Корни. Часть третья

Валентина Дарбишева
К моему воспитанию в раннем детстве приложили старание бабушка Акулина Ивановна  и дед Дмитрий Андреевич Манаевы. Генетически у меня с ними не было  родственных связей. Они были: свёкр и свекровь со стороны маминого первого мужа. Но тепло и любовь их я не растеряла по жизни и до сего дня.
В моих воспоминаниях бабушка Акулина осталась как неисчерпаемая нежность рук, которыми она очень часто касалась меня, то гладя по головке, то прижимая к груди. Такой ласки в детстве я не получала ни от кого, даже от мамы. И вот сейчас, спустя много лет, я часто ловлю себя на том, что именно так, как она, обнимаю своих внуков, так, как она, прикасаюсь теплом своих рук ко всем, кто нуждается в моей любви и поддержке.
Пишу эти строки, а глаза наполняются слезами, видимо от того, что в более взрослом состоянии так мало уделяла ей внимания. В юношеском возрасте и расцвете молодости мы часто бываем очень эгоистичны и эгоцентричны. Устремляемся к тому, что в конечном итоге не имеет никакой важности. И только с более зрелым возрастом, если конечно повезёт, начинаем осознавать, что же в этой жизни было важным, а что вело в пустоту иллюзий.
Дед Дмитрий был очень строгим, но за строгостью скрывалась истинная доброта. Он был конюшим на конном дворе колхоза. А тот, кто проводит много времени с лошадьми, не добрым быть просто не может. Но добреньким он не был никогда. Суровая жизнь приучила его к житейской строгости, в которой он, как глава семьи, содержал всех своих близких. Помню, всегда, если я что-то посильное мне делала вместе с ним или с бабой Акулиной, он поощрял меня выделением денег на кино в колхозном клубе, куда я ходила в сопровождении более взрослых его родных внучек.
Из рассказов мамы о её первом замужестве, и об отношениях со свёкром и свекровью, я осознала их эталонность. И  будучи дважды тёщей, я стараюсь быть такой же по отношению к своим зятьям-сыновьям.
 Маня, как звали в деревне мою маму, вышла замуж за  сына Дмитрия и Акулины –  Фёдора, по большой любви. И свекровь приняла её в дом, как дочку. Вставала Акулина раньше всех, доила корову, кормила и выгоняла скотину за ворота, чтобы колхозный пастух выводил её на поскотину до вечера. А потом готовила нехитрый завтрак, обычно блины со сметаной, маслом или мёдом. И только после этого она будила невестку, говоря: «Маня, вставай, пора завтракать. А то опоздаешь на работу, бабы уже в поле идут». Маня вставала, умывалась, садилась за стол, чтобы поесть перед работой. А её, доведённые до искрящейся белизны, шерстяные носочки, головной платок, фартук уже были приготовлены заботливой свекровью.
И даже в замужестве в нескончаемом деревенском труде заботами свекрови Маня всегда оставалась красивой и ухоженной. Рождение внука Серёженьки, не первенца, но продолжателя их родовой фамилии, так обрадовало Дмитрия и Акулину, что они готовы были с Мани пылинки сдувать. Причём Акулина явно, а Дмитрий скрытно. Мама всегда говорила, что у свекрови она жила лучше, чем у родной матери.
Но судьба, как весы, если одаряет счастьем через край, то обязательно, так же, через край уравняет счастье горем. Началась война с Финляндией. Фёдора забрали в армию. Оставив беременную вторым ребёнком Маню, в звании лейтенанта он погиб на линии Маннергейма. Маленький Феденька умер, не прожив и трёх месяцев после родов. Вначале Великой Отечественной войны от недосмотра за ребёнком родной матери Мани умер от скарлатины и старшенький Серёженька. Акулина с Дмитрием от такой беды просто поседели. От Фёдора осталась только одно напоминание – это Маня. И они любили её всей душой. А Маня жила-существовала. От весёлой и жизнерадостной Мани осталась только тень. Конечно, и в горе она оставалась  статной и высокой красавицей, и многие ребята и вдовцы на неё заглядывались и мечтали взять в жёны. Но она словно затухла, всё жила надеждой вдруг всё-таки Фёдор жив, а извещение о его смерти – это просто ошибка.
Свёкр со свекровью горевали вместе с ней, но их житейская мудрость подтолкнула к нелёгкому для них решению. В один из дней Дмитрий завёл с моей будущей матерью такой разговор: «Маня, ты знаешь, как мы с Акулиной тебя любим. И мы не можем смотреть, как ты такая молодая и красивая преждевременно превращаешь себя в старуху. Ты ещё можешь выйти замуж и нарожать детей, а без них жить ещё тяжелее. Мы же видим, как сосед, Иван Лосев, друг нашего Фёдора, смотрит на тебя. Ну и что ж, что он вдовец, и сынок у него Феденька, названный в честь нашего Фёдора. Так ведь он и ровесник  нашего умершего Серёженьки.  А сердце у тебя доброе и для него, оставшегося без матери, местечко в нём найдётся. Да и мы твоим счастьем согреемся. А Фёдора уже не вернёшь. Спасибо тебе за то, что так любишь его. Но жизнь идёт и надо шагать с ней в ногу.  Мы не против, если ты выйдешь замуж за Ивана».
Так и случилось. Из дома свекрови, с её благословения Маня вышла замуж во второй раз. Но это уже другая история.
А внучки и  правнуки деда Дмитрия и бабушки Акулины от их старшей дочери до сих пор наша близкая «родня». И эти родственные узы наших душ не стереть течением времени до тех пор, пока мы живы. И ставя в церкви свечи за упокой души, мы с сестрой в поминание всегда включаем и Фёдора, и Дмитрия, и Акулину.