Белые полосы, красные волосы, «Хой» индевеет в пламени Молоха –
И церебрально, с уколами в голову, уходит эпоха пого,
за ней упразднение старого бога.
До абсолютной победы пост-панка осталось несколько лет.
Эй, консервная банка, исторгни из недр башки этот бред,
оставь литании у магазина, облейся бензином, беги вперед,
сбрось вериги бабы резиновой и с головой под лёд.
Под паром с синтетикой мозг скукоживается,
Но мозг не нужен, когда есть .уй, и потому в размякшие рожи
сонных течных ипотечных прохожих врезается искренний поцелуй.
Синей ночью все неформалы синие,
Насилие над собой – это одна из форм бессилия.
«Больше рока!» - вопят у двери. Кто-то блюет в парадной.
В Тамтаме грейпфрутовые фонари никогда не гасили так рано.
Теперь на втором круге ада не заживает сердечная рана.
Может быть и не надо – фикус цветет в соответствии с планом.
У Капитана регрессия. Исаакий сожрали акулы.
В подземке пять разновидностей плесени сводят широкие скулы.
Абсцесс на теле города,
В переулке выдолбленных принцесс, стоимость ночи диктует погода,
А правословие – крест.
Лес бакалавров петли защищает от призраков старого Гойи,
Тени ушли, тюрьма паранойи для председателя мертвой земли –
Последняя пристань покоя.
Дети бьются в конвульсиях, пикетируют улицы,
Мало скорости для самоубийц,
Рыжий хвост одуревшей лисицы метет и не видит границ.
Путь от сигареты до шелухи,
Едким варевом, цвета запекшейся крови,
По внутренней стенке шприца осторожно сползают плохие стихи.
Поднимается бровь и вровень с раскинувшейся рукой
от локтя до запястья, по набухшим венам тающей мглой,
узорами колодцев-дворов, ползет неприкрытое счастье.