Последняя в роду

 
     Раз в неделю я езжу в город Омск, расположенный от нашего села в ста двадцати километрах. И пока автобус едет по ухабистой дороге,  можно о многом подумать. В городе я долго стою на остановке, ожидая маршрутное такси. Наконец,  добираюсь до остановки «Диспетчерская», выхожу и с замиранием сердца иду в знакомый дом, где живёт мама.

    Каждый раз, поднимаясь по лестнице, боюсь, что дверь мне никто не откроет. Долго звоню и прислушиваюсь к шороху за дверью. Когда в глазке появляется просвет, облегчённо вздыхаю и машу рукой. За дверью слышится такой знакомый и родной голос: «Сейчас-сейчас!». Дверь открывается. Маленькая старушка в белом платочке встречает меня словами: « Проходи! Опять с сумками, что же ты надрываешься! В старости всё скажется».

              Прохожу в небольшую чистую кухню, распаковываю сумки, а на плите уже греется чайник. Мы сидим за столом, и я слушаю городские новости: что подорожало, какие цены на рынке, кто умер из соседей. Она расспрашивает о моей жизни, о внуках и правнуках, а потом, вздохнув, говорит: «А я письмо получила. Сестра Тася умерла, дочь её пишет. Теперь я осталась одна из всей нашей большой семьи, последняя в роду Тимофеевых».

     И она уже в сотый раз рассказывает, что в семье было одиннадцать детей, когда от тифа умерла мать.  Отец остался с детьми один. В тридцатые годы семью раскулачили, так как в семье было две коровы. Отец не хотел отдавать их в колхоз, ведь тогда бы нечем было кормить детей.  Так семья оказалась в Терпенье – маленьком селе Полтавского района Омской области.  Отец всю жизнь мечтал вернуться на Родину – Украину.

-Когда дети подросли,- продолжала она,- он предложил оставшимся, мне и брату Фёдору,  поехать с ним. Мне тогда было тринадцать лет. Но я отказалась и осталась у сестёр в Сибири.  Сёстры жили в своих семьях, где были свекрови, которые не жаловали лишний рот. Пришлось рано  пойти работать.  Кем я только ни работала! Сыр варила. Кормачом на птицефабрике была, на базаре торговала комбинатской продукцией, летом и осенью в плодопитомнике фрукты и овощи собирала.  Всё делалось тогда вручную, очень тяжело было. В военные годы шила шинели, на железнодорожной станции дежурила. Голодно было. Люди ходили по деревням, вещи меняли на продукты. Каждой крошкой хлеба дорожили. Это сейчас на помойку хлеб выбрасывают. Сколько бы людей он спас в то время. После войны я по направлению  комбината поехала учиться в город Россошь. Там техникум был.  Стала мастером кулинарного цеха. По тем временам это была очень хорошая специальность. Вернулась  и стала работать и жить в городе Калачинске. Здесь и познакомилась с твоим отцом. Он с войны вернулся, на комбинате бухгалтером работал. Мы с ним сами дом построили, ты родилась, сколько счастья было!  А потом переехали жить в город Исилькуль,  поближе к моим сёстрам».


    Я слушаю её и понимаю, как ей одиноко и больно. Зову каждый раз с собой, но она в село не хочет, говорит, что рай на ад менять не стоит. Да  и сын один живёт, его кормить надо, что мужик сам может?! Как и все матери, считает, что дети нуждаются в её помощи, хотя им уже за пятьдесят. На правительство, как это сегодня делают многие, она не сетует. Говорит, что дают, на том и спасибо. Даже от пенсии мужа отказалась, сказав, что она её не зарабатывала.
- Раньше мы до смерти работали,- говорит она,- а пенсия была сорок восемь рублей. В очередях за ней по трое суток стояли, лекарств никаких не знали, кроме пенициллина да аспирина от всех болезней. Кто там из нашего поколения учиться мог, если одеваться не во что было, а не то, что ехать в другой город! В нашей жизни было только одно – работа».


   До девяносто семи лет мама жила одна, так и не вступив после смерти мужа в повторный брак.  Уже абсолютно слепая, она ухаживала за собой сама. Всё  старалась не обременять детей ничем. Её не стало 1-го декабря 2016 года.

Пусто и одиноко  в моём мире без родителей. Огромное чувство вины комом застряло в горле, мешая дышать и жить.  Надеюсь,  что  меня услышат Ангелы-хранители их душ и  простят за то, что не успела сделать для отца и мамы при  жизни.