных лет с нашим ребенком мы отдадим его Господу. Вместе с ней мы тоже жертвы во славу Божию.
Больше ничего я не вижу и не слышу.

Говорит Иисус:
«Премудрость, просветив их видениями в ночи, сошла как «дыхание силы Божией, чистое источение славы Всемогущего» и стала Словом для бесплодной. Я - Тот, кто уже видел приближающимся время Своего искупления - Христос, внук Анны, почти пятьдесят лет спустя при помощи Слова сотворю чудеса исцеления бесплодных, больных, одержимых, безутешных женщин и всех несчастных мира сего.
Тем временем, исполненный радости иметь Мать, Я шепчу таинственное слово в полумраке Храма, заключавшего в себе надежды Израиля. Храма, дни которого были сочтены, ибо на землю готов прийти новый и истинный Храм, не являющийся больше упованием лишь одного народа, но несущий, несомненно, рай народам всей земли на все века до скончания мира. И это Слово сотворило чудо, сделав бесплодное плодородным. А еще чудо было в том, что Я обрел Мать, не только сочетавшую в Себе лучшие качества - ибо Она имела их по естеству, рожденная от двух святых, - но и бывшую уникальным созданием: кроме доброй души, которую имели многие другие, непрестанного - по Своей доброй воле - возрастания в добродетели и Ее непорочного тела, Она обладала непорочной душой.
Ты видела нескончаемые поколения Божиих душ. Теперь подумай, сколь прекрасной должна быть эта душа, на которую с любовью взирал Отец еще до начала времен и которая вызывала восхищение Троицы, жаждавшей украсить Ее Своими дарами, чтобы подарить Себе. О! Пресвятая Мария, сотворенная Богом для 

Себя и - затем - для спасения людей! Носившая Спасителя, Ты была первым спасением. Живой рай, Своей улыбкой Ты начала освящать мир сей.
Душа, сотворенная стать душой Божией Матери! Когда эта живая искра возникла от животрепещущей утроенной любви Троицы, возрадовались ангелы, ибо более яркого света рай никогда не видел. Подобная мистическому и драгоценному лепестку небесной розы, Она была драгоценным камнем и огнем, дыханием Бога, сошедшего дать жизнь телу совершенно иным путем. Она сошла столь стремительно и пылко, что вина не смогла осквернить ее. Пройдя небеса, Она заключила Себя во святом чреве.
Земля имела свой Цветок, но еще не знала про истинный неповторимый вечно цветущий Цветок. Лилия и роза, сладко пахнущая фиалка и жасмин, гелиантус и цикламен смешались вместе, а с ними все цветы земли, и только в одном Цветке - Марии, в которой всякая благодать и каждая добродетель были собраны вместе.
В апреле земля Палестины похожа на огромный сад, аромат которого и разноцветия восхищали сердца людей. Но самая прекрасная Роза была пока безвестной. Но уже втайне Она цвела для Бога во чреве матери Своей, ибо Моя Мать источала любовь с момента зачатия. Но только когда виноградная лоза отдаст свою кровь для получения вина, и сильный сладкий запах заполнит дворы и ноздри, Она сначала улыбнется Богу, а затем миру, Своей пренепорочной улыбкой говоря: «Здесь, среди вас - Виноградная Лоза, которая даст вам гроздья винограда, чтобы отжать его в точиле и обрести вечное Лекарство, исцеляющее вашу болезнь.»
Я сказал: «Мария источала любовь с момента зачатия.» Что же это такое, дающее свет и знание душе? Благодать. Что отнимает благодать? Первородный грех и смертный грех. Мария, Сама Непорочность, никогда не теряла памятования о Боге, Его близости, Его любви, Его свете, Его премудрости. Поэтому Она могла понимать и любить, даже когда была еще только плотью, формирующейся вокруг непорочной души, которая никогда не переставала любить.
Позже Я дам тебе возможность более полно созерцать глубину девства Марии. Ты познаешь очарование небесного экстаза, подобного тому, который ты испытала, когда Я позволил тебе постичь нашу бесконечность. Тем временем подумай, как родить существо, свободное от пятна, отделяющего его от Бога, подающее матери величайший разум и сделавшее ее пророчицей, хотя она зачала естественным, человеческим способом. Пророчица своей дочери, которую она называет: «Дочь Бога». Подумай, что могло произойти, если бы невинные дети рождались от невинных Прародителей, как того желал Бог.
Человек, ты утверждаешь, что намереваешься быть «суперменом», а со своими пороками становишься лишь супердемоном. Возможность существования, неоскверненного сатаной, когда Богу позволено управлять жизнью, знанием, добродетелями, могло бы стать средством соделать тебя «суперменом», не жаждущим получить больше того, что дал Бог, а это немного меньше, чем бесконечность. Таким образом, двигаясь по пути эволюции к совершенству, вы

смогли бы рождать детей, по плоти становившимися людьми и сынами Разума в духе: победителями, сильными, великими - против сатаны, которому должно быть побежденным за много тысячелетий до того часа, когда он будет унижен, а с ним и все его зло.»


ГЛАВА 4

Рождество Девы Марии

26 августа 1944 г.
Я вижу Анну, выходящую из сада. Она опирается на руку родственницы, чем-то похожей на нее. Она уже на последних месяцах беременности и выглядит утомленной. Ее усталость из-за зноя не проходит. То же самое и со мной: нынешняя жара изматывает меня.
Хотя сад очень тенистый, в нем довольно жарко и душно. Сухая погода стоит, должно быть, уже долгое время, потому что нигде нет следов орошения, и земля буквально превратилась в очень хорошую, почти белую пыль. Луговая трава, отмечающая границы владений, вялая и блеклая. Видно несколько овец с молодым пастухом, ищущих пастбище и тень.
Иоаким трудится в винограднике и среди оливковых деревьев. Ему помогают двое мужчин. Несмотря на преклонные лета, он работает быстро и с удовольствием. Они открывают маленькие каналы в конце поля, чтобы оросить сухие растения, и вода бурно пробивается между травой и сухой землей.
Вдоль тенистой перголы, под сенью которой жужжат золотые пчелы, насыщаясь соком золотистого винограда, Анна медленно идет к Иоакиму. Увидев ее, он спешит к ней навстречу.
- Ты так далеко ушла?
- Дома жарко, как в печи.
- И ты страдаешь от этого.
- Единственное страдание в течение последнего часа - это страдание беременной женщины - естественное испытание и человека и животного. Не перегревайся, Иоаким.
- Вода, на которую мы так долго надеялись, и которая все три дня казалась столь близкой, еще не пришла, и земля иссушена. Нам повезло, что источник богат водой и близко расположен. Я открыл каналы. Этого количества воды достаточно, чтобы поддержать их жизнь. Если бы только пошел дождь...
Иоаким с присущим любому крестьянину рвением смотрит на небо, в то время как Анна, устав, охлаждает себя веером, сделанным, кажется, из сухих листьев пальмы.
Беседу прерывает спутница Анны:
- Там, за Великим Ермоном, поднимаются быстрые облака. Северный ветер. Он освежит и, возможно, принесет дождь.

- Легкий ветер уже появлялся в течение трех дней, а затем, с восходом луны, исчезал. Так будет опять.
Иоаким выглядит озабоченным.
- Пойдемте домой. Даже здесь трудно дышать, и в любом случае, я думаю, лучше вернуться, - говорит Анна, на лице которой вдобавок к обычной для последних месяцев бледности появился оттенок оливкового цвета.
- Тебе плохо?
- Нет. Я ощущаю глубокий внутренний мир, испытанный в Храме, когда мне была дарована благодать, и который я ощутила снова, когда узнала, что беременна. Это было похоже на экстаз, сладкий сон тела, в то время как душа радуется и упокаивается в мире, который с телесным и не сравнить. Я полюбила тебя, Иоаким, и люблю по-прежнему. Когда я вошла в твой дом и сказала себе: «Я жена праведного человека», то обрела мир. Я чувствовала себя так каждый раз, когда ты бережно и с любовью заботился о твоей Анне. Но этот мир совсем другой. Понимаешь, мне кажется, что душа отца нашего Иакова ощутила такой же мир после видения ангелов: это подобно тому, как умягчающее масло, растекаясь, упокаивает. Может быть, точнее сказать, что это подобно радостному миру, испытанному Товией после того, как им явился Рафаил. Когда я погружаюсь в этот мир, он растет и становится все сильнее, пока я наслаждаюсь им. Как будто я вознеслась в голубое поднебесье... Мало этого, не знаю почему, но после того, как я обрела этот упокоенный мир, в сердце моем звучит древняя песня Товия. Мне кажется, она была написана для этого часа... для этой радости... для земли Израильской, принимающей ее... для Иерусалима грешного, ныне прощенного... Только не смейся над безумной мыслью матери, но когда я говорю: «Благодари Господа за свое благополучие и благослови Бога Превечного, чтобы Он мог восстановить в тебе Свою Скинию», - то думаю, что вскоре предстоит родиться Тому, Кто восстановит Скинию истинного Бога в Иерусалиме. Еще мне кажется, что в песне предсказана судьба не Святого Города, а моего ребенка. «Ты воссияешь ярким светом, все народы будут простираться перед Тобой и принесут дары свои, они поклонятся Господу в Тебе и будут держать руку Твою как святыню, потому что будут взывать к Великому Имени в Тебе. Ты возрадуешься за детей Своих, ибо все они будут благословенны и соберутся рядом с Господом. Благословенны любящие Тебя и радующиеся в Твоем мире... И я - Ее мать - возрадуюсь первой.
Пока Анна произносила эти слова, цвет ее лица менялся от бледнолунного до цвета яркого пламени, и наоборот. Слезы нежности, которых она не замечает, бегут по щекам, и лицо озаряет улыбка радости. Тем временем она идет к дому, двигаясь между мужем и родственницей, безмолвно слушающих и глубоко тронутых ее словами.
Они спешат, потому что гонимые сильным ветром облака стремительно пронеслись по небу и собрались над равниной, потемневшей и содрогавшейся в ожидании надвигающейся бури. Когда спутники достигли порога жилища, первая грозная вспышка молнии расколола небо и раскаты первого грома звучали, как   

грохот огромного барабана, перемешиваясь с арпеджио первых капель дождя по пересохшим листьям.
Пока Иоаким, стоя на пороге, разговаривает с присоединившимися к ним рабочими, все вошли в дом, Анна уходит. Они говорят о долгожданности дождя, который был блаженством для высохшей земли. Но их радость сменяется опасением, ибо надвигается очень сильная буря с молниями и тучами, угрожающими градом.
«Если прорвет облака, то град побьет виноград и оливы, как мельничные жернова. Горе мне!»
Кроме того, Иоаким беспокоится за свою жену, которой наступило время рожать. Родственница уверяет его, что Анна совсем не страдает. Но он взволнован, и каждый раз, когда его родственница или кто-нибудь из женщин, среди которых находится мать Алфея, выходит из комнаты Анны и заходит снова с горячей водой, тазами и тканью, высушенной около горящего камина в большой кухне, он идет, расспрашивает, однако не успокаивается, несмотря на их уверения. Еще его волнует, что Анна почти не кричит. Он говорит: «Я мужчина и никогда не видел рождение ребенка, но слышал, что отсутствие родовых мук - это плохо».
Смеркается. Вечеру предшествовал ужасный шторм, принесший проливной дождь, ветер, молнии, - все, за исключением града, выпавшего где-то в другом месте.
Один из рабочих отмечает свирепость бури: «Как будто сатана со своими демонами вышел из преисподней. Взгляните на эти черные облака! Вы можете ощутить запах серы в воздухе, услышать свист, шипение и проклятые голоса. Если это так, то сегодня вечером он разъярен!»
Другой рабочий смеется и подшучивает: «Он, должно быть, упустил сегодня крупную добычу или Михаил поразил его новым ударом молнии от Бога, отсек и подпалил ему рога и хвост.»
Проходящая женщина кричит: «Иоаким, началось! Все проходит быстро и хорошо!» - и исчезает с маленькой амфорой в руке.
Буря начинается неожиданно, и последний удар молнии такой яростный, что отбрасывает трех мужчин к внутренней стене, а перед домом в саду остается чер-ное дымящееся углубление на память! Тем временем из-за двери Анны слышен крик, похожий на кроткую мольбу маленькой горлицы, которая впервые уже не пищит, а воркует. Одновременно во всю ширь неба огромным полукругом простерлась радуга. Она поднималась - или казалось, что поднимается, - с вершины Ермона, который похож, освещаемый солнцем, на тончайший нежно-розовый алебастр. Она простирается в ясном сентябрьском небе, в атмосфере, очищенной от всякой нечистоты, над холмами в Галилее, расположенной южнее равнины, и еще одной горой. Кажется, будто она покоится на другом конце далеко за горизонтом, где исчезает из вида за грядой высоких гор.
- Мы никогда не видели ничего подобного.
- Посмотрите, посмотрите! 

- Такое чувство, будто она окружает всю землю Израиля. Взгляните! На небе уже загорелась звезда, хотя солнце еще не село. Вот это звезда! Она сверкает, как огромный бриллиант!..
- И луна! Вон там, полная луна на три дня раньше. Посмотрите, как она сверкает.
Появилась женщина с прекрасным маленьким, пухленьким ребенком, обернутым в простую материю.
Это Мария. Очень крошечная Мария, которая могла бы спать, уместившись на руках ребенка. Мария ростом, самое большее, с руку, с маленькой головкой из слоновой кости бледно-розового цвета. Ее крошечные карминового цвета губы больше не плачут, а собраны, повинуясь врожденному сосательному рефлексу. Губы Марии столь малы, что невозможно понять, как они могут взять сосок. Ее хорошенький носик расположен между двумя крошечными пухлыми щечками, и когда Ее, дразня, заставляют открыть глаза, можно увидеть две маленькие частички неба, две невинные голубые точки, которые смотрят, но не могут видеть между тонкими, светлыми ресницами. Ее волосы на маленькой круглой голове также розовато белокурые, как цвет почти белого меда.
Ушки Ее - две маленькие раковины, прозрачные и совершенные. Ее крошечные ручки... что это за маленькие ручки, ловящие что-то в воздухе и оказывающиеся в конце концов во рту? Сжатые, как сейчас, в кулачек, они словно два бутона роз, раскрывающих зелень своих чашелистиков и показывающих свою внутреннюю шелковистость. Когда ладони, как сейчас, раскрыты, взору предстают две драгоценности из розовой слоновой кости и алебастра с пятью бледными гранитами ногтей. Как смогут эти две крошечные ручки утереть так много слез?
А Ее стопочки? Где они? Все это время они были сокрыты в покрывале. Но сейчас родственница садится и раскрывает Ее... О, эти стопочки! Они около четырех сантиметров в длину. Каждая из них - раковина коралла с белоснежной вершиной, обрамленной в голубое. Ее пальчики на ногах - шедевр лилипутской скульптуры: они тоже коронованы маленькими чашечками весов бледного гранита. Но где найдут маленькие сандалии - когда эти маленькие кукольные ножки сделают первые шаги - подходящие, чтобы быть впору таким крошечным ножкам? Как смогут эти маленькие ножки пройти столь долгий путь и вынести так много боли под крестом?
Но это далекое будущее пока сокрыто, и окружающие улыбаются и смеются над тем, как Она болтает в воздухе хорошо сложенными ножками, умиляются миниатюрным пухлым бедрам, образующим ямочки и складочки, маленькому животику - чаше, перевернутой вверх дном, и крошечной, совершенной груди. Под кожей груди, мягкой, как тончайший шелк, можно видеть движение Ее дыхания и слышать биение маленького сердца, если, подобно Ее счастливому отцу, прило-жить туда губы для поцелуя... Это самое прекрасное сердце, которое когда-либо познает мир, единственное непорочное сердце человеческого существа. 

А Ее спина? Сейчас Ее переворачивают, и можно видеть изгибы Ее почек, пухлые плечи, розовый затылок и шею, настолько сильную, что маленькая голова поднимается на крошечном позвоночнике. Она похожа на головку птицы, разглядывающей открывающийся перед ней новый мир. Она, Чистая и Праведная, протестует тихим плачем против того, чтобы Ее выставляли напоказ столь многим. Она - Совершенная Дева, Святая и Непорочная, Которую ни один человек никогда больше не увидит обнаженной - протестует.
Накройте же этот бутон лилий, который никогда не раскроется на земле и, оставаясь бутоном, даст жизнь Цветку еще более прекрасному, чем Она Сама. Лишь на Небесах Лилия Триединого Бога раскроет Свои лепестки. Ибо там нет и тени несовершенства, которое могло бы ненароком нарушить Ее чистоту. Ибо там на глазах у всего Царства должен быть принят Сам Триединый Бог - Тот, Кто, сокрытый в чистейшем сердце, по прошествии немногих лет будет в Ней: Отец, Сын, Супруг.
Вот Она снова в пеленах на руках Своего земного отца, на которого внешне похожа. Но не сейчас. В данный момент Она просто маленькое человеческое дитя. Я имею в виду, что Она будет походить на него, когда вырастет. В Ней нет ничего от матери. У Нее отцовский цвет лица, его глаза и цвет волос. Сейчас его волосы седые, но когда он был молод, они несомненно были светлыми, о чем можно судить по его бровям. У Нее черты его лица, но только более совершенные и мягкие, женственные, присущие лишь той единственной Жене. Она также унаследовала от отца улыбку, взгляд, манеру движения и рост. Думая об Иисусе, представляя Его, я нахожу, что Анна передала Внуку свой рост и цвет кожи - темный цвет слоновый кости. У Марии же не было статности своей матери - высоты и гибкости пальмового дерева - но Ей передалась доброта отца.
Женщины разговаривают о буре и необычном состоянии луны, о появлении звезды и радуги. Вместе с Иоакимом они входят в комнату счастливой матери и передают ей Дитя.
Анна улыбается одной из своих мыслей и говорит: «Она - Звезда. Ее знак - на Небесах. Мария - радуга мира! Мария, моя Звезда! Мария, чистая луна! Мария, наша жемчужина!»
- Ты называешь Ее Мария?
- Да. Мария, звезда и жемчужина, свет и мир...
- Но оно также означает и горечь... Разве ты не боишься навлечь на Нее несчастье?
- С Ней Бог. Она принадлежала Ему еще до того, как появилась на свет. Он поведет Ее Своими путями, и вся горечь обратится в небесный мед. Теперь побудь с мамой еще немного, перед тем, как всецело принадлежать Богу...
Это видение заканчивается тем, что они засыпают: Анна - впервые как мать, Мария - первый раз как младенец. 

27 августа 1944 г.

Говорит Иисус:
«Поднимись и поспеши, Моя маленькая подруга. Я жажду взять тебя с Собой - в голубизну Райского Неба созерцания Девства Марии. После этого твоя душа обновится, будто только что созданная Отцом, как маленькая Ева, еще не ведающая о своей плоти. Оставив Небо созерцания, твоя душа, погруженная в Божественное совершенство, будет наполнена светом. Все твое существо проницает любовь, ибо ты поймешь, как может любить Бог. Говорить о зачатии Марии, Непорочной, означает быть преисполненной горнего мира, света, любви.
Приди и прочти о Ее славе, запечатленной в Книге Притчей Соломоновых: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони: От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь пред лицем Его во все время...» (Притч.8:22-30). Ты относила эти слова к Премудрости, но они говорят о Ней, о прекрасной Матери, святой Матери, Девственной Матери Премудрости, ибо Я, ныне говорящий с тобой, есть эта Премудрость.
Я захотел, чтобы ты написала первую строчку этой песни в верхней части книги, посвященной Ей, потому что эта строчка говорит о Ней как об утешении и радости Божией, ибо Она - источник непрестанного, совершенного, сокровенного наслаждения Бога, Единого в трех Лицах, Который правит вами и любит вас, несмотря на то, что человек доставляет Ему столько поводов для огорчения. Ради Нее Он сохранил навечно род адамов, хотя уже при первом испытании человечество заслужило уничтожения. Ради Нее вы были прощены.
Иметь Марию, Которая любила Его! О, в этом был глубокий смысл - сотворив человека, позволив ему существовать и решив его простить, иметь Прекрасную, Святую, Непорочную, Любящую Деву, Возлюбленную Дочь, Пречистую Мать, Любящую Супругу! Бог так много дал тебе и дал бы еще больше, чтобы обладать Творением, приносящим Ему радость, Солнцем Его солнца, Цветком из Его сада. Он по-прежнему подает тебе так много из-за Нее, по Ее просьбе, для Ее радости, ибо Ее радость перетекает в радость Бога, увеличивая ее и наполняя великий свет рая сверкающими искорками, каждая из которых есть благодать для вселенной, человечества, блаженных душ, которые, подобно искоркам, отвечают ликующими восклицаниями аллилуйя каждому излиянию божественных чудес, совершенных по желанию Пресвятой Троицы - ради того, чтобы увидеть лучезарную улыбку радости у Девы Марии. 

Для сотворенной из ничего вселенной Бог пожелал воздвигнуть царя, который по своей физической природе должен стать первым среди всех творений, создан-ных из материи и наделенных ее свойствами. Царя, которому по его духовной природе должно быть немного ниже божественной и сочетанным с Благодатью, как это было в первый непорочный день его существования. Но Высший Разум, Которому известны все самые отдаленные события грядущих веков, непрестанно видит то, что было, есть и будет. Созерцая прошедшее, озирая настоящее, и глубоко проникая взглядом в самое отдаленное будущее, Он знает подробности смерти самого последнего человека. Без сомнения, Высший Разум всегда знал, что этот царь, из Него сотворенный, чтобы быть полубожеством и наследником Отца, сопребывая с Ним на Небесах и проведя как дитя Превечного Отца детство в доме матери-земли, вместе с которой был сотворен в вечности, возмужав, вступает в наследие царствования в Царстве Отца. Верховный Разум всегда знал, что человек совершит против себя преступление отлучения от Благодати в себе, украв у себя Небеса.
Но зачем тогда Он сотворил его? Несомненно, многие задают себе этот вопрос. Разве ты предпочла бы не существовать? Разве этот день, сам по себе, не заслуживает того, чтобы вы его прожили - пусть даже столь бездарно и убого, жестоко отплатив за все своей греховностью - чтобы познать и восхищаться нескончаемой Красотой, которую Бог сотворил во вселенной рукою Своей?
Для кого Он создал звезды и планеты, несущиеся подобно молниям и стрелам и бороздящими небосвод, или величественное стремительное движение метеоров, которое, тем не менее, кажется медленным? Эти небесные тела дарят вам свет и времена года, извечно неизменные и в то же время всегда меняющиеся. Каждый год, месяц, вечер они открывают вам новую страницу, чтобы читать на небесах, будто желая сказать: «Забудьте о том, что вас ограничивает, оставьте свои привычки, полные непостоянства, мерзости, тления, яда, лжи, богохульства, и того, что разлагается, и поднимитесь, хотя бы взором, в безграничную свободу небосвода, просветлите свои души, созерцая столь чистое небо. Дайте возможность свету проникнуть в ваше мрачное заточение. Прочитайте слово, которое мы начертаем во время наших звездных песнопений - более совершенных, чем извлекаемые из церковного органа. Это слово мы пишем, когда лучимся светом и любим, потому что мы всегда находимся в Нем, дающем нам радость бытия. Мы любим Его за то, что Он подарил нам бытие, живость, движение, свободу, красоту в нежной лазури, за которой мы можем видеть еще более высокую голубизну: рай. Мы исполняем вторую часть Его заповеди любви, любя вас, наших вселенских ближних. Мы любим вас, посылая вам свет, теплоту и красоту. Прочтите слово, которое мы произносим, тональность, которая определяет наши песнопения и наше сияние, нашу радость: «Бог!»
Для кого Он сотворил синее море, зеркало неба, тропы земные, улыбку вод, голоса волн, слово, которое проявляется в шелесте шелка, улыбках счастливых девочек, в старческих вздохах, вспоминающих и рыдающих, в криках насилия, в 

своем шуме и рокоте всегда говорящее и произносящее: «Бог»? Море существует для вас так же, как небо и звезды. Моря, озера, реки, пруды, потоки, чистые источники служат, чтобы питать вас, утолять жажду и очищать. Все они служат вам, служа своему Творцу и не затопляя вас, как вы того заслуживаете.
Для кого Он сотворил бесчисленные семейства животных, великолепно разукрашенных птиц, летающих и поющих, других животных, которые как слуги бегают, работают, питают и в трудную минуту приходят вам, своим царям, на помощь?
Для кого Он сотворил несчетные виды растений и цветов, похожих на бабочек, самоцветы и застывших птиц, а также множество фруктов, словно драгоценности и шкатулки простирающихся ковром у ваших стоп, и деревья, укрывающие вас в своей тени, дающие приятный отдых и радующие ум, тело, взор и услаждающие своими ароматами?
Для кого Он сотворил минералы во чреве земли и соли, растворенные в холодных и кипящих источниках, йод и бром, если не для того, кто возрадуется от них, не являясь Богом, но будучи сыном Божиим? И все это - для человека.
Радость Бога ничто не преуменьшит, Бог в ней не нуждается. Он самодостаточен в Себе. Чтобы пребывать в состоянии вышнего блаженства, вкушать, жить, отдыхать, Ему нужно лишь созерцать Себя. Все творение ни на йоту не увеличит Его безграничной радости, красоты, жизни, могущества. Но все это Он сотворил для существа, которое возжелал поставить царем всего соделанного. Это существо есть человек.
Стоит жить уже ради того, чтобы увидеть эту божественную работу и быть благодарным Его силе, дающей вам эту возможность. Вы должны быть благодарны за то, что живете. Вам надлежит благодарить, даже если бы пришлось ждать судного дня, чтобы быть искупленными, ибо вы были лукавы, горды, сладострастны и жестоки в своих первородителях и все еще остаетесь такими по своей сути. Тем не менее, Бог позволяет вам наслаждаться красотой и дарами вселенной и обходится с вами, как с добрыми детьми, которых Он научает и кото-рым посылает все, чтобы их жизнь стала более счастливой и приятной. Все, что вы знаете, вы узнаете, просвещаемые светом Божиим. Все, что вам открывается, про-исходит под водительством Бога. Во благе. Все другие знания и открытия, несущие на себе печать зла, приходят от носителя высшего зла - сатаны.
Высший Разум, будучи всеведущим, ещё до сотворения человека знал, что тот мог оказаться вором и самоубийцей. Превечная Доброта безгранична в своей благости, поэтому еще до того, как существовала Вина, Он придумал средство ее уничтожения. Это средство - Я. Инструмент, позволяющий совершить это, - Мария. И эта Дева была сотворена в Разуме Божием.
Все было создано для Меня, возлюбленного Сына Отца. Я, Царь, должен был иметь у Своих божественных царских стоп такие ковры и драгоценности, каких нет ни в одном царском дворце, пребывать в окружении песнопений, голосов, слуг и служителей, каких нет ни у какого повелителя, а цветы и драгоценные камни - 

самые лучшие, великолепные, самые добрые, какие может только источить божественная мысль.
Но Я должен был стать не только Духом, но и Плотью. Плотью - чтобы спасти плоть. Плотью - чтобы возвысить плоть, вознеся ее на Небо за много веков до того, как придет час ее вознесения. Так как плоть, пребывавшая в духе, являлась совершенной, то для неё были созданы Небеса. Чтобы быть плотью, Мне нужна была Мать. Чтобы быть Богом, должно было иметь Отцом Бога.
Тогда Бог сотворил Себе Супругу и сказал Ей: «Приди ко Мне. Пребудь со Мною и посмотри, что Я делаю для Нашего Сына. Посмотри и возрадуйся, вечная Дева, вечно Непорочная, и пусть Твоя улыбка наполнит Царство и возвестит ангелам новую песнь и научит рай небесной гармонии.
Я взираю на Тебя и вижу Тебя такой, какой Ты станешь: Непорочной Женой - которая пока только дух, в котором Я обрел радость. Я взираю на Тебя и отдаю морю и небосводу синеву Твоих глаз, пшенице - цвет Твоих волос, лилиям - Твою чистоту, и розам - розовый цвет и шелковистость Твоей кожи. Создавая жемчуг, Я взирал на Твои маленькие зубы, а нежную клубнику создавал, глядя на Твои уста. Я дал соловью Твои мелодии и горлице - Твой плач. Читая Твои будущие мысли и вслушиваясь в ритмы Твоего сердца, Я руководствовался ими при творении. Приди, радость Моя, играй этими мирами, пока пребываешь танцующим светом Моей мысли, покори их Своей улыбкой, возьми гирлянды и ожерелья из звезд, помести луну у подножия Своих нежных стоп, сделай Галатею своим звездным шарфом. Звезды и планеты - для Тебя. Приди и насладись, созерцая цветы, которые станут детской радостью Твоего Младенца и подушкой для Сына лона Твоего. Приди и посмотри, как создавались овцы и ягнята, орлы и голуби. Встань возле Меня и смотри, как Я создаю впадины морей и русла рек, воздвигаю горы и украшаю их снегом и лесами. Пребудь здесь, когда Я насаждаю растения, деревья и виноградники. Для Тебя, Моя Тишайшая, Я создал оливковое дерево, и виноград - для Тебя, Моя виноградная лоза, которая понесет Евхаристическую виноградную Гроздь. Беги, лети, возрадуйся, прекрасная Моя. Любовь Моя, пусть вселенная, созидаемая час за часом, научится от Тебя любить Меня, да станет она еще прекрасней от улыбки Твоей, Матерь Сына Моего, Царица Моего рая, Возлюбленная Бога. И вновь, твое видя падение и восхищаясь Безгрешной: «Приди ко Мне, отершая слезы горечи человеческого непослушания, блуд одеяния с сатаной и неблагодарности. С Тобой Я воздам сатане».
Бог, Отец и Творец, сотворил мужчину и женщину по такому совершенному закону любви, что вы даже не можете постигнуть его совершенство. Вы теряетесь в догадках, ломая голову над тем, каким бы стал род адамов, если бы вы не стали прислушиваться к поучениям сатаны.
Посмотри на фруктовые деревья и растения, размножающиеся семенами. Разве они производят семя и плод вследствие блуда или одного оплодотворения из сотни слияний? Нет. Пыльца появляется на мужском цветке и, переносимая по законам природы, проникает в завязь женского цветка. Он раскрывается,

принимает пыльцу, производит плод и до следующего сезона не оплодотворяется, а когда это происходит, то лишь для того, чтобы произвести плод.
Посмотрите на животных. На всех животных. Вы когда-нибудь видели, чтобы мужская и женская особь приближались друг к другу для бесплодных объятий и сладострастных отношений? Нет. Когда наступает время для обряда оплодотворения, они летят, ползут, прыгают, бегут или идут. Они сходятся не ради удовольствия, но стремятся к серьезным и святым следствиям этого акта - произведению потомства. Это единственная причина, которая может заставить человека - полубога по благодати, которую Я хранил во внутренняя ваша, - принять животность этого акта, необходимого с тех пор, как вы опустились и находитесь на одной ступени с животными.
Вы поступаете не так, как растения и животные. Вашим учителем был сатана. Вы желали и до сих пор желаете иметь его своим учителем. Дела, совершаемые вами, достойны вашего учителя. Если бы вы были верны Богу, то радовались, как дети, идущие святым путем, без боли, не истощая себя в непристойных и греховных соитиях, которые незнакомы даже животным, не обладающим разумной душой, ведомой духом.
Развращенным сатаной мужчине и женщине Бог решил противопоставить Мужа, рожденного от Жены, вознесенной Богом на такую сверхъестественную высоту, что Она родила, не познав мужа. Цветок дал жизнь Цветку, не нуждаясь в семени, чудодейственным поцелуем от Солнца неоскверненной чаши лилии, Марии.
То было воздаяние Бога!
Шипи, сатана, в своей ненависти, пока Она приходит в мир сей! Это Дитя уже победило тебя! До того, как ты стал бунтовщиком, соблазнителем, развратителем, ты был уже побежден, и Победителем была Она. Тысяча готовых к бою армий - ничто против твоего могущества, человеческие руки опускаются перед твоей громадой, о творящий вечное зло. Нет ветра, способного смести силу твоего дыхания. Однако, пята этого Дитя - нежно розовая, как лепесток розы, такая гладкая и мягкая, что шелк в сравнении с ней кажется грубым, такая маленькая, что может поместиться в бутоне тюльпана и сделать себе крошечные ботиночки из этого растительного сатина - эта пята бесстрашно разбивает твою главу, низвергая тебя в твое логово. Ее возглас обращает тебя в бегство, хотя ты не боишься никаких армий. Ее дыхание очищает мир от твоего смердящего запаха. Ты по-вержен. Ее имя, Ее вид, Ее чистота - копие, молния, пронзающая и уничтожающая тебя, заключающая тебя в твоем адском логове, о проклятый, лишивший Бога радости быть Отцом всех сотворенных людей!
Напрасно ты развратил их, созданных невинными, ведя к знанию через вожделение плоти и лишая Бога возможности быть благодетелем Своего возлюбленного творения в соответствии с законами, которые - если бы они уважали их - могли сохранить на земле равновесие между полами и расами, способное предотвратить войны между народами и ссоры в семьях.

Если бы они были послушны, то познали бы любовь. Более того, одним послушанием они смогли бы не только познать любовь, но и обрести ее. Люди могли бы в полноте и мире обладать этим даром от Бога, Который нисходит от высших к низшим, чтобы и плоть - сочетанная с духом и созданная тем, Кто сотворил дух - могла благоговейно возрадоваться.
И во что теперь превратилась ваша любовь, люди? Как вы теперь любите? За любовь выдаете либо похоть, либо патологический страх потерять любовь супруга из-за его или еще чьей-нибудь похоти. С тех пор, как похоть проникла в мир, вы никогда не можете быть уверены в том, что сердце вашего мужа или жены принадлежит вам. Вы дрожите, плачете и переполняетесь ревностью, иногда убиваете в отместку за предательство, иногда приходите в отчаяние, безвольно опускаете руки или даже сходите с ума.
Вот что ты, сатана, сделал с детьми Божиими. Те, кого ты развратил, могли бы познать радость материнства без мук и боли, радость рождения без страха смерти. Но ныне ты побежден в Жене и Женой! Отныне тот, кто возлюбит Ее, снова станет Божиим, преодолевая твои искушения, дабы стать способным взирать на Ее непорочную чистоту. Отныне матери, хотя и не имеющие возможности зачать без боли, найдут в Ней утешение. Отныне Она будет путеводительницей для замужних женщин и Матерью умирающих, чтобы смерть стала сладчайшим упокоением на Ее груди, которая есть щит от тебя, проклятый, и от правосудия Божия.
Мария, тишайший глас, ты узрела рождение Сына от Девы и рождение на Небесах от Девы. Ты узрела, что значит давать жизнь и что значит предаваться смерти, и всё это - вне боли, ибо непорочно. Но через сверхъестественную невинность Матерь Божия сохранила все небесные дары для последующих поколений, которые в прародителях должны были быть зачаты без боли и мук рождения и имели бы возможность сочетаться и зачинать без похоти, равно как и умирать без волнений.
Величайшая победа Бога над местью сатаны должна была превратить совершенство возлюбленного творения в сверхсовершенство, и оно должно было - хотя бы в одном человеке - уничтожить все доставшееся в наследство от человека, подверженного сатанинскому яду, дабы Сын родился не от мужеского праведного объятия, но через божественное объятие, приводящее к преображению духа в огненном осенении.
Величайшая победа Бога над сатаной заключается в том, что в тварный мир привнесено совершенство: хотя и в одной, но достигшей состояния вышеестественного совершенства душе полностью отсутствуют печати, проставленные сатаной человечеству. Ёе дух возгорелся не от объятий мужа, но божественных объятий, ибо так надлежало прийти Сыну.
Девство Девы!
Приди, созерцай это чистейшее девство, вызывающее восхищенное головокружение при его созерцании! Что такое вынужденное девство незамужней женщины?

Меньше, чем ничего. Что такое девство женщины, желающей стать девственницей, чтобы принадлежать Богу, но являющейся таковой телесно, а не в духе, допускающей постороннее праздномыслие и услаждающейся обольстительными человеческими помыслами? Это ложное девство. Оно очень мало. Что такое девство монастырской монахини, посвятившей себя Богу? Оно велико. Но и оно никогда не станет совершенным по сравнению с девством Моей Матери.
Даже у самых святых душ всегда существовала первородная связь между духом и грехом. Только крещение разрушает эту связь. Она растворяется, но в случае женщины, разлученной с мужем вследствие его смерти, это состояние не возвращает девственность полностью, как это было у прародителей до грехопадения. Рубец остается и болит, не позволяя забыть о себе и всегда готовый воспалиться, подобно хроническим болезням, периодически обостряющимся под действием вируса. В Деве нет и намека на эту разорвавшуюся связь с грехом. Ее душа, собрав в Себе все милости, является такой же прекрасной и нетронутой, как в момент Ее зачатия от Отца.
Она - Дева. Она - Единственная. Она - Совершеннейшая. Она - Полнота. Таковой Она была задумана. Таковой родилась. Оставаясь Девой, Она зачала, родила и была коронована. Вечное Девство. Она океан непорочности, чистоты, начало которого теряется в божественном Океане: Непорочности, Чистоты, Полноты благодати.
Таков ответ Триединого Бога на осквернение творения.
Он вознес эту Звезду к совершенству. Против пагубного любопытства Он воздвиг Скромную Деву, живущую только любовью к Богу. Против познания зла - величественная Невинная Дева. В Ней не только нет знания падшей любви, но Она даже не встречалась с любовью, которую Бог дал женатым людям. Мало того, в Ней отсутствуют побуждения - наследие греха. В Ней пребывает лишь кристально чистая и белоснежно-пылкая премудрость божественной любви. Пламя, укрепляющее плоть льдом, чтобы она смогла стать прозрачным зерцалом на алтаре, где Бог обручил Деву и при этом не умалил Себя, ибо Его совершенство охватывает Ее. Став Невестой, Она пребывает лишь на одну ступеньку ниже Жениха по совершенству, поскольку как Жена - подчинена Ему, и как Он, непорочна».


ГЛАВА 5

Очищение Анны и преподнесение Марии в Жертву

28 августа 1944 г.
Я вижу Иерусалим. Из дома выходят Иоаким и Анна, вместе с ними Захария и Елизавета, они были у своих друзей или родственников, а теперь направляются в Храм для участия в обряде очищения.

Анна несет Младенца, спеленатого, а точнее завернутого в широкое покрывало из светлой шерсти, в котором ребенку должно быть мягко и тепло. Невозможно описать, как заботливо она несет это созданьице и с какой любовью взирает на него. Анна приподнимает край теплого покрывала, чтобы взглянуть, не мешает ли что-нибудь дыханию Марии, и вновь укрывает Ее, чтобы в этот ясный, но холодный зимний день защитить девочку от прохладного воздуха.
Елизавета несет в руках сумки и пакеты. Иоаким подгоняет кнутом двух крупных белоснежных ягнят, больше похожих на баранов. У Захарии в руках ничего нет. Он красив в своем льняном одеянии, виднеющемся из-под тяжелой белой шерстяной накидки. Зрелый мужчина, он выглядит гораздо моложе, чем во дни рождения Крестителя. Елизавета, находясь в зрелом возрасте, выглядит довольно свежей для своих лет. Каждый раз, когда Анна приоткрывает покрывало, чтобы взглянуть на Марию, ее спутница немеет от восторга, глядя на крошечное лицо спящего Дитя. Елизавета тоже красива в своем синем, почти темно-фиолетовом одеянии, покрывающем голову и спадающем на плечи, с еще более темным покрывалом.
Но Иоаким с Анной в своих лучших одеждах выглядят явно торжественней. Совершенно неожиданно вместо темно-коричневого хитона он надел длинное одеяние очень насыщенного красного цвета, который мы теперь могли бы назвать цветом св. Иосифа.
Под стать ему одета Анна! Она с таким достоинством носит свои одежды - особенно светло-желтый плащ с греческим орнаментом и в том же духе украшенный - что похожа на царицу.
Елизавета говорит ей:
- Ты выглядишь точно так же, как в день свадьбы. Я была тогда подростком, но помню до сих пор, какие вы были счастливые и красивые.
- А теперь я еще счастливее и вот решила на сегодняшний обряд одеть тот же наряд. Я сохранила его ради этого случая... и уже не надеялась надеть его.
- Господь так возлюбил тебя, - говорит, вздыхая, Елизавета.
- Именно поэтому я отдаю Ему то, что люблю больше всего - этот цветок из сада моей души.
- Как же ты сможешь, когда придет время, вырвать его из своего сердца?
- Памятуя о том, что у меня детей не было, а Бог дал. Теперь я всегда буду счастливее, чем раньше. Зная, что Она в Храме, я буду говорить себе: «Она молится у жертвенника, молится Богу за Израиль и за Свою маму», и обрету мир в сердце. И еще больший мир я обрету, когда скажу: «Она принадлежит целиком Ему. Когда двое старых, но счастливых Ее родителей, получивших Ее с Небес, завершат свой земной путь, то Он - Вечный - по-прежнему останется Ее Отцом». Поверь мне, я совершенно убеждена, что это созданьице не принадлежит нам, я просто не смогла сделать для Нее чего-то большего. Он положил в мое чрево этот божественный дар, чтобы отереть мои слезы и исполнить наши упования и мольбы. 

Вот поэтому Она принадлежит Ему. Мы же - счастливые хранители, и да благословен Господь за это!
И вот они достигли стен Храма. «Пока вы идете к Никаноровым вратам, я схожу и предупрежу священника», - говорит Захария и исчезает под аркой, ведущей в большой двор, окруженный портиками. Остальные идут вдоль следующих друг за другом террас.
Не помню, говорила ли я об этом раньше, но внутренняя стена Храма начиналась не на уровне земли, а с помощью последовательно расположенных террас поднималась все выше и выше. Между собой террасы соединялись лестницами, на каждой террасе были дворики с портиками и порталами, украшенными мрамором, бронзой и золотом.
Не доходя до места проведения обряда, они остановились и стали вынимать то, что находилось в сумках и пакетах: мне кажется, это плоские, широкие и очень сальные пироги, белая мука, два голубя в маленькой клетке и несколько крупных серебряных монет. Все это было достаточно тяжелым, но, к счастью, в те времена у одежды не было карманов, иначе они порвались бы.
Они стояли перед прекрасными Никаноровыми вратами, окованными серебром и бронзой. Захария уже там, вместе с ним - статный священник в льняном одеянии.
Анну окропили, как мне кажется, водой, используемой во время принесения очистительной жертвы, и сказали, чтобы она шла к жертвенному алтарю. Руки ее свободны, ибо Дитя теперь у Елизаветы, оставшейся с этой стороны ворот. Иоаким входит вслед за своей женой, ведя чудесного блеющего ягненка. Я делаю то же самое, что сделала во время обряда очищения Марии: закрываю глаза, чтобы не видеть ритуального убийства.
И вот Анна очищена. Захария шепчет что-то стоящему рядом священнику, и тот, улыбаясь, кивает головой. Затем Захария подходит к группе людей, собравшихся снова и поздравляющих отца и мать Ребенка с радостным событием и восхищающихся их верностью своим обетам; ему приносят муку, голубей и приводят второго ягненка.
«Итак, Дочь посвящена Господу. Да будет на Ней и на вас Его благословение (Захария показывает на Анну). Она будет одной из Ее наставниц. Анна Фануилова из рода Асирова. Подойди, женщина. Эта малютка преподносится Храму как жертва хваления. Ты будешь Ее наставницей, и под твоим водительством Она будет возрастать в святости».
Анна, совсем седая, берет на руки Дитя, которое, проснувшись, взирает Своими невинными и удивленными глазками на все белое и золотое, что высветило солнце.
Церемония подходит к концу, какого-то особенного обряда преподнесения Марии в жертву я не видела. Видимо, достаточно было в священном месте сообщить об этом священнику, а главное - Богу.

«Я хотела бы принести жертву для Храма и пойти туда, где в прошлом году увидела свет», - говорит счастливая мать и в сопровождении Анны Фануиловой уходит. В сам Храм они не входят. Поскольку обе они женщины и в обряде участвует маленькая девочка, то ясно, что они не доходят даже до того места, где Мария в свой час преподносила в жертву Своего Сына. Но стоя рядом с широко раскрытой дверью, они видят царящий внутри полумрак, откуда доносилось нежное пение девочек и где были зажжены драгоценные светильники, изливающие золотой свет на два цветника белых закрывшихся головок - два цветника настоящих лилий.
«Через три года Ты тоже будешь здесь, моя Лилия», - обещает Анна Марии. Дитя зачарованно смотрит внутрь Храма и с улыбкой слушает тихое песнопение.
«Хочешь сказать, что Она понимает тебя», - говорит Анна Фануилова. «Это прекрасное дитя! Оно будет дорого мне, как мое собственное. Я обещаю тебе, мать. Если только я сподоблюсь этой чести!»
«Сподобишься, женщина, - говорит Захария, - ты получишь Ее в числе посвященных девочек. Я тоже там буду; хочу быть там в тот самый день, чтобы попросить Ее молиться о нас с первой минуты...». Он смотрит на свою жену, и та, понимая, о чем речь, вздыхает.
Обряд очищения закончен, и Анна Фануилова удаляется. Остальные, переговариваясь друг с другом, покидают Храм.
Я слышу, как Иоаким говорит: «За эту радость и чтобы воздать Богу хвалу, я отдал бы всех своих ягнят, а не только двух лучших!»
Больше я ничего не вижу.

Говорит Иисус:
В Книге Премудрости Соломон изрекает: И в самом деле «со стен града своего Премудрость сказала Вечной Деве, возжаждав Ее: «Приди ко Мне». Позже Сын Пречистой Девы скажет: «Пусть дети придут ко Мне, ибо их есть Царство Небесное; если не будете, как дети, не войдете в Царствие мое». Эти голоса следуют один за другим, и в то время, как глас Небесный взывает к маленькой Марии: «Приди ко Мне», голос Человека говорит и размышляет в Его Матери: «Если можете быть, как дети, придите ко Мне».
Я преподношу вам Свою Мать как образец.
Вот совершенная Дева* с простым и чистым сердцем голубицы. Вот Та, Кого годы и жизнь в миру не тронули жестокостью искаженного, развратного, ложного духа. Ибо Она не желает его. Придите ко Мне, взирающие на Марию.
*) В итальянском оригинале: fanciulla – ребенок, девочка-подросток, девушка.
Поскольку ты видела Ее, скажи Мне: сильно ли отличается Ее младенческий взгляд от того, каким он был у Марии, предстоящей Кресту или пребывающей в пятидесятнической радости или когда Ее веки сомкнулись в последний раз? Нет. Сначала это удивленный и неуверенный взгляд младенца, позже - изумленный и скромный взгляд во время Благовещения, затем - счастливый взор Матери в

Вифлееме, впоследствии - почтительный взгляд Моей первой и лучшей Ученицы, еще позже - измученный взор исстрадавшейся Матери на Голгофе, потом - сияющий взор во время Воскресения и Пятидесятницы и, наконец, сокрытый в последнем созерцании взор с Успенского одра. Но независимо от того, взор ли это впервые открывшихся глаз или взгляд смежающихся век, в последний раз утомленных земным светом - после того, как они видели столько радости и горя -око Ее остается ясным, чистым и безмятежным кусочком неба, всегда сияющим под челом Марии. Гнев, гордыня, ложь, бесстыдство, ненависть, праздное любопытство никогда не пачкают его копотью своих смрадных дымов.
Это око с любовью взирает на Бога - и когда плачет и когда смеется - и ради Бога ласкает, прощает и все выносит. Ради любви Божией оно становится неприступным для нападок лукавого, очень часто пользующегося этим оком, чтобы нанести удар в самое сердце. Это чистое упокоенное блаженное око, которым обладают чистые сердцем, святые и любящие Бога.
Я сказал: «Светильник тела есть око. Если око твое чисто, то и тело светло».
Этим оком обладали святые, оно есть свет для души и спасение для плоти, ибо, подобно Марии, на протяжении всей своей жизни они взирали только на Бога. Мало того, они памятовали о Боге.
Значение этого Моего слова Я еще объясню тебе, Мой малый голос».


ГЛАВА 6

Сын вложил в уста Матери Свою Мудрость

19 августа 1944 г.
Я снова вижу Анну. Со вчерашнего вечера мне открывается одна и та же картина: Анна сидит у входа в тенистую перголу и занимается рукоделием. На ней песочно-серого цвета платье, очень простое и широкое, видимо из-за жары.
Через дальний вход в перголу можно видеть, как трудятся косцы. На поле нет ничего, кроме цветков мака и светлых васильков, застывших на востоке.
Из тенистой перголы выходит маленькая Мария. Она уже довольно смышленая и самостоятельная. Шаги у Нее короткие, но уверенные, а обутые в белые сандалии ноги совсем не спотыкаются среди камней. Ее походка слегка напоминает голубиную, да и вся Она в Своем белом длинном до щиколоток льняном платьице похожа на голубку. Платье у Нее широкое и на шее перехвачено голубой лентой, а из под коротких рукавов видны пухлые розовые плечики. Она похожа на ангелочка: шелковистые и белокурые с медовым оттенком волосы, не очень кудрявые, но вьющиеся на концах; глаза у Нее небесно-голубые, на нежном розовом лице улыбка. Легкий ветерок раздувает широкие рукава платьица и усиливает Ее сходство с ангелочком, который вот-вот взлетит.
В руках у Нее маки, васильки и еще какие-то полевые цветы, но их названий я не знаю. Она гуляет, и когда проходит мимо Своей матери, с радостным возгласом бросается, словно голубка, к ней, замирая у материнских колен, готовых принять

Марию. Анна откладывает рукоделие в сторону, чтобы дочь не поранилась, и принимает Ее в свои объятия.
Так продолжалось весь вчерашний вечер. В это утро Она появляется вновь, и я наблюдаю следующую картину.
«Мама, мама!» Белая голубица уютно устроилась в гнездышке меж материнских колен: Ее ножки касаются скошенной травы, а личиком Она уткнулась в мамины колени, так что видны лишь Ее золотистые волосы, по-крывающие затылок, и шея, над которой бережно склонилась Анна, чтобы поцеловать.
Затем Мария поднимает головку и преподносит Своей матери цветы. Все они - для мамы, и про каждый цветок девочка рассказывает придуманную Ею историю.
Вот большой синий цветок. Это звезда, посланная с Неба, чтобы передать Моей маме поцелуй Господа. На, мама, поцелуй его в самое сердечко, и по вкусу ты поймешь, что он - от Господа.
Другой цветок бледно-голубой, как папины глаза. На листиках этого цветка написано, что Господь очень любит папу, потому что он хороший.
А вот крошечный цветочек - незабудка, он такой один, его Бог сотворил, чтобы сказать Марии, что Он любит Ее.
А эти красные цветы - знает ли мама, что они означают? Это кусочки одеяния царя Давида, обагренные на полях брани и побед кровью врагов Израиля. Эти кусочки - от лоскутов царских геройских ратных одежд, изорванных во время сражений во имя Господа.
А вот еще - белый и нежный цветок, состоящий как бы из семи обращенных к небу шелковистых чаш, источающих благоухание. Папа отыскал этот семицветик среди терний. Вырос он вон там, у источника, а шелк, из которого сотканы чаши, - от одежд Соломона. Эти одежды Соломон носил много-много лет назад, в тот же самый месяц, когда родилась его маленькая внучка; он тогда прогуливался среди сынов Израиля - перед Скинией и Ковчегом - в блистательном величии своего одеяния. Он радовался возвратившейся к нему славе, и радость эта изливалась песнью и молитвой, которые он воспевал.
«Я хочу всегда быть похожей на этот цветок и так же, как этот мудрый царь, желаю всю Свою жизнь воспевать гимны и молитвы перед Скинией», - закончила Свой рассказ о цветах Мария.
«Дочь моя, откуда ты узнала обо всем этом, что свято для нас? Кто рассказал Тебе? Твой отец?»
«Нет, мама. Я не знаю, кто рассказал Мне об этом. Мне кажется, Я всегда это знала. Может быть, есть кто-то, кто рассказывает Мне обо всем, а Я его не вижу. Возможно, это один из ангелов, которых Бог посылает, чтобы говорить с добрыми людьми. Мама, ты расскажешь Мне еще историю?»
«О, дорогая моя! Какую историю Ты хочешь услышать?»
Мария думает, глубоко погрузившись в размышления. Выражение Ее лица заслуживает того, чтобы быть увековеченным на портрете. На детском личике

отражаются все Ее мысли. Тут и улыбки, и воздыхания, временами лицо сияет, как солнце, а иногда по Ее челу пробегает тень, - может быть, это раздумья о судьбе Израиля?.. Наконец, лицо Ее проясняется: «Расскажи Мне еще раз историю про Гавриила и Даниила, в которой возвещается Христос».
И Она слушает, закрыв глаза и тихо повторяя то, что рассказывает Ее мать, как будто желает получше запомнить сказанные слова. Когда же Анна заканчивает свой рассказ, Мария спрашивает: «А нам еще долго ждать того часа, когда мы обретем Эммануила?»
«Около тридцати лет, голубушка моя».
«Так долго! Тогда Я уже буду в Храме... А скажи Мне, если бы Я очень усердно молилась - день и ночь напролет - желая всю Свою жизнь принадлежать одному лишь Богу, то мог бы Отец Превечный даровать Мне милость - пораньше послать Своему народу Мессию?»
«Не знаю, моя дорогая. Пророк Даниил утверждает, что срок - семьдесят недель. Не думаю, что пророк может ошибаться. Но Господь такой добрый, - поспешила добавить она, увидев на ресничках своего Дитя невинные слезы, - что, если Ты будешь очень-очень усердно молиться, я верю, Он услышит Твою молитву».
И вновь улыбка осияла Ее личико, которое Она, подняв голову, обратила к Своей матери. От пробивающихся сквозь ветви виноградной лозы лучей солнца слезинки на лице Марии сверкают, подобно росинкам на очень тонких стебельках альпийского мха.
- Тогда ради этого Я буду молиться и останусь девой.
- Но разве Ты знаешь, что это такое?
- Это означает не познать человеческую любовь, но только любовь Божию. Это значит, что у человека нет никого, кроме Бога. Это значит остаться по плоти ребенком, а в сердце - ангелом. Это значит иметь глаза только для того, чтобы взирать на Бога, уши - слушать Его, уста - восхвалять Его, руки - преподносить себя как жертву, стопы - без промедления следовать за Ним, сердце и жизнь - отдать Ему.
- Да благословит Тебя Бог! Но тогда у Тебя никогда не будет детей, а ведь Ты так любишь малышей, ягнят и голубков. Понимаешь? А дитя для матери - словно белый курчавый ягненок, словно голубок с шелковистым оперением и коралловым клювиком, который в ответ на любовь и ласку отвечает: «Мамочка!»
- Да не в этом дело. Ведь Я буду принадлежать Богу, стану молиться в Храме. И однажды, быть может, увижу Эммануила. По словам великого пророка, уже должна родиться Дева, Которой суждено стать Его Матерью, и Ей должно пребывать в Храме... И Я буду вместе с Ней... буду служить Ей. О, если бы только Мне, исполнившись светом Божиим, познакомиться с Ней, Я бы стала Ей, Благословенной, прислуживать. А потом Она принесла бы Мне Своего Сына и позволила Мне служить Ему тоже. Только представь себе, мамочка! Служить Мессии!

Все эти мысли переполняют и возносят Марию. При этом Она остается совершенно смиренной. С перекрещенными на груди руками и слегка склоненной вперед головкой, охваченная внезапно нахлынувшими чувствами, Она напоминает мне Деву Марию, изображенную на репродукции картины «Благовещение», виденной мною в детстве. Мария вопрошает:
- Но дозволит ли Мне Царь Израиля, Помазанник Божий, служить Ему?
- Не сомневайся в этом. Разве не говорит царь Соломон: «Шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц и дев без числа?» Видишь, в царском дворе - бесчисленное количество дев, служащих Господу.
- Ну, теперь ты понимаешь, что Я должна быть девой? Должна. Если Он желает, чтобы Его Мать была Девой, значит больше всего Он любит девство. Я хочу, чтобы Он любил Меня, Свою Деву, ибо девство сделает Меня в чем-то похожей на Его возлюбленную Мать. А Я этого и желаю. А еще Я бы хотела быть большой грешницей, если бы не боялась оскорбить Господа... Мама, скажи, а можно быть грешником ради любви Господа?
- Дочь моя, что ты такое говоришь? Я не понимаю Тебя.
- Я имею в виду: грешить, чтобы быть любимой Господом, Который становится Спасителем. Кто погибает, того спасают. Разве не так? Я бы желала быть спасенной Им, чтобы обрести Его любящий взгляд. Вот почему Я хотела бы согрешить, не совершая, однако, ничего, что было бы омерзительно Ему. Как Он сможет спасти Меня, если Я не стану заблудшей овцой?
Обескураженная Анна молчит, не зная, что ответить. Ее выручает Иоаким. Он походит к ним, бесшумно ступая по траве по ту сторону низкого заборчика, образованного виноградной лозой.
- Он заранее спас Тебя, поскольку знает, что Ты любишь Его и желаешь любить только Его одного. Поэтому Ты уже искуплена и можешь быть девой, как того и желаешь.
- Это правда, папа?
Мария обнимает его колени и смотрит на Иоакима Своими ясными голубыми глазами, очень похожими на отцовские. Она счастлива, потому что обрела через него надежду.
- Конечно, любимица моя! Смотри, вот я принес Тебе воробышка. Он впервые взлетел и упал около источника. Я мог бы оставить его там, но с его слабенькими крылышками ему самому не улететь, а его тоненькие лапки не держат его на скользких мшистых камнях. Он упал бы в воду. Но я не стал дожидаться, пока это случится, взял его и теперь передаю Тебе - делай с ним все, что нравится. Дело в том, что воробышек был спасен до того, как подвергся опасности. То же самое Бог сделал и с Тобой. А теперь, Мария, ответь мне, когда я возлюбил воробышка больше: спасая его заранее или после того, как он упал бы в воду?
- Ты возлюбил его сейчас, потому что не позволил ему упасть в холодную воду.

- А Бог еще больше возлюбил Тебя, ибо сделал это прежде, чем Ты согрешила.
- И Я буду любить Его всем сердцем. Всем сердцем. Мой прекрасный воробышек, Я такая же, как ты. Господь, спасая нас, возлюбил тебя и Меня одинаково... Сейчас Я подниму тебя, а потом отпущу. Ты в лесу, а Я в Храме будем возносить песнь хваления Богу и станем просить: «Пошли Того, Кого Ты обещал тем, кто ожидают Его». Папа, когда ты отведешь Меня в Храм?
- Скоро, моя любимая. А Тебе не жалко оставлять Своего отца?
- Жалко, и даже очень! Но ты ведь будешь приходить... В любом случае, разве то, что не причиняет боль, может считаться жертвой?
- А Ты будешь вспоминать о нас?
- Всегда буду. После молитвы об Эммануэле Я стану молиться о вас, чтобы Бог дал вам радость и долгую жизнь. До того дня, когда Он станет Спасителем. Тогда Я буду просить Его, чтобы Он взял вас в небесный Иерусалим.
Иоаким прижимает к себе Марию, и на этом видение заканчивается.

Говорит Иисус:
«Уже слышу неодобрительные замечания книжников: «Разве может так говорить маленькая девочка, которой нет еще и трех лет? Это уже слишком». При этом не учитывают, что, приписывая Мне в период Моего детства поступки взрослого человека, они делают из Меня урода.
У каждого человека интеллект развивается по-своему и в разное время. Церковь установила, что в шесть лет человек уже обладает способностью размышлять, ибо к этому времени он может - по крайней мере, в самых важных вопросах - отличать добро от зла. Но бывают дети, способные задолго до этого возраста различать, понимать и желать, проявляя при этом вполне достаточное благоразумие. Подтверждением тому, о придирчивые книжники, являются маленькие Имельда Ламбертини, Роза да Витербо, Нелли Оргэн, Неннолина. Их пример должен помочь вам поверить, что Моя Мать была способна говорить и думать так же, как они. Я перечислил лишь четыре из многих тысяч имен святых детей, населяющих Мой рай после того, как они провели некоторое время на земле, обладая разумением взрослого человека.
Что такое разум? Дар Божий. Поэтому Бог преподносит его, когда пожелает, кому пожелает и как пожелает. По сути, разум есть одна из вещей, делающих вас подобными Богу - Разумному и Мыслящему Духу. Разум и интеллект являлись благодатными милостями, дарованными человеку Богом в земном Раю. О, насколько же они были наполнены жизнью, когда была еще жива Благодать - Первозданная и действующая в духе двух наших прародителей.
В Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова сказано: «Всякая премудрость - от Господа, и с Ним пребывает вовек». Какой же премудростью обладали люди, если бы остались детьми Божиими?

Случающиеся у вас помрачения разума - естественное следствие отпадения от Благодати и благочестия. Утратив благодать, вы на века изгнали премудрость. Словно сокрытый за облаками метеор, премудрость не достигала больше вас своим ярким пламенем, а доходила до вас как бы сквозь туман, который - из-за ваших попыток уклониться - становится все гуще и гуще.
Затем пришел Христос и возвратил благодать - высший дар любви Божией. Но разве вы знаете, как хранить эту драгоценность чистой и незамутненной? Нет. Если вы не разрушаете ее своей личной греховной волей, то замутняете своими непрестанными мелкими ошибками, вашей немощью и приверженностью пороку. Подобные устремления, даже если они проявляются и не в тесном союзе с семиглавым пороком, есть ослабление света благодати и его действия. А затем в вашем распоряжении оказались долгие столетия, в течение которых происходило развращение человечества, оказавшее пагубное влияние на ум и тело, и это ослабило великолепный свет разума, которым Бог наделил Адама и Еву.
Но Мария не только Пречистая, не только новая Ева, созданная на радость Богу; Она была сверх-Евой, Шедевром Всевышнего, Полнотой Благодати, Матерью Слова, пребывающей в божественном Разуме.
Иисус, сын Сирахов, говорит, что источником Премудрости является Слово. Так разве не возжелает Сын вложить Премудрость Свою в уста Своей Матери?
Если уста пророка были очищены углем огненным, ибо он должен был повторить людям слова, доверенные ему Словом, Премудростью, то разве Любовь не очистит и не сделает возвышенной речь пребывающей в младенчестве Невесты Его - Той, Кто должна была выносить Слово - чтобы Она говорила уже не как маленькая девочка и затем женщина, но всегда и только как небесное создание, пребывающее в свете великом и в Премудрости Божией?
Чудо заключается не в сверхразумности, проявленной в детские годы Марией и впоследствии Мной. Чудо в том, что в ограниченном соответствующими физическими размерами существе пребывал не имеющий границ Ум, и в то же время это не привлекало внимания ни людей, ни сатаны.
Я еще коснусь этой темы, являющейся одним из аспектов присущего святым «памятования Бога».


ГЛАВА 7

Введение Марии во храм

30 августа 1944 г.
Вижу Марию, идущую между отцом и матерью по улицам Иерусалима.
Прохожие останавливаются взглянуть на прекрасное Дитя, одетое во все белое. На Ней легкая накидка, та самая, с цветочным узором, что была на Анне во время обряда очищения. Только ей она тогда доходила до пояса, а ее Дочери,

которая еще так мала, доходит до щиколоток, окутывая Ее легким и ярким облачком редкой красоты.
Ее прекрасные волосы, ниспадающие на плечи, а точнее, на нежную шею, просвечивают через покрывало в том месте, где нет узора, а есть только светлый фон. Голубую ленту на лбу украшает вышитый руками матери узор из мелких серебряных лилий.
Из под Ее белоснежного платья во время ходьбы видны Ее стопочки в белых сандаликах. Ручки, выглядывающие из длинных рукавов, подобны двум лепесткам цветка магнолии. Все Ее облачение, исключая голубую ленту на покрывале, - белого цвета, так что Она кажется одетой в снег.
На Иоакиме то же самое одеяние, что и во время обряда очищения. На Анне вместо отданной Дочери накидки - темно-фиолетовое платье. Такого же цвета и накидка на голове, опущенная на красные от слез глаза, чтобы скрыть их от посторонних взглядов и Иоакима, который сам с трудом скрывает слезы. Он идет, сгopбившись, и складки покрывала, завязанного на голове тюрбаном, ниспадают на лицо, пряча его.
Иоаким очень стар. Любой, видя его, может принять его за дедушку, если не прадедушку, Девочки, которую он держит за руку. Боль от разлуки с Дочерью так гнетет его, что он еле волочит ноги; он так измучен и печален, что выглядит на двадцать лет старше и кажется больным. Его губы слегка дрожат, а морщины у рта сегодня залегли еще глубже.
Оба стараются скрыть слезы. Но если им удается скрыть их от посторонних, то обмануть Марию не удается. Она взирает на них снизу вверх, поворачивая голо-вку то к отцу, то к матери. Те с трудом улыбаются Ей дрожащими губами, лишь крепче сжимая Ее ручонки каждый раз, как Она улыбается им. Должно быть, они думают: «Ну вот, еще одной улыбкой меньше осталось нам увидеть».
Идут они медленно. Очень медленно. Кажется, им хочется, чтобы это путешествие длилось вечно. Все, что встречается им на пути, служит поводом для очередной остановки и, тем не менее, их путь завершается. На горизонте уже показались стены Храма. Анна стонет, сжав ручку Дочери.
- Анна, дорогая, я здесь, с вами! - раздается чей-то голос, и ждущая их в тени арки над перекрестком дорог Елизавета подходит и обнимает плачущую Анну. Она ведет их в свой гостеприимный дом, к своему мужу Захарии, чтобы потом всем вместе отправиться дальше. Они входят в темную комнату с низким потолком и большим камином - единственным источником света. Хозяйка (очевидно, подруга Елизаветы, но с Анной они незнакомы) деликатно удаляется, оставив их одних.
- Не думай, что я сожалею или неохотно вручаю Господу мое Сокровище, - объясняет Анна причину своих слез, - но мое сердце... о, как болит мое старое сердце, снова оказавшееся на пороге бездетного одиночества! Если бы ты могла это представить...
- Я знаю, моя дорогая Анна... Но ты добра, и Господь утешит тебя в твоем одиночестве. Мария будет молиться о мире в сердце Своей матери. Правда, Мария?

Мария ласкает и целует руки матери, прижавшись к ним личиком. Анна без устали обнимает Ее и целует. Входит Захария и приветствует их:
- Да пребудет мир Господень на праведных Его.
- Да, - отвечает Иоаким, - молись о ниспослании мира нашим сердцам, трепещущим перед принесением жертвы, подобно сердцу взбирающегося на гору Авраама. Но нам нечем заменить свою жертву. Да мы и не хотим этого, потому что верны Господу. Но мы скорбим, Захария. Как священник Бога ты поймешь нас и не смутишься.
- Конечно, нет. Наоборот, ваша скорбь, не выходящая за благоразумные пределы и не колеблющая вашей веры, учит меня истинной любви к Всевышнему. Мужайтесь! Пророчица Анна позаботится об этом цветке Давидовом и Аароновом. Сейчас Она - единственная в Храме лилия святой ветви Давидовой, и о Ней будут заботиться, как о драгоценной жемчужине. Приближается время пришествия Мессии, что будет рожден от Девы Давидова рода. Казалось бы, женам дома Давидова подобало гореть желанием посвятить своих дочерей Храму. Но при всеобщем охлаждении веры в Храме пустуют места, предназначенные девам. Их там слишком мало, а с тех пор, как Сара из Элиша вышла замуж, нет ни одной царского рода. Правда, до назначенного времени еще тридцать лет, но... будем надеяться, что Мария будет перед Священной Завесой первой из многих и дев Давидова рода. А там... кто знает. Я тоже буду присматривать за Ней. Я - священник и облечен в Храме властью, которую буду обращать на пользу этому Ангелу. И Елизавета будет часто Ее навещать.
- Конечно же, буду! Через это Дитя я буду общаться с Господом, в Котором так нуждаюсь!
Анна уже овладела собой. Чтобы совсем отвлечь ее от грустных мыслей, Елизавета спрашивает:
- На Марии твое свадебное покрывало? Или ты соткала новое?
- Да, мое Я посвящаю его Господу вместе с Нею. Мои глаза уже плохи. Да и доходы наши уменьшились из-за возросших налогов и несчастий, нас преследующих. Я не могла позволить себе больших расходов. Мне довелось озаботиться о Ее одеянии для введения во Храм, и вряд ли доведется позаботиться о Ее брачном наряде. Но я все-таки хочу, чтобы он был сшит руками Ее мамы, пусть даже холодными и неподвижными.
- Ну, зачем ты об этом?
- Моя милая кузина, я стара и ощущаю это сейчас особенно остро. Я отдала последнюю каплю своих жизненных сил этому цветку, чтобы выносить и выкормить Ее, и теперь боль от потери Дочери отнимает мои последние силы и рассеивает их.
- Не говори так. Ради Иоакима.
- Да, ты права. Я постараюсь жить для мужа. Иоаким делает вид, что слушает Захарию, хотя слова жены не укрылись от его слуха. Он глубоко вздыхает, на глазах блестят слезы.

- Сейчас время между третьим часом и шестым. Думаю, нам пора идти, - говорит Захария.
Все встают, надевают накидки и собираются выходить.
Но перед этим Мария опускается на колени у порога, простерев руки, - маленький молящийся Херувим.
- Отец! Мама! Пожалуйста, благословите Меня.
Она не плачет, маленькая храбрая Девочка. Но губы Ее дрожат, а прерываемый всхлипываниями голосок более, чем когда-либо, напоминает воркование маленькой горлицы. Лицо Ее бледно, а глаза выражают покорность горю. Такой же взгляд, но много сильнее, будет у Нее на Голгофе и у Гроба Господня. Но тогда на Нее невозможно будет смотреть, не испытывая глубокой скорби.
Родители благословляют ее и целуют: раз, другой, десятый... они не в силах остановиться. Елизавета плачет, Захария тоже силится скрыть слезы, глубоко потрясенный происходящим.
Они выходят. Как и до этого, Мария идет между родителями, Елизавета с Захарией - впереди них.
Наконец, они во внутреннем дворе Храма.
- Я пойду к первосвященнику, а вы идите на главную террасу, - говорит Захария.
Они пересекают три двора и три зала, расположенных друг за другом, и приближаются к подножию огромного мраморного куба, увенчанного золотом. Все купола его, выпуклые, как половинки апельсинов, сверкают на солнце, которое сейчас, в полдень, освещает большой двор, окруженный величественным зданием, и заливает своим ослепительным светом большую площадь и широкие пролеты лестниц, ведущих в Храм. И только порог у подножия лестницы перед входом – в тени, а высокая бронзовая с золотом дверь выглядит на таком ярком свете еще темнее и торжественнее.
Мария же под лучами яркого солнца кажется белее снега. Она стоит у подножия лестницы между отцом и матерью. Под звуки серебряных труб дверь поворачивается на петлях. Скрип ее бронзовых шарниров напоминает звук цитры. Становится видно внутреннее убранство Храма с лампадами вдалеке, и торжественная процессия, окутанная облаками ладана и света, под звуки серебряных труб движется к дверям.
Вот они на пороге. Перед ними - первосвященник, величественный старик в одеждах из тонкого полотна, в короткой полотняной тунике поверху и в чем-то разноцветном, вроде ризы или дьяконского облачения. Пурпур и золото, фиолет и белое переливаются и сверкают на солнце, как драгоценные камни. Особенно ярко сверкают на его плечах два настоящих самоцвета. Возможно, это подвески из драгоценных камней. На груди на большой золотой цепи висит большая круглая усыпанная драгоценными камнями металлическая пластина. Короткая туника отделана каймой с блестящими подвесками. Головной убор напоминает митру

православного священника. Он сделан в виде купола, а не остроконечного колпака, как у католических священников.
Величественная фигура первосвященника приближается к лестнице. В золотых лучах солнца он выглядит более торжественно. Остальные ожидают его в тени крыльца за дверью. Слева - группа девочек в белых одеждах с пророчицей Анной и другими пожилыми женщинами, очевидно, наставницами.
Первосвященник смотрит на Девочку и улыбается. Она выглядит такой крохотной у подножия массивной, как в египетском храме, лестницы. Он воздевает руки к небу в молитве, и все в совершенном смирении склоняют головы перед лицом величия священника, сочетанного с Превечным величием Всевышнего.
Затем он подзывает Марию. Отделившись от отца и матери, Она, словно зачарованная, поднимается по лестнице. И радостно улыбается в тени Храма, в котором висит Священная Завеса... Вот Она на самом верху лестницы, у ног первосвященника. Он опускает руки на Ее голову. Жертва принята. Принимал ли Храм когда-либо жертву чище, чем Эта?
Затем он поворачивается, держа руку на Ее плече, и ведет Ее, как непорочного маленького Агнца, к алтарю, в двери Храма. Перед тем, как впустить Ее внутрь, он спрашивает: «Мария Давидова, осознаешь ли Ты Свой обет?» И когда Она своим серебряным голоском отвечает «да», он провозглашает: «Теперь входи. Ходи предо мною и будь совершенна».
Мария входит, и в сумраке Храма постепенно теряется из виду. Группа дев и наставниц, а за ними левиты скрывают Ее из вида все больше и больше... Наконец, Ее совсем не видно.
Со сладкозвучным скрипом петель дверь закрывается. Через щель, делающуюся все уже и уже, видна процессия, двигающаяся к Святое святых. Постепенно щель превращается в тонкую ниточку, пока вовсе не исчезает: дверь закрыта.
Последний аккорд сладкозвучных дверных петель подхватывается всхлипом двух стариков-родителей и их единодушным возгласом: «Мария! Доченька!» Затем оба со стоном взывают друг к другу: «Иоаким! - Анна!» и тихо шепчут: «Воздадим хвалу Господу, принявшему Ее в Дом Свой и ведущему Ее стезями Своими». На этом видение заканчивается.

Говорит Иисус:
Первосвященник сказал: «Ходи предо мною и будь совершенна». Он не знал, что обращается к Жене, совершеннее Которой только Господь. Но он говорил именем Господа, поэтому его повеление было священно, как священно все, сказанное от имени Господа, особенно, если это касается Пречистой Девы - Премудрости Божией.
Мария заслужила того, чтобы «Премудрость упредила Ее и первой явила Себя Ей», ибо «с раннего утра Она ждала Ее у дверей Своих, и из любви возжелав быть

наставленной Ею, Она хотела быть непорочной, дабы достичь любви совершенной и удостоиться чести иметь Премудрость Своим учителем».
В смирении Своем Она не знала, что обладала Премудростью еще до рождения, и что такое единство с Премудростью есть не что иное, как продолжение божественных вибраций рая. Она и вообразить Себе такого не могла. И когда во глубине Ее сердца Бог шептал Ей возвышенные слова, они казались Ей - по Ее смирению - исходящими от гордыни помыслами, и вознося Свое невинное сердце ко Господу, Она молила Его: «Помилуй, Господи, Рабу Твою!»
И в самом деле, у истинно мудрой Девы, Вечнодевы, было с самого раннего утра лишь одно стремление: от начала жизни Своей возносить сердце ко Господу, молясь ко Всевышнему и прося у Него прощения за немощь сердца Своего, как подсказывало Ей Ее смирение. Она еще не знала, что Ей предстоит молиться у подножия Креста вместе с умирающим Сыном о прощении всех грешников. Когда же возжелает Всемогущий Господь, Она исполнится Духом разумения и осознает Свою высшую миссию. А пока Она - Дитя, в священной тиши Храма всем сердцем устремившееся к Богу. А это относится к каждому.
Имеет ли Твой Учитель, Моя маленькая Мария, сказать Тебе что-то особенное? «Ходи предо Мною и будь совершенна». Я слегка изменил это священное изречение и вручаю его вам как заповедь. Будьте совершенны в любви, совершенны в великодушии, совершенны в страдании.
Взгляните еще раз на Мать и примите во внимание, что многие не знают всего этого или не хотят знать, ибо для их духа и принятого образа жизни скорби невыносимы. Скорби... Мария страдала с первого часа Своей жизни. Быть совершенной, как Она, означало иметь совершенную чувствительность. Следовательно, прободенное сердце должно быть плодом принесенной жертвы, которая в этом случае достойна большей награды. Стяжавший чистоту обретает любовь, стяжавший любовь обретает премудрость, стяжавший премудрость обретает великодушие и мужество, поскольку знает, зачем приносит жертву.
Не падай духом, даже если крест угнетает, ломает и убивает тебя. Бог с тобой».


ГЛАВА 8

Последние дни Иоакима и Анны

31 августа 1944 г.

Говорит Иисус:
«Словно быстро исчезающий свет зимнего дня, когда ледяной ветер собирает в небе облака, жизни родителей Моей Матери стали стремительно клониться к за-кату после того, как их Дочь, Солнце их жизни, была отдана, дабы воссиять перед Священной Завесой Храма.
Но не сказано ли, что: 

«Премудрость растит своих сыновей
И пестует жаждущих ее.
Кто возлюбил ее, возлюбил жизнь,
Ищущие ее насладятся миром.
Служащие ей служат Господу.
И Господь возлюбил любящих ее.
Доверившийся ей наследует ей,
И его потомки будут владеть ею,
Потому что она не оставит его в искушениях.
Вначале она избирает его,
Затем повергает его в страх и слабость,
Исправляя его своей епитимьей,
До тех пор, пока не испытает его
И не сможет доверять ему.
Под конец она укрепит его,
Вернет его на путь истинный
И сделает его счастливым.
Она откроет ему свои тайны,
Вложит в сердце сокровища знаний
Я знание справедливости»?
Да, все это было сказано. Книги премудрости могут пригодиться всем, кто найдет в них жизненные ориентиры. Но воистину счастливы те, кого можно встретить среди возлюбленных Премудростью.
В Мои земные дни в детстве Я окружал Себя мудрыми людьми: такими, как Анна, Иоаким, Захария и затем Елизавета, Креститель, не говоря уже о Моей Матери - воплощенной Премудрости.
Премудрость одухотворяла жизнь родителей Моей Матери согласием с Господом и от самой юности до смерти, подобно шатру, спасающему от бушующей непогоды, защищала их от опасности греха. Страх Божий - начало премудрости, крона ее древа, простирающего свои ветви во все стороны и достигающего своей вершиной любви безмятежной через обретаемый в ней мир, любви мирной через приносимое ею упокоение, любви упокоенной через ее верность и, наконец, любви верной через то, что отличает любовь святых: действенность, великодушие и полноту.
«Кто возлюбил Премудрость, возлюбил жизнь и наследует жизнь», - гласит Екклесиаст, чье высказывание перекликается с Моим: «Потерявший жизнь ради Меня сохранит ее». Имеется в виду не убогая жизнь в мире сем, а жизнь вечная, не жизнь в преходящих радостях, но жизнь с ее непреходящей вечной радостью.
Вот так же любили Премудрость и Иоаким с Анной. И Премудрость не оставляла их ни в каких испытаниях.
Сколько же испытаний пришлось претерпеть им, в то время как вы, грешные, избегаете слез и страданий, считая себя не очень порочными! Сколько же испыта-

ний претерпели эти два праведника, прежде чем удостоились чести обрести Пресвятую Деву Марию как Дочь! Из-за гонений со стороны фарисеев они вынуждены были покинуть свои земли и жить в нужде. Сначала им довелось изведать горечь бездетного одиночества, прожив чреду печальных лет без цветка, который мог бы стать их продолжением, а затем - заботы о малолетней дочери пожилых родителей, уверенных, что никогда не увидят Ее взрослой. Выполняя обет, им пришлось оторвать Дочь от сердца, преподнеся Ее в жертву Господу. После этого их вновь окружило скорбное безмолвие, еще более, чем прежде, ранящее душу: ведь они уже успели привыкнуть к милому лепету своей маленькой горлицы, к звуку Ее шагов, улыбкам и поцелуям малышки, ждущей Своего часа. Теперь с ними остались одни воспоминания о прошлом. Несчастья и скорби, презрение сильных мира сего - слишком много ударов на хрупкое убежище их скромного благополучия. А в довершение всего - скорбь об оставшейся далеко крошке, которой предстояло познать одиночество и бедность и, несмотря на родительские заботы и жертвы, получить лишь жалкие крохи состояния Ее отца. И неизвестно, как Она еще найдет все это - заброшенное, неухоженное, долгие годы ожидавшее Ее возвращения? Страхи, испытания, искушения... И верность Господу, несмотря ни на что!
Они испытывали сильнейшее искушение не лишать себя на склоне лет утешения от присутствия Дочери. Но дети принадлежат прежде всего Богу, а потом уже родителям. Каждый сын может сказать то, что Я сказал Своей Матери: «Разве Ты не знаешь, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» Каждому отцу и каждой матери следует поучиться черпать силы и укрепление, глядя на Иосифа и Марию в Храме, на Анну и Иоакима в Назаретском доме, становившимся все более печальным и безутешным, но сохранявшим единственное сокровище, которое не оскудевало, а, напротив, преумножалось, - святость двух сердец, святость брака.
Что осталось светлого в жизни больного Иоакима и его скорбной жены во время долгих безмолвных ночей двух стариков, ощутивших, что жизнь заканчивается? Только крохотные платьица, первая пара сандаликов и незатейливые игрушки их маленькой Дочери, ставшей теперь столь далекой, и воспоминания, воспоминания... Но также и душевное спокойствие, мир в сердце, чистая совесть людей, выполнивших, несмотря на страдания, обет, данный ими Господу. Несказанная радость и свет невечерний, неведомые детям мира сего, переполняли их сердца. И эти свет и радость не исчезли даже тогда, когда тяжелые веки опустились на умирающие глаза. Напротив, именно в последний час они вспыхнули еще ярче и осветили последнюю правду, сокрытую в глубине их душ. Подобно бабочке в коконе, эта сокрытая правда ранее подавала лишь слабые признаки своего присутствия, легкие вспышки. Теперь же она обратила свои крылья к солнцу, блеснув их прекрасным узором. Их жизни завершались в уверенности в счастливом будущем своем и своих потомков, в непрестанно возно-симой дрожащими старческими губами хвале Господу. 

Такова была кончина родителей Моей Матери, удостоившихся за свою святость чести быть первыми опекунами Пречистой Девы, избранной Господом. Лишь когда в их последние дни воссияло еще более великое Солнце, они в полной мере осознали, какую благодать даровал им Господь.
Благодаря своей святости, Анна не испытывала физической боли при рождении: то был экстаз женщины, дающей жизнь Непорочной Деве. Также оба они - Иоаким и Анна - не страдали от предсмертных мук, ощущая во время кончины лишь слабость, постепенно исчезающую, словно звезда, блекнущая от первых лучей восходящего солнца. И хотя не было у них, как у Иосифа, утешения от Моего непосредственного присутствия, Я как воплощенная Премудрость незримо пребывал с ними, нашептывая им сходящие свыше слова, склоняясь над их подушками и навевая сон, предшествующий пробуждению во славе.
«Почему, - может спросить кто-нибудь, - они, оставаясь детьми Адама, избежали страданий, рождая и умирая?» Я отвечу им: «Если Креститель, будучи сыном Адама, зачатым с первородным грехом, был освящен Мною в утробе своей матери тем, что Я всего лишь приблизился к ней, какова же должна быть благодать, ниспосланная Матери Святого и Непорочного, хранимой Богом и носящей Господа в Своем почти божественном духе, в Своем сердце, способном зачать младенца, всегда нераздельно сочетанной с Ним, ибо пребывала в Превечном Разуме Отца, была зачата во чреве, а затем вознесена на Небо, чтобы вечно сиять во славе Божией?» Добавлю еще: «Совесть праведника - залог тихой кончины, и вы обретете ее по молитвам святых».
Итак, позади у Иоакима и Анны была прожитая праведно жизнь, которая, словно безмятежная панорама, восходила, воздымалась и вела их на Небеса; а в это время их святая Дочь вдали от них, перед скинией Бога молилась о Своих родителях, препоручив их Господу, Который есть Высшее Благо. Мария любила Своих родителей, как повелевали Ей делать это закон и собственные чувства, любовью сверхестественно совершенной».


ГЛАВА 9

Мольба Марии о пришествии Мессии

2 сентября 1944 г.
Лишь вчера вечером, в пятницу, вновь начались видения. Но я не видела ничего, кроме юной Марии. Она была не старше двенадцати лет. Ее лицо уже утратило детскую округлость, в овальных очертаниях его проглядывало будущее совершенство. Волосы не падали на шею легкими завитками, а были заплетены в две спускающиеся по плечам до пояса толстые косы цвета бледного золота, отливающего серебром. Лицо этой юной, прекрасной и чистой, одетой во все белое отроковицы было по-взрослому задумчиво. Она шила, сидя в очень маленькой комнате с белыми стенами. В широко открытое окно виднелась впечатляющая 

центральная часть Храма с лестничными пролетами между двором и портиками. Вдали за крепостной стеной был виден город с его улицами, домами, садами и зеленая вершина Масличной горы на горизонте.
Мария шила и вполголоса напевала. Не знаю, что это было, духовное песнопение или просто песня. Звучала она так:
«Словно звезда в прозрачной воде,
В сердце Моем сияет свет.
С детства со Мной он, путеводя
И охраняя с любовью Меня.
Во глубине сердца песня звучит.
Неведомо смертным, откуда она,
Ибо нисходит с горних высот.
Смотрю я на этот лучащийся свет,
И Мне не нужно ничего:
Ни то, что любят, ни - чем дорожат,
Только свет, который весь - Мой.
Низвел Меня ты с пренебесных высот
В лоно матери Моей.
И вот ты во Мне. Сквозь Завесы покров
Вижу во славе Твой Лик, о Отец.
Когда Ты сподобишь Рабу Свою чести
Спасителя стать смиренной слугой?
Пошли нам, Отец, Мессию с Небес,
И жертву Марии, Святейший, прими».
На сердце Марии мир и покой. Она улыбается и вздыхает, затем преклоняет колени в молитве. Ее маленькое лицо сияет. Она смотрит вверх, в ясное голубое летнее небо, и кажется, будто лицо Ее лучится поглощенным из окружающего пространства светом. А еще кажется, что внутри Нее сокрыто солнце, освещающее своими лучами Ее лицо и придающее Ее белоснежной коже светло-розовый оттенок. А свет от Ее лика струится и на мир и на солнце, мир сей освещающее, - благословение и надежда на лучшее.
В тот момент, когда Мария поднимается с колен после молитвы, в комнату заходит старая Анна Фануилова. Облик Марии настолько поражает ее, что она в изумлении застывает. Затем окликает Ее. Девочка оборачивается с дивной, но уже иной улыбкой на устах и приветствует Анну: «Мир тебе».
«Ты снова молилась? Тебе, как всегда, не хватает твоих молитв?»
«Хватает. Но Я говорю с Господом. Ты не можешь представить себе, Анна, Я чувствую, что Он так близко! Не просто близко - Он в Моем сердце. Да простит Мне Господь Мою гордость, но Я не чувствую Себя одинокой. Понимаешь? Там, в Доме из золота и снега, за двойной завесой - Святое Святых. Никому еще, кроме первосвященника, не дозволялось смотреть на скинию, где почиет Господь во славе. Но Моей благоговейной душе мало только смотреть на расшитый занавес, 

колышущийся во время пения дев и левитов и благоухающий ладаном. Моя душа жаждет проникнуть сквозь него и узреть сияние скрижали. Я взираю на нее! Не думай, что Я смотрю на нее как обычный смертный, и что гордыня ослепляет Меня и заставляет произносить то, что ты слышишь сейчас. Я смотрю на нее, и нет среди народа Божиего более ничтожного слуги, уничиженнее Меня, взирающей на Дом Божий, потому что считаю Себя самой последней. Но что же Я вижу? Завесу. А что за ней? Скиния. А в скинии? Прислушиваясь к Своему сердцу, Я вижу Господа в сиянии славы, говорящего Мне: «Я люблю Тебя». И Я отвечаю Ему: «Я люблю Тебя», умирая и воскресая с каждым ударом Своего сердца в этом небесном поцелуе.
Я пребываю среди вас, мои дорогие наставники и друзья, но Меня отделяет от вас пылающий вокруг огонь. Внутри огненного круга - Господь и Я. Я вижу вас сквозь пламя Господа и люблю вас. Но Я не могу любить вас плотски, Своим ветхим естеством. И никогда никого не смогу полюбить таким образом. Я могу лишь духовно любить Того, Кто любит Меня. Таков Мой удел. Отмирский закон Израиля предписывает каждой девушке стать женой и матерью. Но, подчиняясь закону, Я должна слушаться голоса, что шепчет Мне: «Я жажду Тебя». Я - дева и останусь ею. Но как же Мне быть? Это незримое и нежное Присутствие поможет Мне, ибо так хочет Он. Я ничего не боюсь. У Меня больше нет отца и матери. И только Бог знает, какой болью обернулись для Меня все Мои человеческие при-вязанности.
Теперь у Меня есть только Господь, и Я у Него в полном послушании. Я поступала бы так, невзирая на отца и мать, потому что голос научил Меня, что желающий следовать Ему должен оставить отца и мать. Родителям нравится держать под контролем сердца своих чад, руководить ими и направлять их на путь к счастью, каким они его себе представляют, следуя своим планам, и им не дано постичь промыслительного плана, ведущего к вечному счастью. Я оставлю им Свои ветхие одежды и последую за Господом, говорящим Мне: «Приди, воз-любленная Моя». Я оставлю все им: и жемчуга своих слез, оттого что возрыдаю из-за непослушания родителям, и зов крови, поскольку даже смерть не сможет ос-тановить Ту, что следует за зовущим Ее голосом. Я скажу им, что есть нечто неизмеримо большее, чем любовь отца и матери, и это - голос Господа. И сейчас, в соответствии с Его волей, Я свободна от плотских уз. Да это и не узы, так как родители Мои были праведниками и так же, как и Я, слышали голос Господа. И, конечно же, они последуют за высшей правдой. Мысленно вижу их, пребывающих в смиренном ожидании среди патриархов, и Своей жертвой стараюсь ускорить пришествие Мессии, что откроет для них врата Небесные. На земле Я предоставлена Сама Себе, вернее, Господь путеводит Свою бедную слугу, давая приказания, которые Я стремглав бросаюсь выполнять, потому что для Меня это величайшая радость. Настанет время, и Я открою супругу Свою тайну. И он примет ее». 

«Но, Мария, какими словами сумеешь Ты убедить его? Тебе придется познать мужа. Закон и жизнь против Тебя».
«Со Мной будет Господь... Он просветит сердце супруга, жизнь очистится от страстей и превратится в чистый и благоуханный цветок милосердия. Закон... Не считай Меня еретичкой, Анна, но Я думаю, что закон вскоре изменится. И как ты думаешь, кто его изменит? Ведь это закон небесный, от Бога. Стало быть, только Бог может изменить его. Сроки ближе, чем ты думаешь, говорю Тебе! Когда Я читала книгу Даниила, в глубине Моего сердца воссиял сильнейший свет, и Я постигла значение мистических слов: «Семьдесят недель сократятся молитвами праведников». Означает ли это, что изменится число лет? Нет, пророчества не бывают ошибочными. Но мера пророческих времен определяется лунным циклом, а не солнечным. Поэтому, слушайте: «Близко время, когда раздастся плач Младенца, рожденного Девой».
С тех пор, как свет, так любящий Меня, столько сообщил Мне, Я жажду узнать, где та счастливая Мать, что даст жизнь Сыну Божиему - Мессии Своего народа! Босая, Я буду странствовать по всему миру, и ни холод, ни мороз, ни жара, ни пыль, ни дикий зверь, ни голод не помешают Мне найти Ее и сказать Ей: «Позволь Твоей слуге и слуге слуг Христовых жить под Твоей крышей, быть Твоей рабой, работать на Твоей мельнице, пасти Твои стада, стирать пеленки Твоего Младенца. Я буду работать на Твоей кухне, стоять у Твоей плиты, делать все, что Ты захочешь... только прими Меня! Чтобы Я смогла видеть Его! Слышать Его голос! Ловить Его взгляд!» И если Она не примет Меня, Я буду жить у Ее порога как нищенка, оставаясь там в любую непогоду, лишь бы только слышать Его голос, эхо Его смеха, видеть Его проходящим мимо. И, возможно, однажды Он подаст Мне кусок хлеба... О! Даже умирая от голода или слабея от долгого поста, я не стану есть этот хлеб. Я буду держать его у сердца, как если бы это был кошелек с драгоценным жемчугом. Я буду целовать его и вдыхать благоухание касавшейся этого куска хлеба руки Христа. Восторг от прикосновения к хлебу Христову заменит Мне пищу и тепло, так что Я никогда уже не буду ни голодать, ни мерзнуть...»
«Мария, Тебе Самой следовало бы стать Матерью Христа - так горячо Ты Его любишь! Поэтому Ты хочешь остаться девой?»
«О нет! Я убога и ничтожна. И не осмеливаюсь поднять глаз, чтобы узреть славу Божию. Поэтому Я люблю смотреть в Свое сердце больше, чем на двойную завесу Храма, за которой, Я знаю, незримо присутствует где-то там в глубине грозный Бог Синая. Здесь, внутри Себя Я вижу нашего Отца Небесного, Его любящий Лик, с улыбкой благословляющий Меня - маленькую и невесомую, как птичку, несомую ветром, слабую и беззащитную, как стебелек равнинной лилии, что может лишь цвести и благоухать, не сопротивляясь ветру, а только наполняя его своей душистой и чистой сладостью. О Боже, мое нежное дыхание! Дело в том, что Сыну Бога и Девы, Святейшему всех святых, нравится лишь то, что на Небесах Он избрал Своей Матерью, и что на земле напоминает Ему об Отце Его Небесном: 

Непорочность. Если бы закон учитывал это, а раввины, с лукавством дополнившие закон всяческими подзаконными положениями своего учения, обратили умы к более высоким сферам, сосредоточившись на сверхъестественном и оставив мирское, уводящее от высшей цели, они сделали бы самое главное - поставили во главу угла своего учения Непорочность. И Царь Израиля нашел бы Ее по Своем пришествии, придя по устланной лилиями дороге с оливковой ветвью Миротворца и с лаврами Победителя. Сколько же крови будет стоить Спасителю наше искупление! Из тысяч ран, которые видел Исайя на теле Мужа Скорбей, струится кровь, подобно росе, стекающей со стенок вазы, сделанной из пористого материала. Да не прольется эта божественная Кровь посреди скверн и богохульств, а попадет в чаши благоуханной чистоты, предназначенные для душ больных, прокаженных и умерших Господу.
Принесите лилии, чтобы отереть их чистыми лепестками пот и слезы Христа! Увенчайте лилиями Его жажду мученичества. О! Где же та Лилия, что понесет Тебя во чреве? Где Лилия, что утолит Твою неутолимую жажду, покраснеет от Твоей крови, будет умирать от боли, видя Тебя умирающим, заплачет над Твоим обескровленным Телом? О Христос! Любовь Моя!..»
Мария замолкает, потрясенная и рыдающая. Анна тоже некоторое время молчит. Потом я слышу ее чистый голос - тронутой старой женщины. «Чему еще Ты можешь наставить меня, Мария?» Мария приходит в Себя. По Своему смирению Ей кажется, что наставница упрекает Ее, и Она восклицает: «Прости Меня! Ты Моя наставница. Я ничто! Но этот голос звучит в Моем сердце. Я внимаю ему, боясь произнести хоть слово. Но, подобно разбушевавшейся реке, вышедшей из берегов, Он затопляет и переполняет Меня. Пожалуйста, не обращай внимания на Мои слова и накажи Мою самонадеянность. Это слова тайны, и они должны оставаться во глубине сердца, которому, Я знаю, помогает Господь милосердный. Но это невидимое присутствие столь сладостно, что Я переполнена радостью. Анна, прости свою маленькую слугу!»
Анна со слезами на дрожащем морщинистом лице обнимает Ее. Слезы сбегают по морщинам, как вода по неровной почве, превращающейся в болото. Эти слезы необычайно трогательны и вызывают глубочайшее уважение, исключающее насмешку.
Я вижу Марию в объятиях своей наставницы. На этом видение заканчивается.

Говорит Иисус:
«Мария памятовала о Боге. Она грезила Господом. Вернее, Ей казалось, что Она о Нем мечтает. На самом деле это была не мечта, а память. Просто Она снова видела то, что увидела однажды Ее душа в момент Своего сотворения перед Ее земным воплощением. В тот миг Она видела сияние Славы Господней. Марии было присуще Божественное качество памятования, видения и провидения, хотя и не в полной мере проявленное. Это качество - неотъемлемая принадлежность могучего и совершенного разума, не испорченного грехом.

Человек был сотворен по образу и подобию Божию. И одно из качеств, роднящее его душу с Господом и делающее ее похожей на Него, - способность души помнить, видеть и провидеть. Этим качеством объясняется встречающийся у некоторых людей дар предсказывать будущее. Иногда этот дар подается непосредственно по воле Божией, иногда - напряжением памяти, поднимающейся, подобно утреннему солнцу, освещающему на горизонте веков некий объект, уже находящийся в поле зрения Господа.
Эти тайны слишком глубоки для вашего разумения. Но все же попытайтесь понять. Может ли Высший разум - всезнающий Ум и всевидящий Взгляд - наделить вас чем-либо, не присущим Ему Самому, сотворив вас по Своей воле дуновением Своей бесконечной любви и сделав вас Своими детьми как по происхождению, так и по предназначению? Но Он наделяет вас всем этим в бесконечно малой степени, ибо не может творение вместить Творца. Однако и эта бесконечно малая часть обладает полнотой и совершенством.
О, Адам, какие сокровища разума дал Бог человеку! Грехопадение испортило их, но Моя Жертва восстановила испорченное, раскрыв для вас великолепие разу-ма, его богатство и возможности. Сколь высок человеческий ум, сочетанный с Богом Его благодатью и разделяющий с Ним способность обладать знанием!
Человеческий ум, сочетанный Благодатью с Богом - другого пути нет. Тем, кто пытливо разгадывают превосходящие человеческий ум тайны, следует помнить об этом. Если душа не пребывает в благодати (а пребывать в благодати не могут нарушающие закон Божий, выраженный в заповедях), то любое знание, проходящее через эту душу, - от лукавого. Оно редко согласуется с правдой человеческой и никогда - с небесной. Дьявол - отец лжи и может вести только тропой лжи. Нет иного пути познания истины, кроме указанного Богом, Который говорит и напоминает, подобно отцу, напоминающему сыну об отчем доме: «Помнишь, когда ты вместе со Мной делал что-то, то видел и слышал нечто еще? Помнишь, как Я обычно целовал тебя на прощание? А помнишь, как ты увидел Меня впервые и был восхищен ярким светом Моего лика, осиявающим твою девственную, только что сотворенную Мной душу - еще чистую и свободную от зла, испортившего тебя позднее? Помнишь, как в трепете любви ты впервые постиг, что такое Любовь? И в чем тайна нашего бытия и трудничества?» А что не может постичь ограниченная способность пребывающего в благодати человека, тому наставит Дух познания.
Но чтобы стяжать Святого Духа, нужна благодать. Для овладения Истиной и знанием тоже требуется благодать. Лишь в благодати можно обрести Отца. Благодать - скиния, где пребывает Троица и пребывает и говорит Отец Превечный, но не из облака, а являя Свой Лик верным чадам Своим. Святые и праведные памятуют о Боге. Они помнят то, что услышали, пребывая в Созидающем Разуме, и что милость Божия оживляет в их сердцах, благодаря чему они воспаряют, как орлы, в созерцании Истины и познании Времени.

Мария была преисполнена благодатью. Вся благодать Триединого готовила Ее как Невесту к пиру Брачному, как Брачное ложе к продолжению рода, как Боже-ство к Святому Материнству. Она завершает цикл пророчеств Ветхого Завета и открывает период провозвестия Нового Завета.
Истинная Скиния Слова Божиего, Она обнаружила, заглянув в Свое Непорочное Сердце, слова вечного знания, запечатленные в нем десницей Божией, и, как все святые, помнила, что уже слышала эти слова в момент сотворения Своей бессмертной души Богом-Отцом, Творцом всего сущего. Если Она и не помнила всего, что касалось Ее будущей миссии, то лишь потому, что Господь, руководствуясь божественным благоразумением, всегда оставляет пробелы в любом человеческом совершенстве по милости Своей и как награду творениям.
Мария, Новая Ева, должна была сподобиться чести стать Матерью Христа и явить полное вверение Себя Богу и Его воле. Такое же вверение Себя Высшей воле Бог предусмотрел и для Христа, чтобы сделать Его Искупителем.
Дух Марии пребывал на Небесах, тогда как душа и тело - на земле. Им должно было пребывать на земле во плоти, дабы одухотвориться и в благотворных объятиях сочетаться с Духом Святым.


ГЛАВА 10

Мария рассказывает первосвященнику об обетах, принесённых Ею Богу

3 сентября 1944 г.
Этим утром в тишине моей комнаты Я увидела следующую сцену.
Мария все еще находится в Храме. Сейчас Она выходит с другими девами из внутренней части Храма.
Скорее всего, происходила какая-то церемония, потому что в воздухах багрового заката разливался запах благовония. Наверное, был конец октября.
Процессия одетых в белое дев пересекает внутренний двор, затем поднимается по ступеням, идет через арку и входит в другой двор, не такой великолепный и без единой двери, за исключением ведущей в него. Это, должно быть, двор, где находятся маленькие жилища живущих при Храме девочек, потому что каждая двигается по направлению к своей келье, подобно маленьким голубкам, спешащим в свои гнезда. Они похожи на стаю голубей, разлетающихся после того, как провели вместе некоторое время. Они переговариваются тихими, но радостными голосами, затем расстаются. Мария молчалива. Перед тем, как покинуть других девочек, Она нежно прощается с ними и идет в Свою маленькую комнату, расположенную в углу с правой стороны.
Одна из наставниц, старая дева, но не такая пожилая, как Анна Фануилова, подходит к Ней: «Мария, Первосвященник желает Тебя видеть».
Мария смотрит на нее с некоторым удивлением, но вопросов не задает. Лишь отвечает: «Сейчас иду». 

Я не знаю, является ли большой зал, в который Она входит, домом Первосвященника или же это часть места обитания живущих в храме женщин. Вижу, что он просторный, светлый и со вкусом оформленный. Помимо Первосвященника, там находятся статного вида мужчина в одеянии, Захария и Анна Фануилова.
Мария склоняется на пороге и не входит до тех пор, пока Первосвященник не говорит Ей: «Входи, Мария. Не бойся». Мария смотрит снова и медленно двигается вперед, не потому что не хочет, но из-за какой-то неумышленной серьезности, которая делает Ее более похожей на взрослую женщину.
Анна подбадривающе улыбается, а Захария приветствует Ее: «Мир тебе, кузина».
Первосвященник внимательно разглядывает Ее и замечает Захарии: «Она несомненно из колена Давида и Аарона.»
«Дитя мое, мне известно Твое совершенство и дарованные Тебе милости. Я знаю, что каждый день ты возрастаешь в благодати и знании пред Богом и людьми. Я знаю, что голос Божий нашептывает нежнейшие слова в Твое Сердце. Я знаю, что Ты Цветок Храма Божия, что Ты - третий херувим перед Скрижалями с тех пор, как появилась здесь. Я бы хотел, чтобы аромат твоего благоухания продолжал возноситься вместе с благовониями каждый день. Но закон говорит иначе. Ты более не девочка, а дева. А каждая женщина в Израиле должна быть женой, дабы родить сына Господу. Ты последуешь предписанию закона. Не бойся, не красней. Мне известна Твоя принадлежность царскому роду. Закон, предписывающий, чтобы каждый мужчина имел жену из того же колена, защитит Тебя. Но даже если бы дело было не в этом, я бы поступил так, чтобы Твоя великолепная родословная не была испорчена. Знаешь ли Ты кого-нибудь из Своего колена, Мария, кто мог бы стать Твоим мужем?»
Мария поднимает вспыхнувшее лицо. В Ее глазах появляются искорки слез, и дрожащим голосом Она отвечает: «Нет, никого».
«Невозможно, чтобы Она знала кого-нибудь, ибо пришла сюда в детстве, а племя Давида сильно поражено и слишком разбросано, чтобы различные ветви могли собраться вместе, подобно листве вокруг королевской пальмы» - говорит Захария.
«Тогда предоставим выбор Богу».
Слезы, до сих пор сдерживаемые Марией, полились из Ее глаз на дрожащие губы. Она умоляюще смотрит на Свою наставницу.
«Мария посвятила Себя Господу ради Его прославления и спасения Израиля. Она была всего лишь маленьким ребенком, только учащимся читать и писать, но уже принесла обеты.» - говорит Анна, помогая Ей.
«Потому Ты плачешь? А не из-за того, что хочешь противиться закону?»
«Только из-за этого... не из-за чего больше. Я повинуюсь вам, священник Бога». 51

«Это подтверждает то, что мне всегда говорили о Тебе. Сколько времени Ты посвящена Господу?»
«Я думаю, что всегда. Я еще не была в этом Храме, но уже предала Себя Господу».
«Не Ты ли та маленькая девочка, которая пришла двенадцать лет назад и спросила позволить Тебе войти внутрь?»
«Я».
«Ну, а как Ты в этом случае можешь говорить, что уже тогда принадлежала Богу?»
«Оглядываясь в прошлое, Я обнаруживаю, что была посвящена. Я не помню, когда родилась, не помню, как начала любить Свою мать и говорить Своему отцу: «Отец, Я твоя дочь», но помню, что отдала Свое сердце Богу, хотя и не знаю, когда это началось. Возможно это произошло вместе с первым Моим поцелуем, с первым словом, которое Я научилась произносить, с первым сделанным шагом... Да, Мне кажется, что Я нахожу самые ранние воспоминания о любви с первыми, сделан-ными Мною твердыми шагами.
Помню Мой дом. Рядом с домом был сад, где было очень много цветов. Там были фруктовые деревья и поля, у подножия холма был источник, и вода изливалась из отверстия в камне в виде грота. Там было много длинных и тонких растений, свисающих вниз и образующих повсюду маленькие зеленые водопады. Казалось, что они плачут, потому что тонкие маленькие листья, похожие на вышивку, имели на себе крошечные капельки воды, и когда капли падали, они звенели подобно маленьким колокольчикам. Казалось, что источник поет. Над источником на оливковых деревьях и яблонях сидели птицы, а белые голуби, бывало, прилетали и мылись в чистой воде фонтана. Но больше Я не думала обо всем этом, потому что всем сердцем предала себя Богу и, за исключением Моих отца и матери, которых я любила и при жизни и после смерти, все отмирское исчез-ло из Моего сердца. Но Вы заставили Меня задуматься об этом. Я должна осознать, когда предала Себя Богу, поэтому события первых лет Моей жизни снова пришли Мне на ум. Я любила этот грот, потому что слышала голос слаще песни воды, а в щебетании птиц различала: «Приди, Возлюбленная Моя.» Я любила те растения, покрытые звенящими и искрящимися бриллиантовыми каплями, поскольку могла видеть в них знамение Моего Господа и часто говорила Себе: «О, душа Моя, узри, сколь велик Твой Бог. Тот Кто сотворил кедры ливанские для орлов, также сотворил эти маленькие листочки, гнущиеся под весом маленького комара, и сотворил Он их для того, чтобы порадовать Твой взор и защитить Твои стопочки.» Я любила это безмолвие простых вещей: легкий ветерок, серебристую воду, чистоту голубей. Я любила мир, наполняющий тот маленький грот и исходящий от яблонь и оливковых деревьев, то осыпанных цветами, то полных прекрасных фруктов. Не знаю, но голос, казалось, говорил Мне и только Мне: «Приди, сочная олива, приди, сладчайшее яблоко, приди, избранный свыше источник, приди, голубка Моя». Нежна любовь отца и матери, сладки их голоса, зовущие Меня, но

этот! О! Я думаю, что в земном раю она, согрешившая, также слышала этот голос. Я не понимаю, как она могла предпочесть шипение этому голосу любви, как могла возжелать познать что-то, кроме Бога! Своими губами, на которых все еще оставался вкус материнского молока, и сердцем, полным небесного меда, Я тогда сказала: «Вот Я. Я иду. Я Твоя. Никто не будет обладать Моим телом, кроме Тебя, Мой Господь, так же, как Моя душа будет любить только Тебя...» Когда Я произносила это, Мне казалось, что Я повторяю уже сказанное ранее и исполняю обряд уже совершенный, и избранный для Меня Супруг не казался Мне чужим, потому что Я уже знала Его пылкость, и Мой взгляд на окружение сформировался в Его свете, а Моя способность любить родилась в Его объятиях. Когда? Я не знаю. Я бы сказала, что все происходило за пределами этой жизни, потому что чувствую, что всегда обладала Им, а Он всегда обладал Мною, и что Я существую, потому что Он возжелал Меня для радости Своего и Моего Духа. А теперь Я повинуюсь вам, о священник. Но, пожалуйста, скажите, как Мне быть. У Меня нет ни отца, ни матери. Пожалуйста, будьте Моим наставником».
«Бог изберет Тебе мужа, и он будет святым человеком, потому что Ты вверила Себя Богу. Ты скажешь ему о Своем обете».
«Согласится ли он?»
«Надеюсь. Молись, дитя мое, чтобы он мог понять Твое сердце. А теперь иди. Пусть Бог всегда будет с Тобой».
Мария удаляется с Анной. Захария остается с Первосвященником.
На этом видение заканчивается.


ГЛАВА 11

Иосиф избирается как супруг Девы Марии

4 сентября 1944 г.
Я вижу роскошный зал, украшенный портьерами, коврами и инкрустированной мебелью. Должно быть, это часть Храма: там находятся священники, включая Захарию, и много мужей различного возраста, по виду - от двадцати до пятидесяти лет.
Все они переговариваются тихими, но оживленными голосами. Не знаю, в чем дело, но выглядят они обеспокоенными. Одеяния на них самые лучшие: совсем новые или только недавно выстиранные. Судя по внешнему виду, все собрались ради какого-то особого торжества. Многие сняли покрывало с головы, другие, более старшего возраста, оставили ее покрытой, в то время как молодые люди обнажали свои головы с русыми, каштановыми, черными волосами; лишь у одного они были темно-рыжие. У большинства волосы были коротко острижены, но у некоторых - длинные, до плеч. Среди присутствующих есть незнакомые между собой, поэтому они с любопытством наблюдают друг за другом. Совершенно очевидно, что все они озабочены одним и тем же.

В углу я вижу Иосифа. Он беседует с крепким и бодрым пожилым мужчиной. Иосифу около тридцати лет, он красив, носит короткие волнистые волосы темно-каштанового цвета, такого же, как борода и усы на хорошо сложенном подбородке и смугло-розовых, а не оливкового цвета - как обычно распространено среди людей с темным цветом волос - щеках. Глаза у него темные, добрые и глубокие, очень серьезные и, может быть, немного грустные. Но когда он улыбается, как сейчас, они становятся веселыми и молодыми. Одет он в светло-коричневую одежду, очень простую и опрятную.
Вот входят молодые левиты и располагаются между дверью и длинным узким столом напротив стены с широко распахнутой дверью. Пустое пространство заполняет единственный занавес, нижний край которого колышется примерно в двадцати сантиметрах от пола.
Оживление среди присутствующих растет, особенно когда чья-то рука отодвигает занавес в сторону, открывая левита, несущего в руках охапку высохших веток, на которой аккуратно лежит одна цветущая. Она похожа на светлую пену из белых лепестков с розоватым оттенком, становящимся тем нежнее, чем ближе к вершине ветви. Левит очень осторожно кладет связку ветвей на стол, чтобы не ослабить впечатления от чудесной цветущей ветви, лежащей среди множества сухих.
По залу проносится шепот. Все вытягивают шеи и пытаются увидеть, что происходит. Захария, находящийся с другими священниками около стола, тоже пытается разглядеть что-нибудь, но ему ничего не видно.
Иосиф из своего угла бросает быстрый взгляд на связку ветвей и, когда его собеседник что-то говорит ему, отрицательно качает головой, как бы желая сказать: «Это невозможно», и улыбается.
За занавесом слышен звук трубы. Все замолкают и дружно поворачиваются к двери, через которую теперь все видно, так как занавес открыт. Входит Первосвященник в окружении старейшин. Все низко кланяются. Он подходит к столу и начинает говорить.
«Мужи рода Давидова, собранные по моему повелению, слушайте, что сказал Господь, слава Ему! От Его Славы изошел луч и, подобно солнцу весной, дал жизнь сухой ветви, которая чудодейственно расцвела, в то время как никакая другая ветвь на земле не цветет сегодня, в последний день праздника Посвящения, а выпавший на горы Иудеи снег еще не растаял, и от Сиона до Вифании все бело.
Являясь единственным Покровителем Марии из рода Давидова, Бог стал Ее отцом и защитником. Так Он сказал. Святая Дева, слава Храма, достойна узнать названное Богом имя мужа, угодного Всевышнему. Муж сей должен быть самым праведным, поскольку Господь избрал его покровителем столь дорогой для Него Девы. Именно по этой причине мы не так сильно скорбим из-за того, что лишаемся Ее, и меньше беспокоимся за Ее судьбу после замужества. И мужу сему, указанному Всевышним, мы с полным доверием отдаем Деву, благословленную

Богом и нами. Имя его - Иосиф Иаковлев из Вифлиема, из колена Давидова, плотник из Назарета Галилейского. Выйди, Иосиф».
Присутствующие начинают перешептываться, озираться, бросать вокруг себя любопытные взгляды. Одни разочарованы, у кого-то вырвался вздох облегчения. Некоторые - в частности, из числа пожилых - должно быть, радуются, что этот жребий не выпал им.
Иосиф, покраснев от смущения, выступает вперед. Вот он подходит к столу, становится перед Первосвященником и почтительно приветствует его.
«Каждый должен подойти сюда, чтобы увидеть имя, запечатленное на ветви, и забрать свою, убедившись в отсутствии обмана.»
Мужи повинуются. Они смотрят на ветвь, нежно покоящуюся на руках Первосвященника, а затем каждый забирает свою, причем одни ломают ее, другие держат в руках. Все смотрят на Иосифа. Некоторые молчат, другие поздравляют его. Пожилой мужчина, с которым прежде разговаривал Иосиф, восклицает: «Я же говорил тебе, Иосиф! Побеждает тот, кто меньше всего уверен!» Когда все они прошли перед Первосвященником, тот дает Иосифу его цветущую ветвь, кладет руку ему на плечо и говорит: «Жена, дарованная тебе Господом, как ты знаешь, не богата. Но Она обладает всеми добродетелями. Становись все больше достойным Ее. Во всем Израиле нет цветка более чистого и прекрасного. Теперь все свободны, а ты, Иосиф, останься. Захария, поскольку ты родственник невесты, пожалуйста, приведи Ее.»
Все выходят, за исключением Первосвященника и Иосифа. Занавес над дверью снова опускается.
Иосиф очень смиренно стоит около Первосвященника. Помолчав, тот говорит Иосифу: «Мария хочет, чтобы ты знал о данном Ею обете. Пожалуйста, помоги Ей преодолеть застенчивость. Будь к Ней так же добр, как и Она Сама.»
«Все свои силы и власть мужа я предам на служение Ей. Заверяю вас, что никакая жертва ради Нее не будет для меня слишком тяжелой».
Входят Мария, Захария и Анна Фануилова. «Подойди, Мария», - говорит Первосвященник. «Вот супруг, предуготованный Тебе Господом. Это Иосиф из Назарета, поэтому Ты вернешься в Свой родной город. Теперь я оставлю Тебя. Да подаст Тебе Бог Свое благословение. Да защитит и благословит Тебя Господь, да откроет Свой Лик и помилует. Да обратит к Тебе Лик Свой и подаст мир.»
Захария выходит, сопровождая Первосвященника. Анна поздравляет Иосифа, затем тоже выходит.
Теперь обрученные остались наедине. Мария, залитая красным румянцем, стоит, опустив голову. Иосиф, также смущенный, смотрит на Нее и пытается найти первые слова. Наконец, он их находит, и светлая улыбка озаряет его глаза. Он говорит: «Приветствую Тебя, Мария. Я видел Тебя, когда Ты была еще младенцем, всего несколько дней отроду. Я был другом Твоего отца. У меня есть племянник, сын моего брата Алфея, бывшего большим другом Твоей матери. Он был ее маленьким другом, сейчас ему только восемнадцать лет, а до Твоего рождения он - 

совсем маленький мальчик - ободрял Твою печальную мать, очень его любившую. Ты нас не знаешь, потому что была совсем маленькой, когда пришла сюда. Но в Назарете все любят Тебя, вспоминают и говорят о маленькой Марии, дочери Иоакима, чье рождение было чудом Господа, преобразившего старую бесплодную женщину в удивительно распустившийся цветок. Я помню тот вечер, когда Ты родилась. Мы все его помним из-за чуда - небесного дождя, спасшего страну, и жестокой бури, во время которой молнии не повредили ни единого стебелька вереска. Все это закончилось очень большой и красивой радугой, подобно которой никогда больше не видели. И потом... разве можно забыть радость Иоакима? Он ласкал Тебя, показывал соседям. Восхищался Тобой, как спустившимся с Неба цветком, и хотел, чтобы Тобою восхищался каждый. Старый счастливый отец, умирая, он говорил о своей Марии, такой прекрасной и доброй, Чьи слова были исполнены мудрости и благодати. Он был прав, восхищаясь Тобой и говоря, что нет прекраснее Тебя! А Твоя мать? Подобно жаворонку весной, она наполняла ваш дом и все вокруг песнями, когда вынашивала Тебя и потом, когда держала на своих руках. Я сделал для Тебя колыбель - крошечную, с вырезанными розами, покрывающими ее всю, потому что такой хотела ее видеть Твоя мать. Возможно, она все еще в доме. Когда ты родилась, я уже работал. Я бы никогда не поверил, что Ты станешь моей женой! Возможно, если бы Твои родители узнали об этом, то умерли более счастливыми, потому что были моими друзьями. Я хоронил Твоего отца, искренне оплакивая его смерть, ибо он был для меня хорошим учителем.»
Слушая Иосифа, Мария понемногу успокаивается и поднимает голову, а при упоминании о колыбели мягко улыбается. Когда он говорил о Ее отце, Она протянула к нему руку и сказала: «Спасибо, Иосиф.» Очень робкое и нежное «спасибо».
Иосиф держит Ее маленькую, словно цветок жасмина, руку в своей короткой и сильной ладони плотника и ласкает, ощущая все большее доверие. Возможно, он ждет от Нее других слов. Но Мария вновь безмолвна. Тогда он продолжает: «Ты знаешь, Твой дом все еще сохранился, за исключением части, уничтоженной по приказу консула при строительстве дороги для римских экипажей. Многие поля слева от дороги из-за болезни Твоего отца не обрабатывались. Более трех лет деревья и виноградники не обрезались, а невозделанная земля отвердела. Но деревья, видевшие Тебя еще маленькой девочкой, все еще растут там, и, если Ты согласна, я тотчас же позабочусь о них.»
«Спасибо, Иосиф. Но у тебя есть своя работа».
«А я буду работать в Твоем саду утром и вечерами. Дни становятся все длиннее. Чтобы порадовать Тебя, я хочу к весне привести все в порядок. Взгляни, это ветвь растущего у Твоего дома миндаля. Я захотел сорвать ее, так как подумал, что, если буду избран я, Тебе будет приятно иметь цветок из Своего сада. Но я не ожидал, что стану избранным, так как я назорей* и нахожусь здесь по повелению Первосвященника, а не потому что хотел жениться. Вот эта ветвь, Мария. С ней я 

отдаю Тебе свое сердце, которое, подобно этой ветви, цвело до сих пор только для Господа, а теперь цветет для Тебя, жена моя».
*) Назарей – иудей, давший особые обеты воздержания ради Господа (Числ.6).
Мария берет ветвь. Ее тронули слова Иосифа, и Она смотрит на него с все большим доверием, лицо Ее проясняется. Теперь Она чувствует Себя с ним более уверенно. Когда он произносит «Я назорей», Ее лицо светлеет и Она, исполнившись мужеством, произносит: «Я тоже, Иосиф, принадлежу Господу. Не знаю, говорил ли тебе об этом Первосвященник».
«Он сказал лишь, что Ты добра и чиста, желаешь рассказать мне об обете, и что я должен быть добр с Тобой. Говори, Мария. Твой Иосиф хочет, чтобы Ты была счастлива во всех Своих желаниях. Я люблю Тебя не телесно. Моя душа возлюбила Тебя, святую Деву, данную мне Богом. Пожалуйста, видь во мне отца и брата, а не только мужа. Открой мне Свое сердце, как отцу, и полагайся на меня, как на брата.»
«С самого детства Я посвятила Себя Господу. Знаю, что это не в обычаях Израиля. Но Я слышала голос, требовавший Моего девства в качестве жертвы любви за приход Мессии. Израиль так долго ждет Его прихода! Это не так уж много - воздержаться ради этого от радости материнства!»
Иосиф вглядывается в Нее, будто желая читать в Ее сердце, затем берет в свои руки Ее маленькие ладони, все еще сжимающие цветущую ветвь, и говорит: «Я присоединю свою жертву к Твоей, и в своем целомудрии мы будем так любить Превечного Отца, что Он пошлет Спасителя в мир сей раньше и позволит нам уз-реть Его Свет, сияющий в мире. Давай пойдем, Мария, к Его Дому и дадим обет, что будем любить друг друга, как ангелы. Затем я пойду в Назарет, чтобы приготовить все в доме к Твоему приходу, если Ты пожелаешь вернуться туда или куда-нибудь еще.»
«В Моем доме внизу был грот. Он все еще там?»
«Да, но он больше не Твой. Я построю для Тебя другой, где также будет прохлада и тишина в течение самых жарких часов дня. Я сделаю его как можно больше похожим на старый. Скажи мне, кого бы Ты желала там видеть?»
«Никого. Я ничего не боюсь. Мать Алфея, всегда навещавшая Меня, будет со Мной днем, а ночью Я предпочитаю быть одна. Ничто не может причинить Мне зла.»
«А теперь там буду и я. Когда мне забрать Тебя?»
«Когда пожелаешь, Иосиф.»
«Тогда Я приду, как только будет готов дом. Я ничего не трону. Хочу, чтобы Ты нашла его таким, каким оставила его Твоя мать. Но я желаю, чтобы он был светлым и чистым, принявшим Тебя без всякой печали. Идем, Мария. Пойдем и скажем Всевышнему, что благословляем Его.»
Больше я ничего не вижу. Но в моем сердце возникает чувство уверенности, ощущаемое Марией. 

ГЛАВА 12

Брак Пресвятой Девы и Иосифа

Наставление Премудрости Божией о том, как сохранять брак
5 сентября 1944 г.
Как прекрасна Мария в уборе невесты, среди Ее оживленных подруг и наставниц!
На Ней белоснежное льняное одеяние, такое мягкое и тонкое, что кажется дорогим шелком. Вокруг Ее тонкой талии пояс, изготовленный из золота и серебра, и составленный из медальонов, соединенных маленькими цепочками, - каждый медальон представляет собой золотую филигрань на плотном серебре, отполированном веками. Поскольку пояс, вероятно, слишком длинен для Нее, еще юной девушки, то последние три медальона свисают спереди и спадают среди складок очень свободного платья, такого длинного, что образуется своего рода шлейф. На Ее ногах - белые кожаные сандалии с серебряными пряжками.
Вокруг шеи платье придерживается цепочкой из маленьких золотых розочек с серебряной филигранью, повторяющей в уменьшенном виде узор пояса. Цепочка, продернутая сквозь отверстия у свободного шейного выреза платья, присборивает ткань, образуя небольшой рюш. Шея Марии выглядывает из белых складок платья с грациозностью цветочного стебля, обернутого драгоценной тканью, и кажется даже нежнее и белее, чем всегда, подобно стеблю лилии, увенчанному похожим на цветок лилии лицом, которое от волнения еще бледнее, чем обычно, - и целомудреннее. Лик чистейшей жертвы.
Ее волосы больше не распущены по плечам. Они очаровательно уложены узлом, заколотым дорогими серебряными шпильками с филигранью на концах. Покрывало, доставшееся Ей от матери, укрывает прическу и спадает красивыми складками из-под тонкого драгоценного обруча, охватывающего Ее белоснежный лоб. Покрывало ниспадает по бокам, и - поскольку Мария не такая высокая, как Ее мать, - спускается ниже бедер, тогда как Анне оно было до пояса. На Ее пальцах ничего нет, лишь браслеты на запястьях. Но запястья столь тонки, что массивные браслеты Ее матери закрывают часть кисти рук, и если бы Она встряхнула руками, они, наверное, спали бы с них.
Ее подруги с восхищением рассматривают Ее. Среди них - Елизавета. Они весело щебечут, как воробушки, задавая вопросы и выражая свой восторг.
«Позволь мне взглянуть на Твои браслеты, Мария. Они принадлежали Твой матери»?
«Да, она носила их. Но они принадлежали матери Моего отца».
«О, посмотри! На них печать Соломона, сплетенная с тонкими веточками пальм и олив, а среди них - лилии и розы. Чья это столь прекрасная и тонкая работа?» 

«Они принадлежат дому Давида, - объяснила Мария. - Женщины из этого семейства в течение столетий надевали их, когда выходили замуж, а затем оставляли их своей наследнице».
«Ну, конечно! Ведь Ты - наследница».
«Тебе привезли все это из Назарета?»
«Нет, не оттуда. Когда умерла Моя мать, то Моя кузина взяла Мое приданое в свой дом на хранение. А теперь она привезла это Мне».
«Где эти вещи? Покажи их нам».
Мария не знала, что делать. Ей хотелось бы оказать любезность, но Она не стремилась вынимать все вещи, аккуратно уложенные в три тяжелых сундука.
Ее наставницы пришли Ей на помощь: «Вот-вот появится жених, - заметили они. - Неподходящее время устраивать суматоху. Оставьте Марию одну. Вы утомили Ее. Идите и готовьтесь».
Щебетавшая компания удалилась, слегка обидевшись. Теперь Мария спокойно и с радостью на сердце пребывала в обществе своих наставниц, обращавшихся к Ней со словами похвалы и благословения.
К ним приблизилась Елизавета. И когда Мария, глубоко растроганная, заплакала, потому что Анна Фануилова назвала Ее «доченька» и поцеловала Ее с истинно материнской любовью, Елизавета сказала Ей: «Мария, хотя Твоей матери здесь нет, однако она присутствует. Ее душа радуется вместе с Твоей. Взгляни. Вещи, которые Ты надела, снова передают Тебе ее ласки. Ты все еще можешь чувствовать в них ее поцелуи. Однажды, очень давно, в тот день, когда Ты вошла в Храм, она сказала мне: «Я приготовила Ее платья и Ее приданое, потому что мне хотелось самой соткать Ее одеяние и приготовить Ее свадебный наряд, чтобы не отсутствовать в день Ее радости». И вот, послушай. В последние дни ее жизни, когда я ухаживала за ней, она каждый вечер хотела ласкать своими руками и Твои первые маленькие платьица, и тот наряд, который Ты надела сейчас. Она говорила: «Я чувствую аромат жасмина от моей малышки, и мне хотелось бы, чтобы и Она почувствовала здесь поцелуй Своей мамы». На этом покрывале, которое сейчас укрывает Твой лоб, столько поцелуев! Их здесь больше, чем нитей!... И когда Ты будешь носить сотканную ею одежду, думай о том, что она соткана скорее ее материнской любовью, чем ткацким станком. А эти драгоценности... В самых тяжелых обстоятельствах они были сохранены для Тебя Твоим отцом, чтобы в этот час Ты могла быть столь прекрасной как и подобает быть царевне из дома Давидова. Будь счастлива, Мария, и пребывай в радости. Ты не сирота, потому что Твои родители с Тобой, а Твой муж - само совершенство, он для Тебя и отец, и мать».
«Да, Я в самом деле не могу пожаловаться. За эти два месяца он был здесь дважды, а сегодня, несмотря на дождливую и ветреную погоду, приезжает в третий раз, чтобы получить от Меня распоряжения. Подумать только: распоряжения от Меня, бедной девушки, которая гораздо моложе его! Он ни в чем Мне не отказал и даже не ожидает Моих просьб. Думаю, ангел говорил ему, чего Я хочу, потому что 

он предупреждал Мои просьбы. В последний раз он сказал: «Мария, я думаю, что Ты предпочтешь остаться в доме Твоего отца. Ведь Ты - дочь-наследница, и можешь поступить так, если захочешь. Я приду в Твой дом. Но чтобы исполнить обряд, Ты должна будешь на неделю поехать в дом моего брата Алфея. Мария так полюбила Тебя. Свадебная процессия, которая доставит Тебя в Твой дом вечером свадебного дня отправится оттуда». Разве это не свидетельствует о его большой доброте? Для него даже не имеет значения то, что люди могут сказать, будто у него нет дома, который бы Мне понравился. Мне бы он понравился, потому что это его дом, он очень хороший. Но все же... Я предпочитаю Свой собственный дом. Ради воспоминаний. О, Иосиф такой добрый!»
«А что он сказал о Твоем обете? Ты мне еще не говорила».
Он не возражал. Напротив, когда Я объяснила ему причины, он сказал: «Я присоединю мою жертву к Твоей».
«Это святой муж», - сказала Анна Фануилова.
В это время в сопровождении Захарии входит святой муж. Выглядит он и в самом деле величественно. Облаченный в золотисто-желтые одежды, он похож на восточного царя. На богатом поясе держатся сума и кинжал; сума сафьяновая с золотым орнаментом, кинжал - в сафьяновых ножнах с золотыми украшениями. На его голове - тюрбан, то есть лоскут материи, надеваемый так, как обычно носят у некоторых племен Африки, например, бедуинов, и поддерживаемый дорогим обручем из тонкой золотой проволоки, к которому прикреплено несколько небольших веточек мирта. На Иосифе новый плащ с каймой. Он носит его с большим достоинством и весь лучится радостью. В его руках веточки цветущего мирта.
«Мир Тебе, невеста моя! - приветствует он Ее. - Мир всем». После ответных приветствий он говорит: «Я видел Твою радость в тот день, когда дал Тебе веточку из Твоего сада и решил привезти Тебе веточки мирта, сорванные поблизости от грота, который Ты так любишь. Я хотел привезти Тебе розы, уже начавшие цвести возле Твоего дома. Но розы не хранятся долго. После нескольких дней пути остались бы только шипы. А я хотел бы подарить Тебе, моя дорогая, только розы, и устлать Твой путь нежно благоухающими цветами, чтобы Твои стопочки могли покоиться на них, не касаясь ничего грязного и грубого».
«О! Благодарю Тебя, ты так добр! Но как ты сохранил их такими свежими?»
«Я привязал к седлу вазу и поставил в нее ветки с бутонами цветов. В пути они распустились. И вот они, Мария. Пусть Твой лоб украшает гирлянда цветов как символ чистоты невесты, которую, однако, намного превосходит чистота Твоего сердца».
Елизавета и наставницы украсили Марию небольшой гирляндой цветов, прикрепив к драгоценному обручу маленькие белые веточки мирта, перемежая их небольшими белыми розами из вазы, находившейся на маленьком сундуке. 

Мария собиралась взять свою большую белую накидку и набросить на плечи, но Иосиф предупредительно помог Ей закрепить ее на плечах двумя серебряными пряжками. Затем наставницы с нежной заботой расправили складки.
Наконец, все готово. Пока они чего-то ждали, Иосиф отвел Марию в сторону и сказал Ей: «Я много размышлял о Твоем обете в эти последние дни. Я сказал, что разделю его с Тобой. Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что временный обет назорея недостаточен, даже если возобновлять его несколько раз. Я понял, кто Ты, Мария. Я еще недостоин слова Света, но его отдаленный звук дошел до меня. И это дало мне возможность узнать Твою тайну, по крайней мере, в общих чертах. Я бедный, невежественный человек, Мария. Бедный труженик. Я несведущ в писаниях и не имею сокровищ. Но я слагаю к Твоим стопам свое со-кровище: мое абсолютное целомудрие, навсегда, чтобы быть достойным пребыть рядом с Тобой, Дева Бога, «сестра моя, невеста, запертый сад, запечатанный источ-ник», как говорил наш предок, который писал Песнь Песней, быть может, созерцая Тебя. Я буду хранителем этого дивного сада, в котором произрастают самые дра-гоценные плоды и где изливается легкими волнами источник вод жизни. Твоя доброта, о невеста, покорила мою душу, как и Твоя невинность, о прекраснейшая. Ты прекрасней зари, Ты сияющее солнце, потому что сияет Твое сердце, Ты преисполнена любовью к Твоему Богу и миру, которому жертвой Своей - как жена - желаешь дать Спасителя.
«Пойдем, моя возлюбленная супруга», - и он, нежно поддерживая Ее, повел к двери. Все остальные последовали за ними, а снаружи к ним присоединились оживленные подруги, все в белых одеждах и с покрывалами.
Они прошли через дворы и террасы, сквозь толпу, собравшуюся посмотреть на них, и подошли к зданию, которое не было храмом, а, очевидно, служило для церемоний, потому что там были светильники и свитки пергамента, как в синагоге. Они подошли к высокой кафедре, почти столу, и стали ждать. Остальные чинно стояли за ними. Другие священники, а также любопытствующие собрались позади.
Торжественно вошел Первосвященник.
В толпе зевак зашептались: «Он собирается обручить их?» «Да, потому что Она принадлежит к царскому и священному роду. Невеста - Дева из Храма, цветок из рода Давида и Аарона. Жених - из колена Давидова».
Первосвященник соединил правую руку невесты с правой рукой жениха и торжественно благословил их: «Да пребудет с вами Бог Авраама, Исаака и Иакова. Да сочетает Он вас, исполнит Своим благословением и дарует вам Свой мир и многочисленное потомство, долгую жизнь и счастливую смерть в Лоне Авраамовом». Затем он удалился так же торжественно, как и вошел.
Они обменялись обещаниями. Теперь Мария - супруга Иосифа.*
*) В Израиле, в том числе и в земные дни Девы Марии, заключение брака состояло из двух этапов: помолвки и свадьбы. Ритуал помолвки, которым, в сущности и учреждался брак, предусматривал, что молодая чета должна быть благословлена священником, соединяющим их правые руки; заключался юридический контракт относительно их собственности и прав. На протяжении этого периода они не проживали вместе. 61

Все вышли и чинно направились в зал, где определили условия брачного контракта, в котором было указано, что Мария, дочь и наследница Иоакима из рода Давида и Анны из рода Аарона, предоставляет Иосифу в качестве приданого Свой дом и относящееся к нему имущество, Свою личную собственность и то, что Она унаследовала от Своего отца.
На этом церемония окончена. Обрученные вышли во двор и двинулись к выходу, ближайшему к помещениям живущих при Храме женщин. Их ожидает удобный прочный экипаж. Он покрыт тентом, а тяжелые сундуки Марии уже уложены в него.
После прощальных слов, поцелуев и слез, благословений и советов Мария поместилась в экипаже с Елизаветой, а Иосиф и Захария сели впереди. Они сняли свои нарядные плащи и теперь одеты в темное.
Запряженная в экипаж крупная темная лошадь тронулась рысью. Остались позади стены Храма, а затем и городские стены, и вот уже перед ними сельский пейзаж, новый, свежий, сверкающий в лучах весеннего солнца, с невысокими всходами злаков, маленькие изумрудно-зеленые листочки которых колышутся от легкого ветерка, приносящего аромат цветущих персиков и яблонь, клевера и дикой мяты.
Мария тихо плачет под Своим покрывалом, и время от времени приподнимает тент и смотрит на удаляющийся Храм и город, который Она покинула.
На этом видение заканчивается.

Говорит Иисус:
«Что говорит Книга Премудрости, воспевая Ей хвалу?
«В Премудрости - дух разумный, святой, неповторимый, многообразный, неуловимый». И продолжает перечень Ее достоинств, оканчивая словами «...всемогущий, всевидящий, всепроницающий, мудрый, чистый и неуловимый дух». Она так чиста, что проницает и пронизывает все. Она - дыхание могущества Бога, поэтому ничто нечистое не может проникнуть в Нее - образ Его благости. Лишь Она может сделать все. Сама неизменная, Она обновляет все, проникает в святые души, делает их друзьями Бога и пророков».
Ты увидела, как Иосиф не разумением человеческим, но благодаря сверхъестественному наставлению, смог читать в запечатанной книге Непорочной Девы и как приблизился к пророческой истине своим «видением» сверхчеловеческой тайны там, где другие смогли бы увидеть лишь великую добродетель. С тех пор, как он был вдохновлен этой премудростью, которая есть дыхание могущества Божия и явная эманация Всемогущего, он со спокойной душой плывет в этом море таинственной благодати, которое есть Мария. Он вступает с Ней в духовное общение, при котором не столько уста, сколько два духа беседуют друг с другом в святом молчании душ, где голоса может слышать лишь Бог и те, кто любимы Богом, ибо они Его верные слуги и полны Им.

Премудрость праведника, возрастающая, благодаря его союзу и близости к Благодати полной, готовит его к проникновению в глубочайшие тайны Божии и делает способным защищать и охранять Ее от всех козней людей и дьявола. Это укрепляет его и делает праведного человека святым, а святого - стражем Супруги и Сына Божия.
Не нарушая печати Божией, он, целомудренный муж, теперь возвысивший свое целомудрие до ангельской доблести, смог прочесть огненное слово, начер-танное Богом на девственном алмазе, прочел то, что не было повторено Премудростью, но было более великим, чем прочтенное Моисеем на каменных скрижалях. А чтобы сохранить тайну от глаз непосвященных, он поместил себя самого как печать на печать, как огненного архангела у врат Райского сада, в котором Превечный Отец наслаждается, «прогуливаясь в вечерней прохладе» и беседуя с Ней, Которая есть Его Любовь, Сад цветущих лилий, Воздух напоенный ароматами, свежий утренний Ветерок, возлюбленная Звезда, Отрада Божия. Новая Ева здесь, перед ним, не кость от его кости, не плоть от его плоти, но подруга его жизни - живой Ковчег Божий - Которую он получил под свою защиту и Которую он обязан вернуть Богу такой же чистой, какой получил.
«Супруга Бога» - было начертано на непятнаемых страницах этой мистической книги. И когда в час испытания его терзали помыслы, он, как человек и как слуга Божий, страдал так, как не страдал ни один человек, из-за подозрения в святотатстве. Но это испытание - в будущем. Сейчас же, во время благодати, он видит и предоставляет себя для самого искреннего служения Богу. Затем, как и для всех святых, грядёт буря искушений, дабы быть испытанными и стать помощниками Божиими.
«Что ты читала в Книге «Левит»? «Скажи Аарону, брату твоему, чтобы он не всякое время входил во святилище за Завесу пред крышкою, что на Ковчеге, дабы не умереть ему, ибо Я буду являться в облаке над Жертвенником; прежде он должен сделать вот что: принести молодого тельца в жертву за грех и овна во всесожжение, льняной хитон должен надевать он и льняным поясом опоясываться».
И Иосиф действительно вступил во святилище Бога, именно тогда и настолько, как желал того Бог, за завесу, скрывавшую Ковчег, на котором был Дух Божий, и он предложил в жертву себя и предложит Агнца во всесожжение за грех мира во искупление этого греха. И одетый в льняные одежды, он сделал так, и умерщвлял свою плоть, чтобы устранить побуждения чувственности, которые однажды, в начале времен, одержали верх, нарушив закон Бога в отношении человека, и теперь это должно быть упразднено в Сыне, в Матери и в названном отце, чтобы вернуть людей к благодати и восстановить завет Бога с человеком. И поступил он так с присущим ему целомудрием.
Разве Иосиф не был на Голгофе? Ты полагаешь, его нет среди соискупителей? Я торжественно заявляю тебе, что он был первым и поэтому велик в очах Божиих. 

Велик в своих жертвенности, терпении, силе духа и вере. Чья вера более велика, чем его, веровавшего, не видя чудес Мессии?
Хвала Моему названному отцу, являющемуся для тебя примером самых необходимых качеств: чистоты, верности и совершенной любви. Да будет прославлен чтец запечатанной Книги, вдохновленный Премудростью, дабы постичь тайны благодати, и избранный охранять Спасение мира от козней всех врагов!»
Свадьба была торжественным завершением брачного контракта, и затем пара начинала совместную жизнь.


ГЛАВА 13

Иосиф и Мария прибывают в Назарет

6 сентября 1944 г.
В этот теплый февральский вечер небо над холмами Галилеи было прозрачно голубым. Пологие склоны, которые я никогда не видела, созерцая картины детства Марии, показались мне настолько знакомыми, будто я родилась здесь.
Заходящее солнце делало еще более прозрачной благодатную глубину синего неба, лучи света переливались на склонах горы Ермон и отражались на снегах далеких вершин.
Вдоль дороги двигалась повозка. В ней находились Иосиф, Мария и Ее родственники. Путь их близился к завершению.
Мария смотрела вокруг, как будто желала не просто вспомнить, но и узнать места, по которым они проезжали, однако это Ей никак не удавалось. Елизавета, Иосиф и Захария улыбались, когда едва уловимые воспоминания вдруг посещали их и замирали, словно свет на той или иной вещи, на том или другом событии. Они старались помочь Марии вспомнить различные дома или места и время от времени показывали на них.
Вскоре показались дома Назарета, рассыпанные по неровным холмам. Город, освещенный с левой стороны заходящим солнцем, сиял белизной своих невысоких просторных домиков, украшенных розовой каймой и увенчанных террасами. Некоторые из них, полностью освещенные солнцем, казались объятыми огнем, столь красными были их стены от солнечного света, отражавшегося также в прудах и неглубоких колодцах, которые были почти открытыми, а их скрипучие ведра уже начинали черпать воду для домов и фруктовых садов.
Дети и женщины спешили к краю дороги и, заглянув в повозку, приветствовали Иосифа, который был им хорошо знаком, однако по отношению к его спутникам они были застенчивы и нерешительны.
Но когда повозка въехала в небольшой город, все переменилось. Множество людей различного возраста собрались у подобия городских ворот в виде арки из цветов и ветвей. Как только повозка показалась из-за угла крайнего дома, раздался

взрыв громких голосов и в воздух полетели цветы и зеленые веточки. Это назаретские женщины, девушки и дети приветствовали невесту. Приветствие мужчин, стоявших позади восхищенной и кричащей толпы, было более серьезным и торжественным.
Так как солнце уже не было таким жарким, тент перед въездом в город был с повозки снят, чтобы Пресвятая Дева могла видеть те места, где Она родилась. Словно цветок непередаваемой красоты, светлая, как ангел, Мария с любовью улыбалась всем: детям, бросающим Ей цветы и посылающим поцелуи, девушкам Ее возраста, восклицающим Ее имя, женщинам, радостно благословляющим Ее. Она поклонилась мужчинам и отдельно тому, кто, вероятно, был старейшиной или городским священником.
Повозка, прибытие которой стало здесь настоящим событием, медленно двигалась по главной улице, и толпа людей почти всю дорогу сопровождала ее.
«Вот и Твой дом, Мария», - сказал Иосиф, указывая хлыстом на маленький дом на краю холма. Позади дома был чудесный трапезный дворик, весь в цвету, в конце его находилась небольшая оливковая роща, огражденная обычной изгородью из боярышника и кактусов.
«Тебе осталось немного, как видишь, - сказал Захария, - болезнь твоего отца была долгой, и много средств ушло на лечение. Нанесло ущерб и строительство, которое затеяли римляне. Видишь? Дорога отрезала три большие комнаты, и дом стал меньше. Та часть горы, где находится грот, была использована, чтобы расширить его без чрезмерных затрат. Здесь Иоаким хранил свои запасы, а Анна - свои ткацкие принадлежности. Ты же можешь поступать, как считаешь нужным».
«О, это не имеет значения. Для Меня и этого немногого достаточно. Я буду работать.»
«Нет, Мария, - сказал Иосиф, - Я буду работать. Ты можешь ткать и шить для дома. Я молодой и сильный и я Твой муж. Если Ты пойдешь работать, это будет унизительно для меня. Пожалуйста, не делай этого».
«Я сделаю, как ты желаешь»
«В этом деле я желаю, чтобы было так. Во всем остальном Твои слова - закон.»
Они приехали, и повозка остановилась.
У входа в дом стояли две женщины и двое мужчин в возрасте около сорока и пятидесяти лет. С ними были дети. «Да пошлет Господь мир Тебе, Мария», - сказал старший из мужчин, и одна из женщин, подойдя к Марии, обняла и поцеловала Ее.
«Это мой брат Алфей, это Мария, его жена, а это их дети. Они пришли поприветствовать Тебя и сказать, что их дом - отныне Твой, если только пожелаешь», - сказал Иосиф.
«Да, приходи к нам, Мария, Тебе будет у нас хорошо. Весной в деревне необычайно красиво. Наш дом находится среди полей, утопающих в цветах, и Ты будешь там, словно прекраснейший цветок», - сказали Мария и Алфей. 

«Спасибо, Я охотно приду. Но Я сначала очень хочу увидеть и узнать Свой родной дом. Я оставила его, когда была еще совсем маленькой, и забыла, как он выглядит. Теперь я вновь нашла его, и у Меня такое чувство, будто Я вновь обрела Мою матушку и Моего любимого отца. Мне кажется, что Я могу слышать звук их голосов, ощутить благоухание их последнего вздоха. У Меня такое чувство, что Я уже не сирота, потому что снова ощущаю объятия этих стен. Пожалуйста, постарайся понять Меня, Мария», - голос Пресвятой Девы задрожал, и Ее глаза заблестели от слез.
«Как пожелаешь, - отвечала Мария, жена Алфея, - Я хочу, чтобы Ты увидела во мне сестру и подругу, или даже мать, насколько это позволяет мой возраст».
Еще одна женщина выступила вперед, обратившись к Марии: «Здравствуй, Мария, я Сара, подруга Твоей матери. Я видела, как Ты родилась. А это Алфей, племянник Алфея и близкий друг Твоей матери. Все, что я делала для Твоей матери, я с готовностью сделаю для Тебя, если позволишь. Посмотри, мой дом ближе всех к Твоему, и мы теперь возделываем Твои поля. Если захочешь, приходи в любое время. Мы сделаем проход в изгороди и будем вместе, хотя каждый останется у себя дома. А это мой муж».
«Спасибо тебе за все. Спасибо тебе за то добро, которое ты сделала Моим родителям, и за твою любовь ко Мне. Да благословит тебя за это Всемогущий Господь».
Тяжелые сундуки были сгружены и внесены внутрь, следом вошли путники. Теперь я узнала маленький домик в Назарете, каким он был во дни жизни Иисуса.
Иосиф взял Марию за руку, и они вошли в дом. На пороге он сказал Ей: «Здесь, у порога, я хочу, чтобы Ты пообещала мне: что бы ни случилось с Тобой, в чем бы Ты ни нуждалась, первый, к кому Ты обратишься, будет Иосиф, и Ты не будешь ни о чем беспокоиться. Помни, что вся моя жизнь - для Тебя. Для меня радость - сделать Твою жизнь счастливой, и, так как счастье не всегда зависит от нас, оберегать Твой мир и покой».
«Я обещаю, Иосиф».
Окна и двери были распахнуты. Последние лучи заходящего солнца освещали дом.
Мария сняла накидку и осталась в подвенечном платье, украшенная миртовыми цветами. Затем Она вышла в трапезный дворик, утопающий в цветах. Она огляделась и улыбнулась. Иосиф по-прежнему держал Ее за руку. Они обошли вокруг сада. Казалось, Она вновь вступает во владение этим местом.
Иосиф показывал ей сделанные им изменения: «Посмотри, я здесь выкопал яму для дождевой воды, так как лоза постоянно нуждается в ней. Я срубил старые ветви на этом оливковом дереве, чтобы укрепить его и пересадил яблоневые деревья, так как два из них засохли. Здесь я посадил несколько деревьев инжира. Когда они вырастут, то оградят нас и от непомерной жары и от чрезмерного любопытства. Беседка почти не изменилась, я лишь заменил некоторые столбы и немного подправил ее. Уверен, она подарит Тебе множество винограда. А здесь, 

взгляни, - он с достоинством подвел Ее к склону холма позади дома, ограничивающему северную часть сада, - я выкопал грот и укрепил его, а когда эти маленькие растения пустят корни, он будет совершенно таким же, как тот, что был у Тебя когда-то. Здесь нет источника, но я надеюсь провести здесь небольшой ручей. Когда я буду навещать Тебя, то буду работать долгими летними вечерами...»
«Что ты имеешь в виду? - спросил Алфей, - разве вы не собираетесь пожениться этим летом?»
«Нет. Мария хочет соткать шерстяные одежды - единственное, чего не хватает в Ее приданом. И я с Ней согласен. Мария так молода, что не имеет значения, подождем ли мы год или более. Между тем, Она пока привыкнет к дому».
«Ладно! Ты всегда был в чем-то не похож на других, и продолжаешь оставаться таким. Я не знаю человека, который бы отложил свадьбу с таким благоуханным цветком, как Мария, а ты откладываешь это на месяцы!»
«Истинную полноту и восторг дает только та радость, которую ожидаешь долго» - отвечал Иосиф с мягкой улыбкой.
Его брат пожал плечами и спросил: «Хорошо, а когда вы думаете сыграть свадьбу?»
«Когда Марии будет шестнадцать, после праздника кущей. Зимние вечера прекрасны для новых браков!» - и с мягкой улыбкой сокровенного понимания Иосиф взглянул на Марию. Его целомудренная братская улыбка утешала Пресвятую Деву. В конце их путешествия по саду Иосиф сказал: «Вот достаточно большое помещение у горы. Если Ты согласна, я использую его как мастерскую, когда буду приходить сюда. Так как эта часть дома расположена в отдалении, то я не буду беспокоить тебя шумом и беспорядком. Хотя если Ты считаешь иначе...»
«Нет, Иосиф. Пусть будет так».
Они вернулись в дом и зажгли светильники.
«Мария утомилась, - сказал Иосиф, - пусть Она и Ее сестры отдохнут».
Они попрощались друг с другом и разошлись. Иосиф немного задержался и тихо поговорил с Захарией, затем подошел к Марии: «Твой брат на некоторое время оставляет Елизавету с Тобой. Довольна ли Ты? Я - да. Она поможет Тебе стать полной хозяйкой в доме. Вы сможете расставить вещи и мебель, а я буду приходить каждый вечер, чтобы помогать Тебе. Елизавета поможет Тебе закупить шерсть и все, что необходимо. Расходы я возьму на себя. Помни, Ты обещала обращаться ко мне по любому поводу. До свидания, Мария. Отдыхай в этом доме как его госпожа, и пусть Господь подаст Тебе мирный сон. Да пребудет Бог с Тобой вовеки».
«До свидания Иосиф. Пусть Ангел Господень всегда покоит тебя под кровом крыл своих. Спасибо тебе за все. Как только смогу, Я отблагодарю тебя за твою любовь».
Иосиф попрощался с двоюродными сестрами Марии и вышел.
На этом видение закончилось. 

ГЛАВА 14

Заключение к Предъевангелию

Говорит Иисус:
«Завершен цикл. Это произошло очень мягко и нежно, при этом твой Иисус изъял тебя из суматохи дней мира сего без какого-либо потрясения. Подобно младенцу, завернутому в пелены из мягкой шерстяной ткани и положенному на мягкие подушки, ты была погружена в эти блаженные видения, чтобы не ощущать жестокость людей, которые вместо того, чтобы любить, терроризируют и свирепо ненавидят друг друга. Ты больше не смогла бы вытерпеть некоторые ситуации, а Я не хочу, чтобы ты от этого умерла, потому что беспокоюсь о Моем «глашатае».
В мире сем уже почти не возникает обстоятельств, из-за которых жертвенные души впадали в крайнее отчаяние. Поэтому период твоих ужасных страданий, Мария, которые по многим причинам находятся в таком контрасте с твоими чувствами, также закончится. Но скорби твои не прекратятся, ибо ты жертва. Прекратится лишь часть их - самая последняя. Затем наступит день, когда Я скажу тебе тоже, что сказал Марии Магдалине на смертном одре: «Упокойся. Пришла пора тебе отдохнуть. Отдай Мне свои тернии. Теперь настало время роз. Упокойся и жди. Я благословляю тебя, о блаженная душа!»
Об этом Я и говорил тебе, это и было Мое обещание, которого ты не поняла, поскольку приближалось время, когда ты, скованная терновыми узами, будешь опрокинута в глубочайший мрак. И теперь Я повторяю это для тебя с той радостью, которую способна испытывать только Любовь (а Любовь это Я), когда Она может прекратить страдания одной из возлюбленных Своих. Говорю тебе: время принесения жертв закончилось. Я - Тот, Кто знает - говорю тебе для мира сего, который не знает, для Италии, для Виареджо, этого небольшого селения, куда ты «приводила» Меня привела. Поразмысли об этих словах - Я говорю тебе «благодарю», как и положено говорить жертвам всесожжения.
Когда Я показал тебе Сецилию, деву-супругу, то сказал, что осенил ее Своим благоуханием, после чего она привлекла своего мужа, зятя, слуг, друзей. Ты стала частью Сецилии в этом безумном мире, не зная об этом, но Я знаю и говорю тебе. Ты наполнилась и пропиталась Мною, Моими словами, сообщала людям о Моих просьбах, и лучшие из них понимали тебя и следовали за тобою, жертвой. При этом очень многие пробудились, и если твое отечество и дорогие для тебя места не были разрушены полностью, то лишь благодаря тому, что многие жертвенные души последовали твоему примеру и служению.
Благодарю тебя, блаженная Моя. Но не останавливайся. Я очень нуждаюсь в том, чтобы спасти землю, снова выкупить ее, и вы, жертвенные души, являетесь платой.
Пусть Премудрость, наставлявшая святых и непосредственно наставляющая тебя, все больше возвышает тебя к пониманию науки жизни и ее выполнению. Сооруди себе маленькую скинию возле Дома Господня. Или даже забей колышки 

для собственного жилища там, где обитает Премудрость, и живи, не выходя оттуда. Ты упокоишься под покровом любящего тебя Господа, словно птичка среди цветущих ветвей. Он защитит тебя от всех духовных невзгод, ты пребудешь в свете Славы Божией, и от Него снизойдут на тебя слова мира и истины. Иди с миром. Я благословляю тебя, о, благословенная!»
Вслед за Господом открылась Матерь Божия и сказала:
«К твоему празднику тебе подарок от Мамы. Целая вереница подарков. И если среди них встречаются тернии, не жалуйся Господу, любящему тебя так, как Он любит лишь немногих.
Я сказала тебе вначале: «Напиши обо Мне. Во всех своих скорбях ты будешь утешена». Теперь ты видишь, что это так. Дар сей был отложен до этого волнующего часа, ибо Мы заботимся не только о духе, но также и о материи, которая не является царицей, но служит духу в исполнении его миссии.
Будь благодарна Всевышнему; Он твой настоящий Отец, нежно любящий тебя (даже в самом обычном человеческом понимании). Он нежно убаюкивает тебя, заслоняя от тебя все, что могло бы тебя испугать. Люби Меня все больше. Я посвятила тебя в тайну первых лет Моей земной жизни. Ты теперь знаешь все о Матери. Люби Меня как дочь и как сестра по нашей жертвенной судьбе. И люби Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа совершенной любовью. Благословение Отца, Сына и Святого Духа исходит из Моих рук, овевается Моей материнской любовью к тебе, нисходит и пребывает на тебе. И да будешь ты вышеестественно блаженна»


ГЛАВА 15

Благовещение

8 марта 1944 г.
Я вижу Марию - молоденькую, не старше пятнадцати лет, девушку. Она сидит на низкой табуретке в маленькой прямоугольной скромно обставленной комнате. У одной из длинных стен - место для отдыха: по-видимому, доски или деревянная решетка вместо кровати, покрытые толстыми циновками или коврами и прибранными без единой складки и морщинки, какие обычно бывают на наших постелях. У другой стены - что-то вроде книжного шкафа с масляным светильником, несколькими свитками пергамента и бережно свернутым рукоделием - кажется, это вышивание.
Пресвятая Дева сидит возле книжного шкафа, ближе к двери, выходящей в огород и сейчас закрытой занавеской, колыхаемой легким ветерком. Мария ткет полотно - белое, как снег, и нежное, как шелк. Ее маленькие, чуть темнее ткани, руки двигаются очень быстро. Голова слегка наклонена вперед, а на прекрасном юном лице - нежная улыбка, словно от ласки или какой-то приятной мысли. В домике и на огороде - полное безмолвие. Лицо девушки, как и все окружающее, 

несет на себе печати глубокого мира. Мир и порядок. Все аккуратно и опрятно. Очень скромная на вид комната почти пуста, как келья, и имеет отпечаток чего-то строгого и царственного, благодаря чистоте и тщательности, с которой все расположено: покрывало на постели, свитки, лампа и рядом с ней медный кувшин с пучком цветущих веточек с розовато-белыми цветами. Не знаю, какие это веточки - персика или груши - но ясно, что они от фруктового дерева.
Мария начинает петь низким негромким голосом, становящимся затем немного выше. В маленькой комнатке звучит Ее голос, и в нем можно ощутить трепет Ее души. Слов песни я не понимаю, потому что она на древнееврейском. Но поскольку время от времени повторяется слово «Иегова», я догадываюсь, что это священное песнопение, возможно, псалом. Мария, наверное, вспоминает исполнявшиеся в Храме песнопения. И это, должно быть, счастливое воспоминание, потому что Она, не отпуская полотна, кладет руки на колени и поднимает голову: Ее лицо так чудно розовеет, глаза задумчивы... Мне кажется, это какая-то сладостная мысль. Выступившие, но не пролившиеся слезы сияют на глазах, отчего они кажутся большими. Однако, в глазах - улыбка, они радуются чему-то неземному. Порозовевшее лицо Марии, украшенное косами, которые Она укладывает, как корону, вокруг головы, кажется прекрасным цветком, выглядывающим из Ее простого белого платья.
Песнопение переходит в молитву: «Всевышний Господь Бог, пошли без промедления слугу Твоего, чтобы принести на землю мир. Даруй нам время благоприятное и Деву чистую и плодоносную для пришествия Христа Твоего. Святой Отец, дозволь ради этого Рабе Твоей посвятить Тебе жизнь Свою. Позволь Мне умереть после того, как Я увижу в мире сем Свет Твой и Правосудие Твое и узнаю, что наше Искупление совершено. О, Святой Отец, пошли на землю Обетование пророков. Пошли Искупителя к Рабе Твоей, чтобы в час смерти Моей чертоги Твои открылись для Меня; их врата уже были открыты Христом Твоим для всех, кто уповает на Тебя. Приди, приди, о, Дух Господень. Приди к верной Твоей, ожидающей Тебя. Приди, Царь Мира!»
Мария полностью поглощена молитвой. Внезапно занавеска заколыхалась, словно кто-то с той стороны стал дуть на нее или пытается отодвинуть. И жемчужно-белый свет, сорастворенный с чистым серебром, делает желтоватые стены светлее, цвет белья - ярче, а приподнятое лицо Марии еще одухотвореннее. И в этом свете, несмотря на то, что занавеска таинственно продолжает двигаться, простерся Архангел. Но вот занавеска уже не колышется, а неподвижно висит у двери, словно стена, отделяющая то, что внутри, от того, что снаружи.
Ангел обязательно должен принять облик человека. Но это облик сверхчеловеческий. Из какой плоти сотворена эта прекрасная светоносная фигура? Из какого вещества сотворил его Бог, чтобы сделать доступным восприятию Девы? Лишь Бог может обладать таким материалом и использовать его столь совершенно. Его лицо, туловище, глаза, рот, волосы, руки подобны нашим. Но сотканы они не 

из нашей медлительной материи. Это свет, принявший цвет плоти, глаз, волос, губ; свет, который движется и улыбается, смотрит и говорит.
«Радуйся, Мария, Благодати полная, радуйся!» Голос - нежное арпеджио, словно роняемые на пластину из драгоценного металла жемчужины.
Мария в испуге опускает голову. Она поражена, видя сияющее существо, коленопреклоненное со скрещенными на груди руками, примерно в метре от Ее стоп и взирающее на Нее с безграничным почтением. Девушка вскакивает и прижимается к стене. Она то краснеет, то бледнеет. Ее лицо выражает удивление и страх. Она инстинктивно прижимает руки к груди, скрывая их в больших рукавах, наклоняется, пытаясь как можно лучше укрыть Свое тело. Воплощенная кротость и скромность.
«Не бойся. Господь с Тобою! Благословенна Ты между женами!»
Но Мария все еще боится. Откуда явилось это необыкновенное существо? От Бога или от лукавого?
«Не бойся, Мария!» - повторяет Архангел. - «Я Гавриил, Ангел Божий. Господь мой послал меня к Тебе. Не бойся, ибо Ты обрела благодать пред очами Божиими. Ты зачнешь и родишь Сына, и наречешь Ему имя «Иисус». Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего и действительно будет Им. И даст Ему Господь Бог престол Его предка Давида, и Он будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца. Пойми, о, возлюбленная Богом Святая Дева, благословенная Им Дочь, призванная стать Матерью Его Сына, какого Сына Ты родишь!»
«Как будет это, когда Я мужа не знаю? Быть может, Господь Бог более не приемлет жертву рабы Своей и не желает, чтобы Я была Девой ради Его любви?»
«Не от мужа Ты станешь Матерью, Мария. Ты Вечная Дева, Святая Дева Бога. Дух Святой найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя. Посему и Младенец, рождаемый Тобою, наречется Святым и Сыном Божиим. Нашему Господу Богу все возможно. Елизавета, будучи неплодной, в старости своей зачала сына, который станет пророком Твоего Сына и предуготовит пути Ему. Господь снял с нее поношение, и память о ней останется вместе с Твоим именем среди людей, а имя ее дитя соединят с именем Твоего Святого Сына. До конца времен Ты будешь называться Благословенной по милости Господа, которая снизошла на вас обеих, особенно на Тебя, через Кого Благодать посылается всем людям. Елизавете шестой месяц, и младенец во чреве ее уже взыграл, и взыграет еще больше, когда она услышит о Твоей радости. Нет ничего невозможного для Господа, Мария, Благодатная. Что я должен ответить моему Господу? Пусть никакие помыслы не тревожат Тебя. Он будет хранить Тебя во всем, если Ты доверишься Ему. Земля, небеса, Превечный Отец ждут Твоего слова!»
Мария скрестила руки на груди и, низко поклонившись, сказала: «Я раба Господня. Да будет Мне по слову твоему». 

Ангел возсиял от радости и преклонил колена в знак почитания, ибо, конечно, видит Дух Божий, нисходящий на Деву, склонившуюся в знак согласия. Он исчезает, не пошевелив занавеску, которая как бы сокрыла это святое Таинство.


ГЛАВА 16

Несмирение Евы и смирение Марии

8 марта 1944 г.

Говорит Иисус:
«...Разве не написано в Бытии, что Бог поставил человека владыкой над всем земным, т.е. всем, за исключением Себя и ангельских чинов? Разве не сказано там, что Он создал Еву - помощницу и спутницу Адама? Разве не читали мы, что разрешено было есть им от всякого древа, кроме древа познания добра и зла? А почему? Что означает древо познания добра и зла и что значит «он мог повелевать всеми тварями земными»? Задавался ли когда-либо человек этими небесными вопросами, утопая в своих повседневных житейских заботах и проблемах? Если бы божественные истины интересовали ваши души, то самым близким и сокровенным собеседником для вас была бы ваша душа. Ее, облеченную благодатью Божией, подобно прекрасному цветку, держит в руках своих ангел. Ее, очищенную от скверны греха, согревает своим теплом свет Духа Святого, покрывая нежнейшей росой небесного милосердия и любви. О, сколько тайн горних открыла бы каждому из вас ваша душа, если бы вы знали ее язык, возлюбили ее, столь жаждущую, чтобы вы были подобны Богу, который есть Дух, как является духом и ваша душа. Душа ваша смогла бы стать вам верным и бескорыстным другом, если бы вы любили ее, а не пытались загнать в угол, дабы не слышать ее голоса, не видеть ее, не вспоминать о ее существовании... Она стала бы вашим постоянным собеседником и поведала о величайших премудростях Божиих. Вы же с гораздо большей охотой предаетесь пустым разговорам друг с другом, которые не дают пищи ни вашей душе, ни сердцу. Вместо того, чтобы внимать мудрости, ниспосылаемой вам небом, каждый из вас гораздо охотнее несется в никуда в бурном потоке почти бессмысленных и бесконечных земных слов, рассуждений, дебатов.
Разве не говорил Я, что если кто любит Меня, то сохранит слово Мое, и Мы придем к нему и разделим с ним дом Наш? Если на душу снизошла благодать, то она пребывает в Божественной любви, и Отец Небесный хранит душу, Сын Божий наставляет ее, а Дух Святой просвещает. Таким образом, достоянием души становится Мудрость, Свет и Жизнь. Ее разговор с Богом ухо не слышит. Он звучит в келье монаха, затворе отшельника, в тюремном безмолвии, в больничных палатах, где праведники претерпевают попущенные им скорби. Честь слышать глас Божий, подающий душе укрепление перед подвигом, сподоблялись мученики за веру, те, чьи сердца пылали жаждой познать Истину Божию, и кто жаждал 

удалиться от мира в пустыню, ибо только в тишине сердца можно слышать голос Творца. Эти безмолвные беседы утешали ожидающих смертного приговора, вдохновляли на любовь к своему кресту.
Если бы вы пребывали в диалоге со своей душой, вам открылось бы величие слов Божиих: «Человеку дана власть над всем сущим. Нижний ее уровень - власть над животными. Средний уровень - морально-этический. Высший - сфера духа. Все это должно способствовать достижению одной цели: сочетаться с Богом». Для этого нужно смирять все желания и стремления, исходящие от эгоистической натуры, и направить свою энергию на познание своего Творца, чтобы вернуться в лоно Отчее. Душа могла бы рассказать, что Бог запретил Своему творению стремиться к познанию добра и зла, ибо добро по великой милости Божией было дано Адаму в избытке. Плод же зла лишь на вид заманчив и на вкус сладок, но лишь только сок его растворится в человеческой крови, а мякоть войдет в плоть человеческую, как жажда усладиться грехом становится все мучительней, и человек становится рабом лукавого, проводником его воли.
Вы можете возразить: «Тогда почему древо познания добра и зла росло посреди райского сада?» Потому что зло распространяется само по себе подобно страшной болезни, поражающей внешне цветущий и здоровый организм.
Люцифер был прекраснейшим ангелом и совершенным духом из всех, созданных Богом. Пребывая в своем великолепии и облистанный лучами славы, он впустил в себя гордыню, которая, разрастаясь подобно снежному кому, объяла его целиком и постепенно стала доминировать над ним. Семена гордыни дали свой страшный плод - зло. И тогда Творец изгнал Люцифера из рая, ибо зло нарушало райское совершенство и гармонию. И лукавому ничего не оставалось, как спуститься на землю.
Сие метафорическое древо подтверждает истину, которую Я поведал тебе. Ибо сказал Бог мужчине и женщине: «Вам открыты все тайны и законы творения. Но Мое право быть Творцом человека остается неприкосновенным. Любовь Божия столь велика, что ее хватит на весь ваш род. Она станет тем зерном, что произрастет в сердцах потомков ваших, дабы очистились они от греха и жили лишь жаждой вернуться в лоно отчее».
Все старания лукавого направлены к тому, чтобы лишить разум человека первозданной невинности. Путем лести, задабривания и хитрости сатана впрыснул Еве свой яд, научил видеть все окружающее искаженно.
И вот, Ева «увидела». А увидев, восхотела попробовать. Пробудилась ее плоть. О, если бы она обратилась к Богу и сказала: «Отец! Змей обольстил меня, и я нарушила Твой запрет». Тогда Отец Небесный очистил и исцелил бы ее Своим дыханием, вдохнул бы в нее новую невинность, как бы оживляя ее. Обновленная душа творения Божия получила бы иммунитет ко греху подобно тому, как становится невосприимчив к болезни организм переболевшего ею человека... Но Ева не пошла к своему Творцу. Общению с Богом она предпочла разговоры со змеем, которые были для нее желанны и соблазнительны. «И увидела жена, что 

дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно... и взяла плодов его, и ела».
И вот, «открылись глаза у нее». Отныне лукавство наполнило ее душу и сердце, начав разъедать, подобно язве, точащей внутренности человека. Уши ее обрели иной слух, а глаза - иное зрение. Она могла слышать голоса нечистых духов, видеть их, и с безумием душевнобольного жаждала делать это.
Грех обрел власть над человечеством после того, как искусилась Ева. Через нее пал и Адам. Именно по этой причине большая тяжесть греха лежит именно на женщине - глядя на жену, восстал на Бога и Адам. Следствием этого противления воле Творца стала смерть, избежать которой не в силах ни одно творение Божие. У Адама была отобрана власть над тремя царствами, дарованная ему прежде Отцом Небесным: царством духа, ибо Адам позволил духу ослушаться Бога; царством души, ибо он позволил страстям овладеть собою; царством плоти, ибо он опустился до уровня животных инстинктов. «Змей обольстил меня», - сказала Ева. «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел», - сказал Адам. С тех пор тройная алчность вторглась в три сферы царствования человека.
Только милостью Божией мы можем разорвать этот порочный круг. Дарами Духа Святого окормляются сердца верных, способных принять их и употребить на служение ближним своим. Истинному сыну Отца Небесного нечего бояться: огонь Духа Святого пожигает в душе его ржавчину греха. Он уже не боится ни внутренних врагов своих - плоть и страсти, ни врагов внешних - мир сей и сильных его. Ему не страшны ни страдания, ни сама смерть. Ибо как сказал апостол Павел: «В мире сем нет вещей, которых бы я боялся. Жизнь моя дорога мне лишь для того, чтобы смог я исполнить возложенное на меня Господом Иисусом - понести по миру весть благую и благодать, исходящую от Бога».

8 марта 1944 г.
Говорит Матерь Божия:
«Я с радостью повиновалась, когда поняла, для какой миссии призвал Меня Бог. Радость наполнила Меня, сердце Мое раскрылось, подобно бутону лилии, и из него излилась капелька крови, которой суждено было стать почвой, где взрастет божественный плод.
Радость материнства
Я посвятила Себя Богу с детства, ибо свет Всевышнего раскрыл Мне причину зла, творящегося в мире сем, и Я, насколько это было в Моих силах, пожелала стереть в Себе любой след дьявольского влияния на род адамов.
О непорочности Своей Я не знала, об этом Я и помыслить не могла. Подобная мысль была бы плодом самонадеянности и гордыни; родители Мои были обычными людьми, и Я не считала, что избрана стать Непорочной.
Духом Святым была открыта Мне боль Отца при грехопадении Евы, опустившейся до уровня низших тварей, в то время, как ей была уготована жизнь в 

благодати. Я была призвана облегчить эту боль, оставаясь неоскверненной человеческими помыслами, желаниями и общением, сохраняя таким образом ангельскую чистоту Своего тела. Каждый удар Моего сердца, как и все Мое существо, предназначались только Ему.
Поскольку плотские страсти Меня не касались, Мне был предуготован путь материнства. Еве Бог Отец тоже преподнес дар материнства, лишенного всего того, что ныне способствовало его деградации. Сладчайшее и невинное материнство, не отягченное чувственным бременем! Я испытала его! О как много потеряла Ева, лишив себя этого богатства! Это больше, чем бессмертие. Не думай, что Я преувеличиваю. Мой Иисус и Я, Его Мать, вместе прошли вратами смерти. Я - тихо и упокоенно, подобно тому, как засыпает утомившийся в дорогое путник. Иисус - в муках, как приговоренный к смерти. Но только Я, Новая Ева, ставшая Матерью, не осквернившись грехом, могла рассказать о том, сколь сладок удел женщины, призванной стать матерью без мук и боли рождения. И Дева, всецело посвященная Богу, действительно жаждала только чистого материнства, ибо оно - слава женщины. Если бы ты увидела, с каким почтением относились израильтяне к матери, то еще больше почувствовала, какую жертву принесла Я, дав обет целомудрия. И вот Превечный Отец преподнес Мне, Его слуге, дар материнства, не лишая Меня чистоты, в которую Я облеклась, чтобы стать цветком, украшающим Его трон. И Я возрадовалась удвоенной радостью, став матерью человека и Матерью Бога.
Радость быть Той, через Которую состоялось примирение Неба и земли
Какая радость - желать мира ради любви Божией и любви к ближнему! И как радостно узнать, что примирение состоялось через Меня, бедную служанку Всемогущего Творца! Какая радость сказать: «Люди, не рыдайте больше, во Мне - тайна, которая сделает вас счастливыми. Я не могу рассказать, какая она, ибо она запечатана во Мне, в Моем сердце, так же как Сын заключен в Моем непорочном Лоне. Но Я уже несу вам эту тайну и все ближе и ближе миг, когда вы увидите Его и услышите Его святое Имя.
Счастье обрадовать Бога: радость верного, что Бог доволен
Какая радость - очистить сердце Божие от горечи непослушания, гордыни и неверности Евы!
Мой Иисус объяснил Мне вину, которой была запятнана первая человеческая Пара. Я искупала эту вину, восходя по тем же ступенькам, по которым они опускались.
Началом их падения стало непослушание. «Не ешьте от древа сего и не прикасайтесь к нему», - сказал Бог. А мужчина и женщина не отнеслись с должным уважением к этому запрету, хотя они, как владыки всего тварного, могли есть и трогать все, кроме этого дерева, ибо Бог возжелал, чтобы только ангелы стояли выше их. 

Древо сие - средство испытать смирение первых людей. Что означает смиренное исполнение того, что сказал Бог? Благо, ибо Господь требует совершать только благое. А что такое непослушание? Зло, поскольку оно приводит к восстанию ума, а в этом состоянии человек становится легкой добычей лукавого.
Итак, Ева идет к древу познания добра и зла. Если бы она остановилась, отвергнув свое желание, то обрела все блага, предуготованные ей Богом; приближаться к дереву означало ее падение... Она идет, увлекаемая детским любопытством - и став неосторожной, поскольку решила, что запрет Бога её не касается: она такая сильная и чистая, царица Едема, где все подчинено ей и ничто не может нанести ей вред. Эта самонадеянность, будучи закваской гордыни, обернулась ее падением.
У древа Ева находит искусителя. Тот поет ей песнь лжи, обращаясь к ее девству столь прекрасному и почти не охраняемой неопытности. «Ты думаешь, здесь заключено зло? - спрашивает он, кивая на дерево. - Нет. Бог сказал вам так потому, что желает видеть вас как рабов под Своей властью. Вы считаете себя царем и царицей? А у самих нет даже той свободы, какая бывает у диких зверей. Они любят друг друга истинной любовью. Вы же лишены этого. У животных есть дар творить подобно Богу. Они плодятся и размножаются, как им нравится. Вам же этого не дано. Вы лишены этой радости. Зачем Он сотворил вас мужчиной и женщиной, если вам приходится вести такую жизнь? Будьте как боги. Вы не знаете радости сочетания двоих в одну плоть, плодом которой становится третий и много других. Не верьте Богу, пообещавшему вам радость видеть своих детей, создающих новые семьи и оставляющих ради этого своих родителей. Жизнь, которую Он дал вам - ненастоящая, истинная жизнь - когда вы познали ее законы. Тогда вы станете как боги и сможете сказать Ему «Мы равны Тебе!»
Искуситель обольщал Еву еще и еще, ибо она не возжелала прекратить это искушение. Мало того, ей хотелось и дальше слушать его, чтобы познать то, что человеку не должно знать. Так запретное древо воистину стало для адамова рода древом смерти, ибо с ветвей его свисают плоды горьких знаний от сатаны. И госпожа стала самкой, и, приняв в сердце своё греховную закваску от дьявола, пошла к Адаму - искусить его. После того, как тела и души прародителей, не выдержав искушения, вошли в падший порядок, они познали скорбь, а отчужденные благодати души и лишенные бессмертия тела - смерть. И Ева познала боль, которая исчезнет лишь тогда, когда последняя земная пара покинет мир сей.
Я шла по пути первой пары земных грешников, но в противоположном направлении: Я смирялась на каждом шагу. Бог внушил Мне быть девой – Я смирилась. Когда Я возлюбила девство - что сделало Меня такой же чистой, какой была первая женщина до встречи с сатаной - Бог попросил Меня о замужестве. Я покорилась, возвысил брак до той степени чистоты, которую подразумевал Бог, создавая прародителей. Затем, когда Меня убедили, что удел Мой - затвор в браке и людское презрение из-за Моей святой чистоты, Бог попросил Меня стать Матерью. Я смирилась, ибо уверовала, что это возможно и что слово было от 

Бога, поскольку, когда услышала его, мир и покой наполнили сердце Мое. Мне и в голову не пришло, что Я заслуживала такой чести. И Я не говорила, что отныне весь мир будет восхищаться Мною, поскольку Я уподобилась Богу, воплотившемуся через Меня. Нет, Я умалилась в Своем смирении.
Радость в сердце Моем дала дивные ростки подобно молодым побегам на кусте роз. Но этим цветы вскоре были опоясаны венцом острых терний - печалью о скорби Моего супруга Иосифа, болью о страданиях Моего Сына.
Ева хотела свободы, удовольствий и триумфа. Я приняла рабство во Господе, скорби и уничижения. Я принесла в жертву Свою свободу, тихую спокойную жизнь, уважение Моего супруга. Не оставляя Себе ничего, Я стала воплощенной рабой Господней, всецело полагаясь на Него не только в непорочном зачатии, но и в защите Своей чести, утешении Моего супруга, возведении брака на подобающую ему высоту, чтобы через нас мужчине и женщине вернуть утерянное достоинство. Я приняла волю Господа в отношении Себя, Своего супруга и Моего Сына, сказав Богу «да», ибо была уверена, что Он выполнит Свое обещание поддерживать Меня в Моей скорби - супруги, которую считают виновной, и матери, знающей, что дает Сыну жизнь, наполненную страданием. Я говорила Богу только «да», прервав тем самым те «нет», которыми отвечала Ему Ева. «Да будет Мне, Господи, по слову Твоему. Я желаю знать то, что Ты соблаговолишь Мне открыть. Хочу жить так, как Ты того желаешь. Я будут радоваться, когда Ты этого захочешь, и скорбеть, когда будет на то воля Твоя. Непрестанно «да», Господи, с момента, когда Свет Твой сделал Меня Матерью, до той минуты, когда Ты призовешь Меня обратно. «Да», Господи, вечное «да». Все благое, что исходило от духа и совершалось плотью, возникало под воздействуем Моего вечного «да». А над всем этим, на алмазном пьедестале, пребывал Мой дух, которому не хватало крыльев, чтобы улететь к Тебе, только он был хозяином всего Моего «Я», покорившим Твою слугу. Я служу в радости и в скорби. И ничего, кроме улыбки, Господи. А еще - быть счастливой. Грех побежден, отвергнут и уничтожен! Он лежит под Моей пятой, омыт Моими слезами и истреблен Моим смирением. В Моем Лоне взрастает новое Древо. Оно принесет Плод, которому суждено будет познать все зло, ибо Он выстрадает его в Себе. И все благое придет от Него. Все души смогут притечь к тому древу, и Я буду счастлива, если они окормятся от него, пусть даже и не вспомнят, что родилось оно во Мне. Вкусивший будет спасен и возлюбит Бога. Его служанка, как земля, на которой возросло дерево, да станет ступенькою лестницы восхождения.
Мы всегда должны быть ступеньками, Мария, чтобы другие могли восходить к Богу. И не беда, если они будут топтать нас, лишь бы они успешно шли ко Кресту. Это новое древо владеет истиной о добре и зле и рассказывает человеку, что такое добро и зло, в результате чего каждый может сделать выбор и соответствующим образом жить. В то же время оно является средством для исцеления отравленных злом, которого они захотели вкусить. И пусть люди ступают по нашим сердцам, главное - чтобы искупленных становилось все больше, и Кровь Моего Иисуса не была пролита напрасно. Таков удел служанок Божиих. А 

затем мы сподобились чести принять Святые Дары и, омытые Его Кровью и своими слезами, сказать у подножия Креста: «Отец, вот Святые Дары, которые мы преподносим Тебе ради спасения мира сего. Воззри на нас, вкусивших Святые Дары, и ради бесконечных милостей, исходатайствованных ими, даруй нам Твое благословение».
И Я передаю тебе, дочь Моя, Свою нежность. А теперь отдохни. Господь с тобой.»

Говорит Иисус:
«Слова Матери Моей должны устранить путаницу и восстановить ясность в умах и мыслях людей, запутанных известными формулировками.
Я говорил «метафорическое дерево», а теперь буду говорить «символическое дерево». Может быть, так вам будет понятнее. Символика здесь ясная: склонность двух детей Божиих к добру и злу может быть понята через их отношение к этому древу. Подобно «acqua regia»*, с помощью которой в средние века проверяли чистоту золота, и точнейшим весам, на которых ювелир взвешивает драгоценные камни, древо познания добра и зла по велению Божию помогло испытать Адама и Еву и определить меру их чистоты.
*) acqua regia (царская водка) - смесь кислот для растворения золота.
Уже слышу ваше недовольство: «Не слишком ли суровым было наказание? Да и способ их осуждения выбран далеко не безобидный».
Это не так. Непослушание действует сейчас в вас, преемниках Адама и Евы, но оно меньше, чем действовало в них, ибо вы искуплены Мною. Но подобно некоторым болезням, никогда не исчезающим из крови, сатанинская отрава может начать действовать снова. Перед совершением рокового поступка прародители были преизобильно наделены благодатью, которая укрепляла их и делала тверже, наполняя любовью и сохраняя невинными. Этот дар Божий был безмерным. Поэтому их грехопадение оказалось гораздо серьезнее.
Плод, который вкусили Адам и Ева, тоже был символическим. Плод опыта, который они захотели получить, когда сатана подстрекал их нарушить данный Богом запрет. Я не запрещал людям любить. Я хотел лишь, чтобы они любили друг друга без злобы. Поскольку Я любил их в Своей святости, то и они должны были любить друг друга святой привязанностью, не запятнанной развратом.
Не следует забывать, что благодать - свет, и любой, кто обладает ею, знает то, что хорошо и полезно знать. Мария, Благодати полная, знала все, так как Ее наставляла Премудрость, которая суть Благодать, и Она знала, как жить свято. Ева тоже обладала необходимым для ее блага знаниями, и не больше, ибо бесполезно знать то, что не идет во благо. Но Ева не доверяла слову Божиему, и она оказалась неверна данному ею обету послушания. Нарушив обет, она поверила сатане, захотев узнать то, что не было ей во благо; это ей понравилось, и без всякого сожаления она обратила свою любовь на искаженное и низкопробное, хотя 

Я благословил обращать внимание лишь на все святое. Испачкавшийся ангел, она копошилась среди мусора и грязи, хотя могла радостно бегать среди цветов земного рая и видеть вокруг себя процветающее потомство, подобно цветущему растению, все листья которого тянутся к свету.
Не уподобляйтесь упомянутым Мною в Евангелии глупым детям, которые не рыдали, когда им пели печальные песни, и не плясали, когда им играли на свирели, и смеялись, когда другие плакали. Не будьте узколобыми, не становитесь нигилистами. Примите Свет, не озлобляясь и не упрямясь, без иронии и недоверия. И хватит об этом.
Дабы вы понимали, сколь благодарны должны быть Тому, Кто умер, чтобы вознести вас к Небесам и победить сатанинскую похоть, Я хотел рассказать вам - особенно в эти дни подготовки к Пасхе - о том, что явилось первым звеном цепи, с помощью которой Слово Отца увели на смерть, божественного Агнца утащили на скотобойню. Я хотел рассказать вам об этом, потому что ныне девяносто процентов из вас стали похожи на Еву, отравленную дыханием и словами Люцифера. Вы живете не для того, чтобы любить друг друга, а чтобы пресыщаться чувственным, а вместо того, чтобы готовиться к жизни на Небесах, пребываете в разврате. Вы больше не создания, одаренные душой и разумом, а бездушные и безумные псы. Души свои вы убили, а разум извратили. Говорю вам со всей серьезностью: животные превосходят вас в искренности своей любви.»


ГЛАВА 17

Иосиф узнает о беременности Елизаветы

25 марта 1944 г.
Я вижу небольшой домик в Назарете, в одной из комнат - Дева Мария. Она так же молода, как в день, когда Ей явился ангел Господень. Простота видения, которое я созерцаю, наполняет мою душу благоуханием девства, и кажется, что оно исходит от всего, что находится в доме. Чудный аромат все еще остается в воздухах комнаты, где недавно трепетали золотые крылья ангела. Это божественное благоухание переполняло праведную Анну, пока она носила Марию под сердцем.
Уже вечер, и в комнате, куда сходило столько небесного света, становится все темнее.
Мария стоит на коленях около Своей кровати и молится, скрестив на груди руки и низко опустив голову. Она одета так же, как в момент Благовещения. Все точно так же, как было тогда: цветы в вазах, мебель на том же месте. Только прялка с льняным полотном теперь стоит в углу комнаты, а рядом с ней лежит веретено с намотанными на него нитками.
Мария заканчивает молитву и встает. Ее лицо пылает, будто опаленное огнем. Она улыбается, но в глазах Ее блестят слезы. Взяв масляную лампу, Она зажигает 

ее с помощью кремня и осматривает комнату - все ли в порядке. Поправив одеяло на кровати, доливает воду в вазу с цветами и, выйдя из дома, переносит их в более прохладное место. Вернувшись, Она берет сложенное на полке вышивание и выходит из комнаты, прикрыв за Собой дверь. Пройдя в садик перед кухней, Мария заходит в небольшую комнату, где я видела Ее прощание с Господом. Я узнала эту комнату, хотя в ней нет некоторой мебели, стоявшей там прежде.
Затем Пресвятая Дева заходит в смежную комнату. Я не вижу, что Она там делает, но, услышав звук Ее легких шагов и треск сломанных веток, понимаю, что Она растапливает камин. Позже оттуда доносится звук льющейся воды, как будто Она что-то моет.
Потом Мария выходит в сад и возвращается в комнату с несколькими сорванными яблоками и овощами. Положив яблоки на лежащий на столе металлический поднос, сделанный, скорее всего, из меди, Она возвращается в кухню (я догадываюсь, что это кухня). Пламя в камине уже разгорелось и через открытую дверь отбрасывает неверные отблески на противоположную стену.
Проходит некоторое время, и Мария снова заходит в комнату, неся в руках небольшой кусок хлеба и кувшин горячего молока. Она садится за стол и начинает неторопливо вкушать, макая кусочки хлеба в молоко. Затем приносит из кухни овощи и ест их, доедая хлеб и запивая все остатками молока. Яблоко завершает трапезу - ужин маленькой девочки.
Во время трапезы Мария размышляет, улыбаясь чему-то сокровенному. Затем обводит взглядом стены, будто поверяя им какой-то секрет, и вновь становится серьезной, почти печальной. Но вскоре улыбка на Ее лице появляется снова.
В дверь стучат, и Мария идет открывать. Входит Иосиф, и они приветствуют друг друга. Потом он садится за стол напротив Марии.
Иосиф - красивый мужчина, на вид ему не более тридцати пяти лет. Его лицо обрамляют темно-коричневые волосы и борода. Темные, почти черные глаза лучатся добротой. У него большой лоб, тонкий нос и розовые щеки. Роста он невысокого, стройный, хорошо сложен.
Перед тем, как сесть за стол, Иосиф снял с себя накидку. Я впервые вижу одежду такого покроя - почти круглую, светло-коричневого цвета, с капюшоном. Около шеи она собрана с помощью пряжки, имеющей форму крючка. Мне показалось, что накидка изготовлена из грубой шерсти и предназначена для защиты от сырой погоды. Такими, наверное, могли пользоваться пастухи, пасущие стада овец в горах.
Иосиф принес Марии два яйца и гроздь винограда, зрелую и сочную. Улыбнувшись, он сказал: «Мне привезли эту гроздь из Каны. А яйца дали в доме римского центуриона, которому я чинил колесницу. У нее сломалось колесо, а их плотник болен. Яйца свежие, сегодня взяты из-под курицы. Выпей их, Тебе понравится».
«Завтра, Иосиф. Я только что поужинала». 

«Тогда отведай винограда. Ягоды сладкие, как мед. Я нес их очень бережно и не подавил. Попробуй. Завтра я еще принесу. Сегодня я не смог захватить с собой больше, потому что возвращался домой прямо из дома центуриона».
«Но ведь ты сам еще не ужинал!»
«Да, это не имеет значения».
Мария тотчас встала и отправилась на кухню, откуда вернулась, неся кувшин с молоком, немного оливок и сыра. «Сегодня у нас больше ничего нет, - сказала Она. - Съешь яйца сам».
Но Иосиф не стал есть яйца, потому что они предназначались Марии, но с удовольствием съел хлеб с сыром и запил их теплым молоком. Свой ужин он завершил яблоком.
Убрав со стола, Мария вернулась к Своему вышиванию. Я видела, как Иосиф помог Ей убрать посуду и подкинул в огонь немного дров, потому что вечер был довольно прохладным. Нежной улыбкой Мария поблагодарила его за помощь.
Сев напротив жены, Иосиф рассказал Ей о том, как провел день, поведал о своих маленьких племянниках, поинтересовался Ее работой и сказал, что центурион пообещал дать ему какие-то очень красивые цветы. «У нас здесь такие цветы не растут. Они привезены прямо из Рима. Римлянин обещал дать несколько растений. Когда луна войдет в нужную фазу, я посажу их для Тебя, Мария, в нашем саду. Они очень красивые и прекрасно пахнут, вот увидишь! Они будут благоухать по всему дому. И еще надо подрезать деревья, уже подошло время».
Мария улыбается и благодарит Иосифа. Наступает недолгое молчание. Иосиф с любовью смотрит на головку Марии, склонившуюся над рукоделием.
Я вижу, как Мария, как бы решившись на что-то, складывает рукоделие на колени и говорит мужу: «Мне нужно кое о чем сказать тебе, Иосиф. Мы живем уединенно, и новостей у нас мало, но сегодня у Меня есть для тебя новость. Я слышала, что наша родственница Елизавета, жена Захарии, ждет ребенка...»
Глаза Иосифа широко раскрываются от изумления. «В ее-то годы!» - восклицает он.
«Да, - улыбаясь, отвечает Мария, - но Господь всемогущ, и ныне посылает эту радость Моей кузине».
«Но как Ты узнала об этом? Ты не ошибаешься?»
«У Меня был вестник. Тот, кто не лжет. Я бы очень хотела пойти в дом Захарии и Елизаветы и сказать им, что безмерно радуюсь вместе с ними. Если, конечно, ты отпустишь Меня...»
«Мария, Ты моя Госпожа, а я Твой слуга. Все, что Ты делаешь, во благо. Когда Ты намерена отправиться?»
«Как можно скорее. Но Меня не будет дома несколько месяцев».
«Я буду считать дни, ожидая Тебя. Иди и ни о чем не волнуйся. Я присмотрю за домом и Твоим садиком. Когда Ты вернешься, найдешь цветы столь прекрасными, как если бы за ними ухаживала Ты Сама. Хотя... подожди. Перед праздником Пасхи мне нужно пойти в Иерусалим, чтобы купить там кое-что для 

работы. Если бы Ты смогла подождать несколько дней, я смог сопровождать Тебя до самого Иерусалима. Дальше я не могу идти, потому что мне нужно поскорее вернуться. Но туда мы пойдем вместе. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что часть пути Ты прошла вместе со мной. Когда Ты захочешь вернуться, сообщи мне об этом, и я приду встретить Тебя».
«Ты так добр, Иосиф! Да благословит тебя Господь и да сохранит от всякой печали. Я всегда молю Его об этом».
Лица Марии и Иосифа озаряются ангельскими улыбками. Снова наступает недолгое молчание.
Затем Иосиф встает и, одев на себя накидку, покрывает голову капюшоном. Поднимается из-за стола и Мария. Они прощаются, и Иосиф выходит из дома. Мария смотрит ему вслед, взор Ее исполнен печали. Она молится. Затем плотно закрывает дверь, складывает свое рукоделие, прикрывает огонь и, взяв в руки масляную лампу, идет в Свою комнату, где вновь начинает молиться.
На этом видение заканчивается.

Говорит Матерь Божия:
«Моя дорогая дочь, когда Я вернулась к реальности земной жизни после экстаза, в котором пребывала после Благовещения, Мое сердце наполнилось невыразимой радостью. И первая Моя мысль была об Иосифе, мысль острая, как пронзивший Мое сердце шип розы из сада Божественного Садовника, ставшего несколько минут назад Моим Супругом.
К тому времени я полюбила Моего святого и заботливого опекуна. С тех пор, как Я по воле Божией и по слову первосвященника была обручена Иосифу, у Меня появилась возможность познать и понять святость этого праведного мужа. Вступив в брак с Иосифом, Я уже не чувствовала Себя сиротой и не сожалела о том, что покинула Храм. Своей нежностью он напоминал Мне Моего покойного отца. Рядом с Иосифом Я чувствовала Себя, как с первосвященником. Всякое смущение исчезло, более того - было забыто, так далеко оно оказалось от Моего невинного сердца. Я, наконец, поняла, что у Меня нет вообще никаких причин бояться Моего мужа или не доверять ему. Мое девство, доверенное Иосифу, было в большей безопасности, чем ребенок на руках матери.
Но как теперь сказать ему, что Я стала Матерью? Чтобы сообщить эту новость, Я старалась найти подходящие слова. Это оказалось трудным делом, потому что Я не хотела хвалиться полученным от Бога даром; а с другой стороны, не было иного способа оправдать Мое материнство, если не сказать: «Господь возлюбил Меня среди всех жен и сделал Меня, рабу Его, Своей Невестой».
Мне не хотелось утаивать эту новость от него, в то же время Я не знала, как это сделать, и вот, во время молитвы пребывавший во Мне Дух сказал: «Не говори ничего. Доверь Мне задачу оправдать Тебя перед Твоим супругом». Когда? Как? Я не спрашивала. Я всегда полагалась на Бога и позволяла Ему вести Себя, словно цветок, увлекаемый проточной водой. Отец Превечный никогда не отказывал Мне 

в Своей помощи; рука Его до сих пор всегда поддерживала, защищала и ограждала Меня. Ничего не изменилось и теперь.
О, дочь Моя! Как прекрасна и утешительна вера в нашего Вечного Всеблагого Бога! Он держит нас в Своих руках, словно в колыбели, подобно лодке, направляемой Им в светлую гавань Добродетелей. Он согревает наши сердца, утешает и лелеет нас, дарует нам счастье и покой, свет и Свое водительство. Вверение Богу - это все, потому что тем, кто вверился Ему, Он дает все - отдает Себя.
В тот вечер Я поднялась на вершину вверения, доступного творению Божию. Теперь Я смогла это сделать, ибо Бог пребывал во Мне. До этого Я испытывала к Богу доверие несчастного творения, каким Я была всегда - просто ничто, даже несмотря на то, что любовь, изливаемая на Меня, позволяла Мне быть Непорочной. Теперь же у Меня было божественное вверение, потому что Бог стал Моим: Мой Супруг, Мой Сын! Какая радость быть Одно с Богом! Не ради славы Своей, но чтобы любить Его, пребывая в совершенном сочетании, и говорить Ему: «Ты и только Ты во Мне! Пожалуйста, помогай Мне Своим божественным совершенством во всем, что Я делаю».
И если бы Он не повелел Мне ничего не говорить Иосифу, Я, наверное, осмелилась бы сказать, потупив взор: «Дух Святой сошел на Меня, и теперь во Мне Семя Божие». А он, конечно же, поверил бы, потому что очень доверял Мне и, будучи кристально честным мужем, не поверил бы тому, что лгут другие. Чтобы в будущем не оскорбить его чувства, Я преодолела бы Свое нежелание хвалить Себя... Но Я промолчала, повинуясь божественному повелению.
После той минуты Я не один месяц ощущала рану от боли, пронзившей тогда Мое сердце. Это была первая Моя боль как Соискупительницы. Я приносила жертву и претерпевала эту муку ради искупления, чтобы вы знали, как действовать в подобных обстоятельствах - когда нужно молча страдать и взирать на события, выставляющие вас в невыгодном свете перед теми, кто любят вас.
Доверьте Богу защиту вашего доброго имени и всего, что важно для вас. Если вы своей святой жизнью заслуживаете ответного доверия, действуйте уверенно, не сомневаясь в поддержке свыше. Даже если на вас восстанет весь мир, Он защитит вас в отношении любящих вас, и устроит так, что истина восторжествует.
А теперь отдыхай, возлюбленная Моя, и старайся все больше становиться Моей любимой дочерью».


ГЛАВА 18

Мария и Иосиф отправляются в Иерусалим

27 марта 1944 г.
Я вижу, как благословенная чета собирается в Иерусалим. Иосиф привел двух осликов: одного для Марии, другого для себя. На одном из животных было

закреплено обычное седло с прикрепленным к нему чем-то вроде дорожного сундука или чемодана - как бы мы назвали эту вещь сегодня - чтобы одежда путника не намокла в дороге.
Я слышу, как Мария благодарит Иосифа за заботу.
Закрыв двери дома, они отправляются в дорогу. Начинается день, небо становится розовым на востоке. Назарет еще объят утренним сном. По пути им встретился только пастух, ведущий на выгон стадо овец.
Путники останавливаются, чтобы дать пройти стаду. Мария улыбается и, наклонившись вперед в седле, старается погладить проходящих мимо животных. К ним подходит пастух, неся на плечах новорожденного ягненка, и останавливается, чтобы поговорить. Мария улыбается и гладит розоватую мордочку настойчиво блеющего ягненка. «Малыш ищет свою мать», - говорит Она. «Твоя мама рядом, малыш. Она не покинет тебя». И действительно, мать ягненка трется о ноги пастуха, пытаясь подняться на задние ноги и лизнуть мордочку своего малыша.
Святая чета продолжает свой путь. В это прохладное утро Иосифа защищает от холода большая накидка, а Марию - полосатая шаль.
Дорога широкая, и ослики идут рядом. Путники почти не разговаривают. Мысли Иосифа заняты его работой. Мария думает о чем-то Своем. Временами окружающий ландшафт вызывает Ее нежную улыбку. Иногда Ее взгляд задерживается на супруге, тогда на Ее лицо падает тень скорби, которая, впрочем, быстро улетучивается. Иосиф говорит мало, чаще всего спрашивая Марию, удобно ли Ей ехать и не нужно ли чего-нибудь.
Некоторое время спустя они проезжают селения. По дороге им встречается все больше и больше людей, но они не останавливаются, продолжая свой путь. Лишь однажды я вижу, как они остановились в зарослях деревьев, чтобы съесть оливки и хлеб и запить их водой обнаруженного среди камней источника. Еще раз путники останавливаются, чтобы переждать в пещере внезапный ливень. Иосиф предлагает Марии свою накидку - укрыться от дождя. Он так искренне убеждает Марию сделать это, что Ей остается только согласиться. Иосиф уверяет Ее, что дождь ему нипочем, и накрывается лишь небольшой подстилкой серого цвета, которой прикрыто седло одного из осликов. Скорее всего, этой попоной укрывают само животное. Теперь Мария похожа на маленького монаха, закутанного в накидку и с капюшоном на голове.
Ливень ослабевает и переходит в мелкий моросящий дождь. Мария и Иосиф снова отправляются в путь по раскисшей и покрытой грязью дороге. Но весенние дожди непродолжительны, и солнце снова начинает радовать путников своими живительными лучами. Ослики, приободрившись, начинают более резво трусить по дороге. 

ГЛАВА 19

Пресвятая Дева покидает Иерусалим

28 марта 1944 г.
Мы в Иерусалиме. Теперь я очень хорошо знаю этот город со всеми его улочками, площадями и воротами.
Сразу же по прибытию в город Мария и Иосиф отправились в храм, чтобы возблагодарить Бога. Осликов привязывают в том же самом стойле, где Иосиф оставит своего ослика в день принесения Господа во храм.
По возвращении из храма они останавливаются в доме, принадлежащем, скорее всего, их знакомым. Немного отдохнув, Иосиф покидает дом и через некоторое время возвращается вместе с каким-то невысоким пожилым мужчиной. «Этот человек, Мария, будет Тебе попутчиком. Я хорошо знаю его, так что можешь ему доверять».
Затем они снова садятся на осликов, и Иосиф сопровождает Марию и Ее попутчика до городских ворот (но не тех, в которые они въехали), где они прощаются. Попутчик Пречистой Девы настолько же разговорчив, насколько был молчалив Иосиф. Кажется, что его интересует все на свете. Мария терпеливо отвечает на все его вопросы. Я вижу, что Она отправилась в путь без накидки Иосифа, а к седлу Ее ослика привязан уже знакомый нам дорожный сундук. Свою шаль Она сняла. Как Она прекрасна в Своем голубом платье с белой вуалью, защищающей Ее от солнца!
Похоже, что спутник Марии несколько глуховат, потому что Ей приходится говорить громко или повторять одно и то же несколько раз. Возраст берет свое, и, расспросив Марию обо всем, что его интересовало, старик несколько устал. Его ослик, хорошо знакомый с дорогой, идет сам без понуканий задремавшего в седле хозяина.
Мария пользуется передышкой, чтобы сосредоточиться и помолиться. Низким голосом Она воспевает молитву, скрестив на груди руки и глядя в голубое небо. Мария счастлива, и Ее лицо озарено каким-то внутренним светом.
Больше я ничего не вижу.
Видение прекратилось, но внутренним взором я вижу Пречистую рядом с собой так отчетливо, что могу до мелочей описать Ее внешность.
Я ощущаю целомудрие и чистоту, которыми лучится Ее ангельский лик, и Ее необыкновенную красоту.
И чем дольше я смотрю на Нее, тем больше сердце мое наполняется скорбью: как немилосердны люди, заставившие безмерно страдать Ее, такую кроткую, добрую и нежную! Я смотрю на Нее и слышу все крики толпы на Голгофе во время распятия Ее Божественного Сына, все поношения, насмешки и оскорбления, относившиеся как к Господу, так и к Его Пречистой Матери. Я вижу Ее спокойной и прекрасной. Но Ее лицо, исполненное неземного страдания и горя, там, на Голгофе, во время страданий Господа, я не смогу забыть никогда! Помню Ее 

безутешное в Своем горе лицо, когда Она пребывала в иерусалимской горнице после распятия. И мое сердце сжимается от невыразимого желания приласкать Ее, чтобы приглушить воспоминания о тех слезах, которые Она пролила.
Ее пребывание рядом со мной упокаивает все мое естество, наполняя его невыразимым блаженством. Даже умереть, видя этот ангельский лик, - величайшее блаженство, которое нельзя сравнить ни с одной земной радостью. Когда Она не является мне, я чувствую себя подобно младенцу, отнятому от груди матери. Сейчас душа моя исполнена такой же благодатию и радостию, которой я испытывала в декабре и начале января.
И даже видение Господа на Кресте, исполнившее душу Мою скорбью, не умаляет радости, охватившей все мое естество.
Трудно объяснить и описать все чувства, наполняющие меня после того, как 11 февраля я сподобилась видения крестных страданий Господа. Они целиком преобразили мою душу. Надлежит ли мне умереть сейчас, или это произойдет через сто лет, - все равно это видение будет во всей его силе и напряжении стоять перед моими глазами. Раньше я часто размышляла над последними земными днями Господа, но в тот день мне было позволено пережить их. Достаточно одного взгляда на страждущего Господа, чтобы навсегда запечатлеть этот образ в сердце, переживать увиденное снова и снова, пребывая в вечном преклонении перед величием жертвы, которую принес Господь.
Но вот я слышу голос Пресвятой Девы, и все мое естество обращается в слух.

Говорит Матерь Божия:
«Я не буду говорить много, ибо ты очень устала, Моя бедная дочь. Желаю лишь обратить внимание - твое и читателей - на привычку непрестанно молиться, которая была у Меня и Иосифа. Усталость, ежедневные заботы и недостаток времени не могли помешать нашей молитве. Более того, они помогали нам сосредоточиться на общении с Богом. Молитва царствовала в нашей жизни, стала нашим отдыхом, надеждой и пищей. В скорби и печали она подавала нам укрепление, в радости - становилась нашей песнью Творцу. Мы не расставались с молитвой. Она позволяла нам отрываться от всего мирского, возносила души наши к небесам, в лоно Отца небесного.
Теперь во Мне был Бог, и Я, глядя на лоно Свое, поклонялась Святейшему. Не только Я, но и Иосиф ощущал свою сочетанность с Богом, так как во время молитвы мы воздавали почитание Богу всем своим существом, в молитве мы истощались и были облечены ею.
Прошу вас обратить внимание: хотя во Мне был Бог Превечный, Я не считала Себя свободной от обязанности почитать Его во храме. Даже высочайшая святость не освобождает никого от ощущения своей ничтожности по отношению к Богу и необходимости обращать ее в бесконечную осанну во славу Божию, поскольку Он дозволяет нам делать это. 

Вы бедны, немощны, чувствуете свою вину? Воззовите к святости Господа: «Свят, Свят, Свят!» Возопите к Святому Преблагословенному, чтобы Он помог вам в вашем несчастье. Он придет и наполнит вас Своей святостью.
Вы живете свято и в очах Божиих имеете заслуги? Все равно призывайте святость Божию. Она бесконечна и поможет вам возрасти еще больше. Ангелы, стоящие выше любых человеческих слабостей, непрестанно воспевают «Свят, Свят, Свят», и с каждым призыванием святости нашего Бога их сверхъестественная красота становится еще совершенней. Подражайте им.
Никогда не лишайте себя молитвенного покрова, ибо молитва притупляет оружие сатаны, ослабляет злобу мира сего, естественные побуждения плоти и гордыню ума. Никогда не оставляйте этого ключа, открывающего Небо, откуда низводятся на вас благодать и благословения.
Чтобы очиститься от грехов, за которые Бог вынужден наказывать, миру сему требуется омывающий молитвенный душ. И поскольку истинных молитвенников мало, они должны молиться столь истово, чтобы заменить собою множество молящихся. Дабы обрести благодатные дары и милости, им нужно умножить свои живые молитвы, чтобы исполнилась требуемая мера. Лишь когда молитва сочетается с жертвой и преподносится с любовью, она становится живой.
Моя любимая дочь, то, что тебе приходится в дополнение к собственным страданиям претерпевать соискупительные скорби ради Моего Иисуса и Меня, заслуживает похвалы и угодно Богу. Твоя исполненная сочувствия любовь очень дорога Мне. Хочешь поцеловать Меня? Приложись к ранам Моего Сына. Умасти их елеем своей любви. В духе Я претерпела боль бичевания и тернового венца, муки распятия. Точно так же, в духе, Я ощущаю всю нежность, проявляемую к Моему Иисусу, воспринимая ее как преподнесенные Мне поцелуи. Я Царица Небесная, и при этом Я всегда Мать...».
И я - счастлива.


ГЛАВА 20

Прибытие Марии в Хеврон и встреча с Елизаветой

1 апреля 1944 г.
Я вижу гористое место. Горы не очень высокие, но и не холмы. Богатая растительность оживляется множеством чистых водных источников, во многих местах виднеются зеленые пастбища и цветущие сады. Судя по всему, сейчас весна: в белом цвету утопают яблони, гроздья винограда еще зелены, но уже хорошо видны сквозь листву.
По дороге едет Мария на ослике. Она держит путь в деревню, которая находится в горах. Внутренний голос говорит мне: «Это местечко - Хеврон». Не знаю, относится ли это название только к деревне, куда направляется Пресвятая Дева, или ко всей местности. Лишь повторяю слова, звучащие в моем сердце. 

Мария въезжает в деревню. Уже вечер, и некоторые из местных женщин с нескрываемым любопытством рассматривают редкую в этих местах путницу. Их любопытство удовлетворяется, когда Мария останавливается перед одним из самых красивых домов в центре деревни, окруженном большим садом, переходящим за домом в прекрасный луг. На горизонте этот луг переходит в лес. Перед домом невысокая белая ограда, сверху опоясанная кустами роз. На них еще нет цветов, но бутоны уже вот-вот распустятся. В центре ограды - железные ворота. Легко догадаться, что дом этот принадлежит очень уважаемому в деревне семейству, так как все говорит о достатке и порядке.
Сойдя с ослика и подойдя к воротам, Мария всматривается в глубину сада сквозь железные прутья ограды, но Ей не удается что-либо разглядеть. Тогда Она решается позвонить. Маленькая старушка, более любопытная, чем ее соседки, показывает Марии, где находится звонок. Это довольно странное приспособление в виде двух металлических брусков, закрепленных на коромысле. С одной стороны к коромыслу привязана веревка. Если потянуть за веревку, то бруски ударяются друг о друга, издавая звук, похожий на удар небольшого колокола.
Мария потянула за веревку. Сделала Она это столь деликатно, что вместо колокольного звона раздалось тихое звяканье, которое, конечно же, никто в доме не услышал. Тогда старушка, чье лицо, казалось, состояло исключительно из длинного носа, нависающего над таким же длинным подбородком, решила помочь Ей и, изо всей силы налегая на веревку, несколько раз позвонила. Раздался такой силы звук, от которого, наверное, может проснуться и мертвый! «Вот как надо, - сказала старуха, - а то как Тебя услышат в доме? Ведь Захария и Елизавета уже старые. А ныне Бог лишил Захарию дара речи, и он почти оглох. И слуги их тоже немолоды, разве Ты не знаешь? Ты раньше была здесь? Ты знаешь Захарию? Ты, наверное...»
От пристрастных расспросов Марию спасло появление невысокого пожилого мужчины, который, тяжело дыша, неожиданно возник перед воротами. Он, скорее всего, был садовником или смотрителем дома: в его руках была мотыга, а на поясе висел садовый нож. Он отворил ворота, и Мария быстро вошла, поблагодарив старуху за ее помощь и не ответив на ее вопросы. Какое разочарование для этой любопытной души!
Войдя в сад, Пресвятая Дева сказала: «Я Мария, дочь Иоакима и Анны из Назарета. Я двоюродная сестра твоей хозяйки».
Старик поклонился Ей и пригласил пройти в дом. Повернувшись к дому, он крикнул: «Сара, Сара!» Вернувшись к воротам, он впустил остававшегося за оградой ослика. Для того, чтобы меньше попадаться на глаза любопытной старухе, Мария быстро прошла в дом, а садовник захлопнул ворота прямо перед ее носом. Войдя в дом, он воскликнул: «Великая радость посетила дом сей! Да прославится Всевышний, даровавший дитя моей госпоже! Семь месяцев назад Захария вернулся из Иерусалима, будучи не в силах произнести ни слова. Он до сих пор изъясняется письменно или жестами. Наверное, Госпожа моя, Тебе это уже известно. Моя 

хозяйка так ждала Тебя, так хотела поделиться с Тобой своей радостью! Она много раз повторяла Саре: «О, если бы только маленькая Мария была здесь, со мной! Как бы я хотела, чтобы Она оставалась в Храме. Я бы послала Захарию за Ней. Но Господь пожелал, чтобы Она обручилась с Иосифом из Назарета. Только Она может утешить меня и помочь мне вознести молитву Господу. Ее так не хватает в Храме! В последний раз мы были в Иерусалиме вместе с Захарией, чтобы возблагодарить Бога за дарованное мне дитя, и Ее наставник в Храме сказал мне: «Храм кажется мне пустым, ибо голос Марии больше не слышится в его стенах...»
Немного помолчав, слуга снова позвал: «Сара, Сара! - Моя жена немного туга на ухо. Проходи в дом, Госпожа, я проведу Тебя». Но вместо Сары на лестнице со стороны дома показалась довольно пожилая женщина. Ее смуглое, изборожденное морщинами лицо окаймляли пепельного цвета волосы. Она была в положении, что явно не соответствовало ее пожилому возрасту, несмотря на длинное и свободное платье. Она вглядывалась в Гостью, прикрыв глаза ладонью. Узнав Марию, всплеснула руками от неожиданной радости и поспешила вниз, насколько ей позволяло ее состояние. Через мгновение Елизавета оказалась в нежных объятиях Марии, подобно молодой лани взлетевшей по ступеням лестницы навстречу своей кузине.
Еще мгновение они оставались в объятиях друг друга, но вот Елизавета несколько отстранилась и обхватила руками свой живот. Склонив голову вниз, она то краснела, то бледнела. Мария и слуга, испугавшись за нее, взяли Елизавету за руки, думая, что ей стало нехорошо. Но в следующую секунду Елизавета подняла свое на глазах помолодевшее лицо, просиявшее неземной радостью. С неописуемым восторгом взглянув на Марию, она поклонилась Ей и воскликнула: «Благословенна Ты между женами! И благословен Плод чрева Твоего! (Она сказала именно две отдельные фразы, я четко их слышала). И за что же это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне, Твоей слуге? Вот, от звука голоса Твоего взыграл младенец от радости во чреве моем. А когда я обняла Тебя, Дух Святой открыл мне величайшую тайну Божию. Благословенна Ты, ибо в простоте Своей уверовала в то, что невозможно человеку, но возможно Богу. Благословенна Ты, ибо исполнишь предначертанное Тебе Богом, о чем говорили древние пророки. Благословенна Ты, ибо принесла Спасение дому Иаковлю! Благословенна Ты, через Которую исполнился святости сын мой, взыгравший от радости в утробе моей, ибо ощущает себя невинным. Он будет наречен Предтечей и исполнит свою миссию до Искупления, которое совершит Святейший, что растет в блаженном лоне Твоем!»
Мария, по щекам Которой, словно жемчужины, текли умиленные слезы, воздев руки к небу в невыразимом сердечном порыве любви, воскликнула: «Величит душа Моя Господа!» Она продолжила свою песнь любви ко Господу слово в слово, как это описано в Евангелии. Произнеся слова последнего стиха «Воспринял Израиля, отрока Своего...», Она сложила руки на груди и, преклонив колена, вознесла молитву благодарения Всевышнему. 

Слуга, видя, что его Госпожа чувствует себя хорошо, а разговор Марии и Елизаветы принимает личный характер, предусмотрительно удалился. Потом я увидела, как он вернулся, ведя под руку благообразного совершенно седого старика, издалека приветствовавшего Марию жестами и гортанными звуками.
«А вот и Захария», - сказала Елизавета, прикоснувшись к плечу распростертой в молитве Марии. «Господь лишил моего мужа дара речи в наказание за его неверие. Я расскажу Тебе об этом позже. Теперь же я верю, что Бог помилует Захарию, поскольку прислал нам Тебя.»
Мария поднялась с колен и подошла поприветствовать Захарию. Она остановилась рядом с ним и поцеловала край его широкой белой одежды, ниспадавшей до земли.
Захария приветствовал Марию жестами. Потом они все перешли в комнату на первом этаже дома. Это было просторное помещение, со вкусом обставленное и украшенное. Усадив Марию за стол, хозяева предложили Ей парного молока и несколько небольших свежих булочек.
Елизавета отдала несколько распоряжений прислуге: появившейся в дверях молодой девушке, руки и волосы которой были покрыты мукой (скорее всего, она была занята на кухне выпечкой хлеба), а также одному из слуг (я слышала, что его звали Самуил), приказав ему перенести вещи Марии в одну из комнат дома.
Тем временем, Мария отвечала на вопросы Захарии, которые он писал с помощью заостренной палочки на поверхности покрытой воском дощечки. Из Ее ответов я поняла, что Захария расспрашивал Ее об Иосифе и их совместной жизни. Мне стало ясно: Захария не знал, что Мария избрана Богом привести в мир провозвещенного ветхозаветными пророками Мессию. Елизавета стала рядом со своим мужем и, положив руки на его плечи, сказала: «У Марии тоже скоро будет ребенок. Возрадуйся вместе с Ней!» Но больше этого она не сказала Захарии ничего, так как Мария взглядом дала ей понять, что пока развивать эту тему рано.
О, сколь умиленным было видение, которого сподобил меня Всевышний! Оно как бы стерло из моей памяти страшную картину самоубийства Иуды.
Вчера вечером, уже перед самым моим отходом ко сну, я увидела Марию, рыдающую у мертвого Тела Ее Божественного Сына. Пречистая стояла на коленях по правую руку от Спасителя, спиной к гробнице. Свет факелов освещал Их, и я видела лицо Марии, омытое слезами и бледное от пережитого горя. Она брала руку Своего Сына, с невыразимой нежностью целовала ее, один за другим распрямляла Его безжизненные пальцы, гладя их и прикладывая к Своим щекам. Она гладила Его лицо, склонялась, чтобы поцеловать Его полуприкрытые глаза, нос, лоб и щеки... Мерцающий свет факелов делал более реальными раны, нанесенные Господу, как бы подчеркивая безмерную глубину крестных страданий Спасителя.
Когда видение кончилось, я помолилась и легла спать. И тогда началось видение, описанное мною выше. Но Матерь Божия, обратившись ко мне, сказала: «Не вставай, просто смотри. Ты сможешь записать все, что видела, завтра.» Во сне

я вновь и вновь переживала свое видение. Когда утром следующего дня я проснулась в полседьмого, мне были снова показаны оба видения - то, что я видела перед сном и которое я видела во сне. Я записала все во время своего утреннего видения, и теперь перед вами записи моих видений, касающихся пребывания Марии в доме Захарии и Елизаветы.


ГЛАВА 21

Служение и любовь Марии к Елизавете

2 апреля 1944 г.
Утро. Вижу Марию, сидящую на первом этаже дома Захарии, Она сидит и вышивает одежду. Елизавета то появляется, то исчезает, хлопоча по хозяйству. Каждый раз, заходя в комнату Марии, она непременно останавливается возле Нее и гладит свою кузину по голове, плененная красотою Ее волос. Сейчас Елизавета стоит рядом с Ней, пытаясь рассмотреть работу Марии, которую Та привезла с Собой из Назарета. Красота вышивки трогает сердце Елизаветы.
«У Меня есть вещи для вышивки», - говорит Мария.
«Для Твоего будущего Дитя?»
«Нет. Они были у Меня давно. Ведь Я...» Мария не закончила эту фразу, но я понимаю, что Она хотела сказать: «...Ведь Я никогда не думала, что должна стать Матерью Бога».
«Но теперь эти вещи понадобятся Тебе. Надеюсь, они из мягкого материала. Ведь детская кожа такая нежная!» - сказала Елизавета.
«Да, Я знаю».
«Я тоже начала. Правда, позднее, чем следовало бы, но мне хотелось удостовериться, что это не было искушением. Хотя... Мое сердце было исполнено такой радостью, которую мог дать только Бог. А кроме того, я уже стара, чтобы находиться в таком положении. Я очень страдала. Тебе тоже трудно, Мария?»
«Нет, Мне никогда еще не было так хорошо, как сейчас».
«Ну да, конечно же, у Тебя и не могло быть иначе! В Тебе нет и тени греха, ведь Бог избрал Тебя стать Его Матерью. Страдания Евы не касаются Тебя. Свят Тот, Кого Ты носишь во чреве Своем.»
«Я чувствую, как сердце Мое обрело крылья. Душа Моя наполнена благоуханием прекраснейших весенних цветов и сладкоголосыми трелями певчих птиц! О, Я так счастлива!»
«Благословенна Ты! После того, как я увидела Тебя, я больше не чувствую ни тяжести, ни усталости, ни боли. Я как будто заново родилась, помолодела, забыла о трудностях, с которыми сталкиваются женщины. Мое дитя, взыгравшее, когда я услышала Твой голос, Мария, теперь обрело покой. Оно покоится во мне, как в живой колыбели, как птенец под защитой сильных крыльев своей матери. Но шить я теперь уже не стану, ведь мои глаза не так зорки, как в молодости».

«Ничего, Елизавета. Я смогу сшить одежду как для Своего Сына, так и для твоего первенца. Мои глаза видят хорошо, и Я шью очень быстро.»
«Но Ты должна готовиться к рождению Своего Сына...»
«У Меня впереди много времени! Сначала Я позабочусь о тебе, потому что твое дитя скоро должно увидеть свет, а затем сошью одежду и для Моего Иисуса».
Я не могу передать словами, насколько нежны Ее голос и выражение лица, как светлы Ее глаза, наполненные слезами радости; а какая у Нее улыбка, когда Она, глядя в чистое голубое небо, произносит божественное Имя! Мне кажется, что простое упоминание имени Иисуса приводит Ее в неизъяснимый восторг.
Елизавета воскликнула: «Какое прекрасное имя! Имя Сына Божия, Спасителя и Искупителя рода адамова!»
«О, Елизавета!» Лицо Марии вдруг стало печальным, и Она взяла кузину за руки, которые та держала на своем большом животе. «Когда Я вошла в дом, ты исполнилась Духом Святым и возвестила то, о чем мир не знал. Скажи Мне: что ожидает Моего Сына на Его жизненном пути? Что говорили пророки о Спасителе? Ты помнишь, что говорил Исайя? «Спаситель придет в мир, чтобы пострадать, и Его ранами будет исцелен род человеческий. Железо пройдет насквозь тело Его, распятое по грехам нашим. Его страданиями Яхве примирится с падшим Адамом. Он будет осужден на смерть, а затем восхищен на небеса...» Как это произойдет, Я не знаю. Его называют Агнцем. Я не понимаю, имеет ли это отношение к пасхальному агнцу, которого принес в жертву Богу Моисей. Мне приходит на ум змей, которого Моисей вознес на кресте... Елизавета! Что они сделают с Моим Сыном? Через какие испытания Ему надлежит пройти, чтобы спасти мир?» Горячие слезы текли из глаз Марии.
Стараясь утешить Ее, Елизавета говорит: «Не плачь, Мария. Он Твой Сын, но одновременно - Сын Божий. Всевышний позаботится о Сыне Своем и о Тебе, Его Матери. Кто-то будет Его ненавидеть, кто-то возлюбит всем сердцем. Любящих же будет больше, и они будут вечно любить Его. Мир будет взирать на Твоего Сына и благословит Вас Обоих. Все народы будут ублажать Тебя, ибо Ты - Источник, из которого придет искупление. А каков удел Твоего Сына! Его провозгласят Царем всего творения. Только подумай об этом, Мария. Он искупит все творение и таким образом станет Царем всего мира. Его будут любить во все дни мира сего. Мой сын предуготовит пути Твоему Сыну и возлюбит его всем сердцем и всей душою. Ангел поведал об этом Захарии, а он - мне, написав на дощечке. Мне больно видеть, как безмолвствуют уста моего мужа. Но я верю, что, когда дитя родится, Господь снимет с него это наказание. Прошу Тебя тоже помолиться за моего Захарию, ведь Ты - Престол Всемогущего Отца небесного и Источник благодати для мира. Чтобы сподобиться этой милости, я приношу молитвы Всевышнему со всей искренностью, на которое способно мое сердце. Я, раба Божия, посвящаю Ему свое дитя, ибо Он Своей величайшей милостью даровал мне радость материнства. Я знаю, что нарекут его Иоанном. Разве это не милость Божия? И разве не от Бога сей дар?»

«Верю, - отвечала Мария, - что Бог осенил тебя, Елизавета, Своею благодатью. Я буду молиться за твоего сына и за вас с Захарией.»
«Мне так больно видеть его немоту!» Слезы текли по щекам Елизаветы. «Когда он пишет на дощечке то, что не в силах сказать, мне кажется, что бездонные океаны и высочайшие горы разделяют нас. Всю свою супружескую жизнь мы пребывали с ним в непрестанном сладчайшем диалоге. Теперь же его уста молчат... И даже сейчас, когда самое время поговорить о наших детях! Я даже стараюсь не разговаривать с ним, чтобы не видеть его безуспешных попыток ответить мне жестами и мимикой. Я столько слез выплакала! Я так ждала Тебя, Мария! Люди нашей деревушки видели Тебя и обсудили Твой приезд. Таков уж мир сей. Но если душа испытывает боль или радость, она непременно ищет, с кем можно поделиться своими переживаниями. Ей не нужны умные советы, она жаждет быть понятой. Но теперь я чувствую, что моя жизнь радикально изменилась к лучшему. Душа моя поет, ибо моя Мария вместе со мной! Я чувствую, что испытания мои заканчиваются и вскоре я буду совершенно счастливой. Ведь я права, скажи мне, Мария? Я приму все, что ниспошлет мне Всевышний. Только бы Он простил моего мужа! Если бы я вновь смогла услышать его молитву!»
Мария ласкает и утешает Елизавету, а чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, предлагает ей прогуляться по залитому солнцем саду.
Они гуляют в тени перголы, в ветвях которой свили гнезда дикие голуби-горлинки.
Мария кормит птиц пшеном и смеется от всего сердца, потому что голуби обступили Ее плотным кольцом, воркуя и взмахивая крыльями. Они садятся Ей на плечи, голову, руки, стараясь склевать зерна прямо из Ее ладоней, целуют клювами Пречистую Деву в губы, как бы благодаря Ее за любовь и щедрость. Мария вынимает корм из маленького мешочка и, смеясь от радости, окормляет всю эту мельтешащую стаю.
«Как же они Тебя любят, Мария», - сказала Елизавета. «Всего несколько дней Ты здесь, а они любят Тебя больше, чем меня, хотя я постоянно подкармливаю их».
Они продолжали гулять, пока не подошли к ограде, опоясывающей сад. У ограды был расположен загон, где паслись около двадцати коз с козлятами.
«Ты только что вернулся с ними с пастбища?» - спросила Мария маленького пастушка, который присматривал за стадом.
«Да, потому что мой отец сказал: «Иди домой, скоро пойдет дождь, а в стаде несколько коз вот-вот должны разрешиться от бремени. Им нужны сухое сено и подстилка». А вот идет и мой отец». И он показал рукой по направлению к лесу, откуда слышалось непрерывное блеяние.
Мария приласкала маленького козленка, который, как дитя, начал тереться о Ее ноги. Они с Елизаветой попробовали парного козьего молока, которое предложил им пастушок. 

К женщинам подошел отец мальчика, бережно неся на плечах жалобно блеявшую овцу. Он медленно и осторожно опустил ее на траву и пояснил: «У нее скоро должен быть ягненок. Она уже передвигается с трудом. Я нес ее сюда на плечах, чтобы успеть до родов». Мальчик проводил овцу, все еще жалобно блеявшую, в загон.
Мария присела на камень и стала играть с козлятами и ягнятами, предлагая им цветки клевера. Один козленок, встав передними ногами на Ее плечи, начал обнюхивать Ее волосы. «Это не хлеб, - рассмеялась Мария, - Я принесу тебе завтра немножко хлеба. Веди себя хорошо».
Елизавета, видя эту забавную сцену, тоже рассмеялась.
Я снова вижу их в беседке. Судя по всему, прошло некоторое время, поскольку я видела яблоки, начавшие краснеть.
Елизавете уже тяжело ходить из-за большого живота. Мария с нежностью и заботой присматривает за ней. Живот Марии тоже стал более округлым. Я заметила это, когда Она наклонилась, чтобы поднять откатившееся от Нее веретено. Изменилось и выражение Ее лица. До того это было девичье лицо; теперь же это лицо молодой женщины.
Женщины прошли в дом, потому что стало совсем темно, и зажгли лампы. В ожидании ужина Мария начала ткать полотно.
- Ты не устаешь от этого занятия? - спросила Ее Елизавета, показывая рукой на ткацкий станок.
- Нисколько, можешь не сомневаться.
- Я очень страдаю от жары. Я бы не страдала так, если бы не мой вес, слишком большой для моих старых почек.
- Мужайся. Скоро ты разрешишься от бремени. Зато потом тебя ожидает великая радость! Я так хочу быть матерью. Мое Дитя! Мой Иисус! На кого Он будет похож?
- Он будет так же прекрасен, как и Ты, Мария.
- О, нет! Он будет красивее. Ведь Он - Бог. А Я всего лишь Его служанка. Я думаю: у Него будут светлые волосы или темные? Какие у Него будут глаза - голубые, как чистейшее небо, или темные, как у горного оленя? Уверена, что Он будет прекраснее херувима, с золотистыми вьющимися волосами, а глаза Его будут подобны цвету Галилейского озера, когда в его водах начинают отражаться звезды. Его уста будут подобны спелому гранату, наливающемуся соком под лучами жаркого солнца, а щеки - как две бледные розы. У Него будут две маленькие ручки, а ножки будут нежнее и мягче цветочного лепестка. Ты видишь, Елизавета, все эти образы Я позаимствовала у природы. Я слышу Его нежный голос. Когда Он станет плакать - а Мой Сын будет иногда плакать, когда захочет есть или спать - это доставит Мне боль, ибо звук Его плача всегда будет разрывать Мое сердце на части. Его плач может сравниться с блеянием агнца, только что увидевшего свет и ищущего вымя своей матери. Когда Он засмеется, Мое сердце будет наполняться пренебесной радостью, потому что Я люблю Его. Мой Бог. Его смех уподобится 

радостному воркованию горлинки, сидящей в своем уютном гнездышке. Я думаю о том, как Он сделает первый шаг - как прыгает пташка по цветущему лугу. Лугом станет сердце Его Матери, любовью укрывающее Его розовые ножки, дабы ничто не могло причинить им боль или поранить их... О, как сильно Я буду любить Моего Сына! Мой дорогой Иисус! Я уверена, что Иосиф полюбит Тебя, как полюбила Я.
- Ему нужно сказать об этом.
Лицо Марии слегка омрачилось. Вздохнув, Она сказала: «Да, Я должна сказать ему обо всем. Я бы хотела, чтобы эта весть была подана ему свыше, Мне это очень трудно сделать».
- Может быть, мне сказать ему о Твоем положении? Мы пригласим его на обрезание Иоанна...
- Нет. Я вверила небу извещение Иосифа о том, что он должен стать нареченным отцом Сына Божия, и Всевышний все устроит. Сегодня Дух Святой сказал Мне: «Никому не говори о Своем положении. Доверь Мне право сообщить всем это известие». Я уверена, что Он выполнит Свое обещание. Ибо в Боге нет неправды. Задача это трудная, но для Отца Небесного нет ничего невозможного. Мои уста не поведают никому о той милости, которую Мне ниспослал Всевышний. Ты - исключение, ибо Дух Святой открыл тебе эту тайну.
- Я никому не говорила об этом, даже Захарии, который, я уверена, будет очень счастлив. Он уверен, что Ты станешь матерью естественным путем.
- Я знаю, но не хочу говорить об этом никому из соображений благоразумия и осторожности. Велики тайны Божии. Ангел Господень не открыл Захарии Мое божественное материнство. Он мог бы сделать это, если на то была воля Божия, ибо близко время воплощения на земле Слова Божия. Но Господь скрыл сие от Захарии, не поверившего в возможность твоего позднего материнства. Я не пойду против воли Отца Небесного. Тебе, Елизавета, открыта Моя тайна. Он же не знает ни о чем. И пока завеса его недоверчивости не падет перед ликом Божиим, он не сможет увидеть Божественный свет.
Елизавета вздохнула и промолчала.
В комнату вошел Захария. Он вручил Марии несколько пергаментных свитков. Наступил час молитвы перед ужином. Мария прочла молитву вслух вместо Захарии. Затем все сели за стол.
«Когда Ты покинешь нас, я буду горевать о том, что некому будет читать молитву за нас», - сказала Елизавета, глядя на своего немого мужа.
«Захария, ты будешь молиться», - ответила ей Мария.
Захария удрученно покачал головой и написал на дощечке: «Я никогда больше не смогу молиться за кого-либо. Я недостоин, ибо усомнился в силе слова Божиего».
«Захария, ты сможешь молиться. Бог простит тебя».
Но старик только тяжело вздохнул и смахнул с глаз слезу.
После ужина Мария снова вернулась к ткацкому станку. 

- Довольно, Мария, - сказала Ей Елизавета, - Ты переутомишься.
- Твое время уже близко, Елизавета. И Я желаю приготовить одежду, достойную того, кто станет Предтечей Царя дома Давидова.
Захария написал на дощечке: «От Кого же родится Царь Иудейский? И где?»
Мария в ответ сказала ему: «Где Он родится, сказано у пророков. А от Кого - решит Отец наш Небесный».
Захария снова взял в руки палочку для письма и написал: «Несомненно, это случится в Вифлееме! Мы пойдем туда и прославим Его. И ты тоже поедешь с Иоанном в Вифлеем».
Склонив Свою голову к станку, Мария тихо сказала: «Я обязательно буду там».
На этом мое видение закончилось.

Говорит Матерь Божия:
«Милосердие к нашим ближним заключается, в первую очередь, в том, чтобы относиться к ним с разумной требовательностью. Пусть это не покажется вам парадоксом. Есть милосердное отношение к Богу, а есть - к ближним. Последнее включает милосердие к себе. Но если мы требуем больше любви от ближних, то уже не являемся милосердными. Так же и в соблюдении закона - нам нужно быть настолько святыми, чтобы нужды ближних были для нас первоочередными. Дети Мои, уверяю вас, что Бог Своим могуществом и щедротами воздаст за великодушие.
Уверенность в этом и вела Меня в Хеврон помочь Моей родственнице в ее положении. С моей готовностью помогать ближним Господь, безмерно одаривавший Меня, соединил непостижимый дар оказывать сверхъестественную поддержку. Я пошла оказать Елизавете физическую помощь, и Бог освятил Мое благое намерение, а через это - плод ее чрева, Крестителя, и таким образом облегчил муки пожилой дочери Евы, зачавшей в несвойственном для рождения детей возрасте.
Елизавета - женщина бесстрашной веры, полностью вверившая себя воле Божией, - заслуживала того, чтобы узнать сокрытую во Мне тайну. Ее открыл ей Дух Святой, когда взыграл младенец во чреве матери Крестителя. Он произнес свою первую проповедь - как Провозвестник Слова - сквозь завесы и пелены окружавших его вен и плоти, отделявших и одновременно соединявших его со своей святой матерью.
Я не отказывалась от привилегии быть Матерью Господа, поскольку Елизавета была достойна знать об этом, и Свет Сам открылся ей. Отрицать это означало бы отказывать Богу вправе быть прославленным, в той хвале, которую должно было воздать Ему, и которую Я носила в Себе. Не имея благословения открыться кому-либо, я рассказывала об этом травам и цветам, солнцу и звездам, поющим птицам и кроткой овце, журчащим водам и льющемуся с неба золотому свету, который ласкал Меня. Но лучше молиться вдвоем, чем в одиночестве. Я 

желала бы, чтобы весь мир знал о Моем предназначении, причем не ради славы Своей, но чтобы все могли вместе со Мной восславить Моего Господа.
Благоразумие не позволило Мне открыться Захарии, ибо это означало бы уклониться от благословленного Богом развития событий. Я была не только Его Супругой и Матерью, но и Его слугой, и та безмерная любовь, которой Он любил Меня, не позволяла Мне подменять и ставить Себя выше Его в принятии решений.
Елизавета в своей святости понимала это и не говорила лишнего, ибо святая душа всегда кроткая и смиренная. Этот Божий дар должен усиливать нашу доброту. Чем больше мы получаем от Него, тем больше должны отдавать. Потому что чем больше мы получаем, тем все очевиднее становится, что Он с нами и в нас. А чем больше Он с нами и в нас, тем больше нам надо стремиться достичь Его совершенства.
Именно поэтому Я, забыв о Своих делах, трудилась у Елизаветы. Я не опасалась, что может не хватить времени. Бог распоряжается временем и дает его уповающим на Него, то же самое относится и к обычным вещам. Эгоизм не ускоряет, а лишь тормозит решение материальных проблем. Милосердие, наоборот, не замедляет, а ускоряет разрешение возникающих затруднений. Всегда имейте это в виду.
А какой мир был в доме Елизаветы! Если бы не переживания за Иосифа и Мое Дитя, Которому предстоит стать Искупителем мира сего, Я была бы счастлива. Но крест уже отбрасывал свою тень на Мою жизнь, и голоса пророков доносились до Меня как погребальный звон...
Имя Мое было Мария, и горечь, которую Я ощущала, всегда была смешана со сладостью, изливаемой Господом в сердце Мое. Скорбей и утешений становилось все больше и больше, и так продолжалось до самой смерти Моего Сына. Когда Господь призывает нас, Мария, стать жертвенными душами во славу Божию, - о, как сладостно чувствовать себя размалываемым подобно зерну в жерновах, дабы обратить нашу боль в хлеб, который может укрепить немощных, сделав их способными достичь Неба.
На сегодня достаточно, Мария. Ты устала и счастлива. Благословляю тебя отдохнуть».


ГЛАВА 22

Рождение Иоанна Крестителя.
Скорбь утихает в лоне Марии.

3 апреля 1944 г.
Это полное благодати откровение свыше подается мне в условиях, когда мир сей предлагает душе всевозможные мерзости. Не знаю, как объяснить это, но в моей непрекращающейся брани с человеческой безнравственностью - что 





полностью противоположно моему внутреннему состоянию - я чувствую себя маленькой веточкой, находящейся во власти ветра.
Мы все еще в доме Елизаветы. Прекрасный летний вечер. Еще не успели погаснуть последние лучи заходящего солнца, а небо уже украшает лунный серп, словно серебряная запятая, вышитая на огромном синем покрывале. Неподвижный и теплый вечерний воздух. Служанка Сара складывает покрывала после просушки. Взяв под руку кузину, Мария прохаживается с ней взад и вперед по полутемной аллее.
В Своих заботах о Елизавете Мария внимательна ко всему, что происходит вокруг. Она видит, что Сара никак не может сложить длинную простыню, только что снятую с изгороди. «Присядь здесь и подожди Меня», - говорит Она и идет помочь старой служанке. «Они еще теплые и пахнут солнцем», - говорит с улыбкой Пресвятая Дева. И чтобы порадовать пожилую женщину, добавляет: «После того, как вы их отбелили, эти простыни стали красивыми, как никогда. Должно быть, вы знаете какой-то особенный секрет».
Обрадованная Сара уносит свой душистый груз.
Вернувшись к Елизавете, Мария говорит: «Давай пройдемся еще немного, это пойдет тебе на пользу». Но так как Елизавета устала и не хочет никуда идти, Мария предлагает: «Пойдем только взглянем, все ли твои голуби на своих местах, и чистая ли вода у них в поилках. Затем вернемся в дом».
Когда они оказались перед скромной башенкой, где обитали голуби, Елизавета была растрогана - голуби были ее любимцами. Неподвижные голубицы, сидящие на своих гнездах, и находящиеся возле них голубки начали громко ворковать, трогательно приветствуя обеих жен. Елизавета настолько истощена своими страхами и слабостью, что не может удержаться от слез. Она признается в своих опасениях Марии:
- Если мне суждено умереть, что станет с моими несчастными голубками? Если бы Ты осталась в моем доме, мне было бы не страшно умирать. Я уже пережила великую радость, о которой женщина может лишь мечтать. Я не чаю вновь пережить такую радость, и поэтому не могу сетовать и жаловаться на свою смерть Богу, да будет Он благословен, ибо переполнил меня Своею милостью. Но остается Захария... и появится еще дитя. Старец, который без своей жены будет чувствовать себя, как потерявшийся в пустыне, и ребенок, крошечный, как цветок, обреченный на холодную смерть без заботы и ласки своей матери!
- Зачем ты так расстраиваешься? Господь даровал тебе радость стать матерью и не отнимет ее у тебя, когда наступит долгожданный час. Маленькому Иоанну достанутся все твои ласки, и Захария до конца своей долгой жизни не останется без заботы своей верной жены. Вы две ветви одного дерева. И никто из вас не умрет, оставив другого в одиночестве.
- Ты такая добрая, Твои слова утешают меня. Но я слишком стара, чтобы родить сына. И теперь, когда это вот-вот совершится, мне страшно.

- О нет! Здесь Иисус. Мы не должны бояться, когда Он с нами. Мое дитя облегчит твою боль, ты сама признала это, когда Он был еще совсем мал, словно только что появившийся бутон. А теперь Он становится все более зрелым, и живет во Мне как Мое Создание, Я чувствую в Себе биение Его сердечка - словно маленький голубок воркует в Моей груди и утешает Меня. Он отведет от тебя все опасности. Ты должна верить.
- Я верую. Но если мне суждено умереть... не оставляй сразу Захарию. Я знаю, как Ты заботишься о Своем доме, но прошу Тебя: задержись здесь еще немного, чтобы помочь моему мужу в первые дни его скорби.
- Я останусь здесь, чтобы разделить с вами радость и восторг, и покину вас, когда ты будешь счастлива и достаточно окрепнешь. А сейчас упокойся, Елизавета. Все будет хорошо. Пока ты в немощи, с твоими домочадцами ничего не случится. О Захарии позаботится девушка, любящая его больше всех, твои цветы будут ухожены, голуби тоже не останутся без присмотра, и любимая хозяйка с радостью найдет их всех прекрасными и счастливыми, когда вернется. А теперь вернемся в дом, ты сильно побледнела.
- Да. Похоже, мои страдания вновь начинаются. Возможно, время мое пришло. Молись обо мне, Мария, Я поддержу тебя Своими молитвами, пока скорби твои не сменятся радостью.
И они медленно идут к дому. Елизавета уходит в свою комнату; предусмотрительная Мария отдает необходимые распоряжения, готовит все, что может понадобиться, и в то же время утешает Захарию, который сильно переживает. В доме в эту ночь никто не смыкает глаз, слышны незнакомые голоса женщин, призванных для помощи, Мария бдительна, словно маяк в штормовую ночь. Ничто не ускользает от Ее заботы, Ее лик сияет кроткой улыбкой. Она непрерывно молится. Если Ее не призывают помочь в чем-нибудь, Она еще глубже сосредотачивается на молитве. Сейчас Она находится в комнате, где все обычно собираются для труда и работы. Захария рядом с Ней, он обеспокоен и взволнованно ходит взад и вперед. Они уже помолились вместе, но Мария продолжает молитву. Сейчас, когда старец, утомившись, тихо дремлет на стуле возле стола, Она снова молится. Увидев, что он задремал, положив свою голову на скрещенные руки, Она снимает сандалии, чтобы не шуметь, и ходит босиком, тихо, словно бабочка, порхающая по комнате. Она берет плащ Захарии и столь осторожно укрывает его, что он продолжает дремать, укрытый шерстяной тканью, защищающей его от холодного ночного ветра, врывающегося через часто открываемую дверь. Затем Она продолжает молитву и, когда крики страдающей Елизаветы становятся душераздирающими, молится еще более пылко, преклонив колена и воздевая руки. Входит Сара и приглашает Ее наверх. Мария выходит в сад не обуваясь. «Моя госпожа зовет Вас», - говорит служанка.
- Иду, - отвечает Мария, идет вдоль дома и поднимается по лестнице. Кажется, будто светлый ангел шествует под этим мирным звездным небом. Наконец, Она входит к Елизавете.

- Мария! Мария! О, какое страдание! Я больше не могу. Какую боль надо претерпеть, чтобы стать матерью!»
Мария с любовью гладит ее и целует.
- Мария! Мария! Позволь мне приложить ладони к Твоему Лону.
Мария берет ее опухшие морщинистые руки и прижимает их к Себе, крепко держа Своими спокойными тонкими руками. И теперь, когда они одни, Она тихо говорит: «Здесь Иисус, Он слышит и видит тебя, верь Елизавета. Его святое сердце бьется сильнее, потому что Он действует ради твоего блага. Я ощущаю удары Его сердца, как будто оно в Моих руках. И понимаю то, что Мой Иисус хочет сказать Мне. Сейчас Он говорит: «Скажи этой женщине, чтобы она не боялась, нужно еще немного потерпеть. А затем, с первыми лучами солнца, среди множества роз, ожидающих утренние лучи, чтобы открыть свои бутоны, в ее доме расцветет самая прекрасная, и это будет Иоанн, Мой Предтеча».
Теперь Елизавета прижалась лицом к Лону Божией Матери и тихонько плачет. На какое-то время Мария остается в таком положении, боль Елизаветы смягчается, наступает небольшое облегчение. Кивком головы Пресвятая Дева делает знак другим, чтобы они не шумели. Она продолжает стоять в бледном и слабом свете масляной лампадки, как ангел возле страдающего существа, и молится. Я вижу, как двигаются Ее губы. Но даже если бы я не видела этого, то поняла, что Она молится, по восхищенному выражению Ее лица.
Прошло некоторое время, и боль вновь подступила к Елизавете. Мария целует ее и выходит. При свете луны Она очень быстро идет вниз по лестнице, чтобы взглянуть, не проснулся ли Захария. Он дремлет и стонет во сне. Испытывая сострадание, Мария вновь начинает молиться.
Через некоторое время Захария пробуждается от сна и поднимает голову. Он смущен, так как не может вспомнить, как оказался здесь. Вспомнив, он издает гортанный звук и пишет: «Он еще не родился?». Мария качает головой отрицательно. Захария пишет: «Сколько боли! О, моя бедная жена! Может ли она избежать смерти?» Мария берет его руку и заверяет его: «Уже скоро. На заре должен родиться младенец. Все будет хорошо. Елизавета сильная. Скоро восход. Каким прекрасным станет этот день, когда дитя появится на свет! Самый прекрасный день в вашей жизни! Господь приберег для вас великие милости, и ваше дитя - их провозвестник».
Захария с грустью качает головой и указывает на свои онемевшие уста. Он многое хотел бы сказать, но не может.
Мария все понимает и отвечает ему: «Господь исполнит тебя радостью. Доверься Ему полностью, уповай на Него бесконечно, люби Его совершенно. Всевышний подаст тебе гораздо больше, чем ты способен представить. Он хочет от тебя всецелого вверения, чтобы изгладить твое прошлое безверие. Повторяй в своем сердце вместе со Мной: «Верую». Повторяй это с каждым ударом твоего сердца. Сокровища Господа открыты для тех, кто верят в Него и в Его безмерную щедрость». 

Сквозь полуоткрытую дверь начинает пробиваться свет, и Мария открывает ее. Рассветает. Покрытая росой трава кажется совсем белой. В воздухе пахнет влажной землей и зеленью, слышно, как ранние птицы перекликаются друг с другом среди ветвей.
Захария и Мария направляются к выходу. Оба бледны из-за бессонной ночи, и в лучах зари их бледность лишь усиливается. Надев сандалии, Мария подходит к лестнице и прислушивается. Показалась женщина, кивнула головой и снова исчезла.
Мария заходит в комнату и возвращается с теплым молоком для Захарии. Затем идет к голубям, а возвратившись, вновь заходит в комнату. Возможно, это кухня. Девушка осматривается. Она собранна, проворна и выглядит так, словно прекрасно отдохнула.
Захария нервно прохаживается по саду. Мария смотрит на него с состраданием. Затем возвращается в комнату и опускается на колени возле Своего ткацкого станка. Чем громче становятся крики Елизаветы, тем сильнее становится Ее молитва. Она склоняется к земле в молитве к Превечному Отцу. Захария возвращается в дом и, видя, как молится Пресвятая Дева, простираясь перед Господом, не может удержать слез. Она поднимается и берет его за руку. Несмотря на то, что Мария значительно моложе его, Она, словно Мать несчастной и оставленной души, изливает на него Свое утешение.
Утренний воздух в лучах восходящего солнца становится розовым, старец и Дева стоят в его свете, когда радостная весть достигает их: «Он родился! Он родился! Младенец мужеского пола! Счастливый отец! Младенец прекрасен, как роза, светел как солнце, сильный и здоровый, как его мать! Радуйся, отец, Господь благословил тебя сыном, чтобы ты мог отдать его в храм! Слава Вышнему, который даровал потомство этому дому! Благословенны вы и ваш сын, который родился вам! Пусть отпрыск сей увековечит ваше имя из рода в род, и пусть его потомки будут всегда в завете с Превечным Богом!»
Со слезами радости Мария благословляет Господа. Затем они вдвоем с Захарией принимают младенца, которого принесли на благословение отцу. Захария берет на руки кричащее дитя, но не идет к своей жене.
К Елизавете идет Мария, неся с любовью малыша, упокоившегося, едва лишь оказался на Ее руках. Женщина, помогающая им, замечает это и говорит Елизавете: «Женщина, твое дитя тут же успокоилось, как только Она взяла его. Посмотри, как умиротворен младенец, и только Небеса знают, как он силен и неутомим. Взгляни! Он словно маленький голубь!»
Мария кладет новорожденного рядом с его матерью и утешает ее, ласково гладя ее седые волосы. «Роза расцвела, - говорит Она шепотом, - ты жива, Захария счастлив».
- Он заговорил?
- Пока нет. Но уповай на Господа. А сейчас упокойся, Я с тобой.

Говорит Матерь Божия:
«Если Мое присутствие и освятило Крестителя, но не отменило для Елизаветы то, что некогда сказал Небесный Отец Еве: «В болезни ты будешь рождать детей.»
Только Я, как непятнаемая и зачавшая непорочно, была освобождена от болей при рождении. Печаль и боль - плоды греха. Но Я, невинная, также должна была узнать скорбь и печаль как Соискупительница. Но мук рождения Я не знала.
Поверь Мне, дочь Моя, что никогда не было и не будет мук, подобных тем, что Я испытала, как Мученица духовного Материнства, которое завершилось тяжелейшим из уделов - Моим крестом, у подножия эшафота, где умирал Мой Сын. Какая мать способна так рождать? Когда при виде предсмертной агонии Ее умирающего Сына, и от испытываемых мук все внутри сжимается и разрывается на части? Когда приходится преодолевать ужас от необходимости говорить каждому убийце Ее Сына: «Я люблю вас, придите к Той, Кто ваша Мать»? Сын Мой рожден величайшей любовью, которую когда-либо видели Небеса, любовью Бога и Девы, поцелуем Огня, объятием Света, ставшего плотью и соделавшего Лоно жены Дарохранительницей Господа.»
«Сколько же нужно вытерпеть боли, чтобы стать матерью!» - говорит Елизавета. Очень много! Но ничто никогда не сравнится с болью, претерпеваемой Мною. «Позвольте мне прижать руки к Вашему Лону». О, если бы вы всегда обращались ко Мне так, когда страдаете!
Я - Вечно Рождающая Иисуса, Как ты видела в прошлом году, Он в Моем Лоне, подобно Гостии в дароносице. Тот, кто приходит ко Мне, обретает Его. Кто полагается на Меня, прикасается к Нему. Кто обращается ко Мне, говорит с Ним. Я Его облачение. Он - Моя душа. И ныне Сын Мой сочетай со Мной гораздо теснее, чем в те 9 месяцев, когда пребывал в Моем лоне. И у тех, кто придет ко Мне и припадет головой своей к Моему сердцу, любая боль сменится утешением, всякая надежда возблагоухает, и на них изольются всякие милости.
Я молюсь о вас. Помните об этом. Даже среди блаженства Небесной жизни в лучах Господа Я не забываю Своих детей, страдающих на земле. И молюсь. И все Небеса молятся, потому что любят. Небеса - живое милосердие. И Милосердие снисходительно к вам. Но даже если бы молилась лишь Я одна, Моей молитвы было достаточно для прощения тех, кто уповает на Господа. Поэтому Я никогда не прекращаю молиться за вас - святых и грешников - чтобы даровать радость святым и покаяние грешникам, дабы могли спастись.
Придите, придите, чада Моих скорбей. Я ожидаю вас у подножия Креста, чтобы даровать вам милости».   

ГЛАВА 23

Обрезание Иоанна Крестителя.

Мария – несущая Свет, Источник благодати
4 апреля 1944 г.
Наступил день обрезания. Я вижу дом полный радости, у всех приподнятое настроение.
Мария обошла дом и убедилась, что все в порядке и идет должным образом. Залитые светом комнаты сияют прекрасной мебелью и нарядными скатертями. На праздник собралось много гостей. Пресвятая Дева легко и проворно двигается среди них. Она очень красива в Своем белом платье.
Елизавета, окруженная уважением как мать, счастлива и больше всех радуется своему празднику. Насытившийся молоком младенец покоится на ее коленях.
Наступил момент обрезания.
- Ты уже стар Захария, мы назовем его в честь тебя, это будет справедливо, - говорили мужчины.
- Ни в коем случае! - восклицает Елизавета. - Его зовут Иоанн. Его имя должно свидетельствовать силу Божию.
- Но разве в твоем роду кто-нибудь носил это имя?
- Это не имеет значения, его имя должно быть Иоанн.
- А что скажешь ты, Захария? Хочешь ли ты, чтобы его нарекли твоим именем?
Захария отрицательно качает головой. Он берет свою дощечку и пишет: «Его имя - Иоанн.» И как только он заканчивает писать, его уста отверзаются, и он добавляет: «Потому, что Господь даровал великую милость отцу, матери и Своему новорожденному рабу, который посвятит свою жизнь прославлению Господа и будет навеки назван великим в мире и перед очами Божиими, ибо станет преподносить обращенные сердца Богу Всевышнему. Так сказал Ангел, а я не поверил. Но теперь я верю, и ныне обрел Свет. Свет посреди нас, но вы не видите Его. Быть невидимым - Его удел, потому что сердца человеческие обременены заботами и праздны, но мой сын узрит Его, будет говорить о Нем, будет обращать к Нему праведные сердца Израиля. О! Блаженны уверовавшие в Него и те, кто всегда будут верить в Слово Божие. Благословен Ты, Превечно Сущий, Бог Израиля, ибо Ты посетил и искупил Свой народ и воздвиг для нас могущественного Спасителя из дома раба Твоего Давида. Как Ты и обещал в прежние времена устами святых пророков, что спасешь нас от врагов наших и из рук тех, кто ненавидит нас, чтобы явить Твою милость отцам нашим, и ныне вспомнил Свое святое обетование. Это клятва - завершает свою речь Захария, - которой Ты клялся отцу нашему Аврааму, что подашь нам исцеление от страхов, избавление от рук наших врагов, дабы служить Тебе на Небесах и процветать с Тобою во все дни наши».
Присутствующие потрясены именем, данным младенцу, происшедшим чудом и словами Захарии.   

Елизавета, при первых словах Захарии воскликнувшая от радости, теперь плачет, обнимая Марию, нежно утешающую мать новорожденного.
Обряда обрезания я не видела. Я только увидела, как несут назад Иоанна, кричащего изо всех сил. И даже у материнской груди он не может успокоиться и отчаянно брыкается. Затем его берет Мария и качает на руках, младенец умиротворенно упокаивается.
«Только посмотрите, - говорит Сара, - он упокаивается только когда Она берет его!»
Постепенно люди начинают расходиться. В комнате остаются Мария, держащая на руках младенца, и счастливая Елизавета. Входит Захария и закрывает дверь. Он смотрит на Марию очами, полными слез, хочет что-то сказать, но молчит. Он подходит к Марии и становится перед Ней на колени. «Благослови ничтожного раба Господня, - просит он Ее, - благослови, ибо Ты носишь Его в Своем лоне и можешь сделать это. Слово Господа было ко мне, когда я признал свою ошибку, и я поверил всему, что мне было сказано. Я вижу Тебя и Твой счастливый удел. Я поклоняюсь Богу Иакова, живущему в Тебе. Ты мой первый храм, где священник вновь может вознести молитвы Превечному Отцу. Благословенна Ты, обретшая благодать для мира и ныне несущая ему Спасителя. Прости Твоего слугу, если он прежде не видел Твоего величия. Придя сюда, Ты принесла нам полноту милостей, потому что куда бы Ты ни пришла, о Благодати Полная, Господь совершает Свои чудеса, и свят тот кров, под который Ты вступаешь, и уши, слышащие Твой голос, освящаются, и освящается плоть, которой Ты касаешься. Освящаются сердца, ибо Ты даруешь милости, Матерь Всевышнего, Дева пророков, несущая Спасителя народу Божию.»
Мария, полная смирения, улыбается и говорит: «Хвала Господу и только Ему. От Него, а не от Меня, исходит всякая милость. И Он дарует ее вам, чтобы вы могли любить Его, и это помогло вам в последующие годы достичь совершенства и заслужить Его Царство, которое Мой Сын откроет патриархам, пророкам и праведникам Господа. И так как вы теперь можете молиться пред Святым, пожалуйста, молитесь о Рабе Всевышнего, потому что это счастье - быть Матерью Сына Божия, и удел глубочайших скорбей - быть Матерью Спасителя. Молитесь обо Мне, ибо Я чувствую, как бремя Моих скорбей возрастает с каждым часом. Я буду нести его всю Свою жизнь. И хотя Я не знаю, каково это, но чувствую, что это будет тяжелее, чем если бы весь мир пребыл на Моих хрупких плечах, и Я бы предстательствовала о нем перед Небом. Я, Я одна, несчастная жена! Мое Дитя! Мой Сын! Если Я утешаю твоего сына, он упокаивается и не кричит более. Но смогу ли Я утешить Своего, облегчить Его боль? Молись обо Мне, священник Бога. Мое сердце трепещет, как цветок на ветру. Я взираю на людей, Я люблю их. Но вижу, как враг появляется среди них, делая их врагами Божиими и Моего Сына Иисуса».
Божия Матерь побледнела, в Ее глазах блестели слезы. На этом явление закончилось.   

Говорит Дева Мария:
«Бог прощает того, кто признает свой грех, раскаивается и исповедует его с сердечным смирением и искренностью. Он не только прощает, но и вознаграждает. О! Как нежен Мой Господь к тем, кто смирен и искренен! К тем, кто верит в Него и уповает на Него!
Очистите ваши души от всего, что отягощает их и делает равнодушными. Предуготовьте их принять Свет. Словно луч во мраке, Он для вас путеводитель и святое утешение.
Святая дружба с Господом, блаженство Его верных - сокровище, несравнимое ни с чем; кто обладает им, никогда не одинок и не вкусит горечи отчаяния. О, святая дружба, ты не отнимаешь скорби, ибо если Сам воплощенный Бог прошел путем скорбей, тем более человек должен принять этот жребий. Но горечь этих скорбей, сорастворенная Твоим светом и нежностью, обращается в сладость, и крест облегчается одним лишь Твоим божественным прикосновением.
Когда Божественная щедрость дарует тебе милости, используйте принятые дары, чтобы принести славу Господу. Не уподобляйтесь глупцам, обращающим вещь добрую в ранящее оружие, и расточителям, обращающим богатство в несчастье.
Вы доставляете Мне слишком много скорбей, дети Мои, - те, в чьи сердца, как Я вижу, заходит враг, желающий наброситься на Моего Иисуса. Слишком много скорбей! Я желаю быть Источником Милости для всех. Но столь многие из вас не желают Милости. Вы просите о «милостях», но души при этом лишены Милости. Как может Милость помочь вам, если вы - Ее враги?
Приближается великое таинство Страстной пятницы. Это отмечается и вспоминается в церквях. Но необходимо отмечать и переживать его в ваших сердцах, и бить себя в грудь, подобно тем, кто спускались с Голгофы и повторяли: «Воистину, Человек сей - Сын Божий, Спаситель», и просить: «Иисусе, во имя Твое спаси нас» и «Отец, прости нас», а в конце говорить: «Я недостоин, но если Ты простишь меня и придешь ко мне, душа моя исцелится, я не желаю больше грешить, не хочу быть больным и омерзительным в Очах Твоих.»
Молитесь, чада, словами Моего Сына. Просите Отца о врагах ваших: «Отец, прости им». Призывайте Отца, Который отступает, негодуя на ваши ошибки: «Отец, Отец, почто Ты оставил меня? Если Ты покинешь меня, грешника, я погибну. Вернись, Святой Отец, чтобы я мог спастись». Вверьте ваше превечное благо, ваш дух Единственному, Кто может оградить его неповрежденным от демонов: «Отец, в руки Твои предаю дух мой». О! Если вы со смирением и любовью отдаете ваш дух Богу, Он поведет его, как отец ведет свое дитя, и не позволит ничему ранить его.
Иисус во время Своего борения молился, чтобы вы научились молиться. В эти дни Его Страстей Я напоминаю вам об этом.
И ты, Мария, с тех пор, как увидела радость Моего Материнства и была восхищена ею, осознай и помни, что Я стала Матерью Господа через непрестанно

возрастающие страдания. Это снизошло на Меня вместе с Божественным Семенем и, словно гигантское дерево, росло до тех пор, пока не достигло Небес своей вершиной и ада своими корнями, когда Я приняла на Свои колени безжизненные останки Плоти от Моей плоти, и видела и переживала Его мучения, и коснулась Его разодранного Сердца, чтобы испить всю чашу Своих страданий до последней капли.»


ГЛАВА 24

Принесение Иоанна Крестителя во Храм. Борения Иосифа.

4 апреля 1944 г.
Вот что я увидела в ночь со среды на четверг Страстной недели.
Вижу Захарию, Елизавету, Марию и Самуила, выходящих из прекрасной повозки, к которой был привязан также ослик Пресвятой Девы. Мария держит на Своих руках маленького Иоанна, Самуил несет ягненка и корзину с голубями. Они выходят в постоялый двор, где, должно быть, все паломники оставляют своих лошадей. Мария обращается к хозяину и спрашивает, не приезжал ли кто-нибудь из Назарета вчера или сегодня рано утром. «Никто, госпожа», - отвечает Ей маленького роста человек. Мария удивлена, но больше ничего не говорит. Она просит Самуила привязать Ее ослика и присоединяется к родителям младенца, объясняя опоздание Иосифа: «Что-то могло задержать его. Но он обязательно придет сегодня». Она вновь взяла у Елизаветы дитя, и они направились к Храму. Стражники почтительно приветствуют Захарию, принимающего затем поздравления и приветствия от остальных священников. Сегодня он необычайно красив в своих священнических одеждах, счастливый и исполненный радостью отцовства. Он словно патриарх. Думаю, что Авраам, должно быть, выглядел так же, когда возрадовался, преподнося Исаака Господу.
Я наблюдаю церемонию посвящения нового израильтянина и очищения его матери. Эта церемония более основательна, чем та, через которую прошла Мария, потому что священники торжественно отправляют ее для сына другого священника. Они радостно занимаются своим делом вокруг женщин и младенца.
Тем временем, любопытные подходят ближе и можно слышать, о чем они говорят. Так как Мария держит дитя на Своих руках, когда они приближаются к назначенному месту, люди думают, что Она мать.
Одна женщина говорит: «Это невозможно. Разве вы не видите, что Она беременна? Младенцу несколько дней, а Она уже ждет ребенка.»
«И тем не менее, - указывает другая, - только Она и может быть матерью. Другая женщина уже в преклонных годах. Она, наверное, родственница. Но в ее возрасте она никак не может быть матерью».
«Последуем за ними и увидим, кто из нас прав». 

Их удивление еще более возросло, когда они видят, что именно Елизавета совершает обряд очищения: она предложила блеющего агнца для всесожжения и голубя в жертву за грех.
- Она мать, я же вам говорила!
- Не может быть!
- Да, посмотрите!
Люди все еще недоверчиво перешептываются, причем столь активно, что от группы священников, присутствующих при обряде, доносится повелительное «Тссс!». На какое-то время шум замолкает, но вновь начинают шептаться, и даже еще громче, когда сияющая святым торжеством Елизавета берет дитя и входит в Храм, чтобы посвятить его Господу.
- Это она!
- Именно мать всегда несет дитя для посвящения.
- Что же это за чудо такое?
- Кем же будет это дитя, дарованное женщине в столь почтенном возрасте?
- Может быть, это какой-то знак?
- Разве вы не знаете? - говорит некто, только что приехавший и еще запыхавшийся с дороги, - это сын Захарии, священника дома Ааронова, который онемел, когда возносил фимиам во Святилище.
- Это тайна! Тайна! И теперь он вновь говорит! Рождение сына отверзло его уста.
- Хотел бы я знать, кто говорил с ним и затворил его уста, чтобы приучить его хранить тайны Божии!
- Это тайна! Какую тайну знает Захария?
- Может быть, его сын - Мессия, которого ожидает Израиль?
- Он родился в Иудее. Не в Вифлееме и не от Девы. Он не может быть Мессией!
- Тогда кто же он?
Но вопрос этот остался безответным в божественной тишине, и люди могли только догадываться об ответе.
Церемония закончилась. Теперь священники радостно поздравляли младенца и его мать. Единственная, Кого едва замечают, более того, Кого почти с отвращением сторонятся, догадываясь в каком Она положении, - Мария.
После всех поздравлений большинство священников уходят. Мария хочет пойти на постоялый двор, чтобы взглянуть, не приехал ли Иосиф. Его пока нет. Мария огорчена и взволнована.
Елизавета переживает за Нее. «Мы можем подождать до полудня, но затем нам надо идти, чтобы прийти домой засветло. Младенец еще слишком мал, чтобы ночевать на улице.»
Мария спокойна и печальна: «Я останусь в одном из приделов Храма. Пойду к моим наставникам, и чем-нибудь займусь». 

Захария вносит предложение, которое немедленно принимается как приемлемое решение: «Давайте пойдем к родственникам Заведея. Иосиф обязательно справится о Тебе там. Если же он не придет туда, то Тебе будет легко найти того, кто сможет проводить Тебя до Галилеи, потому что геннисаретские рыбаки постоянно посещают этот дом».
Они отвязывают ослика и отправляются к родственникам Заведея. Это те же самые простые люди, у которых Иосиф и Мария останавливались четыре месяца назад.
Время летит быстро, но Иосифа все еще нет. Мария сдерживает Свою печаль, качая на руках младенца, но очевидно, что Она волнуется. Было так жарко, что все вспотели, Она же не снимает покрывала, заботясь о том, чтобы, в Ее положении Она была укрыта.
Прошло достаточно много времени, прежде чем громкий стук в дверь возвестил о том, что прибыл Иосиф. Лик Марии вновь просиял радостью.
Иосиф приветствует Ее: «Да благословит Тебя Господь, Мария!» потому, что Она первая, кто поспешил встретить его, и почтительно приветствовать.
- И тебя, Иосиф. Слава Господу, что ты пришел! Здесь Захария и Елизавета, но они уже собирались уходить, чтобы прийти домой засветло.
- Твой посланец прибыл в Назарет, когда я работал в Кане. Мне сказали обо всем лишь вечером следующего дня. Я сразу выехал. Однако, хотя я и ехал без остановок, но все равно опоздал, так как ослик потерял одну из своих подков. Пожалуйста, прости меня».
- Это Мне нужно просить у тебя прощения за то, что Меня очень долго не было в Назарете! Но они были так счастливы, что Я с ними, и Я решила поддержать их, сколько возможно.
- Ты поступила правильно. А где же дитя?
Они входят в комнату, где Елизавета кормит маленького Иоанна перед тем, как отправиться в дорогу. Иосиф поздравляет родителей с тем, что малыш крепкий. Поскольку мальчика оторвали от материнской груди, чтобы показать Иосифу, он кричит и дрыгает ножками, будто его бьют. Все смеются, видя как, возмущается дитя. Родственники Заведея, которые принесли свежие фрукты, молоко, хлеб и большой поднос с рыбой для всех, тоже засмеялись и присоединились к беседе.
Мария говорит очень мало. Спокойная и молчаливая, Она сидит в Своем уголке, сложив под накидкой руки на коленях. Даже выпив чашку молока и вкусив золотистого винограда с кусочком хлеба, Она говорит очень мало и почти не двигается. Она бросает на Иосифа взгляды, в которых смешаны боль и вопрос.
Он тоже смотрит на Нее. И через некоторое время, наклонившись к Ее плечу, он спрашивает: «Ты устала или плохо Себя чувствуешь? Ты выглядишь бледной и печальной.»
«Мне жаль разлучаться с маленьким Иоанном. Я очень люблю его. Уже через несколько минут после того, как он родился, Я прижимала его к Своему сердцу...» - больше Иосиф ни о чем Ее не спрашивает. 

Захарии пора отправляться в путь. Повозка останавливается у дверей и все направляются к ней. Двоюродные сестры нежно обнимаются. Мария многократно целует дитя, прежде чем кладет его на колени к его матери, которая уже сидит в повозке. Затем желает доброго пути Захарии и просит его благословить Ее. Когда Она преклоняет колени перед священником, Ее накидка соскальзывает с плеч и в ярком свете летнего вечера становится видна ее фигура. Я не знаю, замечает ли в этот момент Иосиф произошедшие с Марией изменения, потому что он занят прощанием с Елизаветой. Повозка трогается.
Иосиф возвращается в дом с Марией, Которая вновь садится в темном уголке.
- Если Ты не возражаешь, мы поедем ночью. Я предлагаю тронуться после заката. Днем слишком жарко, а ночью прохладно и спокойно. Я беспокоюсь о Тебе, потому что не хочу, чтобы Ты получила солнечный удар. Я могу ехать и под палящим солнцем.
- Как ты желаешь, Иосиф. Я тоже думаю, что лучше ехать ночью.
- Дом приведен в порядок. И фруктовый садик тоже. Ты увидишь, какие прекрасные там цветы. К Твоему приезду они предстанут во всей своей красе. В этом году, как никогда ранее, яблони, финики и виноград усыпаны плодами, мне даже пришлось поставить подпорки под ветви граната - столь изобильно они увешаны зрелыми плодами, подобного в это время года здесь никогда ранее не видели. А масличные деревья... У Тебя будет изобилие масла. Они расцвели чудеснейшим образом, ни один цветок не завял, а сейчас на их месте ягоды. Когда они созреют, то станут похожи на драгоценности из темного жемчуга. Во всем Назарете нет столь прекрасного сада. Твои родственники изумлены. Алфей говорит, что это чудо.
- Твои руки совершили его!
- О нет! Куда мне! Что бы я смог сделать? Я ухаживал за деревьями и поливал цветы. Да, Ты еще не знаешь! В глубине сада рядом с гротом я построил фонтан для Тебя, и выкопал там небольшой пруд. Теперь Тебе не нужно выходить, чтобы набрать воды. Я провел воду из источника, который выше оливковой рощи Матфея. Он чистый и изобильный. Я сделал небольшой ручей-водопад для Тебя: в земле выкопал небольшой проток, тщательно укрыл его, и теперь вода, звонкая, словно арфа, бежит вниз. Меня все время удручало, что Ты вынуждена ходить к городскому фонтану и носить потом домой тяжелый кувшин, полный воды.
- Спасибо, Иосиф. Ты так добр!
Теперь Иосиф и Мария безмолвствуют, словно они утомились. Иосиф дремлет. Мария молится.
Наступил вечер. Хозяева настаивают, чтобы они подкрепились перед дорогой. Иосиф вкушает хлеб и рыбу, Мария берет лишь немного молока и фруктов.
Они отправляются в путь на своих осликах. Иосиф пристегнул скромные пожитки Марии к своему седлу, как когда-то, когда они ехали в Иерусалим. И перед тем, как Мария садится на Своего ослика, Иосиф проверяет, хорошо ли закреплено на нем седло. Я вижу, что Иосиф смотрит на Марию, когда Она 

забирается в седло. Но не говорит ни слова. В тот момент, когда в небе уже сияют первые звезды, они начинают свой путь и спешат выехать из города, пока еще не закрылись ворота. Выехав из Иерусалима, они едут по главной дороге, ведущей в Галилею. Чистое небо над ними уже усыпано звездами. За городом царит торжественный покой. Можно услышать лишь пение соловьев, да стук копыт осликов по нагретой солнцем дороге.

Говорит Дева Мария:
«Канун великого четверга. Кое-кто мог бы подумать, что это видение неуместно. Но твое любящее сердце, преданное Моему Распятому Иисусу, по-прежнему скорбит, даже если ты созерцаешь столь умиленные видения. Это как происходящее от огня тепло: порождено огнем, но уже не огонь. Огонь - пламя, но не жар, который от огня исходит. Никакое блаженное и упокоенное видение не способно вытеснить эту скорбь из твоего сердца. Относись к ней, как к сокровищу, более ценному, чем сама твоя жизнь. Ибо это величайший дар, который может преподнести Бог тому, кто верен Его Сыну. Более того, видения о Моих земных днях несут такое упокоение, что нисколько не противоречат духу Страстной недели.
Итак, Мой Иосиф переживал в душе страдания, которые начались в Иерусалиме, когда он заметил, в каком Я положении. Они продолжались несколько дней, точно так же, как это случилось с Иисусом и со Мной. Ничего не могло бы причинить большую боль его душе. И только благодаря святости Моего праведного супруга, переживавшего эти муки незаметно и достойно, мало кто догадывается о них даже по прошествии стольких веков.
Наши первые скорби! Кто может почувствовать их сокровенное и безмолвное томление? Кто может описать Мою боль, когда Я поняла, что Небо еще не вняло Моим молитвам и не открыло Мою тайну Иосифу?
Когда Я увидела, что он предупредителен ко Мне, как всегда, то поняла, что он еще ничего не знает об этой тайне. Если бы он только догадывался, что Я несла в Себе Слово Божие, то стал благоговеть перед Ним, заключенным в Моем лоне, воздавая Ему почитание, которого достоин Бог. Он бы непременно сделал это, и Я не смогла отказаться, не ради Себя, но ради Того, Кого Я носила в Себе, словно Ковчег Завета, хранящий каменные скрижали и сосуды с манною.
Кто может оценить Мою брань со страхом, пытавшимся одолеть Меня и убедить, что Мое упование на Господа напрасно? Думаю, это была злобная ярость сатаны! Я ощущала сомнения, поднимающиеся за Моей спиной и простирающие свои ледяные когти, чтобы опутать мою душу и помешать молитве. Сомнения очень опасны и смертоносны для духа, потому что они - первое проявление смертельного заболевания, называемого «отчаяние», против которого мы должны восставать со всей нашей силой, дабы наши души не погибли, и мы не утратили Бога. 

Кто может достоверно передать боль Иосифа, его мысли, смятение чувств? Как маленькая лодочка, застигнутая могучим штормом, он был в водовороте противоречивых мыслей, в хаосе помыслов, один другого пронзительней и болезненней. Он был, следуя обычной логике, человек, обманутый своей женой. Он видел, что его добрая репутация и уважение его мира рушатся вокруг него; он уже видел, как презрительно указывают на него пальцами из-за Нее и уже словно слышал слова сожаления от своих односельчан. Больше всего он ощущал, что очевидные доказательства нанесли смертельный удар его любви и уважению ко Мне.
В этом отношении его святость сияла ярче Моей. И я свидетельствую об этом с любовью супруги, потому что хочу, чтобы вы любили Моего Иосифа, этого мудрого, благоразумного, терпеливого и доброго человека, который неотделим от тайны Искупления, более того, тесно связан с ней, ибо страдал за нее, источал себя в скорбях во имя этой тайны, спасая вашего Спасителя ценой своей собственной жертвы, своей святостью.
Если бы Иосиф не был столь свят, то поступил по человеческому разумению, объявив Меня впавшей в прелюбодеяние - поэтому я должна была быть побита камнями, а Мой Сын, который считался бы сыном греха, должен был погибнуть вместе со Мной. Если бы Иосиф был менее свят, Господь не подал бы ему в испытание Свой путеводящий свет. Но Иосиф был свят. Его чистый дух жил в Боге. Его милосердие было ревностным и сильным. Из милосердия он спас для вас вашего Спасителя: и когда воздержался от обвинения Меня перед старейшинами и когда увез Иисуса в Египет, не задумываясь ни на миг, с достойным подражания послушанием.
Три дня духовной брани Иосифа были, возможно, непродолжительными по времени, но полны глубочайшего напряжения. И для Меня они были также ужасны, эти дни Моих первых страданий, поскольку Я догадывалась о его муках, которые не могла облегчить, подчиняясь словам Бога, сказавшего Мне: «Храни молчание!»
И когда после нашего приезда в Назарет Я увидела, как Мой супруг коротко попрощался и удалился, сгорбившись, словно постарел за короткое время, а также когда Я заметила, что он не навещает Меня по вечерам, как делал это раньше, тогда, скажу вам, чада Мои, Мое сердце горько рыдало. Совершенно одна, затворенная в Своем доме, где все напоминало Мне о Благовещении, о Воплощении Спасителя, об Иосифе и о нашем непорочном и девственном браке, Я должна была побеждать отчаяние и атаки сатаны и молиться, и прощать подозрения Иосифа, его беспокойство и праведное отчаяние.
Дети Мои, необходимо надеяться, молиться и прощать, чтобы добиться помощи Божией и его благосклонности. Вам приходится жить со страстями потому, что вы заслужили их своими грехами. Я могу научить вас, как победить их и обратить в радость. Надейтесь сверх меры. Молитесь ревностнее. Прощайте, 

чтобы быть прощенными. Прощение Бога и есть тот мир, которого вы желаете, дети Мои.
В ближайшее время Я не буду ничего говорить. До окончания Пасхального триумфа будет тишина. Это время Страстей Господних. Сострадайте вашему Искупителю. Вонмите Его стонам, воззрите на раны, от которых Он страдает, и на слезы, которые Он проливает ради вас. Пусть всякое другое видение померкнет перед этим, напоминающим вам об Искуплении, совершенном ради вас».


ГЛАВА 25

Иосиф просит прощения у Марии.

Вера, милосердие и смирение, необходимые, чтобы принять Бога
31 мая 1944 г.
Спустя 53 дня Матерь Божия опять явилась мне и велела описать это видение в моей книге. Вновь радость наполнила мое сердце, как это всегда бывает во время явлений Пречистой Девы.
Вижу маленький сад в Назарете. Мария прядет в тени густой развесистой яблони, усыпанной начинающими краснеть яблоками. Своей розовостью они напоминают детские щечки.
На лице Марии совсем не осталось подобного оттенка. Исчез чудесный цвет лица, что был у Нее в Хевроне. Она бледна, как слоновая кость, лишь изгиб губ алеет бледным кораллом. Две темных тени легли под Ее опущенными веками, а веки распухли, как будто Она плакала. Я не вижу Ее глаз, потому что Она склонила голову над рукоделием, глубоко задумавшись о чем-то. Что-то сильно потрясло Ее. Я слышу, как Она вздыхает, расстроенная до глубины души. На ней одежда из белого полотна, потому что очень тепло, хотя нетронутая свежесть цветов говорит о том, что это за окном утро. Ее голова непокрыта. Солнце, играя в листве колышущейся от легкого ветерка яблони и проницая ее своими тонкими лучами, достает до темно-коричневой земли клумб и отбрасывает маленькие круги света на Ее светловолосую голову, отчего Ее волосы кажутся золотыми.
Никакого шума ни из дома, ни по соседству. Слышно лишь журчание тонкой струйки фонтана в глубине сада.
Внезапно раздается громкий решительный стук в дверь. Мария вздрагивает, откладывает Свое рукоделие в сторону и, встав, идет отворять. Широкое свободное платье уже не может скрыть Ее полноты.
Перед Ней стоит Иосиф. Мария сильно бледнеет, белеют даже Ее губы, лицо бескровно, как у привидения. Оба молча смотрят друг на друга: Мария - печально испытующе, Иосиф - умоляюще. Наконец, Мария произносит: «В такое время, Иосиф? Тебе что-нибудь нужно? Что ты хочешь сказать Мне? Входи».
Иосиф входит и закрывает за собой дверь. Он все еще молчит.
- Говори же, Иосиф. Что ты хочешь от Меня? 

- Я хочу, чтобы Ты меня простила.
Иосиф наклоняется, стараясь встать на колени. Но Мария, всегда такая сдержанная в отношении мужа, останавливает его, решительно схватив за плечи. Лицо Ее, моментально вспыхнув, опять бледнеет.
- Ты хочешь, чтобы Я простила Тебя? Но Мне не за что прощать тебя, Иосиф. Я только могу поблагодарить тебя за все, что ты сделал, пока Меня здесь не было, и за твою любовь ко Мне.
Иосиф смотрит на Нее, и я вижу две больших слезы, появившихся в глубине его глаз, вижу, что они дрожат, как на краю вазы, а затем скатываются по щекам и бороде.
- Прости меня, Мария. Я не доверял Тебе. Теперь я это знаю. Я недостоин обладать таким сокровищем. Я был жестокосерден, обвиняя Тебя в душе, обвиняя несправедливо, потому что даже не просил Тебя рассказать мне правду. Я согрешил против заповеди Господней, потому что не любил Тебя как самого себя...
- О, нет! Ты не согрешил!
- Согрешил, Мария. Если бы меня обвинили в таком преступлении, я защищался бы. Но Ты... Я даже не дал Тебе возможности защищаться, потому что готов был уже принять решение, ни о чем Тебя не спрашивая. Я был несправедлив к Тебе, потому что оскорбил Тебя своим подозрением. Подозрение - уже оскорбление, Мария. Подозревающий не знает этого. И я не знал Тебя, как мне следовало бы знать. Но ради страданий, что я пережил за эти три дня, прости меня, Мария.
- Мне не за что прощать тебя. Напротив, Я прошу тебя простить Меня за боль, что причинила тебе.
- Да! Это было величайшим страданием! Этим утром мне сказали, что мои виски побелели, а лицо покрылось морщинами. Несколько последних дней были тяжелее, чем десять лет жизни. Но почему, Мария, Ты была так скромна, что скрыла от меня, Твоего супруга, Свою славу и таким образом заставила меня подозревать Тебя?
Иосиф низко склоняется, почти опускаясь на колени. Мария кладет Свою маленькую ручку ему на голову и улыбается. Она прощает его. И шепчет: «Не будь Я такой, не удостоилась бы стать избранной зачать Чаемого, грядущего во искупление греха гордыни, что разрушил человека. И потом Я на послушании у Господа. Господь требовал такого послушания. Оно дорого обошлось Мне и стоило боли, которую тебе довелось испытать. Но Я не могла не послушаться. Я раба Господня, а слугам не подобает обсуждать получаемые приказания. Они выполняют их, Иосиф, даже сквозь горючие слезы». Говоря это, Мария тихо плачет. Так тихо, что низко склонившийся Иосиф этого не замечает, пока Ее слеза не падает на пол. Тогда он поднимает голову и - я впервые вижу, как он это делает, - сжимает маленькие ручки Марии в своих загорелых сильных руках и целует кончики Ее нежных розовых пальцев, что подобно бутонам персикового дерева выглядывают из окруживших их ладоней мужа. 

- Теперь нам следует устроить... - Иосиф замолкает, глядя на Ее тело. Она вспыхивает и быстро садится, чтобы избежать рассматривания Своей фигуры.
- Нам придется поспешить. Я приду снова. Мы завершим брачную церемонию... на следующей неделе. Хорошо?
- Все, что ты делаешь, хорошо, Иосиф. Ты глава семьи. Я твоя слуга.
- Нет, это я Твой слуга. Я счастливейший слуга Спасителя, Которого Ты носишь в Своем лоне. Ты благословеннейшая из всех жен Израиля. Сегодня вечером я предупрежу своих родственников. А потом, когда я снова приду сюда, будем готовиться к приему. О! Как мне принять Бога в своем доме? Бог... у меня на руках? Я умру от счастья! Я никогда не осмелюсь коснуться Его! Я никогда не смогу!
- Сможешь, как и Я, по благословению Божию.
- Но Ты... Я бедный человек, самый несчастный из всех детей Божиих!
- Иисус идет к нам, бедным, чтобы сделать нас богатыми в Боге, Он идет к нам обоим, потому что мы - беднейшие, но принимаем это со смирением. Возрадуйся, Иосиф. Дом Давидов обрел долгожданного Царя, и наш дом станет роскошнее Соломонова дворца: здесь пребудут Небеса. Мы разделим со Господом тайну вышнего мира, которая позже откроется и остальным. Он будет расти среди нас, наши руки станут колыбелью для Искупителя и будут своим трудом зарабатывать хлеб для Него. О, Иосиф! Мы услышим голос Господа, называющего нас «отец и Мать!» И Мария заплакала от счастья. Блаженные слезы.
И Иосиф, простертый у Ее стоп, тоже плакал, спрятав голову в складках широкого платья Марии, ниспадающих на простой пол комнаты.
На этом видение закончилось.

Говорит Дева Мария:
«Мою бледность надо понимать правильно. Не страх был ее причиной. С человеческой точки зрения, Мне следовало ожидать, что Меня побьют камнями до смерти. Но Я не боялась этого. Я страдала из-за боли, переживаемой Иосифом. Меня страшили не возможные обвинения с его стороны, а возможная утрата им великодушия, чему Я могла послужить причиной. То был момент, когда даже праведник мог утратить милосердие и справедливость и совершить ошибку, чего раньше с ним не случалось.
Как Я уже говорила Иосифу, если бы не Мое предельное смирение, Я не была избрана носить во чреве Того, Кто Сам уничижался - Бога, ради искупления гордыни рода адамова, унизившегося до того, что стал человеком.
Ты увидела сцену, не описанную ни в одном Евангелии, потому что Я хочу привлечь крайне рассеянное внимание людей к добродетелям, важным для того чтобы угодить Богу и услышать Его непрестанное обращение к вашим сердцам. Вера: Иосиф без колебаний поверил словам небесного вестника. Он очень хотел верить, потому что был искренне убежден в том, что Бог милостив и не подвергнет вверившегося в Его руки страданиям от предательства ближних, их презрения и

разочарования в них. Он не просил ни о чем, кроме доверия ко Мне. Для него, праведника, было больно подозревать других в нечестности. Он жил в соответствии с заповедью: «возлюби ближнего, как самого себя». Мы любим себя так сильно потому, что считаем себя безупречными, хотя таковыми не являемся. Разве можно не любить ближнего только за то, что он кажется нам в чем-то согрешившим?
Безмерное милосердие. Это милосердие, умеющее прощать, готовое прощать и прощающее заранее, проявляющее снисхождение к несовершенствам наших ближних. Необходимо прощать немедленно, принимая во внимание все смягчающие обстоятельства.
Смирение - такое же безмерное, как и милосердие. Вы должны учитывать, что можете согрешить даже в самых простых помыслах. И не следует из гордости не желать в этом сознаваться. Такая гордыня будет в очах Божиих большей виной, чем предыдущий грех. Ошибаются все, кроме Бога. Кто может сказать: «Я всегда прав»? И как тяжело достичь смирения, когда приходится умалчивать - чтобы не искушать ближних, не имеющих таких даров от Бога - о происходящих с нами чудесах Божиих, если провозглашение этих чудес не ведет ко славе Господней. О, если только Бог возжелает, Он открывается в рабе Своем! Елизавета «видела» Меня такой, какая Я есть на самом деле. Так же «увидел» Меня и супруг, когда настало время.
Предоставьте Господу заботу о том, чтобы Он благословил вас быть Его слугами. Он жаждет этого, потому что каждое Его создание, призываемое к особой миссии, - новая слава, добавляемая к Его бесконечной Славе, свидетельство того, каким Господь хочет видеть человека: Своим образом и подобием. Оставайтесь в тени и безмолвии, возлюбленные Благостию, чтобы вы могли слышать только слово «жизни», дабы быть достойным иметь над собой и во внутреннем вечносияющее Солнце.
О, Боже, Свет Преблагословенный, радость слуг Твоих! Осияй их, чтобы они в смирении своем могли ликовать, восхваляя Тебя и только Тебя, ибо Ты рассеял надменных и вознес смиренных, которые любят Тебя, чтобы воссияло Царство Твоё».


ГЛАВА 26

Иерусалимская перепись.

Поучения о любви к супруге или супругу и о верности в Боге
4 июня 1944 г.
Я снова вижу дом в Назарете, маленькую комнату, где Мария обычно трапезничает.
Сейчас Она занята шитьем. Смеркается, и Мария откладывает в сторону рукоделие, чтобы зажечь лампу, потому что ей становится трудно разглядеть 

шитье в тусклом зеленоватом свете, проникающем в комнату через приоткрытую в сад дверь. Мария закрывает ее.
У Нее очень большой живот, но Она все так же прекрасна. Походка Ее легка, а движения грациозны. Ни одного тяжелого неловкого движения, свойственного женщине, которая вот-вот родит. Изменилось только Ее лицо. Раньше, во время Благовещения, Мария была юной девушкой с безмятежным и невинным лицом ребенка. Потом, в доме Елизаветы, когда родился Креститель, лицо Ее стало более утонченным и грациозно женственным. Сейчас это безмятежное, но величественное лицо женщины, достигшей в материнстве совершенной полноты.
Нет больше сходства с Флорентийским «Благовещеньем», столь любимым Вами, отец*. Я замечала в Ней это сходство раньше, когда видела Ее девочкой. Сейчас Ее лицо удлинилось и истончилось, а глаза стали больше и печальнее. Если в двух словах, то Ее внешний вид очень похож на тот, в каком Она пребывает на Небесах. Там Ее возраст и внешний вид такие же, как были, когда родился Спаситель. Ее вечная юность не омрачена тенью смерти. Более того, увядание, с возрастом все больше омрачающее нашу жизнь, даже не затронуло Ее. Время не коснулось нашей Царицы - Матери Господа, сотворившего это самое время. И даже если Ее страдания во время крестных мук Спасителя - а они начались для Нее гораздо раньше, когда Иисус стал проповедовать, - состарили Ее внешне, это старение было лишь вуалью, откинутой прочь Ее непорочной сущностью.
*) Мария Валторта обращается к своему духовнику
Когда Она увидела Вознесение Сына, то снова стала юной и совершенной, какой была до страданий, как будто, целуя Его святейшие раны, Она выпила бальзам юности, уничтоживший на Ее лице следы не только времени, но и страдания. Даже восемь дней назад, наблюдая сошествие Духа Святого в День Святой Троицы, я видела, что Мария «прекраснейшая прекрасных и неожиданно помолодела», как я уже писала, став «как голубой ангел». Ангелы не стареют. Они вечно прекрасны, потому что воплощают вечную юность и вечное присутствие Бога, которое отражается в них.
Ангельская юность Марии стала столь совершенной, столь подобной небесному ангелу, достигла столь завершенного состояния, что Она унесла её на Небеса с Собой, дабы сохранить в вечности в Своем святом прославляемом теле, когда Дух дарует обручальное кольцо Своей Невесте и увенчивает короной на глазах у всех - сейчас, и уже не в уединенной от мира, безвестной комнате, и не в присутствии одного лишь архангела.
Мне показалось необходимым сделать это отступление. А теперь я продолжу описание.
Итак, Мария теперь по внешнему виду - полная достоинства и благодати женщина. Ее улыбка нежна и величественна. О, как Она прекрасна!
В комнату входит Иосиф. Кажется, он приехал из деревни, потому что входит через главный вход, а не со двора. Мария поднимает голову и улыбается ему. 

Иосиф в ответ тоже улыбается, но через силу - он чем-то озабочен. Мария испытующе смотрит на него, потом встает, чтобы сложить и положить на сундук плащ мужа.
Иосиф сидит у стола, одной рукой подперев голову, а другой теребя бороду.
- Тебя что-то беспокоит? - спрашивает Мария, - Могу ли Я помочь тебе?
- Ты всегда успокаиваешь меня. Но сейчас я в затруднении. И это касается Тебя.
- Меня? И что же это?
- На дверях синагоги вывесили указ об обязательной переписи всех палестинцев. Согласно этому указу, каждый должен отправиться на место своего рождения и там зарегистрироваться. Мы должны ехать в Вифлеем.
- О! - восклицает Мария, прерывая его и держась за сердце.
- Да! Это прискорбная неожиданность!
- Нет, Иосиф. Не то. Я вспоминаю Священное Писание: Рахиль, Мать Вениамина и жена Иакова, от которой родится Звезда-Спаситель, ведь она похоронена в Вифлееме, о котором сказано: «И ты, Вифлеем - Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою». Владыка, провозвещенный дому Давидову. Он родится там...
- Ты... Ты думаешь, что уже настал срок? О! Что же нам делать? - Иосиф совершенно растерян. Он смотрит на Марию глазами, полными жалости.
Она замечает это и улыбается, но улыбается больше Себе, чем ему, как бы говоря Своей улыбкой: «Он всего лишь человек. Праведник, но человек. Он видит и думает, как человек. Пожалей его, душа Моя, и руководи им, чтобы он смог видеть в духе».
Доброта Марии побуждает Ее разуверить супруга. Она не кривит душой, а просто отвлекает от Себя его возбужденное внимание. «Я не знаю, Иосиф. Мои сроки уже близки. Но для Господа нет ничего невозможного. Он все устроит. Не бойся».
- Но дорогая! Представь Себе толпы народа. Найдем ли мы приличный ночлег? Вернемся ли в срок домой? И если Тебе суждено там стать Матерью, как нам быть? У нас в Вифлееме нет дома, и мы никого там не знаем.
- Не бойся. Все будет хорошо. Даже родившемуся животному Бог дает кров. Неужели Он не найдет его для Мессии? Ведь мы всегда вверяем себя Ему, и тем больше, чем тяжелее испытание. Как двое малышей, мы вкладываем свои руки в Его Отцовские ладони. Он наш путеводитель. Мы полностью зависим от Него. Вспомни, как Он с любовью вел нас все это время. Лучший из отцов не сделал бы всего этого с большей заботой. Мы Его дети и слуги, выполняющие волю Его. Ничто не повредит нам. И этот указ о переписи вышел по Его воле. В конце концов, кто такой цезарь? Инструмент в руках Божиих. С тех пор, как Отец решил простить человека, Он устраивает все так, чтобы Христос мог родиться в Вифлееме - самом маленьком иудейском городке, никому пока не известном. Но слава его уже была предначертана свыше. Представь себе, где-то далеко-далеко появился 

могущественный правитель, завоевал нас, и, когда воцарился мир, захотел узнать все о своих подданных. И если Мессия родится не там, где Ему предначертано, обесценится Слово Господа и слава Вифлеема.
Что могут значить наши мелкие трудности, если мы осознали, как прекрасен этот мир? Только представь себе, Иосиф! Время, когда в мире вообще нет ненависти! Может ли быть более подходящий момент для восхождения «Звезды», Чей божественный свет несет искупление? Не бойся, Иосиф. Если даже дороги будут небезопасны, а путешествие среди толп народа утомительным, ангелы защитят и сохранят нас. Не нас, а их Царя. Если мы не найдем крова для ночлега, их крылья будут нашей крышей. Ничего плохого с нами не случится, с нами - Бог!
Счастливый Иосиф слушает Ее, и морщины на его лбу разглаживаются. Он бодр, усталости как ни бывало!
- Благословенна Ты, Солнце души моей! Благословенна, потому что видишь все через переполняющую Тебя благодать. Что ж, не будем терять времени. Нам нужно выехать как можно скорее, чтобы вернуться, потому что здесь все уже готово для... для...
- Для нашего Сына, Иосиф. В глазах мира Он должен быть именно таким, помни об этом. Отец окутал Его Пришествие в мир сей покровом тайны, и мы не вправе поднимать его. Иисус Сам сделает это, когда придет время.
Невозможно описать, сколь прекрасны выражение лица Пречистой Девы, Ее взгляд и голос, когда Она произносит в экстазе «Иисус».
На этом видение заканчивается.

Говорит Дева Мария:
«Я не стану ничего добавлять, ибо все Мною сказанное - уже урок. Однако, хочу обратить внимание жен на некоторые вещи.
Первое. Слишком много браков разрушается по вине женщин, не стяжавших любви, вмещающей доброту, сочувствие и умение утешить супруга. Физические страдания, которые тяжким бременем ложатся на плечи женщины, не так давят на мужчин. Но на них - груз страданий моральных: необходимость зарабатывать, принимать решения, ответственность перед обществом и собственной семьей. О, как тяжко бремя мужчины! И как ему необходимо утешение! А зачастую себялюбивая женщина добавляет к ноше своего уставшего, выдохшегося, измученного заботами супруга тяжесть своих бесполезных, а иногда и просто необоснованных жалоб. Такая женщина не любит мужа. Любовь - не удовлетворение потребностей. Любить означает служить тому, кого любишь, забывая о собственных потребностях и помогая ему удерживать свои крылья раскрытыми в небе надежды и мира.
Второе. Вверение Господу. Я говорила уже об этом, но скажу еще раз. Вверение умножает ангельские добродетели. Вверяющий себя Господу верит, надеется и любит. Когда мы любим, то надеемся и верим тому, кому себя вверяем. Если этого нет, то нет и любви. Господь достоин того, чтобы мы вверились Ему.
 

Если мы вверяем себя бедным смертным, которые могут оступиться, как же нам не ввериться Господу - непогрешимому и безупречному?
Вверение это также и смирение. Гордый говорит: «Я сам это сделаю. Я не доверяю ему, потому что он несостоятельный, лживый и упрямый человек». Смиренный же скажет: «Я доверяю ему. Почему я должен считать себя лучше?» Господь отдает Себя смиренным, а от гордых отходит.
Вверение это и послушание. Господь любит послушного. Послушание предполагает наше богоусыновление: мы - Его дети, а Господь - наш Отец, самый совершенный из отцов. Истинный Отец, способный только любить Своих детей.
И, наконец, третье. Ни одно событие не может произойти без попущения Божиего. Ты обладаешь могуществом? Потому что Господь попустил тебе. Не обращай свое могущество себе во вред, сильный мира сего! Даже если вначале вред будет нанесен другим, в конечном счете все обернется против тебя самого. Ибо Господь никогда не дозволяет ничего сверх Его Божественной меры, и если ты перейдешь черту, Он поразит тебя. Ты зависим? И это попустил Господь. Старайся превратить свое жалкое положение в магнит, притягивающий защиту небесную. И никогда никого не проклинай. Это не твоя забота, а Господа - благословлять или проклинать свои творения.
Вот и все. Иди с миром».


ГЛАВА 27

Путешествие в Вифлеем.

5 июня 1944 г.
Вижу большую дорогу, запруженную людьми. Ослики, нагруженные товарами, пожитками или седоками, и идущие пешком движутся по одной стороне. Такой же поток двигается в противоположном направлении. Едущие верхом подгоняют своих животных, а те, кто идет пешком, ускоряют шаг из-за холода.
Воздух ясен и сух. Небо безоблачное, но во всем чувствуется пронизывающий холод. Унылая сельская местность кажется еще обширнее, невысокая трава на пастбищах прибита зимними ветрами; на выгонах овцы ищут хоть немного травы и солнечного света, потому что солнце поднимается очень медленно. Овечкам тоже холодно, они жмутся поближе друг к другу и блеют, поднимая головы и глядя на солнце, как бы говоря ему: «Приди скорее, нам так холодно!» По мере движения становятся все более заметными неровности почвы. Местность и в самом деле холмистая. Между покрытыми травой ложбинами, склонами и отрогами гор проходит дорога, поворачивающая к юго-востоку.
Мария едет на маленьком сером ослике. Она укутана вся плащом из плотного материала. Перед седлом устроено приспособление, сделанное еще во время Ее путешествия в Хеврон, и на нем - маленький сундучок с необходимыми вещами.

Иосиф идет рядом, держа поводья. «Ты устала?» - спрашивает он Ее время от времени.
Мария смотрит на него с улыбкой и отвечает: «Нет, не устала». На третий раз Она прибавляет: «Наверно, ты устал идти пешком».
«О, для меня это ничего не значит. Я лишь думал, что если бы смог найти другого осла, Тебе было удобнее, и мы смогли бы передвигаться быстрее. Но я просто не могу его найти. Всем сейчас нужны вьючные животные. Но не беспокойся. Мы скоро будем в Вифлееме. За той горой - Ефрафа».
Они молчат. Когда Дева Мария не разговаривает, кажется, что Она сосредоточена на внутренней молитве. Она кротко улыбается каким-то Своим мыслям, а когда смотрит на толпу, то как будто не замечает никого: ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни пастухов, ни богатых, ни бедняков, а видит что-то Свое.
«Тебе холодно?» - спрашивает Иосиф, когда поднимается ветер. - «Нет, спасибо».
Но Иосиф уже озабочен. Он трогает Ее обутые в сандалии ноги, свисающие по бокам ослика и едва виднеющиеся из-под длинной одежды, и, должно быть, ощущает, что они замерзли, качает головой, берет одеяло, накинутое на собственные плечи, и укутывает им ноги Марии, натянув его на Ее колени, чтобы могли согреться и Ее руки, укрытые одеялом и плащом.
Им повстречался пастух, пересекающий дорогу со своей отарой, переходя с расположенного по правую сторону дороги пастбища на другую сторону. Иосиф наклонился, чтобы что-то сказать ему. Пастух кивнул в знак согласия. Иосиф взял за поводья ослика и повел его за отарой на пастбище. Пастух вытащил из своего заплечного мешка грубый сосуд, подоил большую овцу с набухшим выменем и подал сосуд Иосифу, который предложил его Марии.
- Да благословит Бог вас обоих, - воскликнула Мария. - Тебя за твою любовь, а Вас - за доброту. Я будут за вас молиться».
- Вы издалека?
- Из Назарета, - ответил Иосиф.
- Куда же вы направляетесь?
- В Вифлеем.
- Далекое путешествие для женщины в Ее положении. Это ваша жена?
- Да.
- У вас есть, где остановиться?
- Нет.
- Плохо. Вифлеем переполнен людьми, прибывающими туда для переписи, либо остановившимися по пути в другое место. Не знаю, найдете ли вы комнату. Вам знакомо это место?
- Не очень.
- Ну, тогда я объясню вам... ради Нее (и он указал на Марию). Расскажу вам, чтобы вас направить. Найдите гостиницу, она, конечно, будет переполнена. Она на самой большой площади. К ней вас приведет эта большая дорога. Вы ее не сможете 

пропустить: перед ней фонтан, само здание длинное и низкое с очень большой дверью. Если вы не найдете комнаты ни в гостинице, ни в домах, то пройдите позади гостиницы, в направлении деревни. Там прямо в горе устроены конюшни, в которых купцы иногда держат своих животных, останавливаясь по пути в Иерусалим, если нет места в гостинице. Эти конюшни сырые, холодные и без дверей. Но это все-таки укрытие, ведь ваша жена... Ее нельзя оставить на дороге. Может быть, вы найдете там кров и немного сена, чтобы спать и покормить осла. И да ведет вас Бог.
- И да пошлет Вам Бог радость, - ответила Мария. Иосиф же добавил: «Мир вам».
Они снова двинулись в путь. С гребня горы, на которую они поднялись, стала видна более широкая долина. На пологих склонах холмов, ее окружавших, находилось множество домов. Это Вифлеем.
- Вот мы и на земле Давида, Мария. Теперь ты сможешь отдохнуть. Ты выглядишь такой утомленной.
- Нет. Я думаю... - Мария берет Иосифа за руку и говорит ему с блаженной улыбкой, - Я в самом деле думаю, что настало время.
- О, Боже милосердный! Что же нам делать?
- Не бойся, Иосиф. Будь тверд. Видишь, как Я спокойна?
- Но Ты, наверное, очень страдаешь?
- О нет. Я полна радости. Радость такая огромная, прекрасная, безудержная, что Мое сердце стучит и стучит, и шепчет Мне: «Он идет! Он идет!» Оно говорит так при каждом ударе. Это Мое Дитя стучится в Мое сердце и говорит: «Мама, Я здесь, Я иду, чтобы подарить Тебе поцелуй Бога». О, какая радость, Мой дорогой Иосиф!
Но Иосиф не разделяет радости Марии. Он думает о том, что необходимо срочно найти кров, и ускоряет шаги. Он идет от двери к двери, спрашивая о комнате. Ничего нет. Все переполнено. Они добираются до гостиницы. Даже галереи, окружающие большой внутренний двор, заполнены постояльцами.
Иосиф оставляет Марию на ослике во дворе, а сам ходит и ищет в других домах. Он возвращается совершенно обескураженный. Он ничего не нашел. Начинают сгущаться недолгие зимние сумерки. Иосиф умоляет хозяина гостиницы, умоляет и некоторых приезжих. Говорит, что они - здоровые люди, а здесь женщина, которая вот-вот должна родить. Он взывает к их милосердию. Тщетно.
Вот богатый фарисей: смотрит на них с явным пренебрежением, и когда Мария проходит мимо него, отстраняется как от прокаженной. Иосиф смотрит на него, и лицо его вспыхивает презрением. Мария дотрагивается до его руки, чтобы успокоить мужа, и говорит: «Не надо настаивать. Пойдем. Бог все устроит».
Они выходят и идут вдоль стены гостиницы. Затем сворачивают в маленькую улочку между гостиницей и какими-то бедными жилищами. Потом, повернув за гостиницу, идут к конюшням. Наконец, находят несколько пещер, которые, скорее 

походят, я бы сказала, на погреба, чем на конюшни, такие они низкие и сырые. Лучшие уже заняты. Иосиф совершенно обескуражен.
«Эй! Галилеянин! - кричит старик. - Там внизу, в конце, под развалинами есть укрытие. Может, там еще никого нет».
Они спешат вниз. Это в самом деле «укрытие». Среди развалин старого здания - дыра, за которой грот, или, скорее, пещера, вырытая в горе. Здесь, очевидно, был фундамент старого здания, крышу образует валун, поддерживаемый нетесанными бревнами.
Здесь почти нет света, и чтобы лучше видеть, Иосиф вынимает трут и кремень, и зажигает небольшую лампу, которую достает из своего заплечного мешка. Он входит, и его встречает мычание. «Входи, Мария. Здесь никого нет. Только вол. - Иосиф улыбается. - Это лучше, чем ничего».
Мария спускается с ослика и входит в хлев.
Иосиф вешает маленькую лампу на гвоздь, вбитый в один из стволов-подпорок. Они видят свод, покрытый паутиной, усыпанный соломой пол - утоптанная земля с ямами, мусором, навозом. В глубине вол повернул свою голову и смотрит большими спокойными глазами, из его рта свисает сено. Есть грубое сиденье и два больших камня в углу возле прохода. Закопченный угол показывает, что здесь обычно разводился огонь.
Мария подходит к волу. Ей холодно. Она кладет руки на его шею, чтобы ощутить его тепло. Вол мычит, но не шевелится. Кажется, что он все понимает. И когда Иосиф отодвигает его, чтобы взять большую охапку сена из кормушки и устроить постель для Марии, вол остается тихим и спокойным. Кормушка двойная: из одной вол ест, а над ней - вторая, вроде полки с запасным сеном, которое и взял Иосиф. Вол дает приют и ослику, усталому и голодному, который тут же принимается есть.
Иосиф обнаруживает также побитое ведро, перевернутое вверх дном. Он выходит, потому что видел снаружи небольшой ручеек, и возвращается с водой для ослика. Взяв пучок веток в углу, он старается подмести этим веником пол. Затем расстилает сено и недалеко от вола, в самом укрытом и сухом углу, устраивает постель. Понимая, что это сено совсем сырое, он вздыхает, разжигает огонь и с терпением Иова сушит сено, горстку за горсткой, держа его у огня.
Мария устала и сидит на табурете. Она смотрит на Иосифа и улыбается. Наконец, сено высохло. Мария усаживается поудобнее на мягком сене, опираясь спиной на один из стволов. Окончив обустройство, Иосиф повесил свой плащ как занавес, закрыв дыру, которая служит дверью. Это хоть временная, но защита. Потом он предлагает Пресвятой Деве хлеб с сыром и воду из фляги.
- А теперь - спать. Я посижу и присмотрю, чтобы огонь не погас. К счастью, здесь есть немного дров, будем надеяться, что их хватит. Так я смогу сберечь масло для лампы.
Мария послушно ложится спать. Взяв Ее плащ, Иосиф укрывает Ее, укутав еще и одеялом, которое прежде согревало Ее ноги. 

- А ты... тебе будет холодно.
- Нет, Мария. Я будут возле огня. Постарайся отдохнуть. Завтра все устроится к лучшему.
Мария, не возражая, закрывает глаза. Иосиф удаляется в свой уголок, садится на табурет, возле него - немного сухого хвороста. Не думаю, что его хватит надолго.
Вот как они устроились на ночлег: Мария на правой стороне пещеры, спиной к двери, полускрытая за подпирающим свод бревном и волом, улегшимся на подстилке. Иосиф слева, лицом к двери.
Он сидит спиной к Марии, поскольку следит за огнем. Время от времени он оборачивается, чтобы посмотреть на Нее, и видит, что Она лежит спокойно, как будто спит. Стараясь беречь хворост, Иосиф как можно тише разламывает маленькие палочки и побрасывает их одну за другой в небольшой огонь, чтобы не дать ему угаснуть и чтобы он давал немного света. Здесь только тусклый свет пламени, по временам огонек становится совсем слабым. Лампа и в самом деле погашена, и в слабом свете белеет лишь вол, да видны руки и лицо Иосифа. Все остальное сливается в полумраке.
«Это не диктовка, - говорит Дева Мария. - Видение свидетельствует само за себя, чтобы ты усвоила урок милосердия, смирения и чистоты. Отдохни, созерцая, как обычно делала Я, ожидая Иисуса. Он придет и принесет Тебе Свой мир».


ГЛАВА 28

Рождество Господа нашего Иисуса Христа.

Спасительная сила божественного материнства Марии
6 июня 1944 г.
Я по-прежнему вижу внутреннюю часть убогого каменного убежища, где Мария и Иосиф нашли приют, разделяя участь домашних животных. Слабый огонек словно дремлет вместе со своим хранителем. Мария медленно поднимает голову со Своей постели и осматривается. Она видит, что голова Иосифа склонилась на грудь, словно в задумчивости, и понимает, что его благое намерение бодрствовать побеждено усталостью. Она нежно улыбается и тише, чем бабочка, опустившаяся на розу, садится, а затем становится на колени и начинает молиться. Она молится с блаженной улыбкой, воздев руки почти в форме креста с ладонями, обращенными вверх и вперед, и, кажется, совсем не устает в такой позе. Затем Она простирается вниз лицом на соломе в еще более горячей и долгой молитве.
Иосиф пробуждается, замечает, что огонь почти угас, в конюшне стало темно, и подбрасывает в огонь горсть тонкого вереска. Пламя оживает, Иосиф добавляет ветки потолще и, наконец, немного палок, потому что тело и в самом деле пронизывает холод ясной зимней ночи, отовсюду проникающий в развалины. 

Бедный Иосиф, должно быть, замерз, сидя вот так поблизости от двери, если можно назвать дверью дыру, для которой занавеской служит плащ Иосифа. Он греет у огня руки, а затем снимает сандалии и греет ноги. Когда огонь весело разгорается и его свет становится устойчивым, он оборачивается. Но ничего не видит, даже белого покрывала Марии, которое образует на темной соломе четкую линию. Он встает и медленно идет к Ее соломенной постели.
- Ты не спишь, Мария? - спрашивает он.
Он спрашивает Ее трижды, прежде чем Она оборачивается и отвечает:
- Я молюсь.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Нет, Иосиф.
- Постарайся немного поспать. По крайней мере, постарайся отдохнуть.
- Постараюсь. Но Я молюсь и не устала.
- Господь с Тобой, Мария.
- И с тобой, Иосиф.
Мария возвращается в прежнее положение. Иосиф, чтобы не уснуть, становится на колени у огня и тоже молится, закрыв лицо руками. Время от времени он отнимает руки от лица, чтобы поддержать огонь, а затем возобновляет свою горячую молитву. Кроме треска ломаемого хвороста и шума, время от времени производимого копытами ослика, других звуков не слышно.
Сквозь щель свода проникает тонкий луч луны, кажущийся неземным серебряным лезвием, ищущим Марию. Он удлиняется по мере того, как поднимается в небе луна, и, наконец, настигает Ее. Теперь он остановился на Ее голове, где образует ореол чистого света.
Будто получив небесный призыв, Мария поднимает голову и снова становится на колени. О! Как прекрасно сейчас здесь! Ее лицо сияет в белом лунном свете и преображается божественной улыбкой. Что Она видит? Что слышит и чувствует? Только Она одна может сказать, что Она видела, слышала и чувствовала в этот лучезарный час Своего Материнства. Мне дано лишь видеть, как свет вокруг Нее усиливается, кажется, что он сходит с небес, источается из каждой вещи, находящейся в пещере вокруг Нее, и исходит от Нее Самой.
Ее синее платье теперь кажется бледно-голубым, а руки и лицо приобретают чистый голубой оттенок, как будто помещены в сияние огромного светлого сапфира. Этот оттенок постепенно приобретают все предметы вокруг Пресвятой Девы, свет покрывает их, очищает и озаряет. Он напоминает мне тот, что я созерцала в видении рая, а также видела во время посещения волхвов.
Однако свет, исходящий от Марии, становится все интенсивнее и поглощает лунный свет. Кажется, что Она притягивает к Себе весь свет, сходящий с небес. Сейчас Она - Скиния Света, который Ей предстоит отдать миру. И этот блаженный, невместимый, неизмеримый, вечный, священный Свет вот-вот будет явлен. Он провозвещается рассветом, утренней звездою, хором частиц Света, которые все 

прибывают и прибывают, подобно приливу, поднимаются, словно фимиам, сходят огромным потоком и распространяются, окутывая все, как покрывало.
Свод - темный, задымленный, отвратительный, весь в трещинах, паутине, выступающих камнях, которые держатся чудом, - сейчас кажется потолком королевского зала. Каждый валун - серебряная глыба, щель - сияние опала, паутина - драгоценнейший полог, сотканный из серебряных нитей с бриллиантами. Огромная зеленая ящерица, зимующая между двумя камнями, кажется драгоценным изумрудом, забытым здесь королевой, а скопление находящихся в спячке летучих мышей подобно драгоценному канделябру из оникса. Сено в верхней кормушке уже не узкие листья травы, а нити чистого серебра, трепещущие в воздухе с изяществом распущенных волос. Темное дерево нижней кормушки подобно глыбе отполированного серебра. Стены покрыты парчой, где белый шелк скрывается под жемчужным шитьем узора, а озаренный белый светом пол - хрусталь. Его выступы подобны розам, в знак почтения рассыпанным по полу, а ямы - драгоценные чаши, из которых поднимаются ароматы и благовония.
Свет все усиливается. Теперь он уже непереносим для глаз. В столь обильном свете Пресвятая Дева исчезает, словно поглощенная ослепительным занавесом... и является Мать. Именно так! Когда свет вновь становится терпим для моих глаз, я вижу Марию с новорожденным Сыном на руках. Маленький Младенец, розовый и пухлый, машет Своими ручонками величиной с бутоны роз, дрыгает крошечными ножками, которые могли бы уместиться в чашечке распустившейся розы, и кричит тонким дрожащим голоском, как новорожденный ягненочек, открывая Свой ротик, напоминающий ягоду земляники, и показывая крошечный язычок, трепещущий под розовым небом. Он двигает головкой, такой светлой, будто на ней совсем нет волос, маленькой круглой головкой, которую Его Мама держит на Своей руке, глядя на Младенца, поклоняясь Ему, плача и улыбаясь одновременно. Она склоняется, чтобы поцеловать Его, но не к Его невинной головке, а к середине груди, туда, где Его маленькое сердце бьется ради нас и где однажды будет рана. И Его Мать заранее уврачевывает эту рану Своим непорочным поцелуем. Вол, разбуженный ослепительным светом, поднимается с шумом и ревом, осел поворачивает голову и кричит. Их разбудил свет, но мне хочется думать, что они пожелали приветствовать своего Творца от себя и от имени всех животных. В это время Иосиф, почти восхищенный, молившийся так горячо, что отрешился от всего окружающего, теперь очнулся и увидел странный свет, просочившийся сквозь пальцы его рук, прижатых к лицу. Опустив руки, он поднимает голову и оборачивается. Вол, стоя на том же месте, скрывает Марию. Но Она зовет его: «Иосиф, подойди».
Иосиф идет, но, увидев все, останавливается, охваченный благоговением, и готов тут же пасть на колени. Мария снова зовет: «Подойди, Иосиф». Она опирается на солому левой рукой, а правой прижимает Младенца к Своему сердцу, затем встает и движется навстречу Иосифу, который смущен, потому что в нем борются желание подойти поближе и страх оказаться непочтительным.

Они встречаются недалеко от соломенного ложа и смотрят друг на друга с блаженными слезами. Затем Мария говорит: «Пойдем, преподнесем Иисуса Отцу». И пока Иосиф преклоняет колени, Она становится между двумя бревнами, поддерживающими свод, поднимает Свое Дитя на руках и говорит: «Вот Я. От Его имени, о Боже, Я обращаю эти слова к Тебе: вот Я, чтобы исполнять Твою волю. И Я, Мария, и Мой супруг, Иосиф, - с Ним. Здесь Твои слуги, о Господи. Да будем мы всегда творить волю Твою, во всякий час, во всяком деле, ради славы Твоей и любви». Затем Мария склоняется и говорит: «Вот, Иосиф, возьми Его», и протягивает ему Дитя.
«Что? Я? Мне? О, нет! Я недостоин!» - Иосиф совершенно ошеломлен мыслью, что коснется Бога.
Но Мария, улыбаясь, настаивает: «Ты вполне достоин. Нет более достойного, чем ты, и именно поэтому Всевышний избрал тебя. Возьми Его, Иосиф, и подержи, пока Я приготовлю белье».
Праведный муж, густо покраснев, протягивает руки и берет Младенца, Который кричит от холода. Держа Его на руках, Иосиф больше не пытается из почтения удерживать Иисуса на расстоянии, но прижимает к сердцу и со слезами на глазах восклицает: «О, Господи! Мой Бог!» Он наклоняется, чтобы поцеловать Его крошечные ножки и ощущает, что они холодные. Тогда он садится на пол и прижимает Его к своей груди, своей коричневой туникой и руками стараясь укрыть Его и согреть, защищая от пронизывающего ночного ветра. Он хотел бы подойти к огню, но там сквозит холод из двери. Лучше оставаться на месте. Хотя нет, лучше поместиться между двумя животными, которые служат защитой от холодного воздуха и излучают тепло. Он размещается между волом и осликом, спиной к двери, склонившись над Новорожденным и своим телом образуя укрытие, по сторонам которого - серая голова с длинными ушами и огромная белая морда с испускающим пар носом и двумя кроткими ласковыми глазами.
Тем временем Мария открыла сундучок, вынула белье, пеленки и греет их у огня. Вот Она подходит к Иосифу и пеленает Младенца теплой тканью, а затем укрывает Своим покрывалом, чтобы защитить Его маленькую головку. «Куда мы Его теперь положим?» - спрашивает Она.
Иосиф в раздумье осматривается и предлагает: «Давай передвинем отсюда животных с их сеном, а потом сено положим вот сюда и устроим в этом месте постель. Деревянные стенки будут защищать Его от холодного воздуха, сено послужит подушкой, а вол будет немного согревать Его своим дыханием. Вол лучше ослика, он более терпеливый и спокойный». И праведный муж хлопочет, пока Мария баюкает Младенца, прижимая его к Своему сердцу и приложив щеку к Его крошечной головке, чтобы согреть ее.
На этот раз Иосиф не экономит и разжигает огонь побольше, чтобы разгорелось яркое пламя. Он обогревает и сушит сено, затем держит его у груди, чтобы оно сохраняло тепло. Потом, когда сена набирается достаточно, чтобы 

соорудить маленький матрац для Младенца, идет к кормушке и оборудует ее так, словно это колыбель.
«Готово, - говорит он. - Теперь нам нужно одеяло, потому что сено колючее, и чтобы укрыть Его».
«Возьми мой плащ», - говорит Мария.
«Тебе будет холодно».
«О, это не важно! Одеяло слишком грубое. Плащ же мягкий и теплый. Мне совсем не холодно. Не будем больше позволять Ему страдать».
Иосиф берет широкий плащ из мягкой темно-голубой шерсти, складывает вдвое и кладет на солому, оставляя край его свисать из кормушки. Первое ложе для Спасителя готово. Нежно переступая, Мария приближается к колыбельке, кладет Иисуса и укрывает краем Своего плаща. Она укутывает им также Его обнаженную головку, почти полностью скрытую в соломе, от которой ее защищает тонкое покрывало Марии. Лишь Его маленькое величиной с кулачок личико остается отрытым. Мария и Иосиф, склонившись над яслями, блаженны и счастливы, созерцая Его первый сон, поскольку от тепла одежды и соломы Он согрелся, упокоился и уснул.

Говорит Дева Мария:
«Я обещала тебе, что Он придет, чтобы принести тебе Свой мир. Помнишь, какой мир в своем сердце ты обрела во время Рождества, когда созерцала Меня с Младенцем? Это было для тебя время мира. А теперь настало время страданий. Но ты уже знаешь: именно через страдание мы достигаем мира и благодати для себя и наших ближних. Иисус-Человек снова стал Иисусом-Богом, после великих страданий во время Его Страстей. Он опять стал Миром. Миром с Небес, откуда Он пришел и откуда теперь источает Свой мир на тех, кто любит Его в мире сем. Но в часы Своих Страстей Он, Мир мира, был этого мира лишен. Он не страдал бы, если имел его. А Он должен был пострадать, и пострадать в распятии, до самой смерти.
Я, Мария, искупила женщин Моим святым Материнством. Но это было лишь началом их искупления. Отказом от человеческого брака в соответствии с Моим обетом девства Я отвергла удовлетворение всяких плотских желаний, заслужив этим милость у Бога.
Но этого было еще недостаточно, ибо грех Евы был древом с четырьмя ветвями: гордость, скупость, ненасытность и похоть. И все четыре должны были быть отсечены, прежде чем корни древа станут бесплодными.
Глубоким самоуничижением Я победила гордость. Я уничижалась перед каждым. Я не имею в виду Мое смирение перед Богом. Такое смирение перед Всевышним положено всякому творению. Даже Его Слову оно было присуще. И Мне, женщине, необходимо было иметь его. Но представляла ли ты себе когда-либо, каким унижениям Я подвергалась со стороны людей, никак не защищая Себя? 

Даже Иосиф, который был праведником, обвинил Меня в сердце своем. Другие же, не будучи праведниками, грешили, относясь с пренебрежением к Моему положению, и слухи, распространяемые ими, накатывали, как злые волны, стремясь разрушить Мою человеческую природу. И это были лишь первые из бесконечных унижений, которым Я подвергалась в Своей жизни как Мать Иисуса и человечества.
Унижения бедности, изгнания, от упреков родственников и друзей, которые, не зная истины, считали Меня слабой женщиной в том, что касалось Моего поведения как Матери по отношению к Иисусу, когда Он был юным, унижения в течение трех лет Его служения, жестокие унижения в час Распятия, унижение от необходимости признать, что Я не могу Себе позволить приобрести место для погребения и ароматы для помазания Моего Сына.
Я победила грех скупости прародителей тем, что изначально отреклась от Моего Создания.
Мать никогда не отрекается от своего создания, если ее не вынуждают. Если от ее сердца требуют отречься от ее создания ради ее страны, ради любви к супругу или ради Самого Бога, она будет противиться и сопротивляться разлуке. Это естественно. Сын взрастает в нашем лоне, и узы, соединяющие его с нами, никогда не разрываются полностью. Даже когда пуповина перерезана, существует нерв, который всегда сохраняется: он исходит из сердца матери и привит сердцу сына. Это духовный нерв, более живой и чувствительный, чем физический. И мать чувствует его натяжение, даже до крайне острой боли, если любовь к Богу, или к творению, или нужды страны отбирают у нее сына. И разрывается эта связь, сокрушая ее сердце, когда смерть вырывает у нее сына.
А Я отказалась от Моего Сына с того самого момента, как получила Его. Я вручила Его Богу. Лишила Себя Плода Моего лона, возмещая плод, похищенный Евой у Бога.
Я победила ненасытность, как к познанию, так и к наслаждению, дав согласие иметь только то знание, которое Бог пожелает Мне дать, не спрашивая у Себя или у Него более того, что Мне было сказано. Я веровала без каких-либо сомнений. Я преодолела врожденное личное стремление получать удовольствие, поскольку отверглась любого чувственного наслаждения. Я стесняла плоть - инструмент дьявола, наступив Своей пятой на змея и соделав его ступенью, чтобы подниматься к Небу. О Небо! Моя цель. Там обитает Бог - единственное, чего Я жажду и алкаю. Жажда Бога не является ненасытностью, но потребностью, благословенной Им, желающим, чтобы мы жаждали Его.
Я нанесла поражение похоти, являющейся ненасытностью, доведенной до степени алчности. Ибо всякий не ограничиваемый порок ведет к еще большему пороку. И ненасытность Евы, которая уже была порочна, привела ее к вожделению. Ей было уже недостаточно наслаждаться собой. Она пожелала возвести свое преступление в высшую степень и таким образом познала вожделение, и стала объектом вожделения для Адама. 

Я все изменила, и вместо схождения всегда восходила. Вместо того, чтобы приводить других людей к падению, всегда влекла их к Небу: праведного спутника Моих земных дней Я сделала ангелом. И вот, когда Я обладала Богом и бесконечным Его богатством, Я поспешила лишить Себя этого, сказав: «Вот Я: да будет Твоя воля о Нем и через Него». Целомудрен тот, кто чист не только своей плотью, но также своими чувствами и мыслями. Мне предназначено было явиться Целомудренной, чтобы победить ту, которая была нецеломудренной плотью, сердцем и умом. И Я никогда не изменяла Своей сдержанности, даже чтобы сказать о Моем Сыне: «Он Мой, Я жажду Его, ведь на земле Он принадлежал только Мне, как на Небе принадлежал только Богу».
И тем не менее, всего этого было недостаточно чтобы женщина достигла мира, утерянного Евой. Я обрела его для вас у подножия Креста, когда видела умирающим Того, Кого ты видела рождающимся. Когда Я ощущала, что все внутри Меня разрывается от крика Моего умирающего создания, Я лишилась всего женского. Я была теперь не плотью, но ангелом. Мария, Девственная Супруга Духа Святого, в этот миг умерла. Осталась Мать Благодати, дарующая вам Благодать, рожденную в Ее муке. И вот женщина, которая вновь стала Женой и Госпожой, чье «женское» естество было вновь освящено Мною в ночь Рождества, у подножия Креста получила возможность стать Небесным творением.
Это все делала Я ради вас, лишая Себя удовлетворения любых Своих чувств, даже святых. И как тогда вы были низведены Евой до уровня женских особей, не превосходящих самок животных, так теперь Я делала вас святыми Божиими, если только вы желали этого. Я поднимала вас так же, как делала это для Иосифа. Гора Голгофа - Моя Масличная гора. Оттуда Я совершила Свое восхождение, чтобы вознести к Небесам вновь освященную душу женщины вместе с Моей плотью, ныне прославленной, ибо от нее родилось Слово Бога, и во Мне был истреблен последний след Евы. Был истреблен последний корень этого древа с четырьмя ядовитыми ветвями, корень, воздействующий на чувственность, которая повлекла человечество к падению и будет поражать вас до конца времен и до самой последней женщины. Отсюда, где Я ныне сияю в лучах Любви, Я призываю вас и указываю вам целительное средство, чтобы управлять собой: Милосердие Господа Моего и кровь Моего Сына.
А ты, Мой голос, упокой душу свою в свете этой утренней зари Иисуса, чтобы обрести силы для предстоящих страданий распятия, от которых ты не будешь избавлена, ибо мы желаем, чтобы ты здесь претерпевала боль, ведь чем выше восходит человек, тем больше страдает, чтобы обрести Благодать для всего мира.
Иди с миром, Я с тобой». 

ГЛАВА 29

Благовещение пастухам, которые первыми
Поклонились Сыну Человеческому.

7 июня 1944 г.
Канун праздника Тела Христова. Я пишу в присутствии моего Наставника Христа. Вернувшись ко мне после долгого отсутствия, Он находится здесь ради меня. Вы спросите: «Как это? Весь прошедший месяц ты получала Откровения, а сейчас говоришь, что Он только что вернулся к тебе после долгого отсутствия». Я снова отвечу вам то, что уже много раз говорила и о чем писала.
Как есть разница между видением и слышанием, так есть разница между видением и слышанием того, что обращено ко всем и того, что предназначено только для меня. В первом случае я зритель, просто повторяющий увиденное и услышанное. Если это и приносит мне радость, как бывает всегда в таких случаях, то радость эта как бы внешняя. Не могу подобрать более точного слова, чтобы выразить то, что ясно чувствую. Короче говоря, моя радость подобна удовольствию, которое испытывает читающий хорошую книгу или наблюдающий прекрасную сцену. Он тронут, наслаждается и восхищается гармонией увиденного или прочитанного, думая: «Хорошо бы оказаться на месте этого персонажа!» А в другом случае, когда я вижу и слышу то, что предназначено только мне, вместо желания оказаться на месте наблюдаемого персонажа я чувствую себя этим персонажем, я и есть «этот персонаж». Слова, что я слышу, говорятся для меня, герои, их произносящие, существуют для меня: Он и я, Мария и я, Иоанн и я. Живые, реальные, близкие. И не передо мной, как в кино, но возле моей кровати, двигаясь по комнате, облокачиваясь на окружающие предметы, присаживаясь и вставая, словно мои гости. Это сильно отличается от Откровений, предназначенных для всех. Словом, это только мое.
И вот, с полудня вчерашнего дня Иисус здесь. Он в Своем обычном шерстяном одеянии белого цвета, точнее цвета слоновой кости, очень отличающемся по весу и оттенку от торжественного, как бы сотканного из лучей света облачения, которое Он носит на Небесах. Он здесь, это - Он, это Его длинные и тонкие цвета слоновой кости пальцы, Его прекрасное бледное продолговатое лицо, Его притягивающие к себе темно-сапфировые глаза в окружении густых ресниц, отражающих их блеск. Это Его мягкие длинные волосы - белокуро-рыжие на свету и темнеющие в тени. Он здесь! Когда я пишу о Нем, Он улыбается мне так же, как это было в Виареджо, но потом, на Святой Неделе, прекратилось, став причиной моего страдания на грани отчаяния. Тогда вдобавок к потере Христа я лишилась еще и возможности жить там, где я видела Его, где могла сказать: «Здесь Он облокачивался, здесь сидел, а здесь наклонялся, чтобы опустить руку на мою голову», и где умерли мои родные.
О! Это невозможно понять, не испытав! Я не претендую на обладание всем этим. Ведь мы очень хорошо знаем, что благодать Святого Духа невозможно ни 

продлить, ни удержать личными усилиями («Дух Святой дышит, где хочет»). И чем больше мы ее получаем, тем больше осознаем свое ничтожество в сравнении с этой бесконечно прекрасной божественной благодатью, нам дарованной. Но согласитесь, отец, разве не жаждет сын видеть своих родителей, а жена - мужа? А когда смерть или долгое отсутствие разлучают их с ближними, разве они не страдают? И разве они не стремятся жить там, где раньше жили все вместе? А будучи вынужденными оставить этот дом, разве не страдают вдвойне, лишившись места, где были любимы? Можно ли упрекать этих страдальцев? Нет. А я? Разве Иисус не Отец мне, разве Он не мой Супруг? Разве не дороже Он мне отца и супруга?
Что для меня значит Иисус, вы можете судить по тому, как я пережила смерть матери. Да, я страдала и до сих пор плачу об ее утрате, потому что любила ее, несмотря на ее характер. Но вы знаете, как стойко я пережила этот тяжелый час. Со мной был Иисус, и это давало мне силы выстоять. А сейчас я тоскую по матери больше, чем тогда, когда она умерла, восемь месяцев назад. Потому что вот уже два месяца я живу без моего Иисуса и без моей Матери. И теперь, если они оставляют меня даже на мгновение, я острее, чем когда-либо, ощущаю свое безутешное сиротство и заново переживаю глубочайшее отчаяние тех ужасных дней.
Я пишу, а Иисус смотрит на меня, и поэтому я не могу ничего ни преувеличить, ни исказить. Мне это вообще не свойственно, а уж тем более невозможно в Его присутствии.
Я сделала сейчас это отступление, хотя не в моем обычае вмешиваться в повествование своим несчастным «эго». Я никогда не делала этого, описывая видения с участием Божией Матери, так как знала, что должна писать только о Ее Славе, венцом которой является Ее Блаженное Материнство. Ради того, чтобы донести до всех Ее Славу, чтобы Ее возлюбили еще больше, я, описывая Ее Откровения, пренебрегала всем: своей немощью, крайним утомлением и изнурением от работы над дневником, слабостью сердца, болью в плечах, ужасной головной болью, высокой температурой. Ничто не имело для меня значения, кроме желания донести Ее прекрасный образ, явленный мне Ее и Божией милостью.
Итак, я вижу большое селение. Полная луна легко движется по звездному небу. Звезды похожи на бриллиантовые кнопки, воткнутые в темно-синий бархатный занавес, в центре которого - огромный белый лик улыбающейся луны, испускающей потоки света, в лучах которого белеет земля. На этом белом фоне бесплодные деревья кажутся выше и темнее, повсюду молочно белеют низкие крепостные стены. Маленький домик вдалеке кажется куском каррарского мрамора. Справа от себя я вижу место, окруженное наполовину живой изгородью из кустов терновника, наполовину - низкой шершавой стеной, поддерживающей что-то вроде кровли из камня и дерева. Предполагается, что летом деревянная часть кровли снимается, превращая этот сарай в открытую террасу. 

Из-за изгороди время от времени слышится прерывистое блеяние. Наверное, маленьким ягнятам из-за яркого лунного света кажется, что наступил рассвет. Непрерывно нарастающий свет, действительно, стал таким ярким, что кажется, будто планеты, охваченные мистическим пламенем, приблизились вплотную к земле.
Из дверей выглядывает пастух и, поднеся руку ко лбу козырьком, смотрит в небо. Кажется абсурдным защищать глаза от лунного света, но он так ярок, что ослепляет людей, особенно вышедших из темноты. Вокруг все тихо. Необычен только яркий лунный свет. Пастух зовет своих товарищей. В дверях показываются несколько лохматых мужчин, среди которых есть и подростки и седые старики. Они обсуждают странное событие. Молодежь пугается. Один мальчик лет двенадцати даже начинает плакать, и старики подшучивают над ним. «Чего ты боишься, глупый?» - спрашивают его они. - «Разве ты не видишь, что воздух совершенно спокоен? Ты что, лунного света никогда не видел? Привык за мамкину юбку держаться?»
«Тебе многое еще предстоит увидеть. Я всякое повидал на своем веку, - начинает рассказывать старик-пастух. - Дошел однажды до Ливанских гор. Был тогда я молод и богат, путешествие меня забавляло. И вот, как-то ночью увидел я такой яркий лунный свет, что подумал: «Это, наверное, Илия-пророк возвращается на своей колеснице». «Этот знак - предвестие великого события», - сказал мне один повстречавшийся старец. Событие действительно вскоре произошло, но оно было для нас несчастьем - пришли римские войска. О, как много предстоит тебе повидать в этой долгой жизни!»
Но юный пастушок не слушает его больше. Он уже не выглядит испуганным. Сойдя с порога и выбравшись из-за мускулистых плечей пастухов, за которыми прятался, мальчик оказывается на лужайке около сарая. Задрав голову, он движется, как лунатик или загипнотизированный чем-то, что непреодолимо влечет его к себе, «О!» - восторженно восклицает он, застыв с распростертыми руками. Его ошеломленные товарищи переглядываются.
«Что это с нашим дурачком?» - спрашивает один. «Отправлю-ка его завтра назад к матери. Негоже сумасшедшим стеречь овец», - вторит другой.
Но старик, который успокаивал ребенка, говорит: «Прежде, чем судить его, пойдем и посмотрим сами. Будите остальных и берите палки. Это может быть дикий зверь или какой-нибудь разбойник».
Они входят в сарай, зовут остальных и выходят с дубинками и факелами наружу, туда, где бродит мальчик.
- Вон там, - шепчет, улыбаясь, ребенок, - посмотрите, какой свет струится над деревом. Кажется, это лунный луч. Вот он ближе. О, как он прекрасен!
- Я вижу лишь, что свет ярче обычного, а больше ничего не вижу.
- Я тоже.
- И я, - подхватывают остальные. 

- Нет, я вижу что-то вроде туловища, - говорит один из них. В нем я узнаю пастуха, давшего молока Марии.
- Это... это ангел! - восклицает мальчик, - вот он спускается все ближе и ближе... На колени! На колени перед ангелом Господним!
Издав благоговейный возглас, пастухи падают на колени на землю лицами вниз, причем те, кто старше, кажутся более потрясенными происходящим. Молодые же, стоя на коленях, бесстрашно взирают на приближающегося ангела. Вот он замирает в воздухе над стеной сарая, трепеща своими большими крыльями в окружении жемчужного сияния на фоне бледного лунного света. «Не бойтесь. Я не несу вам несчастье, а возвещаю величайшую радость народу Израиля и всем народам мира». Ангельский голос напоминает звук арфы и трели соловья. «Сегодня в городе Давидовом родился Спаситель». Произнося это, ангел расправляет крылья, простирая их все шире и трепеща ими в знак переполняющей его радости. Кажется, что крылья испускают поток золотых искр и самоцветов. На самом деле это настоящая радуга, триумфальная арка над убогим сараем.
«Спаситель, Который есть Христос», - ангел сияет нетварным светом. Два его теперь уже неподвижных и направленных к небу, как два паруса в ярко-синем море, крыла кажутся двумя яркими языками пламени, взметнувшегося в небеса.
«Христос, Господь!» - ангел собирает свои сверкающие крылья и накрывается ими, как алмазным плащом или жемчужным одеянием. Затем благоговейно склоняется, скрестив руки на груди, и опускает голову так, что она исчезает в тени его сложенных крыльев. Несколько мгновений ангел напоминает застывшую сверкающую глыбу.
Но вот он поднимается, расправляет крылья и, подняв голову, сверкая небесной улыбкой, говорит: «Вы узнаете Его по таким приметам: в убогом хлеву на окраине Вифлеема вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях, потому что не нашлось крыши для Мессии в городе Давидовом». И ангел помрачнел, говоря это.
С небес спускаются еще ангелы, много ангелов, образуя в воздухе лестницу, радуясь и затмевая лунный свет своим небесным сиянием. Все они собираются вокруг ангела-вестника, трепеща крыльями, источая благоухание и издавая звуки, сочетающие прекраснейшие голоса тварного мира, вознесенные на совершенную высоту. Если живопись - выражение сути, становящейся светом, то мелодия - выражение музыки, дающей людям представление о красоте Господа. Слышать эту мелодию означает познавать рай, где все суть гармония любви, лучащейся от Господа, делающей блаженные души счастливыми и возвращающейся от них ко Господу словами: «Мы любим Тебя!»
Ангельское «Слава в вышних Богу...» вместе с ярким светом все шире и шире распространяется кругами по тихому селению. Птицы присоединяются к ангельскому пению вместе с блеющими овцами, приветствуя наступающий рассвет. И животные - мне хочется в это верить - приветствуют так же, как в 

пещере бычок и ослик, своего Спасителя, родившегося среди них и любящего их как Человек и Бог.
Пение медленно стихает вместе с исчезающим светом и устремившимися в небеса ангелами. Пастухи, придя в себя, возвращаются к реальности:
- Вы слышали?
- Не пойти ли нам посмотреть?
- А как же животные?
- О! Ничего с ними не случится! Мы же делаем это по слову Божию!
- Но куда мы пойдем?
- Разве не сказал он, что Спаситель родился сегодня? И что не нашлось для Него крова в Вифлееме? (Это говорит пастух, давший молока Марии). Идите со мной. Я знаю, где Он. Я видел женщину, и мне было жаль Ее. Я показал им дорогу, зная, что в Вифлееме не найти им ночлега, и дал мужу молока для Нее. Она была так юна и красива и, должно быть, так же добра и прекрасна, как говоривший с нами ангел. Пойдемте туда и возьмем с собой молока, сыра, баранины и дубленых шкур. Как Ему, должно быть, холодно, Тому, Чье Имя я не осмеливаюсь произнести! Представляете! Я говорил с Богородицей как с обычной бедной женщиной!
Они идут в сарай и вскоре выходят оттуда с маленькими флягами молока, одни - с травяными сетками, наполненными головками сыра, другие - с корзинками, в каждой из которых по блеющему ягненку. А кто-то несет овечьи шкуры.
«Я взял для них овцу. Она окотилась месяц назад. У нее очень хорошее молоко. Пригодится, если у Матери не будет своего. Мне Она показалась совсем девочкой и такой бледной! Жасминовое лицо в свете луны!» - говорит пастух, что давал Ей молоко. И он ведет их.
Заперев сарай и хлев, они трогаются в путь, освящая дорогу факелами. При лунном свете пастухи идут деревенскими тропами, окруженными оголенным по-зимнему терновым кустарником.
Они обходят Вифлеем вокруг и добираются до хлева, но не так, как Мария, а с другой стороны, поэтому им не встречаются богатые дворы, и они сразу находят нужный. Вот они подходят к входному проему:
- Входи!
- Я не осмелюсь!
- Да входи же!
- Нет!
- Но хоть загляни!
- Загляни ты, Левий. Ведь ты первым увидел ангела. Значит, ты лучше нас. Загляни.
До этого они называли его спятившим. Но теперь им очень кстати, что он дерзнет сделать то, чего не осмеливаются они. Мальчик колеблется, но потом решается. Он подходит к проему, сдвигает плащ набок и... застывает в восхищении. 

- Что ты видишь? - взволнованно спрашивают они, понижая голос.
- Прекрасную молодую Женщину и мужчину, склонившихся над яслями, и слышу... как Малыш плачет, а Женщина говорит с Ним... О! Какой чудесный голос!
- Что Она говорит?
- Иисус, Малыш! Любовь Моя! Не плачь, Сынок. О, если бы Я только могла сказать Тебе: «Поешь молока, Малыш». Но у Меня его все еще нет». Еще она говорит: «Ты замерз, Любовь Моя! И сено колет Твое тельце. Как больно Твоей Матери слышать, что Ты плачешь, и не иметь возможности помочь Тебе! Спи, Душа Моя. Слышать, как Ты плачешь, и видеть Твои слезы невыносимо. От этого разрывается Мое сердце! - Вот Она целует Его и, наверное, греет Ему ножки руками, склонившись над яслями.
- Позови Ее! Пусть они тебя заметят.
- Не буду. Это должен сделать ты, потому что ты привел нас сюда и ты Ее знаешь!
Пастух открывает рот, но не может произнести ничего вразумительного.
В этот момент Иосиф оборачивается и подходит к двери.
- Кто вы?
- Пастухи. Мы принесли вам немного еды и шерсти. Мы пришли поклониться Спасителю.
- Входите.
Они входят, и в хлеву становится светлее из-за горящих факелов. Старики подталкивают молодых вперед. Мария оборачивается и улыбается.
- Входите, - говорит Она, приглашая их жестом и улыбкой, - да входите же!
Она берет за руку мальчика, видевшего ангела, и подводит его к яслям. Пастушок смотрит на Младенца, и очень счастлив.
Остальные, следуя приглашению Иосифа, двигаются вперед со своими подарками и кладут их у ног Марии, добавляя несколько слов от всего сердца. Затем, растроганные и счастливые, они глядят на тихонько плачущего Младенца. Наконец, один из них, что посмелее, говорит:
- Мать, возьми эту шерсть. Она мягкая и чистая. Я приготовил ее для своего ребенка, который должен вскоре родиться. Но дарю ее Тебе. Положи в нее Своего Сына. Ему будет тепло и мягко.
И преподносит Ей овечью шкуру, очень красивую, покрытую нежной белой шерстью.
Мария поднимает Иисуса и заворачивает Его в нее. Она показывает Сына пастухам, приклонившим колена на расстеленной на земле шкуре и в экстазе взирающим на Спасителя.
Они понемногу смелеют, и вот уже один из них предлагает:
- Ему бы дать молока с водой и медом, это успокаивает. Мы даем это детям. У меня своих семеро, поэтому я знаю. Только меда у нас нет.
- Вот молоко. Возьми, Женщина! 

- Но оно холодное. Его бы согреть. Где Илия? У него ведь овца.
Илия это, должно быть, тот, кто давал Ей молоко. Он остался снаружи и заглядывает в проем, но в ночной темноте его не видно.
- Кто привел вас сюда?
- Ангел велел нам прийти, а Илия показывал дорогу. Но где же он?
Овца блеянием обнаруживает свое присутствие.
- Иди сюда. Ты нужен.
Он входит со своей овцой, смущенный тем, что все на него смотрят.
- Это ты! - восклицает узнавший его Иосиф, а Мария с улыбкой добавляет «Вы добрый».
Они доят овцу, и Мария, окунув край тряпочки в теплое молоко со сливками, смачивает ею губы Младенца, который тут же начинает сосать сладкие сливки.
Все улыбаются, глядя на Иисуса, заснувшего в теплой шерсти с кусочком тряпочки во рту.
- Но вы не можете здесь оставаться. Здесь холодно и сыро. И слишком сильный запах от животных. Это плохо... для Спасителя.
- Я знаю, - отвечает Мария с глубоким вздохом, - но в Вифлееме нет для нас места.
- Крепись, Женщина! Мы подыщем для тебя дом.
- Я скажу своей хозяйке, - говорит Илия, - она добрая и примет Тебя, даже если ей придется уступить Тебе собственную комнату. Сегодня же, еще засветло, я предупрежу ее. Дом ее полон народу, но она найдет для Тебя комнату.
- Хотя бы для Сына. Мы с Иосифом можем спать и на полу. Но Малыш...
- Не беспокойся, я позабочусь об этом. Мы расскажем всем, что сами слышали. Ты ни в чем не будешь нуждаться. А пока прими это от нашей бедности. Мы ведь простые пастухи.
- Мы тоже бедны, - говорит Иосиф, - и не можем ничем вам отплатить!
- О! Нам и не надо! Даже если бы ты и мог, мы бы не взяли. Господь уже вознаградил нас. Он обещал мир каждому. Ангел провозгласил: «Мир людям доброй воли». Но Он уже дал его нам, потому что, как сказал нам ангел, Твое Дитя - это Спаситель, Который есть Христос Бог. Мы хоть и бедные и презренные, но знаем, что сказано в пророчествах о Спасителе, что Он будет князем мира. И ангел велел нам прийти и поклониться Ему. Поэтому Он дал нам Свой мир. Слава Богу Вышнему, что превыше всех Небес, слава Христу Его, здесь пребывающему, благословенна Ты, Жена, давшая Ему жизнь! Ты свята, и потому была избрана выносить Его во чреве! Повелевай нами как Царица наша, мы будем счастливы, что можем служить Тебе! Что можем мы сделать для Тебя?
- Вы можете любить Моего Сына и навсегда сохранить то, что сейчас в ваших сердцах.
- А для Тебя? Нужно ли Тебе что-нибудь? Есть ли у Тебя родственники, которым Ты хотела сообщить о рождении Сына?
- Есть, но они далеко. В Хевроне. 

- Я пойду к ним, - заявляет Илия. - Кто они?
- Захария, священник, и Елизавета, моя кузина.
- Захария? Да я хорошо его знаю. Летом я взбирался в горы, туда, где богаче пастбища, и подружился с его пастухами. Когда удостоверюсь, что вы устроены, пойду к нему.
- Спасибо, Илия.
- Не надо меня благодарить. Для бедного пастуха это честь - прийти к священнику и сказать ему: «Спаситель родился».
- Нет. Ты должен сказать ему: «Твоя кузина, Мария из Назарета, просила тебе передать, что родился Иисус и что тебе следует прийти в Вифлеем».
- Я передам.
- Господь да вознаградит тебя. А Я никогда не забуду ни тебя, Илия, ни всех вас.
- Ты расскажешь о нас Своему Сыну?
- Конечно.
- Я Илия.
- А я Левий.
- А я Самуил.
- А я Иона.
- А я Исаак.
- А я Табиас.
- А я Джонатан.
- А я Даниил.
- А я Симеон.
- Меня зовут Иоанн.
- Я - Иосиф, а это мой брат Вениамин, мы близнецы.
- Я запомню ваши имена.
- Нам надо идти. Но мы вернемся. И приведем других поклониться Ему.
- Как можем мы вернуться на свои пастбища, оставив Ребенка?
- Слава Богу, показавшему нам Его!
- Позволь нам поцеловать Его пелены! - попросил Левий с ангельской улыбкой.
Мария медленно приподняла Иисуса, сидя на шкуре, спеленала Его крохотные ножки и протянула им Его для поцелуя. Пастухи, низко склонившись, целовали Его завернутые в пелену ножки. Бородатые сначала вытирали свои бороды. Почти все плакали в умилении. Возвращаясь домой, они оставляли здесь свои сердца.
Видение заканчивается такой сценой: Мария, сидящая на соломе и держащая на колене Дитя, и Иосиф, облокотившийся на ясли и с восхищением взирающий на них.

Говорит Иисус:
«Сегодня Я буду говорить. Ты очень устала, но потерпи еще немного. Сегодня канун праздника Тела Христова, и Я мог бы рассказать тебе о Евхаристии и святых, ставших апостолами этого таинства (так же, как рассказывал тебе о святых, бывших апостолами Святейшего Сердца). Но хочу рассказать тебе о тех, кто поклонился Моему Телу, предвосхитив таинство Евхаристии. Это пастухи, бывшие первыми почитателями воплотившегося Слова, ставшего Человеком.
Как-то Я рассказывал тебе (и об этом же говорит Моя Церковь) о святых праведниках - первомучениках Христовых. Теперь же расскажу о пастухах, ставших первыми почитателями Тела Господня. Эти евхаристические души были наделены всеми необходимыми для этого качествами:
; твердая вера: они сразу же и безоговорочно поверили ангелу;
; щедрость: они отдали Господу все, что имели;
; уничижение: они пришли к людям, которые, с человеческой точки зрения, были беднее их, но вели себя скромно и благоговейно, что, однако, нисколько не унизило их. И они провозгласили себя слугами Святого Семейства;
; стремление служить: то, что они не смогли пожертвовать, они старались возместить делами милосердия;
; безоговорочное послушание: Мария хотела передать сообщение Захарии, и Илия тут же, не откладывая, отправляется в путь;
; и, наконец, любовь: они страдают, покидая пещеру. Ты права, написав: «они оставляли здесь свои сердца».
Но не относится ли все это и к самому Моему Таинству?
Теперь о другом. Это предназначено для тебя: обрати внимание, кому первому явил Себя ангел и кто удостоился излияния Марии? Левий, мальчик. Господь являет Себя тем, у кого душа ребенка. Им Он открывает Свои тайны и позволяет слышать божественные Слова, как Свои, так и Марии. У пастухов с их по-детски чистыми душами было такое же, как у Левия, дерзновение. И они попросили у Марии разрешения поцеловать пелены Христа. Потому что Мария всегда дает нам Иисуса. Она - Носительница Евхаристии. Она - живая Дарохранительница. Тот, кто идет к Марии, находит Меня. Кто просит у Нее Меня, получает Меня от Нее. Когда Ей говорят: «Преподнеси мне Твоего Сына Иисуса, чтобы я мог любить Его», улыбка Моей Матери становится живее и радостней.
Поэтому говорите Ей: «Позволь мне поцеловать Его раны». И даже дерзайте о большем: «Позволь мне преклонить свою главу и упокоиться в Сердце Иисуса, чтобы насладиться Им». Припадите. И как Иисус в Своей колыбели, упокойтесь среди Иисуса и Марии». 

ГЛАВА 30

Визит Захарии.
Святость Иосифа и послушание священникам

8 июня 1944 г.
Вижу большую комнату, в которой произойдет поклонение волхвов, и понимаю, что это гостеприимный дом, где нашло приют Святое Семейство. Только что приехал Захария. На этот раз он один, без Елизаветы.
В прихожую вбегает хозяйка встретить приехавшего гостя. Она провожает его до дверей комнаты, стучит в дверь и деликатно исчезает.
Иосиф открывает дверь и, увидев Захарию, громко выражает свою радость. Он вводит гостя в маленькую, похожую на коридор комнату. «Мария кормит Дитя. Это недолго. Садись, ты, должно быть, устал с дороги», - говорит он, расчищая для гостя диванчик, и садится рядом с ним.
Я слышу, как Иосиф расспрашивает Захарию о маленьком Иоанне, как рассказывает о своем сыне Захария:
- Он растет сильным, как маленький ослик. Но сейчас у него режутся зубки, и он, бедный, немного страдает. Поэтому мы не стали брать его с собой в такой холод, а из-за него и Елизавета не смогла приехать: она все еще кормит его. Ее это очень расстроило, но что поделаешь, зима такая суровая!
- В самом деле, суровая, - соглашается Иосиф.
- Присланный вами человек рассказал мне, что Он родился в пути. Ну и натерпелись же вы, должно быть!
- Да, но наши опасения были вызваны, в основном, неудобствами: мы опасались за здоровье Новорожденного. Ведь первые дни нам пришлось жить в хлеву, где Он родился. Сами мы ни в чем не нуждались, потому что пастухи разнесли Благую Весть по всему Вифлеему, жители которого принесли нам подарки. Но жилища у нас все же не было, ни даже скромной комнатки, ни кровати... Бедный Малыш так сильно плакал, особенно по ночам, холодный ветер задувал внутрь. Я разводил небольшой костер, который никого не согревал, потому что как только я увеличивал пламя, Иисус начинал кашлять от дыма. Двое животных тоже не могли как следует нагреть воздух своим теплом: холод проникал внутрь со всех сторон. У нас не было ни теплой воды, чтобы купать Его, ни сухих пеленок, чтобы вовремя переодевать. Да, Он очень страдал! А как страдала Мария, глядя на Него! Страдал и я. Можешь представить себе боль Его Матери! Она кормила Его молоком пополам со Своими слезами... Сейчас нам уже лучше.
А какую удобную колыбельку я для Него сделал! Какой легкий матрасик вложила в нее Мария! Но все это осталось в Назарете! О, если бы Он родился там, все было бы иначе!
- Но Христос должен был родиться в Вифлееме. Это было предсказано в пророчествах. 

Заслышав голоса, входит Мария. На Ней одеяние из белой шерсти, в котором я обычно привыкла Ее видеть, сменившем темное дорожное платье, бывшее на Ней во время путешествия и в пещере. Итак, Она снова вся в белом, с непокрытой головой и Иисусом на руках: насытившись молоком, Он спит, завернутый в белые пелены.
Захария встает и благоговейно склоняет голову. Подойдя ближе, он взирает на Иисуса с величайшим почтением, склонившись не затем, чтобы лучше рассмотреть Его, а чтобы выказать уважение. Мария протягивает ему Дитя, и Захария берет Его с таким почтением, будто в руках у него дароносица. А так оно и есть - он держит в руках Святые Дары, приносимые в жертву людям в знак любви и искупления. Захария возвращает Иисуса Марии.
Все садятся, и Захария снова рассказывает - на этот раз Марии - почему не приехала Елизавета и как она была этим расстроена.
- В прошлом месяце она собрала приданое для Твоего Сына. Я привез его Тебе. Оно внизу, в повозке.
Он подымается и выходит, затем возвращается с двумя тюками, большим и поменьше. Иосиф берет у него тот, что тяжелее, и Захария начинает вынимать из обоих тюков подарки: легкое связанное вручную шерстяное одеяло, пеленки и распашонки из одного, а из другого - мед, белоснежную муку, сливочное масло, яблоки для Марии, пироги, испеченные Елизаветой, и множество мелких вещей, знаков материнской любви щедрой кузины к юной Деве-Матери.
- Передай Елизавете, что Я ей очень благодарна. Тебя Я тоже благодарю. Я была бы счастлива повидать ее, но что поделать, Я все понимаю. А как бы мне хотелось увидеть малютку Иоанна!
- Назарет слишком далеко, - замечает Иосиф.
- Назарет? Но вы должны остаться здесь. Мессии надлежит вырасти в Вифлееме. Это город Давида. Всевышний через повеление кесаря привел Его сюда, в город на земле Давида, святой земле Иудеи. Зачем же везти Его в Назарет? Вы ведь знаете, какого мнения иудеи о назарянах. Этому Ребенку предстоит впоследствии стать Спасителем Своего народа. Не стоит давать столице повод презирать своего Царя за то, что Он - выходец из презренного края. Вы же знаете, как придирчив Синедрион и как надменна его верхушка. А здесь я буду рядом и смогу помочь вам, причем не столько материально, сколько морально. Я приложу все силы к служению вашему Новорожденному. А когда Он подрастет, буду счастлив стать для него учителем, так же как и для моего сына. А позже, повзрослев, Он благословит меня. Мы должны помнить, как велика Его будущая миссия, и должны помочь Ему к ней предуготовиться. Ему будет необходимо стяжать Премудрость. И то, что Он получит образование у священника, облегчит Его общение с упертыми фарисеями и облегчит исполнение Своей миссии.
Мария и Иосиф вопросительно переглядываются поверх невинной розовой головки безмятежно спящего Младенца, далекого от всех этих проблем. Они опечалены и озадачены. Мария думает о Своем домике, Иосиф - о своей работе. 

Здесь, где еще несколько дней назад их вообще никто не знал, им придется все начать с нуля. Здесь нет ни одной из дорогих сердцу вещей, приготовленных ими с такой любовью для Сына и оставленных дома.
Наконец, Мария произносит: «Как же нам решиться на это? Мы все оставили там. Иосиф столько трудился для Моего Иисуса, не зная отдыха! Он все делал по ночам, чтобы днем зарабатывать деньги и покупать лучшее дерево, лучшую шерсть, лучшее полотно для будущего Сына. Он мастерил ульи. Ему даже пришлось быть каменщиком, перестраивать наш дом так, чтобы поместить колыбель в Моей комнате, и можно было потом, когда Сын вырастет, заменить ее на кровать, потому что Иисус будет жить со Мной, пока не станет подростком».
- Иосиф может съездить туда и все привезти.
- И куда мы все это денем? Ты ведь знаешь, Захария, как мы бедны. Все, что у нас есть, это наш дом и наша работа. Благодаря им мы не голодали. Но здесь... Пусть мы даже найдем какую-нибудь работу. Но у нас вечно будут проблемы с жильем. Не можем же мы вечно злоупотреблять гостеприимством нашей доброй хозяйки, приютившей нас. А Я не могу требовать от Иосифа большей жертвы, чем та, которую он уже принес ради Меня!
- О! Дело не во мне! Каково Марии жить не в Своем доме!
- Думаю, наш дом Ей дорог как рай, потому что в нем свершилось Великое Таинство. Я не мастер говорить, но тут и объяснять-то нечего. Я что? Я могу лишь работать за двоих - для этого я достаточно молод и силен. Лишь бы Она не страдала. И если ты говоришь, что мы должны поступить именно так... что ж, я готов сделать это. Только бы все было во благо Иисусу.
- Конечно, во благо. Обдумай это, и сам поймешь.
- Но ведь сказано было также в пророчествах, что Мессия назовется Назарянином, - возражает Мария.
- Верно. Но это, когда Он вырастет. Пусть же Он вырастет в Иудее. Пророчество гласит: «А ты, Вифлеем Ефрафа, будешь величайшим, потому что из тебя произойдет Спаситель». О Назарете же ничего не говорится. Возможно, имя «Назарянин» было дано Ему по каким-либо другим причинам, нам не известным. Но Иудея - Его земля.
- Раз так говоришь ты, священник, мы верим тебе, как нам ни грустно тебя слушать. Но как же это печально! Когда теперь Я увижу дом, где стала Матерью? - Мария молча плачет, и я понимаю Ее горе.
На этом видение заканчивается.

Говорит Божия Матерь:
«Я знаю, что ты все поняла. Но тебе предстоит увидеть Меня рыдающей еще горше. А пока я хочу воодушевить тебя святостью Иосифа. Он был человеком, и кроме собственной святости, ему нечем было укреплять свой дух. Я же, Сама того не сознавая, в Своей непорочности имела все мыслимые и возможные дары от Господа. Эти дары действовали в Моей душе и давали Мне духовную силу. А 

Иосиф не был непорочным. Человеческое начало со всей его тяжестью жило в нем, и ему приходилось духовно возрастать, преодолевая эту тяжесть ценой бесконечных усилий, мобилизующих все добродетели, чтобы достичь совершенства и быть угодным Богу.
О, Мой святой супруг! Святой во всем, даже в житейских мелочах. Святой в своем целомудрии, в своей человеческой честности. Святой в своем терпении, деятельной натуре, постоянном спокойствии, скромности - во всем. Священник говорит ему: «Вам следует остаться здесь, и он отвечает в полной готовности к еще большим трудностям, чем уже пережитые: «Дело не во мне, лишь бы Мария не страдала. А меня укрепит то, что это нужно Иисусу». Иисус, Мария, Их ангельская любовь - кроме этого, Моему святому супругу не нужно было в жизни ничего. Иосиф любил только Их и принес себя в жертву этой любви.
Он был избран покровителем христианских семей, всех, кто трудится, и многих других. Еще он покровитель супружеских пар, умирающих, а также посвятивших себя Господу. Кто из посвятивших себя служению Богу служил так, как он, все претерпевая, принимая, мгновенно все исполняя и всегда сохраняя мир, душевное спокойствие и доброжелательность? Нет подобных ему.
Еще Я хочу обратить твое внимание вот на что. Захария - священник. Иосиф - нет. Но ты не можешь не заметить, насколько его душа возвышеннее души священника. Захария мыслит, как человек, и по-человечески толкует Писание, руководствуясь человеческим здравым смыслом. Не в первый раз он это демонстрирует, уже будучи прежде наказанным за это. И снова - тот же грех, хоть и менее тяжкий на этот раз. Тогда он выражал сомнение по поводу рождения Иоанна Крестителя: «Как это случится, когда я стар, а жена моя бесплодна?» Теперь же он говорит: «Чтобы облегчился Его путь, Христу надлежит жить здесь». Тончайший корень гордыни, присущий достойным людям, побуждает его думать, что он сможет быть полезен Иисусу, но не служа Ему, как Иосиф, а уча Его. Господь простил ему этот грех за его добрые намерения. Но разве нуждался Наставник в учителях?
Я пыталась открыть ему истинный смысл пророчеств. Но он считал себя более образованным и искушенным, нежели Я, поэтому больше доверял своему мнению. Я могла бы настоять на Своем и переубедить его. Но - это второй момент, на который Я хочу обратить твое внимание, - Я уважала священника за его сан, а не за его знания.
Как правило, обычно священник всегда просвещен Господом. Я сказала: «Как правило, в целом». Он просвещен, если он священник истинный, истинного духа. О его посвященности свидетельствует не облачение, а душа. Судить об истинности священника следует по тому, что исходит из его души. Это и определяет все поведение личности. Следовательно, если священник - истинного духа, он всегда одухотворен Господом. К тем же священникам, которые не являются такими, нам следует быть более чем милосердными и снисходительными и молиться о них.

Тебя Мой Сын уже поставил на служение во имя искупления, и к этому Мне нечего прибавить. Радуйся во скорбях, да умножат твои жертвы число истинных священников. И положись с миром в сердце на слово того, кто руководит тобой. Доверяй его советам и следуй им. Послушание всегда спасет тебя, даже если совет, данный тебе, далек от совершенства.
Как ты знаешь, мы подчинились слову Захарии. И оказались правы. Ведь в Вифлееме и его окрестностях Ирод устроил избиение младенцев. А если бы сатана распространил свою ненависть дальше и побудил других правителей Палестины совершить подобное злодеяние ради уничтожения Царя Иудейского? Такое вполне могло произойти в первые дни жизни Христа, когда внимание народа и правителей было привлечено многочисленными чудесами, происходившими повсюду. И как нам было пересечь всю Палестину из Назарета в гостеприимный для гонимых иудеев Египет с Младенцем на руках, когда вокруг бушуют казни? А бежать в Египет из Вифлеема было хоть и нелегко, но все же легче, чем из Назарета.
Послушание всегда спасет тебя, помни об этом. А уважение к священнику всегда являлось признаком христианской просвещенности. Горе священникам, утратившим свое апостольское горение! То же говорил и Спаситель. Но горе и тем, кто полагают себя вправе презирать священников - тех, кто освящает и дает нам истинный Хлеб, сошедший с Небес! И это таинство делает их святыми, подобно священной чаше, даже несмотря на их несовершенства. За них они сами ответят Господу, но вас это не касается. Не пристало вам быть строже Господа Иисуса, Который по призыву священников покидает Небеса и нисходит к ним, дабы их руками быть вознесенным. Учитесь у Него! И если священники ваши слепы, глухи, души их парализованы, а мысли невразумительны, если даже они - погрязшие в грехах, прокаженные, являющие собой резкий контраст своей высокой миссии, если они холодны и равнодушны, как мертвецы в могилах, призывайте Господа нашего Иисуса, чтобы исцелил и оживил их!
О, жертвенные души, призывайте Его в своих молитвах и скорбях! Спасти душу означает предопределить ей место на Небесах. А спасти душу священника означает спасти множество душ, потому что каждый святой пастор - сеть, уловляющая души для Господа. Спасти священника означает освятить, восстановить его и сотворить эту мистическую сеть. Каждая молитва прибавляет сияние славы вашему венцу в вечности.
Иди с миром».


ГЛАВА 31

Принесение Господа во Храм.

1 февраля 1944 г.
Я вижу двух людей, выходящих из скромного домика. По наружной лестнице спускается юная мать с завернутым в белое Младенцем. Я узнаю в Ней нашу Мать. 

Внешне Она такая же: светловолосая с бледноватым лицом, по-прежнему проворная и доброжелательная. На Ней белое одеяние, поверх которого голубой плащ, на голове белая накидка. Она очень бережно несет Своего Младенца.
Внизу, придерживая за уздечку маленького серого ослика, Ее ждет Иосиф. На нем одежды бежевого цвета - туника и накидка. Улыбаясь, он смотрит на Марию. Дождавшись, когда Она подойдет, Иосиф перекладывает сбрую в левую руку и берет у Нее мирно спящее Дитя, тем самым помогая Ей поудобнее усесться в седле. Затем он возвращает Ей Иисуса, и они трогаются в путь.
Иосиф идет рядом с Марией, сжимая упряжь и заставляя ослика идти ровно, не спотыкаясь. Мария держит Иисуса на коленях и, чтобы Он не замерз, укрывает Его краешком плаща. Разговаривают они мало, зато часто улыбаются друг другу. В унылый ландшафт хорошо вписывается каменистая неровная дорога, обдуваемая ветрами. По дороге им попадаются лишь несколько путешественников. Затем я вижу несколько домов и городской вал. Путешественники через ворота входят в город и останавливаются на полуразрушенном тротуаре. Двигаться здесь труднее: заметное встречное движение вынуждает бедного ослика часто останавливаться, он то и дело спотыкается о торчащие из выбоин камни, что доставляет неудобства Марии с Младенцем.
Дорога пошла на подъем. С двух сторон она зажата высокими домами с маленькими узкими дверями и почти без выходящих на дорогу окон. Сквозь просветы между домами и террасами видны полоски голубого неба. Внизу улицы - толпы народа, слышны крики приветствий. Горожане встречают всех: и приехавших верхом, и пеших путников, и навьюченных ослов, и верблюжий караван. Сопровождаемый стуком копыт и звоном оружия с шумом проносится патруль римских легионеров, скрывшись за нависающей над каменистой дорогой аркой. Иосиф сворачивает налево на более широкую и гладкую дорогу. В конце улицы видны уже знакомые мне крепостные стены.
Мария спешивается у ворот стойла для ослов. Это что-то вроде крытого соломой сарая, внутри которого - несколько столбов с кольцами и привязанными к ним животными. Иосиф дает несколько монет подошедшему к ним маленькому человеку. Это плата за мерку сена и ведро воды, которое Иосиф сам вытаскивает из грубого неотесанного колодца в углу. Накормив ослика, он возвращается к Марии, и они входят в ограду храма.
Сначала они направляются к рядам торговцев, которым Иисус впоследствии задаст хорошую трепку. Это менялы и продавцы голубей и ягнят. Иосиф покупает пару маленьких белых голубей. Денег он не меняет, т.к. необходимую сумму подготовил заранее. Затем они идут к боковой двери по восьмиступенной лестнице. Такие же лесенки есть перед каждой дверью, ведущей в зал, т. к. центральная часть храма слегка приподнята. Дверь открывается в огромный зал и похожа на двери наших городских домов, чтобы вы могли себе лучше представить. Только эта дверь больше и богато украшена. В самом зале по правую и левую стороны находятся алтари двух типов. Они представляют из себя прямоугольные конструкции,

назначение которых мне пока непонятно. Похожи эти алтари на низкие раковины, внутренняя часть которых на несколько сантиметров ниже внешнего края.
К Марии и Иосифу походит священник. Я не знаю, позвали его, или он пришел сам. Мария протягивает ему Своих голубей, и я отвожу глаза в сторону, поскольку знаю, что с ними будет дальше. Я созерцаю украшения тяжелого портала, потолка и всего зала. Но боковым зрением вижу, как священник брызгает на Марию водой. Это, должно быть, именно вода, потому что пятен на Ее платье не остается. Затем Мария, давшая вместе с голубями пригоршню монет (я забыла это упомянуть), входит в сопровождении священника непосредственно в Храм.
Я рассматриваю место, куда они прошли. Здесь больше всего украшений. Колонны, стены и потолки украшены скульптурными изображениями ангельских головок, пальмами и драпировками. Свет проникает сюда через непривычно длинные и узкие окна без стекол. Они расположены по диагонали относительно стен. Это сделано, думаю, для того, чтобы дождь не проникал внутрь.
Мария направляется к лестнице, ведущей к алтарю, за которым располагается некая конструкция. Теперь я понимаю, что принимала за Храм окружающее Храм пространство. Вот Святое, куда нельзя заходить никому, кроме священников. То, что я раньше считала Храмом, оказалось закрытым вестибюлем, окружающим Храм, в центре которого - Скиния. Не уверена, что правильно поняла устройство Храма, но я ведь не инженер и не архитектор.
Мария протягивает священнику Малыша, Который проснулся и смотрит на того удивленными невинными глазами младенца нескольких дней от роду. Священник берет Его на руки и подносит к алтарю. Ритуал окончен. Дитя возвращено Матери. Священники уходят.
Вокруг собрались люди. Среди них - маленький старик, согбенный и хромой, опирающийся на палку. Он, должно быть, очень стар, мне кажется, ему лет восемьдесят. Он подходит к Марии и просит Ее дать ему подержать Младенца. Мария, улыбаясь, соглашается.
Симеон, которого я считала принадлежащим к касте священнослужителей, оказался, судя по его скромному одеянию, обычным прихожанином. Он берет Дитя на руки и целует Его. Иисус улыбается ему, как все грудные младенцы. Он с любопытством рассматривает старика, плачущего и смеющегося одновременно. Он тянет свои крохотные ручки к длинной седой бороде Симеона, по которой катятся крупные сверкающие слезы. Господь наш пока еще только младенец, поэтому все, что движется перед Его глазами, привлекает Его внимание, и Ему хочется потрогать это и рассмотреть. Мария с Иосифом улыбаются вместе со всеми окружившими их и восхищающимися красотой Младенца.
Я слышу слова святого старца, вижу изумленный взгляд Иосифа, потрясенное лицо Марии, отдельные лица в толпе: у кого-то удивленное и растроганное, у кого-то, наоборот, насмешливое. Среди смеющихся над словами Симеона - несколько бородатых и солидных членов Синедриона, укоризненно-иронически качающих головами: им кажется, что старик выжил из ума.

Улыбка Марии сменяется мертвенной бледностью, когда Симеон предсказывает ожидающие Ее скорби. Несмотря на то, что Ей все уже давно известно, слова старика пронзают Ей душу. Она придвигается ближе к Иосифу, как бы ища у него защиты, страстно прижимает к груди Ребенка и жадно внимает словам Анны Фануиловой, которая по-женски сочувствует страданиям, ожидающим Марию, и обещает Ей, что Отец Превечный в час скорби подаст величайшее укрепление: «Жена, Тот Кто послал Своему народу Спасителя, пошлет ангелов, чтобы осушать Твои слезы. Великие жены Израиля никогда не оставались без помощи Господней, а разве Ты не больше Юдифи и Иаили? Господь наш подаст Тебе сердце из чистейшего золота, чтобы Ты выдержала бурю скорбей, и Ты станешь величайшей из жен, когда-либо Им сотворенных, - Матерью! А Ты, Дитя, помяни меня, когда придет Твой час».
На этом видение заканчивается.
2 февраля 1944 г.

Говорит Иисус:
«Из записанного тобою нужно извлечь два поучения, касающихся каждого».
Первое: истина не открывается совершающему таинство священнику, лишенному духа, вместо этого она открывается простому верующему.
Священник, непрестанно пребывающий в сочетании с Божеством, посвятивший себя Богу и всему, что выше плотских интересов, должен был сразу же понять, что за Младенец был принесен в Храм в то утро. Но для этого он должен был быть исполненным живым духом. Облачение, прикрывающее дремлющий, если не мертвый дух, это еще не все.
Дух Святой может, если захочет, подобно буре, молнии, землетрясению разбудить и потрясти самый унылый человеческий дух. Может. Но обычно Он действует не там, где достаточно «заслуг» для Его принятия, - в этом случае Его явления были бы весьма редкими, и вы могли бы вообще не узнать о них - а там, где Он усматривает присутствие «доброй воли», т.е. жажды стяжать Святого Духа. Как же достичь этой самой «доброй воли»? Полным, насколько это в ваших силах, посвящением своей жизни Господу: в вере, послушании, чистоте, милосердии, великодушии и молитве. Не в религиозной практике, а именно в молитве, которая отличается от религиозной практики, как день и ночь. Последнее - сочетание духа с Господом, являющееся для вас источником свежих сил и укрепления в решимости все больше и больше принадлежать Господу, тогда как первое - обычная привычка, вызванная различными, но всегда эгоистичными целями. При этом вы не меняетесь внутренне, более того - ваша греховная чаша отягощается грехами лжи, лицемерия и инертности.
У Симеона была эта самая «добрая воля». Не избегая скорбей и тягот земной жизни, он не утратил свою добрую волю. Старость и несчастья не ослабили и не поколебали его веру в Господа и в Его обетование. И Господь послал ему луч Духа Святого, приведшего его во храм, дабы узрел он Свет, явленный миру сему,
прежде, чем закроются земному солнцу глаза преданного раба Божиего, которые Я вновь открою, но уже для Солнца, воссиявшего на Небесах, куда взойду Я после Своего мученичества.
«По наитию Духа Святого» - сказано в Евангелии. О, если бы только люди знали, какой это совершенный друг - Дух Святой! Какой путеводитель, какой учитель! Если бы только они любили и призывали Его, эту Любовь Пресвятой Троицы, этот Свет Светов, Огонь Неопалимый, Божественный Разум, Премудрость Небесную! Сколько бы они узнали из того, что им нужно знать! Мария, дети Мои! Всю свою долгую жизнь Симеон ждал, когда сбудется Обетование Господне, ни разу в этом не усомнившись. Ни разу он не сказал себе: «Бесполезно молиться и надеяться». Он просто непрестанно молился и надеялся, пока не сподобился «увидеть» Того, Кого не разглядели ни священник, ни гордые и чванливые члены Синедриона - Сына Божьего, Мессию, Спасителя во плоти Младенца, что согрел его сердце и улыбнулся ему. Улыбка Господа на устах Младенца - лучшая награда за честную и благочестивую жизнь.
Другой урок - слова Анны. Эта пророчица тоже сумела разглядеть во Мне, новорожденном Младенце, Мессию. Для нее, обладающей пророческим даром, это было делом естественным, но послушайте, что она, движимая верой и состраданием, сказала Моей Матери. Да станут слова ее для ваших душ светом, который будет мерцать во дни мрака и сверкать на Празднике Света Светов:
«У Того, кто дал миру Спасителя, достаточно ангелов, чтобы осушить Твои слезы».
Поймите, что Господь отдал Себя затем, чтобы уничтожить дьявольскую работу в ваших душах. Так неужели Он не сможет поразить терзающих вас бесов? Неужели не сможет обратить их в бегство, осушить ваши слезы и снова послать в ваши души мир Христов? Почему вы не взываете к Нему с верою? Истинной, долготерпеливой верой, перед которой смягчается гнев Господень, вызванный грехами вашими, и превращается в Его всепрощающую улыбку в благословение, ставшее радугой в мире сем, ввергнутом в кровавый потоп, который вы сами и устроили.
Помните: Бог-Отец, покарав людей потопом, сказал Себе и Своему пророку: «Никогда больше Я не прокляну землю из-за человека, потому что сердце его с младенчества склонно ко злу. Никогда Я не уничтожу ни одного живого существа, как сделал это сейчас».
И Господь сдержал Свое слово: всемирный потоп Он больше не посылал. А вы? Сколько раз говорили вы себе и Господу: «Если в этот раз мы уцелеем, если Ты спасешь нас, мы больше никогда не будем воевать», а после этого творили еще более страшные бесчинства? Сколько раз, о, лицемеры, не уважающие ни Господа, ни собственное слово? Но Господь поможет вам снова, если будете ревностно взывать к Нему.
Сложите свои заботы к стопам Божиим, вы, которых слишком мало, чтобы уравновесить число тех, что не дают утихнуть гневу Господню. Вам, кто остаются верными Господу, несмотря на умножающиеся скорби, Он пошлет Своего Ангела, как послал в мир Спасителя. Не бойтесь. Не выпускайте из рук крест. Он всегда разрубает сети дьявола, который, используя человеческую жестокость и жизненные невзгоды, толкает к отчаянию, разделяющему с Господом тех, чьи сердца Он не может завоевать другим способом».


КТО ТАКАЯ МАРИЯ ВАЛТОРТА.

Мария Валторта родилась 14 марта 1897 года в итальянском городке Казерта, где в то время проживали её родители, ломбардцы по происхождению. Мария была их единственным оставшимся в живых ребёнком.
Когда девочке исполнилось полтора года, семья переехала в Фаенцу, что в провинции Романья, а несколькими годами позже, в 1901г., в Милан, где Марию отдали в детский сад сестёр-урсулинок, расположенный в Виа Ланцоне. Здесь в возрасте четырех с половиной лет Марии возникло «желание утешить Иисуса, из любви к Нему добровольно претерпевая скорби».
В октябре 1904 г. семилетняя Мария была помещена в школу при монашеском ордене св. Марселины, где получила начальное образование. С самого начала учёбы она была первой ученицей в классе. 30 мая 1905 г. Мария прошла обряд конфирмации. Общение со святым отцом (кардиналом, совершавшим обряд) «наполнило душу благодатью Святого Духа».
В 1907 г. семья вновь была вынуждена переехать, на этот раз в Вахеру, где Мария стала учиться в средней школе. По четвергам она посещала курсы французского языка, учреждённые изгнанным из Франции монашеским орденом. По её собственным воспоминаниям, эти занятия «вновь наполнили её душу благодатью Святого Духа и ощущением единения со Господом». В первое воскресенье октября 1908г. Мария, наконец, приняла первое причастие. Но её радость от этого события была омрачена отсутствием нежно любимого отца: её мать - женщина суровая и сухая - сочла, что приезд отца на церемонию совсем не обязателен.
Когда девочке было двенадцать, мать, от деспотизма которой страдала вся семья, приняла безжалостное решение отправить ребёнка в пансион. Мария тяжело пережила разлуку с домом и любимым отцом, который, будучи человеком мягким и слабовольным, не смог помешать своей жене отправить дочь в интернат. Это произошло в марте 1909г. Престижный колледж Бьянкони в Монце, где она оказалась, принадлежал св. ордену сестёр милосердия им. Пресвятой Девы во младенчестве. Мария быстро в нём освоилась. Благодаря её любви к учению, дисциплинированности и послушанию, девочка считалась образцовой ученицей. Она старалась извлечь как можно больше пользы из духовного руководства и наставлений, касающихся земной жизни и жизни вечной. И снова Господь
незамедлительно открывается её душе, ведя её к пониманию того, «что такое жизнь в Боге, в единении с Ним».
Весной 1913 г. семья Валторты переезжает во Флоренцию, на этот раз не из-за военной службы отца, а из-за его отставки по слабости здоровья. Мария с отцом часто бывает в центре города, сохраняя прежний благочестивый образ жизни, несмотря на «уроки безразличия к религии, в изобилии преподносимые ей матерью».
Весной 1916 г. Господь вновь открылся ей во сне, который Мария запомнила на всю жизнь. Господь наставлял ее в благочестии, благословил и простил грехи. Этот сон полностью очистил её душу, и она проснулась с чувством озарения чем-то не от мира сего.
В 1917 г. Мария вступила в орден сестёр милосердия и полтора года прослужила в военном госпитале во Флоренции. Творимые дела милосердия приближали её к Господу.
Акт бессмысленной жестокости, которому она подверглась, положил начало её постепенного восхождения по пути жертвенности. Это случилось 17 марта 1920г. Ничего не подозревавшая Мария шла по улице с матерью, «когда внезапно на неё напал молодой хулиган. Он подкрался сзади и со всей силы ударил её по спине железным прутом от кровати». В результате полученной травмы позвоночника девушка три месяца была прикована к постели в состоянии, дававшем наглядное представление об ожидавшей её полной парализации.
В октябре того же года Мария с родителями гостила у своих родственников Бельфанти - владельцев местной гостиницы. Живописная природа этой области оживила её дух, а «великолепнейшая библиотека кузины Клотильды утолила её жажду знаний». На этот раз Господь избрал путь к её сердцу через книгу. Духовное пробуждение наступило по прочтении книги, оставившей неизгладимый след в её душе. Это была книга Антонио Фогаззаро «Святой».
Здесь Мария начинает осознавать происходящие с ней странные вещи, которым раньше не придавала значения. Крепнет её духовность, свидетельством чему - её неуклонно возрастающее увлечение св. Франциском Ассизским.
В сентябре 1924 г. семья Валторты окончательно переезжает в Виареджо, где Мария продолжает вести уединённый образ жизни, нарушаемый разве что короткими прогулками по морскому побережью и сосновому лесу и регулярными походами за покупками, под видом которых ей удаётся причащаться Святых Даров, не навлекая на себя гнев матери, которую раздражает набожность дочери. В этот период жизни у Марии наступает духовная зрелость.
Увлеченная примером св.Терезы имени Младенца Иисуса, чью автобиографию она прочитала за один присест, 28 января 1925г. Мария дала обет принесения себя в жертву Божественному Милосердию, и с этого момента ежедневно возобновляла свою клятву. Ее стремительное возрастание в любви к Иисусу достигло такой высоты, что она начала ощущать живое присутствие Господа даже в собственных словах и поступках. 

Для Марии стало очевидным, что ее жизненное призвание – апостольское служение, и она всеми силами старается встать на путь св.Павла и его последователей. Но ей придется довольствоваться апостольством «смиренным и скрытым от человеческих глаз, открытым лишь Господу и крепнущим не столько в делах, сколько в страданиях». Начало ее пути было вполне деятельным и плодотворным: она принимала активное участие во всевозможных католических акциях и сама была их организатором; ей удавалось собирать многочисленные аудитории и вызывать интерес к организованным ею конференциям «даже у далеких от религии людей».
Постепенно у девушки зрело решение принести себя в жертву Божественному Правосудию, и она готовилась к этому, ведя праведную и самоотверженную жизнь. Мария дала обеты девства, нищеты и послушания, возобновив их 1 июля 1931г., когда физические и духовные страдания терзали ее все безжалостнее.
4 января 1933г. был последним днем, когда уже едва передвигавшаяся Мария смогла выйти из дома. А с 1-го апреля 1934г. она оказалась навсегда прикованной к постели. Так начался период ее «деятельной» неподвижности. Она стала «инструментом в руках Господа», призванным к «страданию, искуплению и любви».
24 мая 1935 г. в доме появилась Марта Дициотти. Ей суждено было стать преданным другом Марии, внимательным слушателем её записей, верной помощницей и заботливой сестрой милосердия, ухаживающей за больной Валтортой до самой её смерти.
Месяцем позже, 30 июня, на Марию обрушился новый удар судьбы - смерть горячо любимого отца, пережить который было бы трудно без нежной заботы Марты. Мария была в отчаянии от невозможности помочь ему в последние мгновения земной жизни и даже попрощаться с ним после кончины, страдания её были «за гранью возможного».
Прикованная болезнью к постели Мария продолжала страдать и любить, всё более вверяясь Воле Господней, утешая страждущих, просвещая заблудших, предчувствуя надвигающиеся тяжёлые времена и всегда обнаруживая мужество и силу духа, а также ясность ума, сконцентрированного в Боге.
В 1942 г. её посетил благочестивый Отец Ромуальд М. Миглиорини - священник-миссионер ордена Рыцарей Марии, которому предстояло четыре года быть её духовным наставником. В 1943 г. по его просьбе Валторта соглашается написать свою автобиографию, которая, по замыслу святого отца, должна была быть достоверной и откровенной исповедью её души.
Деятельную, умную и щедрую Марию интересовало всё. Ничто, даже изнурительная болезнь, не могло помешать ей работать и писать. Кроме множества разнообразных талантов, она была ещё и прирождённой писательницей. И этот свой замечательный дар Мария сделала достоянием Господа, Которого любила до полного самоотречения. 

После завершения автобиографии в Страстную Пятницу 23 апреля того же 1944 г. в сверхъестественном порыве, ведомая Святым Духом, Мария начинает записывать то, что «диктует ей ангел».
Спустя несколько месяцев умирает её мать.
Теперь Мария с Мартой остались в одиночестве.
Писательская активность Марии достигла своего пика в период с 1943 по 1947гг., а в последующие годы, вплоть до 1953, интенсивность её творчества постепенно ослабевала. Она продолжала писать в тяжелейших условиях войны и эвакуации, в которой находилась с 24 апреля по 23 декабря 1944 г. в обители св. Андрея Компитского, что в местечке Капаннори провинции Лукка.
Писала она обычно в простых школьных тетрадках, подкладывая под них кусок твёрдого картона и держа на коленях. Могла писать в любое время дня и ночи, не обращая внимания на изнурительные боли. Писала легко, без усилий, естественно и без правок. Будучи прерванной, могла отложить запись, а потом с лёгкостью возобновить работу. Она не пользовалась никакими первоисточниками, кроме Библии и Катехизиса Папы Пия X.
Писательская миссия не ограждала Марию от окружающего мира. Она заботилась о ближних, помогала им решать житейские проблемы то поучительным советом, а то и собственной мистической жертвой, чудесным образом распутывающей казалось бы безнадёжные «узлы». Её волновала судьба родной страны, которую она очень любила. Не пренебрегала Мария и своими гражданскими обязанностями, вплоть до поездки в инвалидной коляске на избирательный участок 18 апреля 1948г.
В непрерывной работе, постоянной живой молитве, страданиях, смешанных с радостью искупления, Мария неизменно просила Господа не лишать её знаков причастности Христу, Который использовал её как Свои надежные «рупор и перо», обнаруживая Божественную сущность в богатстве и глубине Своих Откровений.
Духовное наследие Марии Валторты исчисляется 15-ю тысячами исписанных ею тетрадных страниц. Чуть менее двух его третей посвящены монументальному жизнеописанию Христа («Поэма о Богочеловеке»). Менее значимые труды -комментарии к библейским текстам, богословские лекции, истории о первых христианах и мучениках.
«Я могу свидетельствовать, - гласит одно из заявлений Марии Валторты, - что источник написанного мною находился не во мне, а свыше. Я никогда не знала заранее, что сейчас буду писать, а также часто не осознавала того, что писала в данную минуту».
18 апреля 1949 г. Мария приносит новую жертву Спасителю: просит лишить её возможности видеть одобрение её «трудов» церковью. И вместе с этим отрекается от своего интеллектуального «я» , подчинив его Воле Божией. Господь принимает её жертву - Мария видит враждебное отношение к своей работе в церковных кругах. Так начинается её постепенный уход в духовный затвор (1956г.). 

Произошедшие с ней внутренние перемены проявляются и внешне: в её личной переписке появляется обилие заглавных букв; она исписывает всё, что попадёт под руку восклицаниями типа «Иисус, я вверяюсь Тебе!»; прежде собранная и деятельная, она становится рассеянной и безразличной, отвечает невпопад, от прежнего остроумия не остаётся и следа; её речь зачастую ограничивается механическим повторением приветствий или окончаний фраз собеседника, её невозможно вызвать на диалог. Время от времени она восклицает: «Какое яркое там солнце!». Тем не менее, глаза её всегда ясны, а поза спокойна. Она никогда ничего не просит и позволяет кормить себя с ложечки. Однако же, будучи спрошенной о чём-либо серьёзном, касающемся её записей, отвечает точно, коротко и исчерпывающе, как бы встряхнувшись и выйдя из прострации.
16 сентября 1961 г. в связи с ухудшившимся состоянием здоровья на машине «скорой помощи» Мария была доставлена в Пизу, в клинику монашеского ордена Божьей Матери Скорбящей, где находилась до конца месяца. После этого без малейших признаков выздоровления её привезли домой, в Виареджо, где она и скончалась 12 октября 1961г. в половине одиннадцатого утра на 65-ом году жизни после 28 лет полной неподвижности. У её смертного одра молился священник Третьего монашеского ордена Рыцарей Пресвятой Девы, к которому принадлежала Мария Валторта. Священника звали Отец Инноченцо М. Роветти. Когда святой отец произносил слова: «Расстанься с этим миром, о, христианская душа», Мария испустила дух. Так она исполнила свое последнее послушание. В её рукописи 1944г. находим сказанные ей слова Спасителя: «Как счастлива ты будешь, когда осознаешь, что уже никогда не покинешь Вышний Мир, в который пришла из бренного мира сего, почти не испытав на себе его пагубного воздействия. Ты перейдёшь из видений в реальность, подобно ребёнку, видящему мать во сне и пробуждающемуся в её объятиях».
Тело Марии покоилось в её комнате на той самой кровати, что была свидетелем страданий, созидательной деятельности, приносимых Господу жертв и благочестивой кончины писательницы-мученицы. На ней было погребальное одеяние, приготовленное ею самою несколько лет назад вместе с девизом для надгробного камня: «Мои страдания окончены, моя любовь вечна». Пришедшие попрощаться с Марией Валтортой были поражены небесным свечением её правой руки - «пера Господня», тогда как левая рука боговидицы была покрыта мертвенной бледностью. Колени, всегда служившие ей письменным столом, сохраняли своё обычное положение даже после смерти.
Похороны состоялись ранним утром 14 октября. В соответствии с последней волей почившей церемония была чрезвычайно простой и скромной. Небольшая процессия автомобилей сопровождала её гроб на кладбище после заупокойной службы в приходе св. Павла.
Десять лет спустя 12 октября 1971 г. останки Марии Валторты были эксгумированы и перенесены в семейный склеп, а 2 июля 1973г. с разрешения церковных и светских властей перевезены из Виареджо во Флоренцию и перезахоронены в главной церкви Благовещенского монастыря, где почитаются до настоящего времени. Впервые рукописи Валторты анонимно начали издаваться ещё при её жизни. Они быстро распространились по всему миру, получив известность не только в Италии, но и далеко за её пределами. Этому способствовали отнюдь не реклама, а только лишь мощный импульс любви и правды самих посланий боговидицы миру. Они завоёвывали человеческие сердца, изменяя их к лучшему.
В Откровении 23 августа 1943г. находим слова Спасителя, обращенные к боговидице: «Необходимо трезвение, чтобы использовать Мой дар. Никакого шума и ажиотажа вокруг Моих откровений! Моё Слово должно распространяться медленно, но наверняка. И полная анонимность. Лишь когда твоя рука, что записывала Моё Слово, застынет в ожидании славного воскресения, тогда и только тогда будет упомянуто твоё имя».
Главный труд Валторты - грандиозное «Жизнеописание Христа», охватывающее период с Рождества и раннего детства Пресвятой Девы до Её Славного Успения.
Название, данное книге самой Валтортой, - «Евангелие Господа Нашего Иисуса Христа, как оно было открыто Маленькому Иоанну» - в первом издании было заменено более лаконичным « Поэма об Иисусе». Позже издателя попросили заменить и это название, т.к. оно уже встречалось в одном изданном ранее поэтическом сборнике. Новая версия названия «Поэма о Богочеловеке» сохранилась до сегодняшнего дня.
Как бы там ни было, это Евангелие не подменяло собой канонический текст и не изменяло его, а подробно, красочно, ярко и образно пересказывало. Пробудить в людских сердцах любовь к Господу и Богородице было главной целью этой книги.

Представленное выше есть компиляция публикации: Мария Валторта
Евангелие,как оно было мне открыто
Детство и юность Пресвятой Девы Марии

http//soborm.ru/library/books/Мария Валторта Детство и юность Пресвятой Девы
Марии.pdf

Книги Иисуса Христа через труды Марии Валторты стали доступны теперь и русскому читателю. Проториерей Алексей Марченков решился на перевод этого грандиозного труда, выучив специально для этого итальянский язык. В подготовке и распространению этих трудов Марии Валторты принимает участие специально организованная Ириной Дубковой группа
 https://vk.com/mariavaltorta
Переведенные проториереем Алексеем Марченковым книги помещены на этой же странице.

Слава Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, Марии!