Можно сказать, что моя сознательная жизнь началась именно здесь. До этого в памяти сохранились лишь несколько моментальных эпизодов….
Самое первое: как я осторожно спускаюсь по лестнице в большое помещение и иду по нему. Позже мне рассказывали, что тогда мы плыли на пароходе по Каме, и было мне около года.
Нашей семье часто приходилось переезжать по железной дороге, и несколько запомнившихся эпизодов связано с этим….
Как гуляю на остановке по перрону, держась за руку отца. Как на очередной остановке отец купил яблоки, принес, такие краснобокие, красивые, и бабушка укладывает их в свой большой фанерный чемодан. Как едем в товарном вагоне,… светит керосиновая лампа, потрескивают дрова в печке-буржуйке, тут же рядом за загородкой пережевывает жвачку наша корова. Она тоже едет вместе с нами.
И вот очередная остановка в наших передвижениях по Забайкалью – станция Карымская, крупный узел на Забайкальской железной дороге.
Первое время в Карымской мы жили в прокурорском доме. В прокурорском, потому что во второй половине этого дома жил прокурор с семьей. Совсем недалеко был вокзал. До нас доносился шум поездов, а уж тем более свистки паровозов, которые я почему-то очень боялась. Даже уже, будучи студенткой, когда слышала такой свисток, мне было очень не по себе….
В этом доме у нас появился Снап, небольшой симпатичный, умный пес “дворянской ” породы, который жил с нами, пока мы не уехали из Забайкалья.
Вспоминается картинка….
Электричества часто не было. Тогда зажигали керосиновую лампу или даже в небольшую посудинку наливали масло и там горел фитилек. На стенах появлялись большие тени, и мы со старшим братом развлекались, складывая руки, чтобы получалась тень, то собаки, то зайчика….
В тот раз вот в такой полутьме мы сидели на теплой плите и играли со Снапом, тогда еще толстеньким неуклюжим щенком. Он пятился, пятился и неожиданно упал с печки, … писку было….
Когда мне было около четырех лет, произошел очень странный случай.
Была гроза. Я с мамой стояла на крыльце дома и вдруг неожиданно, неизвестно почему побежала во двор под дождь. В этот момент сверкнула молния, и ударил очень сильный раскат грома…., а я увидела на небе не вспышку молнии, а крест не крест, скорее было похоже на самолет биплан, вид спереди….
Я очень испугалась…. Меня тут же схватили, отнесли в дом, укутали, успокоили….
Что это было? ... То ли просто обычная сильная гроза, то ли знак свыше…, но с этого момента, как будто, что то изменилось во мне. Внешне это проявилось в том, что я начала есть шоколадные конфеты, на которые до этого не обращала внимания. Но, может быть, в этот день был переписан сценарий моей жизни….
Вообще, сколько я себя помню, я никогда не ощущала себя ребенком, как будто сразу была взрослой…. Много позже я прочитала в одной статье идею, что в ребенка может вселиться душа совершенно разного возраста. Так вот, у меня создалось впечатление, что моей душе сразу было не меньше сорока….
Конечно, шоколадные конфеты и другие лакомства каждый день я не видела, но иногда перепадало. Хотя уже бывало хорошо, когда доставались конфеты- подушечки, а одним из доступных лакомств был кусок хлеба, намоченный водой и посыпанный сахаром.
Кстати, фантики от конфет у детворы были большой ценностью. Собирали их, вплоть до того, что подбирали на улице, обменивались.
После того случая я долгое время панически боялась грозы. Тем более, что однажды, у нас в доме появилась шаровая молния. Видимо, она залетела через печную трубу, а дальше поплыла к лампочке на кухне и взорвалась. Лампочка, конечно, перегорела. А вот когда мы жили в другом месте, молния ударила в дом и под окном оставила след, вырвав щепки из бревен.
Переезды зимой, в холодных вагонах давали о себе знать,…
уже тогда у меня болели ноги, и сколько раз я засыпала только, когда мама держала меня на руках, сидя на крыльце, укутав мои ноги шубой….
Потом мы перебрались в другой дом. У меня появилась подружка, соседская девочка Томка Денисова. Она была старше меня на год и ходила в школу. Я к тому времени уже умела читать и писать, но меня задевало, что она писала красиво, а я еще так не умела. Зато я могла бритвочкой подчинить карандаш, а она нет.
Отец Томы вернулся с фронта без ноги и ходил на протезе или на костылях.
Я часто бывала у них дома. Любимым нашим занятием с ней было сидеть и играть под столом. Это был наш маленький домик.
Запомнилось, как мы с ней играли в птиц…. Представляя себя птицами, перебирались с забора на поленницу, потом еще куда-то наверх, и так вошли в роль, что было реальное ощущение полета….
Много игрушек у нас не было. У меня была кукла Зина с обгрызенным носом, еще пупс. В качестве игрушек в ход шло все: спичечные коробки, пустые катушки из под ниток, бумажные стаканчики из под мороженого, вплоть до пустых ампул и пробирок, тайком собранных в яме во дворе больницы. Она находилась через дорогу от нашего дома. Однажды, уж не знаю, откуда, в доме появился предмет конской сбруи, если я не ошибаюсь, чересседельник. Вот это была игрушка! Сколько с ней можно было придумать.
Родители работали, в садик я не ходила, а оставалась дома с бабушкой Полей. Она мне, бывало, рассказывала что-то из своей жизни.
Самое большое впечатление из этих рассказов на меня произвела медсестра моя тезка Лена. Может быть под этим впечатлением я тогда хотела стать тоже медсестрой или врачом. Сшила себе белую сумочку с красным крестом, положила туда бинт и вату и лечила своих кукол.
Но вот однажды…. Было мне тогда пять-шесть лет.
Все взрослые ушли, и я осталась дома одна. В доме на кухне было лопнувшее стекло. Верхняя часть стекла наползла на нижнюю так, что между ними образовалась щель с полсантиметра шириной. Надо же было мне засунуть палец в эту щель. Засунула то просто, а вот вытащить была проблема. В результате получила глубокий порез. Кровь идет, я одна…. Но недаром я представляла себя, как минимум, медсестрой. Я не растерялась, заклеила ранку лейкопластырем, и все было в порядке. Шрам на пальце виден до сих пор.
Там в Карымской меня первый раз укусила собака. Обычно она сидела у соседей на цепи, а тут сорвалась и бегала свободно. Я как раз была на другой стороне улицы и, увидев собаку, побежала через дорогу к дому. Тут на меня собака и набросилась. Пока подбежали люди, она успела хватануть за спину и за лицо. Мама меня в охапку и тут же в больницу, благо она была через дорогу. Почему-то больше было больно не от глубоких ран на лице и спине, а когда мазали йодом поцарапанные руки. Раны заживали долго, особенно на лице, оставив навсегда пару шрамиков. Тогда я отделалась только тремя уколами. Курс от бешенства не делали, видимо потому, что собака была известна. Хуже мне пришлось, когда уже в Акше я шла в школу, и на меня напала другая собака. Она меня всего лишь “погладила лапкой ” по лицу, оставив царапины, но вроде бы в окрестности объявилась бешеная лисица, и мне “вкатили по полной программе” все сорок ужасно болезненных уколов от бешенства.
Возвращаюсь в Карымскую.
С едой у нас все было нормально. Держали корову, для которой родители сами заготавливали сено. Каждый год на зиму забивали теленка, свинью. На эту тему вспоминается…. Свиные шкуры надо было обязательно сдавать. Но, какое же сало без шкурки! И вот отец тайком, чтобы никто не видел, не донес, опаливал забитую свинью паяльной лампой или в сарае, или вообще увозил куда-то для этого…. Держали кур. Картошка была в достатке. Отец и мать получали зарплату.
Уже не помню, были ли тогда еще карточки на хлеб, но помню, как стояли за ним в очереди. Хлеб привозили на лошади в зеленом фургоне. Как подъедет к магазину, такой хлебный дух стоит…. Хлеб отпускали тогда не булками, как сейчас, а по весу. Был большой нож, одним концом прикрепленный к прилавку, и им отрезали от буханки сколько надо.
Наш дом стоял на главной улице. Однажды мне пришлось видеть, как мимо нас по улице проходили колонны студебеккеров, которые после войны возвращали в Америку.
Моя мама, работая в библиотеке, часто принимала участие в подготовке к выборам, которые старались обставить со всей торжественностью. Помню, прихожу с ней на избирательный участок. Там уже готовы кабинки для голосования, а мне забавно: вроде бы небольшая комнатка, а стенку толкнешь – шторы раздвигаются, и выходи, куда хочешь.
Сейчас поставить букеты цветов для украшения не проблема в любое время года. Тогда цветы были только летом. В остальное время их делали сами. На выборы обычно делали букеты из мелких белых или розовых цветков, прикрепленных к веткам. Для этого использовали тонкую бумагу для пишущих машинок. Была тогда такая специальная, чтобы можно было одновременно закладывать в машинку до пяти листов. С такими же ветками обычно шли и на первомайскую демонстрацию.
Тогда выборы обставлялись как праздник, хотя и были “обязаловкой” (голосовали за определенных кандидатов без вариантов). Добивались почти 100% явки на выборы. Помню, когда отец был председателем колхоза в селе Улача, то ему приходилось обеспечивать эти проценты. А были несколько человек, которых приходилось долго уговаривать, чтобы они пошли и проголосовали.
Я любила ходить с родителями на выборы…. Праздничная атмосфера, музыка, обязательно был буфет, где мне обычно покупали булочку….
Одежду в основном тогда шили и перешивали сами. У нас была ручная машинка “Зингер”. Я очень рано начала сама строчить на ней. Но больше мне нравилось распарывать старые вещи. Уже тогда я ловко управлялась с лезвием от безопасной бритвы, распарывая старые брюки, рубашки…. Эта швейная машинка была знаменита тем, что она побывала в плену у немцев. Когда немцы пришли в поселок, где жила бабушка, то они собрали ценные вещи, в том числе и швейные машинки, для отправки в Германию, но, видимо, не успели отправить. После их ухода жители разобрали свои вещи. Так машинка вернулась к бабушке.
Я рано научилась читать. Кто и как меня научил, не помню, но уже в шесть лет я брала книги в библиотеке и сама их читала.
Забавное воспоминание. В то время часто слышала песню “Солдатушки, бравы ребятушки…”. Я знала, что слова этой песни написаны в маленькой, толстенькой книжке (по-видимому, это был песенник), но тогда я еще не умела читать. Позже я попыталась найти слова этой песни, но почему-то в такой же книжке были только формулы и схемы. Скорее всего, это был справочник отца по электротехнике, а я никак не могла понять, куда же делась песня.
В то время у нас был патефон с набором пластинок. Покрутишь ручку, поставишь пластинку и слушай…. Моей любимой песней тогда была “Лучше нету того цвету”. Уже сейчас я написала стихотворение об этом.
Старая пластинка
Лет пять назад закончилась война,
А мне тогда четыре значит было.
И если память мне не изменила,
Картинка снова видится одна.
Кручу усердно патефона ручку…
Иголку на пластинку опустив,
Понравившийся слушаю мотив
О том, чего же не бывает лучше….
Вот так запало на всю жизнь мне в память,
Что лучше нет, чем яблоня цветет,
Что лучше нет минут, как он придет,
И вспыхнут в сердце чувства словно пламя.
Сейчас запросишь только интернет,
Любую песню можешь ты послушать.
Вот только не затронет твою душу
Как исполнение далеких детских лет…
Но для меня вернуться в детство можно…
Я завожу пружину осторожно
Такого же, как раньше, патефона
И слышу голос… так давно знакомый.
Странная штука – память. Сейчас я с трудом скажу, что делала неделю назад, а вот многие детали событий тех лет помнятся до сих пор….
Как первый раз одна обошла квартал и вернулась к своему дому. Была такая гордая.
Как девочки постарше взяли меня в свою игру с бумажными куклами, и я долго с ними играла.
Как ходили с бабушкой встречать корову из стада. Дорогу стаду преграждала небольшая речушка, и я, стоя на берегу, звала корову: - Чаля,… Чаля…. Корову звали Чалка.
Как по многу раз ходили смотреть только что вышедший фильм “Тарзан”, а потом очень часто можно было услышать, как мальчишки воспроизводят его знаменитый вопль.
Как моего старшего брата, высокого и худого, и его коренастого дружка называли Тарапунькой и Штепселем. Тогда эти артисты были очень популярны.
Как, однажды, вернувшись с прогулки домой, я услышала, что родители с беспокойством говорят о болезни как будто близкого человека. Оказалось, что речь шла о Сталине. А потом я с родителями стояла на траурном митинге в день похорон.
Летом отца снова перевели на другую работу, и мы переехали в районный центр, село Акша, Читинской области. Но это уже тема для другого рассказа.